За два года следствия и ожидания приговора суда шестнадцать квадратных метров камеры в китайской тюрьме стали для него такими родными, как будто он здесь родился и прожил до сегодняшнего дня. Узкое решетчатое окно, тусклая энергосберегающая лампа, напоминающая старую приплюснутую клизму и низкий столик с остатками скудного ужина давно стали его невольными соседями и собеседниками. Совсем недавно жилище делили пятнадцать мужчин, но все они ушли, ушли один за другим навстречу вечности. Их расстреливали прямо во дворе и через ячейки решётки, привстав на цыпочки, можно было следить за казнью. Накануне вечером их одевали в красные одежды, предлагали вкусный ужин. Редко кто шутил, в основном интересовался, не больно ли умирать. Во дворе, перед лицом смерти не все вели себя так, как в камере: кто просил пощады, с трудом выговаривая слова, у кого-то подкашивались ноги, тогда охранники поддерживали приговорённого, стараясь подбодрить его. Стреляли из автомата. Палач целился в затылок стоящей на коленях жертвы, но иногда голова разрывалась на части, оставляя на чистой площадке фрагменты черепной коробки и окровавленного мозга. Новых клиентов в камеру смертников не подселяли, словно намеренно испытывали нервы оставшихся.
Недавно появилась альтернатива - смертельная инъекция. Как говорили, она гуманнее, хотя и обходилась государству дороже расстрела. Даже появились автобусы смерти, наводящие ужас на жителей Поднебесной. Две иглы: одна отключает сознание, другая - дыхание. Смерть сравнительно медленная и лёгкая. Но вот вопрос: никто не вернулся оттуда, не рассказал о своих ощущениях, не успокоил кандидатов на новый вид казни.

Остались только крысы, мерзкие создания, которые за два года стали ручными. Их травили, отлавливали, заделывали отверстия всевозможными растворами, но грызуны появлялись вновь и вновь, словно смеялись над тюремщиками. Ради развлечения заключённые проносили остатки пищи четвероногим квартирантам: шарики риса, овощb, а иногда и сладко. В какой-то момент администрация плюнула на грызунов, подтверждая своё бессилие. Крысы, наслаждаясь победой, совершенно безбоязненно прохаживались по камере, дожёвывая остатки тюремной пищи, запрыгивали на низкий столик и танцевали на нём, становясь на задние лапки, пищали на разные голоса, пытаясь развлечь зрителей дружным писком. Почти все грызуны получили клички. Были и любимцы: Чарли - чёрный самец с белыми пятнами и Синдия - полосатая крыса с невероятно длинным светло-коричневым туловищем и постоянно движущимися белыми усами. Крысы невероятно остро чувствовали приближение смерти: за полчаса до ухода приговорённого на казнь, безошибочно находили его среди других заключённых, забирались на плечи, таким образом прощаясь с ним.

Когда терялось чувство реальности, узник падал на спину, тупо произнося китайские слова. Тогда Чарли и Синдия усаживались на груди и принимались щекотать его шею. Он приходил в себя и вспоминал, что два года на отсрочку смертного приговора истекли и завтра, пятого июня, ровно в девять утра его уже не будет. Штаны и рубашка из красного атласа невероятно хорошо сидели, как будто были специально скроены для него. Запах новой ткани успокаивал, даже иногда сбивал с мысли о смерти, предлагая взглянуть на проблему с философской точки зрения. Видеокамеры были установлены в трёх точках: на потолке, на стене и туалете, но за два долгих года следствия судов и апелляций они перестали существовать для него, став привычными предметами тюремного интерьера.

