СЛУЖБА ПОГРАНИЧНАЯ
( автор: Игорь А. Манучаров)
”…а на плечах у нас зеленые погоны,
и мы с тобой, дружок, опять идем в наряд…”
(строевая песня)
Поезд мчал нас в неизвестность. Была глубокая осень, картина за окнами состава поезда была серая, грустная, вот-вот должна наступить зима. Я стоял в тамбуре, курил, мне было не интересно находиться со всеми ребятами рядом, они были на 5 лет младше меня, а в эти годы особо сильно ощущается разница в возрасте. Они все были только со школьной скамьи, а Я уже закончил к этому времени институт, поэтому и восприятие всего происходящего вокруг у нас было разное. Меня раздражали их шуточки. Я предпочитал их обществу – одиночество.
Заскрипели колеса вагона, ритм стука по рельсам замедлился. Наш поезд подъезжал к станции. Половина новобранцев, ехавших к месту несения будущей службы, уже была доставлена на место назначения, в свои войсковые части. Остались мы и те, кто поедет дальше. Нас развозили по пограничным отрядам сопровождавшие офицеры. В вагонах царил шум новобранцев от возбуждения перед неизвестностью, ведь никто из нас не мог даже себе представить, что такое воинская служба, к тому же на Государственной границе. Каждый из нас представлял будущую службу согласно своему воображению, но как это, два года находиться только среди себе подобных пацанов, с оружием, в одинаковой со всеми форме? Успокаивало то, что не мы первые, и не мы последние, что служба длится не вечно, а всего два года (в дальнейшем нам иногда казалось, что все же вечность, что этому нет конца, но потом это ощущение проходило). В вагонах было сильно накурено, ребята матерились, как впоследствии мы говорили – ОТВЯЗАЛИСЬ. Многие впервые почувствовали себя взрослыми и самостоятельными, без контроля со стороны родителей и старших. Конечно, через некоторое время мы так тосковали по “контролю” за собой, так хотелось, чтобы нас родные КОНТРОЛЬНУЛИ, еще хотелось маминых пирожков. Но пока отовсюду слышался смех, “травили” анекдоты, рассказывали разные небылицы о “героических и отважных” случаях гражданской жизни. Конечно же, все это было наигранно, в душах наших таилась тревога перед неизвестностью. Теперь мы переходили на баланс МИНИСТЕРСВА ОБОРОНЫ, а точнее – Комитета Гос. Безопасности (мы были уже пограничники).
Состав подъехал уже к нашей станции. Пора было выходить. И как только моя нога ступила на перрон, сердце бешено заколотилось. Появился нервоз, в общем – Я замандражировал. Нас на вокзале ждали уже офицеры погранотряда и несколько грузовиков ГАЗ-66, которые должны были доставить с вокзала в часть. Было уже 04:00 утра, мы погрузились в машины, и они увезли нас в наше (ближайшее на два года) будущее.
МОЛОДЫЕ /зеленые/
(или первые 6 месяцев службы)
Так вот, про эти два года, проведенных самостоятельно среди себе подобных, коллективной жизни строем и за забором, пойдет мой рассказ. По приезду в часть нас сразу завели в большую комнату; в последствии Я узнал – это был КРАСНЫЙ УГОЛОК, или еще ее называли Ленинской комнатой. Туда-сюда бегали сержанты, которые в будущем стали командирами учебных взводов и офицеры – вероятные командиры учебных застав, готовившие нас к службе на границе. Конечно, не все из нас попали продолжать службу на заставы, некоторые остались в погранотряде, в их числе был и Я. Служить мне пришлось после института, да и носил очки (был очкариком), зрение было не 100%-ое.
Все были возбуждены, тон разговоров был повышенный, часто срывающиеся на крик. А мы, молча, с широко раскрытыми глазами смотрели на ситуацию, царившую вокруг нас. Понятно стало потом, когда нас пришли (не официально) поприветствовать командир отряда, зам.полит и нач.штаба. Поздравить и пожелать стать истинными пограничниками. Ну что же, их наказы выполнены как и все их приказы в дальнейшем выполнялись. Я до сих пор ПОГРАНИЧНИК, и это чувство уже из меня не выбить. Но стоило командирам уйти, как начались оскорбления и унижения нас. Это, как потом Я понял, было в порядке вещей. В некоторых моментах сержанты так “доставали”, что вновь прибывшие призывники “огрызались” им, возникали то и дело там и тут конфликты, которые офицеры с трудом гасили. Но сержанты обещали нам “сладкую” жизнь после ОТБОЯ (команда ко сну).
