НЕНАПИСАННАЯ ПОВЕСТЬ БОКАЧЧО – 3


или НОВЫЙ ДЕКАМЕРОН


/ продолжение, начало 9.03. и 13.03.13 /


С ТАКИМ БЫ СЧАСТЬЕМ ДА ПО ГРИБЫ ХОДИТЬ




Уговаривать его на разовую встречу не имело смысла. Андреа не из тех, кто выпускает из рук добычу, не выпив всей крови капля по капле. Да и получив желаемое в качестве залога, не стал бы дожидаться окончательного расчета. Рассуждая таким образом, она вдруг поняла, что не очень на него сердится, хотя всеми силами старалась разубедить себя в этом. Он безусловный подонок и даже подлец, но вот закавыка, решился-то сподличать из-за нее, Агнесс. Это не могло послужить оправданием, но в какой-то мере извиняло. Мысль эта, не сразу осознанная, пробилась сквозь толщу ее возмущения, и, будучи невинной во всем, кроме страсти, ее сердечко смягчалось помимо воли. Во всяком случае, будь она судья его поступкам, в приговоре, безусловно, учла в качестве смягчающего вину обстоятельства.


И все же, несмотря ни на что, головы не теряла. Умное понимание ситуации не позволяло сентиментальному раздолбайству взять верх над трезвым расчетом и размягчить решительность, проявившуюся как реакция на стресс. И потому план спасения, поначалу достаточно расплывчатый и даже сумбурный, постепенно обрастал деталями, из которых мало-помалу складывалось целое. Решающим в нем было одно: девушка, которую надо, во-первых, найти, а во-вторых, подбросить Андреа вместо себя.


С тех пор жизнь Агнесс превратилась в сплошное мучение. Не говоря уже о том, что Андреа стал ее тенью. Куда и когда бы она ни шла, тот появлялся на ее пути. Он не останавливал ее, но, проходя мимо, обязательно напоминал, сколько времени осталось до решающего с ним свидания.


А разве меньше хлопот с Сильвано? Ее отказ встречаться с ним в том месте, которое, казалось бы, идеально подходило для любовных утех, вызвало в нём сначала недоумение, а после — ярость. Уверенный, что Агнесс разлюбила его и только ищет повод сказать об этом, он терзал девушку упреками и намекнул, что покончит с собой, если его подозрения справедливы. Он даже стал требовать имя счастливца, сумевшего отбить у него любовницу, и не верил в искренность уверений, что такового не существует в природе.


– Пойми же, – убеждала его Агнесс, – никого другого у меня нет и, наверное, никогда не будет. Но сейчас накопилось много сложных проблем, а своим упрямством можешь помешать их решению. Сделай божескую милость, оставь свои подозрения и позволь самой разобраться во всем.


– И как же наша любовь?

– Она никуда не делась.


– Может, мне подыскать другое место, где мы могли бы встречаться?


– Именно так и случится. Но, повторяю, не сейчас.


– А когда же, черт подери?


– Разве я непонятно тебе объяснила?


Между тем, искомая девушка не находилась. Агнесс мысленно перебрала своих одноклассниц и одношкольниц, но ни одна, по ее мнению, не подходила на роль, приуготовленную разгоряченным воображением. И сложность была не в том, что числила их в паиньках / до столь откровенной наивности она не опускалась /, а в её собственной скрытности. Не делясь ни с кем своими любовными переживаниями, не могла рассчитывать и на встречный отклик.