Крысы невероятно были рады последнему ужину, но никто из двух десятков грызунов не притронулся к пище. Они ждали разрешения хозяина. Курица гриль исчезла невероятно быстро, вместе с костями, двухфунтовая упаковка ванильного мороженого пристально изучалась и после недолгого совещания была мгновенно разодрана на куски вместе с упаковкой. Красные электронные цифры на стене неумолимо двигались, приближая рассвет. Два часа ночи. Осталось семь часов на Земле, всего семь часов, а остальное время будут доживать другие. Доживать за него, человека, не дожившего даже до тридцати. Человека, не сумевшего найти себе места на этой чудесной, уникальной планете. Как так: не жить, не существовать? Что это за состояние, когда ни до чего нет дела, когда происходящее проносится мимо, а твоё тело гниёт в земле или покоится в виде праха?
Миллиарды звёзд освещали ночное небо, наперебой соревнуясь в яркости свечения с тусклой тюремной лампой. Неужели на каких-то из них есть жизнь, и такие же пленники в местных казематах ожидают своего последнего часа? Или, может быть, скоро его душа вырвется на звёздные просторы и вместе с душами убиенных им обретёт долгожданную свободу, прощение и покой на одной из них. Как жаль, что нельзя перевернуть законы естественных наук, обернуться птицей, просочиться сквозь решётку, взметнуть ввысь и раствориться в необъятных просторах Вселенной!

А начиналось так удачно и складно. Жизнь усеяла розами путь Дмитрия Скворцова, жителя приграничного Благовещенска: институт иностранных языков в Хабаровске, хорошая языковая практика в приграничном Китае, хорошо оплачиваемая работа переводчиком в российско-китайской торговой фирме и хороший семейный старт - благоустроенная квартира с красавицей-женой и двухлетней дочерью.
Однажды в очередной командировке в городе-побратиме Хэйхэ молодой специалист познакомился с успешным китайским бизнесменом и даже побывал у него в гостях. Несмотря на юный возраст, китаец обзавёлся двухэтажным комфортабельным особняком с бассейном и яхтой. На молчаливый вопрос о доходах он похлопал Дмитрия по плечу и посулил ему такой же материальный достаток в течении короткого промежутка времени. Всё, что было надо - оформлять и подписывать документы на товар, готовый пересечь границу. Экспортировали соль, обычную соль для ванн и курительную смесь, производящуюся в Китае в неограниченном количестве. Только через полгода переводчик узнал, что товар являлся синтетическим наркотиком без надежды потребителей на реабилитацию. В некоторых случаях наркоманы, употребляющие натуральные наркотики, опиаты, излечивались. В случае же с JWH, искусственным наркотиком, запатентованным американским учёным Джоном Хаффманом, подобный исход был невозможен - на ранних стадиях юзеры чувствовали в себе силы свернуть горы, но уже через несколько недель теряли память, разрушался интеллект, невероятно быстро превращая потребителей в дебилов. Дилерская сеть невероятно быстро охватила Сибирь и Дальний восток, забралась на Урал, Поволжье. Подрастающее поколение наркотизировалось с невероятной скоростью. Пока ФСКН терялась в догадках, предприимчивые наркодиллеры вкупе с химиками изобретали новые формулы и способы доставки зелья потребителям.

Тогда ещё была возможность остановиться. Но как убить курицу, несущую золотые яйца, как закрыть себе путь к огромным финансовым потокам, ежедневно пополняющих его счета в нескольких банках? Не каждый, далеко не каждый человек мог найти в себе силы принять подобное решение. Конечно, там, где-то там, в глубине души совесть мучила его, он клялся себе, что скоро оставит смертельным бизнес, заживёт честно, но с каждым днём лёгкие деньги превращались в материальные блага, дорогие путешествия, неся обладателю множащегося состояния невероятное ощущение обладания миром. Казалось, всё в его силах и власти - стоит лишь щёлкнуть пальцем. Пока молодёжь билась в предсмертной агонии, он строил особняк, пока родители его жертв продавали последнее в надежде исцелить детей, он летал по миру, пока сотни властных представителей искали выход из сложившейся опасной ситуации, он покупал недвижимость за рубежом.