Теперь все у нас делалось по команде, даже посещение туалета. Ну, это пока мы были в учебке. ПОДЪЕМ, ОТБОЙ, ФИЗВОСПИТАНИЕ, 3-ех разовое посещение столовой, команда – ПРИЕМ ПИЩИ, СТРОЕВАЯ ПОДГОТОВКА на ПЛАЦУ (этому процессу уделялось особое внимание), ВОЕННАЯ ПОДГОТОВКА, ПОЛИТИКО-ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ РАБОТА ( коротко - ПВР), ОТДЫХ. Ах да, еще и перекуры устраивались между занятиями. Вот, каким ритмом приходилось жить первые три месяца. В дальнейшем, все команды остались, но добавились еще новые, но о них потом.
После того, как офицеры ушли, вся власть над нами полностью перешла к сержантам, и действительно – сладко не показалось. Они ведь уже знакомы были с отрядом, с ритмом службы, не то, что мы. Правда основная часть сержантов прослужила всего 6месяцев, все же они уже были знакомы со службой, знали, где и как можно отвертеться или выставиться. В основном они, конечно, выслуживались, и им очень хотелось проявить себя как сержанты, т.к. они пришли сразу, после сержантской школы, а это действительно суровая школа (об этом Я узнал впоследствии). Все вещи, которые мы привезли из дому, подверглись тщательному осмотру со стороны сержантов и были конфискованы некоторые предметы (в основном еда), т.к. на первом году службы мы не имели права этим питаться (ну так нам сержанты говорили). После ухода старших офицеров к нам в комнату отдыха заглядывали какие-то солдаты, по виду – не первый день на службе. Утром следующего дня мы узнали, что это были наши ДЕДЫ. Больше всего нашего прихода ждали они, желая отыграться на нас за то, что было с ними год назад. И очистка наших сумок от провизии была их команда, а сержанты не имели права их ослушаться. Потом, через год, понять их можно было – год без домашней еды!!! Потом, но не тогда. У сержантов были свои деды, которые были в дружбе с нашими дедами, и сержанты (наши) за непослушание могли быть наказаны своими дедами, даже если они были без званий. В общем, круговая зависимость, своя иерархия. Не официально, конечно, но это была система, и она работала четко. Офицеры этой схеме не очень-то и препятствовали, им было выгодно, чтобы какая-то еще сила помогала им справляться с немалым количеством солдат, особенно новобранцев; как говорили они про нас : ”…с домашних пирожков мы пришли и должны стать мужчинами”. В общем, они были правы. Вот только озвучивали они табу на неуставные взаимоотношения, права новобранцев, ну еще ряд “правильных” и громких призыва, не имеющих “хождения” в реальной солдатской жизни.
Первую ночь в отряде так и не удалось поспать. Мы получали обмундирование, которое на нас сидело очень смешно, но так мы должны были выглядеть 6 месяцев нашей службы, за исключением дня, когда принимали присягу. (Тогда ко многим приезжали их родители, не парадно выглядеть было неприлично). Что бы что-то ушить, подшить, подправить, не могло быть и речи– проявление этого желания строго наказывалось и со стороны офицеров, т.к. УСТАВ ЗАПРЕШАЛ подобные акции проводить над одеждой, а в случае нарушения устава, наказывался посещением ГУБЫ (гауптвахта – место пребывания солдат /наказание/ )за нарушение устава. О Губе Я отдельно расскажу, у нас ведь она была особенная, только для своих и нарушителей границы. Наказание так же могло исходить и от старослужащих, т.к. в первый год службы не имел права никто нарушать форму одежды, чтобы со стороны могли различить новобранца от старослужащего. Закон этот был не писанным, но работал четко. Все знали, чем чревато нарушение его – начиная от внеочередного наряда на кухню вместо “старика” до контактного втирания закона в тело ослушавшегося. При получении нового обмундирования, гражданскую одежду мы сдали и уже больше никогда не видели, а над новой одеждой приходилось еще работать. Во первых (и это самое главное) солдатская форма должна была быть подписана своей фамилией, и на все, что было выдано тебе, нужно было пришить бирки или подписать. У нас даже была такая поговорка, что солдат без бирки, как бублик без дырки (служившие помнят оригинальное звучание этой фразы). Тут наша молодежь стала креативить над фамилиями друг друга. Фамилия одного из молодых солдат была Пермяков. Так вот кто-то из новобранцев при подписании одежды приписал к началу его фамилии букву “С”, ну уже сами видите, что получилось. Такие юмористы-оптимисты всегда находились в любом призыве, и если бы их не было, сердца и души видели бы только СЕРЫЙ ЦВЕТ ЖИЗНИ.