А друзья-поклонники не унимались, нервничая из-за неуступчивости Агнесс. Один, получивший все, о чем только можно мечтать, и другой, желавший того же и сгоравший от нетерпения, по-прежнему были болтливы, но свои секреты держали при себе. Андреа деланно удивлялся, что Сильвано и Агнесс перестали посещать его «гнездышко», а Сильвано, бормоча что-то невнятное, по поводу глупых девичьих фантазий, тем не менее, не уставали хвастаться своими сексуальными успехами. Андреа исходил завистью и злобой, слушая друга, а тот завидовал легкости, с которой Андреа менял девиц, ложившихся под него, как скошенная трава под острый серп. Особенно заинтересовала Сильвано история с некоей Ренатой, которая, если верить Андреа, не дает ему прохода, от острого желания оказаться под ним. Она служила официанткой в баре «Морские бродяги», где кроме официально объявленной должности выступала как певичка. Голос у нее был несильный, но приятный, а сама не красавица, но с отличной фигурой, легкая и проворная, чем-то напоминавшая в движениях летучую мышь. Не потому ли каждый посетитель считал своим долгом прикоснуться к ней, дабы увериться в этом наверняка. Привлекала и её репутация женщины, отдающейся за деньги, но по любви. А поскольку никто не держал над ней свечку, доказательств ее легкомыслия не могли бы предъявить самые строгие блюстители чистоты женских помыслов.


– Она тебе не нравится?


– Нравится, но не настолько, чтобы жениться.


– Так не женись.


– Если она заберется ко мне в постель, дело кончится или женитьбой, или откупными. А я и так недешево обхожусь своему родителю.


К концу договорной недели Андреа сделался нетерпимо настойчивым. Теперь он не подстерегал Агнесс на улице, но её сотовый телефон, казалось, раскалился от звонков. Его нетерпение прорывалось с такой отчетливостью, что Агнесс опасалась неминуемого взрыва. Он отказывался ждать ни минуты, дольше обусловленной, и хотя покарать ее не обещал, но было ясно, что любая попытка оттянуть время закончится для нее катастрофой.


А разве с Сильвано было легче? Чтобы как-то утихомирить его, она отдалась ему в городском парке, где и прежде, еще до «гнездышка» Андреа, им доводилось отводить душу. Но тогда, за неимением лучшего, это доставляло шальную радость, а теперь выглядело как насмешка, унизительная для обоих, но, в первую очередь, для Агнесс.


– Боже, до чего я опустилась, – сказала она, приводя себя в порядок. – Ничем не лучше проститутки.


– Не глупи, – не веря собственным словам, успокаивал ее Сильвано. – Кто спорит, это не то, что было. Но ты сама нарушила наш покой.


– Хорош покой! – не сдержалась Агнесс и у нее вырвалось: – А что если Андреа проболтается?


– Не выдумывай, – рассмеялся Сильвано. – Он ведь мой друг.


– Но не мой. Иногда он глядит на меня так, словно спрашивает, не возьму ли я его в нашу компанию.


– Ерунда. Ему хорошо и без нас. Он не только получает, всё, что пожелает, но и отказывается от предлагаемых услуг.


– Даже так? Вот уж никогда бы не подумала.


– Именно так. Ты Ренату из «Морских бродяг» знаешь? Ну-ну, не пузырись. Понятно, что она тебе не компания, но это не мешает ей нравиться мужчинам, а ребята от нее просто балдеют. И она готова на все, чтобы оказаться под Андреа. Уверен ли? Глупый вопрос: нисколько не сомневаюсь.


И, придя домой, Агнесс позвонила в бар и сквозь шум и грохот, сотрясающий трубку, договорилась с удивленной донельзя официанткой о встрече.


Рената пришла в точно обусловленное время, обслуга ее ждала, к тому же, сгорая от нетерпения, Агнесс сама выбежала ей навстречу. Обняв смущенную девушку за плечи, провела в свою комнату, а той показалось, будто попала в рай. Оббегая взглядом увиденное, не скрывала искреннего восторга, по-детски воспринимая каждую деталь интерьера, каждую вещь, не имевшую никакого отношения к тому миру, в котором жила, и едва не разрыдалась, как рыдают обычно дети, понимающие, что им недоступны радости других. Когда же обратила свой взор на Агнесс и увидела на ней белое, совершенно прозрачное платье из виссона, в котором ее божественное тело, не знавшее ни малейшего изъяна, обещало так много, что, казалось, ни одному мужчине в мире не исчерпать колодца любви, в который ему повезет заглянуть, с ней едва не сделалась истерика.


– Ах, Агнесс, вы — сказка!


– Тебе понравилось мое платье?


– Невероятно. Ничего лучшего я не видела и, наверно, больше не увижу.