В результате его родители не выдержали удара: больная мать умерла от сердечной недостаточности, отца скосил инсульт, а жена поседела, превратившись в дряхлую старуху. Органы опеки изъяли дочь и поместили её в детдом. С ним рассчитались по полной, ударив по самому ценному - семье, а он ничего не смог сделать, не защитил их. Завтра гидре отсекут голову.

Адвокат пытался доказать суду, что его клиента просто ослепила перспектива сказочно разбогатеть, что он толком не представлял, какого сорта товар перевозится за границу. Иностранцев обычно депортировали, предварительно связавшись со следственными органами родины преступника. На это и рассчитывал адвокат, будучи прекрасно осведомленным в неподкупности китайской Фемиды. Но суд отклонил просьбу защиты. Да и что может стоит смерть одного негодяя в противовес тысяч загубленных жизней.

Летом рассвет в Китае необыкновенно красив. Сотни зелёных гор-островков, разбросанных на небольшом расстоянии друг от друга, один за другим возникают на горизонте из тумана, как будто нарядные кораблики, вышедшие из небесной гавани. Невидимый фотограф проявляет гигантскую фотографию в своей природной лаборатории, радуясь каждому штриху, попавшему в кадр: рекам-венам, окаймляющим горы, огненным лучам, пробивающимся сквозь бело-свинцовые облака и цвету необыкновенно голубого неба, куполом зависающего над чудесным уголком планеты.
Сколько раз он видел эту красоту, делая свой чёрный бизнес. Но только теперь поистине оценил её, пытаясь задержать каждый миг восхода, остановить ход времени хотя бы на час, минуту, секунду, пытаясь найти что-то непостижимое, доселе неизвестное людям, вглядываясь сквозь холодные прутья решётки в зарождающийся день. День, который он уже не сможет прожить до конца.

Он так и простоял у окна оставшееся время. Обычно за приговорённым приходили за полчаса до казни: конвойным вполне хватало тридцати минут, чтобы вывести жертву во внутренний дворик и после некоторых формальностей передать в руки палача. Надеясь на депортацию или пожизненный срок, он тысячи и тысячи раз пытался представить этот день. И вот он настал. Пульс разогнался до двухсот ударов в минуту, он хватал воздух ртом, руки потели, тело покрыла мелкая дрожь. Вот-вот послышатся лязг ключей, писк открывающихся железных дверей, монотонный звук тяжёлых конвойных ботинков по бетонному полу. Внезапно он захотел попросить прощения у родственников жертв. На судах он видел их налитые кровью, жаждущие мести глаза, но, опустив голову, твердил о своей невиновности. А сейчас его осенило, вдруг раскинулся мост между его тысячами загубленных душ, лопнул гнойник, мешавший очищению. Покаяние...
Удары сердца заглушали мысли, которые путались, сменяя друг друга. Между тем прошло ещё пять минут. Потом ещё десять. Без четверти девять, а никто не спешил за ним. Признаков жизни не было и на улице: заключённые не убирали тюремную территорию, не лаяли собаки, не слышались привычные команды охранников. Как будто всё остановилось, замерло, только лёгкий утренний ветерок напоминал о продолжении жизни. Вскоре тишина стала гнетущей, пугающей Дмитрий медленно подошёл к стене, повернулся спиной и совершенно обессилев, съехал по ней на пол. Вытер струящийся пот с лица, перевёл дыхание, не отводя взгляда от часов. Когда до девяти осталось пятнадцать секунд, он ущипнул себя, чтобы поверить в реальность происходящего. Вероятно, в многовековом тюремном механизме произошёл сбой. Но куда делись обитатели тюрьмы? За пять секунд до рокового времени он закрыл глаза, будучи уверенный в пунктуальности китайской машины возмездия. Досчитал до пяти. Потом до десяти, двадцати. Через минуту открыл глаза. Радости не было предела. Он прожил лишнюю минуту, он её украл. Да, украл, но как сладка, как желанна она была! Неужели, чтобы так радоваться жизни, надо обязательно свыкнуться с мыслью о безвременной, неотвратимой насильственной смерти?
Прошло ещё некоторое время: может, минута, четверть, а может, целый час. Даже камера показалась такой родной, домашней, совсем нестрашной и ненавистной, как раньше. Он медленно провёл пальцем по стене, потом приложил ладонь - холод стены доказывал, что он ещё на этом свете. Или он уже там - может, это и есть состояние смерти? Если он прав, то не так страшен чёрт, как его малюют. Но вот вопрос: он не помнил главного - сцены казни. Набравшись смелости Дмитрий взглянул на часы, но все цифры были обнулены. Значит, где-то произошёл сбой. Может, на самом деле ещё ночь и все спят. Но яркие утренние лучи разрушили эту мысль. Он осмотрел свою одежду и к своему удивлению обнаружил гостей в кармане куртки: Синдия расположилась в правой части, а Чарли - в левой. Он вытащил их и расцеловал в усатые морды. Сонные крысы, потянулись приветствуя радостным писком старого знакомого и исчезли в карманах, не найдя ничего нового в жизни хозяина.