На рубашку-куртку должен был быть пришит выданный нам белый подворотничок, за белизной которого мы должны были все время следить, его перешивать, вовремя стирать, т.е. менять со свежим. В последствии, чтобы не стирать ношенные – в ход шли простыни, в связи с чем длина простыней укорачивалась, затем получалась новая простынь, или отбиралась у молодых. Но это было уже на втором году службы, а в условиях солдатской жизни, его быта, особенно на первом году службы становится понятным, что менять и стирать подворотнички приходилось каждый день. После подшивания подворотничков, изрядно исколов себе пальцы (понятно, что руки, державшие в гражданской жизни мяч и девушек за талию, не могли резко приспособиться к роли швеи), настало время обучения МОТАТЬ ПОРТЯНКИ (их мотают на ноги)! Это было ЧТО-ТО, и процедура эта была очень важной. Мотать портянки нужно было каждое утро, делать это нужно было быстро, иначе опоздание куда либо было чревато наказаниям по уставу и от “дедов”, ну и еще важно было мотать их правильно, ведь ходить в них (как намотаешь) приходилось весь день, а ходить солдату приходилось очень много. Из-за неправильного наматывания у молодых солдат ноги, как правило, были в мозолях, волдырях, а офицеры и старослужащие только смеялись над нами. О носках мы даже не могли мечтать на первом году службы. Это была привилегия старослужащих, и хотя ношение носков ( не то что сейчас) устав запрещал, офицеры закрывали на это глаза в отношении старослужащих. И вообще, ко всему был привязан УСТАВ, а отправной точкой в отношениях-время, проведенное в армии ! Все должно было делаться по уставу. Жизнь молодого солдата должна была проходить только по уставу. Нарушение предписаний в уставе было наказуемо. Причем с двух сторон, со стороны командиров и со стороны “дедов”. И за нами внимательно наблюдали, как будто ожидали “осечек”. И “старики” и офицеры уважали “молодых”, которые не унывали, а для уныния было ох как много причин, ребят находчивых, живших по принципу “ЧТОБЫ БЫЛО ВСЕ, И НИЧЕГО ЗА ЭТО НЕ БЫЛО”. Но были и нытики, которые все время хотели домой, хотели вернуться к сладкой и беззаботной гражданской жизни, и с унынием проходили начало службы. Со временем они тоже меняли свое отношение, но уже сумели “отхватить” неуважение к себе от офицеров, стариков и своих одногодок и создали себе имидж и прозвища, с которыми так до конца службы не расставались.
А разместили нас в длинных комнатах, называемых КУБРИКи, где стояли наши кровати (во время учебки они были двухъярусные, а потом – обычные, если можно в конце 20-ого века называть железные кровати – обычными). Представляете, как спалось на этих кроватях : один заерзал, колебались оба. Кровать должна быть всегда заправлена, за исключением времени, когда ты в ней спишь, а спать можно было только после команды ОТБОЙ и после нарядов (если положено). А рядом с кроватью стояли тумбочки, в которых лежали личные вещи и средства гигиены. Спросите, зачем Я так подробно расписываю подробности? В дальнейшем происходили события,связанные с каждой вещью, предметом.
Так, Я прервал последовательность событий. В 9:00 первого дня состоялось (как потом и было каждый день на протяжении 730 дней, т.е. всей службы) построение нас, распределение по учебным заставам, поднятие флага отряда, представление командиров – уже официальное представление, а затем и знакомство с расположением в отряде различных территорий. Нас познакомили со спортивной площадкой, где мы ежедневно должны были проходить физ. подготовку, показали нам штаб отряда, баню, столовую, туалеты, стрельбище и склады, сан.часть, плац – где ежедневно приходилось заниматься строевой подготовкой, там проходили все торжественные мероприятия. Вообще ПЛАЦ наиболее часто пересекал нашу жизнь, пока мы служили. Через плац мы 3-и раза в день ходили на прием пищи , там проходили мы строевую подготовку, плановую или строевые подготовки по “наряду вне очереди”, шагали строем и в одиночку, с песней (Я петь научился) и без песни, на плацу проходили утренние и вечерние поверки, через плац проходили ежедневные посещения спортивной площадки, распределение нарядов, это было местом публичных награждений и порицаний, ну и т.д. В общем, это было местом всеобщего сбора отряда, некоей узловой или отправной точкой. Нам сразу понравилась столовая, и сразу же мы невзлюбили спортивную площадку, которой каждое утро приходилось отдавать дань своим посещением. Но многие заметили, что за территорией спорт.площадки (за забором части) расположен фруктовый персиковый сад. Он и стал нашим утешительным местом, и в последствии мы часто туда “ныряли” (те, кто пошустрее были в этот день), даже зимой там под снегом находили мы сушенные (естественная просушка) персики и лакомились ими сидя под деревьями, пока проходило занятие по физ. подготовке.