– Напрасно. Надо быть оптимисткой, – сказала, обнимая и целуя её, Агнесс. – И тут же сняла с себя платье и набросила на плечо Ренете. – Носи и радуйся.


– Я только его примерю и сразу же сниму.


– Ах, бог мой, какая ты непонятливая. Я тебе его подарила.


– Нет, нет, не надо, – произнесла Рената так тихо, что можно было и не услышать.


– Но почему?


– Я боюсь… боюсь, что захотите его забрать.


– Рената, послушай меня внимательно. Во-первых, с чего это мы перешли на «вы»? А во-вторых, мы такие смешные голые друг перед другом. Замечательно! Не знаю, как ты, но я в полной мере ощущаю себя женщиной, когда совершенно обнажена. А ты?


– Я тоже. Но еще лучше, когда на меня смотрит мужчина.


– Само собой. Но еще приятнее, когда раздевает тебя глазами.


И, громко смеясь, они обнялись, поцеловались и повалились на тахту, драпированную шкурой леопарда. Им, обнаженным, было легко и весело болтать о том, что больше всего их занимало.


– У тебя было много мужчин? – спросила Агнесс.


– Я не считала. А у тебя?


– Один.


– Завидую. Ведь это по любви.


– А ты разве нет?


– Бывало и по любви.


– А какая разница?


– Какая, спрашиваешь? Такая, что сказать тебе вслух не скажу. А на ушко, отчего не шепнуть. – Рената прижалась плечу Агнесс, при этом руки её оббегали тело слушательницы, словно пальцы пианиста по клавишам рояля. Видимо, Агнесс была так поражена, что не обратила внимания на то, на что, при других обстоятельствах и в другой обстановке, наверняка отреагировала, хотя трудно предсказать, каким образом.


Услышанное до такой степени показалось ей невероятным, так возбудило и даже перевозбудило, что ничего, кроме сильнейшего сердцебиения, не ощущала. Ей не хватало воздуха, тело горело, как если бы оказалась в раскаленной печке. И, оттолкнув Ренату, откинулась на спинку дивана.


– Хватит, – едва слышно простонала Агнесс. – Хватит или я умру.


– Не умрешь, – рассмеялась Рената. – Умирают без «этого». А с «этим» живут, да так, что лучше не бывает. – И после паузы: – А ты бы хотела испытать?


– Не знаю. Страшно даже подумать.


– Поначалу и мне было страшно.


– Не знаю, – повторила Агнесс. – Ничего я не знаю.


И она вправду не знала. Но то, что она ощущала с Сильвано, показалось вдруг мелким, обыденным. У нее даже возникла уверенность, прежде ее не посещавшая, будто с ним было не так хорошо, как могло показаться. Разобраться в нахлынувших чувствах, ей мешало присутствие Ренаты, срамно разбросавшейся так, как если бы предлагала себя всему миру. И Агнесс, отнюдь не страдавшая избытком скромности в своем первом любовном опыте, вдруг подумала, что вряд ли решится так щедро открыться, то ли запамятовав, что уже прошла через искушение, то ли посчитав, что есть и другая, высшая степень эротизма, ей до сих пор недоступная.


Она даже забыла, зачем позвала Ренату и опомнилась не сразу после ее ухода. «Господи, в моем распоряжении два дня, а веду себя так, как если бы располагала вечностью». И тут же улыбнулась, припомнив нашептывания неожиданной подруги. «В сексе, подумала она, много — не так плохо, как может показаться, если, конечно, не увлекаться… чересчур. Чур, меня, чур». И потянулась к телефону.


Узнав, что Агнесс требует нового свидания, Рената испугалась. Неужели дарительница передумала и намерена востребовать даренное?


– Я приду, но только после работы, – пообещала она.– Это совсем поздно. Может, перенесем на утро? – и когда услышала категорическое «нет», спросила: – И платье принести?


– Зачем?


– Может, передумала?


– Глупышка. Я не поговорила с тобой о том, ради чего пригласила, и что для меня важнее всего.


– А для меня?


– Ты решишь сама.


– А кто мне откроет?


– Я тебя встречу.

/ продолжение будет /


Борис Иоселевич