Солнце не спешило покидать своей утренней гавани. Между тем, желудок заныл, требуя пищи, а это значило и ещё раз доказывало, что он не только жив, а даже живее всех живых. Он не ел целую неделю. Не хотел, кусок не лез в рот - ему даже приходилось доказывать охране, что не собирается устаивать голодовку. А теперь, в преддверии свободы, желудок внезапно заявил о своих правах. Так как никто не собирался кормить узника, он прокричал несколько раз в окно, наслаждаясь зычным тембром своего баритона. Слова и звуки были разные, начиная от гласных, местоимений и кончая отборной русской бранью, за которую последовало бы неминуемое наказание. Но, увы, никто не пришёл наказать его. Потому что не было не только исполнителей, но и вообще НИКОГО. Через некоторое время он охрип и повторил попытку позже, взобравшись на столик. Неужели его собираются убить голодом? Да, это отсрочило бы смерть, но лучше уж пуля. Решётка не поддавалась, как он не старался её сорвать. Из окна была возможность перебраться на соседнюю крышу, а оттуда во внутренний дворик. Он сломал столик и фанерной ножкой попытался сбить решётку, нанося неточечные удары. Когда руки покрылись кровавыми ссадинами, он обратил внимание на тот факт, что солнце не поднялось выше, продолжая слепить его тёплыми, утренними лучами. Крысы лениво выползли из карманов и рассредоточились по камере в поисках съестного. Синдия попыталась отворить дверь, упёршись тонкими лапками в пол и вытянувшись, точно сосиска во всю длину. Дмитрий от души рассмеялся и поплёлся на помощь четвероногой подруге. К удивлению, дверь открылась....

Не веря в происходящее, он поднялся и, держась от волнения за шершавые стены, побрёл вдоль по узкому тюремному коридору. Руки инстинктивно потянулись за спину - в любой момент беглеца могла поразить пуля охранника. Что же случилось? Может, узников и персонал эвакуировали, впопыхах забыв про него? Нет, нет, это невозможно: он не спал всю ночь и обязательно услышал бы звуки суеты снаружи. Между тем он миновал холл, и вошёл в западное крыло, разглядывая сквозь решётки опустевший тюремный двор. Сколько раз его вели этим путём на прогулку, в столовую, душ. Через восемь шагов лестница поведёт вниз. Там будет пост, состоящий из двух круглолицых охранников. Вчера смену приняли Цянь и Сунь. Удивительно, но за долгое время он так и не научился различать китайцев - как будто все они были желтолицыми братьями-блезнецами. Вот и пост с мониторами с камер слежения. Осматриваясь по сторонам, он вошёл в открытую настежь дверь и в изнеможении упал в одно из двух кресел, готовя на всякий случай слова в свою защиту. Грубая кожа ещё была тёплой, как будто Цянь только что вышел покурить. Но причин для беспокойства не было: никто не следил за ним, не командовал, не конвоировал, хотя казалось, персонал недавно покинул свои рабочие места. Крысы тут же вылезли из укрытия, и не чувствуя опасности, забрались на стол, обнюхивая оргтехнику. Можно было продолжать путь к свободе, но Дмитрий решил немного задержаться, на ходу ломая голову. Вот и квадратик его камеры на мониторе. Её намеренно расположили на восточной стороне, чтобы узники завидовали зарождающемуся дню. Яркий луч слепил даже сквозь монитор, расщепляясь на несколько цветов радуги. Он удивился необычному явлению, но пришёл в ужас, взглянув в окно - утреннее солнце вышло из-за тучи, едва не ослепив его. Такого не могло быть, ведь помещение находилось на западной стороне, и по всем земным законам ближайшая звезда не могла располагаться одновременно на восточной и западной стороне одновременно.