До принятия присяги нашим основным видом занятия была уборка территории (листья с деревьев так и сыпались и приходилось в день по несколько раз собирать их), строевая подготовка, изучение устава, наряды в столовую, на кухню, в роту- где в основном мыли полы. Оружие нам нельзя было держать в руках до принятия присяги, но мы его изучали по плакатам и книжкам по военной подготовке. После принятия присяги мы, получив каждый свое индивидуальное оружие, с ним уже до конца службы в армии – не расставались. Я даже помню, как тогда протестовал (Я боялся оружия) говоря, что “ мое оружие – это ручка”. Но в последствии Я к своему оружию (это был автомат АК-74) так привык, сроднился с ним, на стрельбах был в числе отличников, любил и лелеял его, и уже когда сдавал его уходя в запас, он у меня был белый, потерял свою изначально-вороную окраску. С тех пор Я оружие люблю, понимаю его, уважаю его, в общем, отношусь к нему по философски.
В первые месяцы службы Я так натер свои ноги, аж до гнойных мозолей, от неправильного наматывания портянок (это наука, которую Я в последствии освоил очень хорошо, так, что и сейчас, по прошествии более 30-и лет с того времени – намотаю их так, что любой молодой солдат позавидует. Забыл сказать, что на территории отряда было еще одно, очень значительное место для нас – это небольшое кафе, где продавались разные вкусности, которые мы называли ХМЫРЕМ и сигареты, а процесс поедания назывался ПОХМЫРЯТЬ. Буфетчицу, работавшую там, мы называли СЛАДКАЯ ЖЕНЩИНА. В первые пол года службы мы ходили туда для старослужащих, о себе приходилось заботиться по “тихому”, но потом мы посещали кафе вполне легально ( нам ведь выдавалась какая-то зар.плата на необходимые солдатские нужды, такие как приобретение мыла, зубной пасты, иголок, ниток, ну и др. мелочей). Был еще один небольшой воен.торговский магазинчик в отряде, но его чаще посещали офицеры и те солдаты, которые уезжали домой в отпуск или по окончании службы. Так вот, когда Я растер свои ноги от неправильного наматывания портянок, меня освободили от строевых занятий (ой, как Я был доволен этим актом) и назначили меня помогать дембелям делать “аккордную” работу. “Аккордная работа” назначалась дембелям командованием отряда и по завершении ее их отправляли домой. Назначалась она не всем дембелям, а только тем, кто был злостным нарушителем режима службы. В данном случае мы помогали строить им стенд почета, прям перед зданием штаба отряда. Да, на глазах у штабных работников не по сачкуешь. Но день ото дня смекалка работала все интенсивней и интенсивней, привыкание к ритму жизни в отряде и адаптация были в “штатном режиме”. Я работал на объекте вместе с товарищем из своего призыва. Мы умудрились из столовки тырить пакетики сухого киселя, прятали их за строящимся стендом, и когда никто не видел – ели этот сухой кисель прямо из упаковки.. В нем было немало сахара, и тогда он нам казался очень вкусным. Да, таковы реалии службы молодого солдата. Нам всегда хотелось есть и спать. Была зима, ходить приходилось в тапках надетых на намотанные портянки (портянки приходилось наматывать и в этом случае), ноги мерзли, хромали, но зато, когда мы добирались до сухого киселя – видели бы вы наши рожи, наверное, радость так и была на них “нарисована”, наши лица так и светились от удовольствия, где уж там было каким то мозолям омрачить это чувство. Благодаря “аккордным работам” мне так же удавалось отмазываться от других видов нарядов, но от наряда на кухню не отлынивал, кухня – это было “священное место” для солдата. Кроме того, что это было место ежедневного трех разового “паломничества” на объект, это еще было местом СТРАТЕГИЧЕСКИ ВАЖНОГО секретного посещения с применением разведывательных способностей. На протяжении всей службы! Тактика, конечно, менялась в связи с периодом службы, но стратегия оставалась неизменной. Еще эти постоянные недосыпания. Спать умудрялся как конь – стоя. В дальнейшем конечно и с этой задачей справился, но это было в дальнейшем. Я и на гражданке (до армии) любил хорошо поспать, а здесь – это было совсем невыносимо. Уже на втором году службы, Я как то пришел с “наряда”, лег поспать, а на утро надо было присутствовать на утреннем построении на плацу. Но Я знал, что как только усну, мне будет не до построений, проснуться будет тяжело, тогда Я освободил пружины в кровати, кроме четырех – по углам, лег в кровать, а молодому бойцу велел заправить мою кровать, сверху так, как будто на ней никто не спал, а дневальному, дежурившему на входе в роту сказал, что если командир будет меня искать, пусть скажет, что меня не видел. Так Я и уснул, и спал до тех пор, пока командир мой трюк не вычислил. Ну конечно, более 20 лет службы на границе …, он знал все выходки солдат (видать, Я был не первый, кто проявил находчивость в этом деле). Он просунул свой сапог 47-ого размера под кровать, между полом и опущенной сеткой, слегка пнул по сетке и велел срочно идти на построение ))).