Широко раскрыв глаза от удивления, узник вышел из здания во внутренний двор. Медленно, шаг за шагом, он обследовал территорию, как сапёр на заминированное поле. Но признаков жизни не нашёл. Чем дальше одинокий житель пытался найти кого-нибудь, тем страшнее казалось положение, в которое попал. Он вышел на спортивную площадку и чуть не потерял сознание: на небе находились ДВА СОЛНЦА. Звёзды не собирались двигаться по небосклону, щедро поливая единственного жильца светом и теплом с двух сторон. Он даже поймал себя на том, что хотел бы найти охранников и возвратить недавние события. Даже казнь. Посчитав увиденное за помутнение сознания он вернулся в здание, нашёл медпункт. Температура была в норме, давление тоже. При наличии достаточного запаса пищи и еды на территории тюрьмы можно было протянуть некоторое время, но кроме пустых котлов, оборудования и посуды не нашёл ничего. Главная проблема была в отсутствии воды - даже пожарные бочки, постоянно собирающие дождевые стоки, опустели, как после засухи...Вспомнил Артурчика, лучшего друга. Его жёлтое, иссохшее лицо, костлявое тело. Артурчик, надежда школы, талантливый художник. Хорошая карьера, семья. Всё бы хорошо, если б не соль. Его соль. Мать продала единственную квартиру, чтобы спасти сына. Но всё оказалось бесполезной затеей, и Дмитрий прекрасно знал об этом. Даже не пришёл на похороны друга. Он даже не испытывал стыда - не считал наркоманов за людей.

Тюремные ворота тоже оказались открыты. Дмитрий вышел и не спеша поплёлся к небольшому мосту, за которым среди пышной растительности раскинулся жилой район малоэтажной застройки. Вычурные шпили двухэтажных домов сверкали под лучами двух звёзд, так что гость спокойно мог перепутать блеск с пожаром. Пройдя четверть пути, он остановился, вспомнив, что моста и посёлка раньше не было. Неужели всё это построили за два года?
Миновав мост, длина которого оказалась не менее километра, он опёрся о перила. Усталости не было, наоборот, хотелось взлететь ввысь и опуститься камнем в манящую глубину бегущей реки. Как же так: ведь с виду однопролётный мост был около ста метров, но по факту пришлось пройти в десять раз больше. Обман зрения? Или мираж? Погода баловала, хотя, по его подсчётам должно было быть не менее трёх часов дня, и, соответственно, не менее тридцати градусов жары. Лучи ласкали кожу лица, утренняя прохлада освежала, настраивая на серьёзные мысли. До первого дома в посёлке оставалось не менее пятиста метров, зато желанная прохлада воды была рядом. Дмитрий спустился по сыпучему склону, нагнулся зачерпнуть воды ладонями, но к его ужасу руки упёрлись в твердь. На её зеркальной поверхности он увидел своё измождённое от жажды лицо. Вода была настолько реалистична - с мелкой рябью, водорослями и живительной прохладой, что любой землянин не смог усомниться в правдивости увиденного. Он прополз пару десятков метров, надеясь найти колодец, но, растеряв силы, лёг на спину, широко раскинув руки. Сквозь небесную палитру просматривались несколько фиолетовых планет величиной с Луну. И тут его осенило: река была на одной из этих планет и проекция её просто отражалась на гладкой поверхности посредством перекрёстных лучей двух звёзд. Но больше всего его волновало не это - путаясь в догадках, он предположил, что находится не на Земле. А тогда где же? От ужаса Дмитрий вскочил как ошпаренный и в мгновение ока преодолел расстояние до первого дома.

Тенистая аллея со шпалерным виноградом вела к прозрачной калитке, за которой виднелись добротные кирпичные стены. Ожидая сюрприза, Дмитрий взял в руки гроздь чёрного винограда, оторвал несколько ягод, положил в рот и раздавил зубами. Сладкий, ароматный прохладный сок заполнил полость рта, но сразу же исчез, усилив жажду. Разозлившись, он сорвал гроздь, однако все бусинки рассыпались по дорожке. Когда путник потянулся за следующей гроздью, за его спиной возникла девушка. Будучи несказанно рад появлению человека, Дмитрий выронил виноград - это была жена Артура.
- Привет, Алиса! Как ты сюда попала? Что это за место?
В ответ девушка улыбнулась знакомому, взяла его за руку и повела к дому:
- Димок, слишком много вопросов, но думаю, скоро ты на все из них найдёшь ответ, - девушка прошла сквозь прозрачную калитку, увлекая своего спутника вглубь двора.
У беседки, в тени работал художник. Его золотые курчавые волосы Дима узнал бы из тысячи подобных - это был Артурчик - его друг. Ужас сковал тело. На ватных ногах Дмитрий приблизился к беседке, пытаясь разглядеть изображенную на холсте Землю в голубой дымке. Артур положил кисть, медленно повернулся и улыбнулся другу, привычным жестом отведя золотистый локон с лица:
- Привет, Димок! Добро пожаловать в город утренних звёзд!
Он с дрожью пожал протянутую другом руку, но почему-то не почувствовал её.
- Артурчик, но...ты же умер...
Молодой человек рассмеялся:
- Там, на Земле, умерла моя плоть, но душа переселилась сюда. Это планета Фрай XXX, её расстояние от Земли составляет триста пятнадцать световых лет. Души невинно убиенных живут здесь и здравствуют. Нравится, как мы живём?
Он облизал высохший рот:
- Я умираю от жажды. Дай кружку воды.
Артурчик вторично рассмеялся:
- Влаги требует живое тело, а душе не надо ничего - у неё всё есть. А ты не умрёшь - так и будешь мучиться от жажды, пока не попросишь у всех прощения.
Дмитрий выпучил глаза, с трудом понимая смысл сказанного:
- Где же я вас всех соберу
- Нет ничего проще - в этом городе все жители - твои жертвы.
- Но ты вроде не мёртв.., - Дмитрий попытался ударить друга по плечу, но, к удивлению, рука прочертила круг, возвратившись назад, - Артур, как я попал сюда?
- Ты так хотел извиниться перед своими жертвами, разве не так?
- Так. Но я умру, пока обойду всех.
- Тут нет смерти. На этой планете она не предусмотрена. Когда последняя жертва простит тебя, в ту же минуту жажда перестанет мучить тебя. Иди, не теряй времени.

Он вышел за ворота дома Артура, взглянул на бесконечную улицу, упал на дорогу и завыл...

- Смотри-ка, - сказал один охранник другому по-китайски, - впервые вижу спящего приговорённого.
Дмитрий, вскочил, с радостью глядя на вполне осязаемого человека:
- Я пить хочу.
Охранник косо взглянул в сторону умывальника:
- Сейчас половина девятого. У тебя есть десять минут, чтобы напиться.
Дмитрий счастливо улыбнулся.



,