Классный был у меня командир, Я, да мы все его очень уважали, даже можно сказать – любили. Он был самый (по возрасту) старый капитан, было у него Ч/П на границе, когда он был еще молодым капитаном. Одно гражданское лицо втерлось к нему в доверие, приезжал на заставу все время с подарками, в общем корефанился с командиром, на территорию заставы его уже пропускали, зная как своего, но в один прекрасный день он въехал на территорию заставы на своем самосвале, поднял кузов, чтобы автоматной очередью его не подстрелили, дал по газам и ушел через реку на сопредельную сторону. Он “вынашивал” этот план, даже выбрал заставу, на участке которой река была не глубокая (там был брод), и так вот и бежал. А моему командиру за не бдительность и за то, что на его участке границы произошел этот инцидент, отправили в тыл (в отряд) и приостановили его рост в воинском звании. В общем, его карьера “накрылась”. Он остался самым старым капитаном. Грустно! Уже когда Я, год как уволился в запас и был дома, он тоже, отслужив положенные 25 лет на границе, уезжал домой с семьей, под конец своей службы, получив наконец звание майора. Тогда Я видел его в последний раз, больше нам повстречаться так и не пришлось. Я долго искал его через поисковики (уже когда появились такие возможности через интернет …, но тщетно).
Настал долгожданный день принятия присяги. Это был торжественный день. В отряд приехали родители многих солдат, увидать своих детей доблестными ПОГРАНЦАМИ. Приехали и мои родители. Накануне этого дня нам выдали парадную форму одежды (абсолютно новую), которую мы всю ночь тщательно приводили в нарядный вид (как было положено, без излишеств, которые форма приобрела тогда, когда мы уезжали домой по окончании службы). Утром на плацу было торжественное поднятие флага, прозвучала торжественная речь старшего командного состава, зачитывание каждым из новобранцев текста присяги, после этого нам выдали индивидуальное оружие и в конце мы торжественно промаршировали (с песней). Да, к тому времени мы уже умели ходить строем, чеканя шаг, но все равно на протяжении всей нашей службы каждый день тренировались маршировать. Интересно то, что в уставе очень много написано про долг солдата, но почти ничего о его правах. Да и к чему нам были права, ведь все за нас решали наши командиры. СЛУЖБА-ЭТО ДОЛГ РОДИНЕ, который мы начали отдавать, вступив в ряды вооруженных сил. Мы были ДОЛЖНЫ. УРА-УРА-УРА!!!
Интересно то, что и в дальнейшем, в жизни людям ( здесь уже различия по половому признаку отсутсвуют) приходится слышать о своем ДОЛГЕ, о том, что он должен, и так вскользь, маленькими буквами, не решительным голосом слышится о теоретическом долге нам. /ОТСТУПЛЕНИЕ, ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ./
По окончании торжественной части праздника принятия нами присяги (а этот процесс был торжественным), прибывшие к нам родители окружили свои чада, знакомились с условиями прохождения службы и командирами, ну вот в общем и все.
Начались солдатские будни. Мы надолго (на два года) попрощались с жизнью на гражданке. Отныне будни настоящей солдатской жизни вступили официально в свои права и сопровождались, как смешными, так и грустными событиями. Как-то у нас проходили тактические занятия по защите от химической атаки. Офицеры учебных застав были моими сверстниками по большей части, Я ведь попал на службу после окончания института, а они были выпускниками военных училищ в этот же год. А те, кто был солдатами моего призыва были лет на пять (по возрасту) младше меня. Так вот и говорит мне командир нашей учебной заставы: “… не гоже тебе со всеми ползать да окапываться. Сядь-ка ты в сторонке и изучай УСТАВ. А был уже декабрь и погодка не “жаловала”. Значить, братва ползает, окапывается, из противогазов периодически сливает пот, а Я сижу на камне, весь синий, как баклажан, изучаю устав. Так мой командир воспитывал меня, чтобы в дальнейшем у меня отпала охота отделяться от РОДНОГО КОЛЛЕКТИВА. Просто до этого он прочел на моем лице нежелание активного боевого обучения, понял, что Я хочу сачкануть от этих занятий, нежелание ползать в противогазе и решил так проучить меня. А Я в тот момент уже хотел напялить на себя ОХЗ (общевойсковой хим. защитный костюм) и быть рядом с ребятами (хотелось согреться). А вот еще один случай из грустно-смешных. Вообще, во время службы часто случаются истории, где смех тесно переплетается с грустными нотками. Вот, как-то во время нашего обучения метать боевые гранаты, нас предварительно ознакомили с теорией, показали, из чего состоит граната, затем мы тренировались бросать учебные гранаты, но вот настал черед и боевых гранат. Метали гранаты все новобранцы по очереди, и когда настала моя очередь, Я – бросил ее, но не правильно, не из-за головы, как было положено по инструкции, а с бокового размаха. Граната, естественно, пролетела меньше, чем ей было положено (не достигнув цели). Смотрю, сержант стоит бледный, как полотно… даже выматериться не в состоянии. Оказывается, после взрыва гранаты, осколок от чеки гранаты пролетел рядом с его носом, и…, представляете сержанта без носа? Мне было страшно за него, когда Я только представил его лицо окровавленным, но и смех раздирал изнутри, как только Я представлял его без носа. Он был одним из самых вредных сержантов, и теперь вы можете себе представить мое злорадство. Потом мы с ним подружились. О, как сержанты нас ДОСТАВАЛИ…! Но и командиры часто ЛЮТОВАЛИ. Помнится, на учебных стрельбах, мы должны были ползти вперед, атаковали мы, а сзади за нами шел командир и стрелял из автомата холостыми патронами по ногам отстающих, а те, кто был впереди вынуждены были отползать назад, чтобы отстающих на себе тащить (как будто они раненые). Так в нас воспитывали чувство товарищества. Доходчиво, не так ли. Синяков на ногах, от холостых пуль было ой, как достаточно! И после этого мы должны были их любить? Но странное дело, уже по окончании учебки мы действительно их, ну если не любили, то очень уважали и были благодарны им. В общем, в трудную для них минуту мы мимо не прошли бы, а бросились бы им на помощь. Ну а дальше… были стрельбы по два раза в неделю, физ. подготовка, наряды и т.д. Так прошло пол года нашей службы и пришла весна. А вместе с весной прибыло и весеннее пополнение (молодой призыв). Нам можно было уже слегка расслабиться. Теперь и мы могли смотреть на кого то свысока, как люди, попробовавшие уже солдатскую жизнь на вкус. Нас стали называть…
ПШЕНАРИ
(вторые 6 месяцев службы)
Как Я уже писал, нам – пшенарям (от слова – пшено, старослужащие не употребляют в пищу; считается – за подло) стало немного легче. Во первых наступила весна, а стало быть стало теплее; во вторых часть обязанностей перешла уже к более молодому призыву. Уже не наш призыв был объектом повышенного внимания. В столовке нам уже доставались и места поуютнее, и куски “пожирнее”. Сон наш уже не так часто нарушался, мы территорию части убирали уже не так часто,… в общем – жизнь налаживалась, да и мы к ней стали больше привыкать. Приезжали к нам иногда из округа штаба лекторы, нас собирали в клубе части на прослушивание лекций о политике. Для нас клуб - это было место, где мы могли часок поспать сидя на своих местах. Как-то один из таких лекторов, что приехали к нам в отряд с плановой лекцией читал ее нам в клубе, а потом вслед за монотонным зачитыванием произнес : КТО СПИТ - ВСТАТЬ! Ну тут весь зал и повскакал с мест. Механически. Приказ. Выходит, что все в зале УСИЛЕННО отдыхали. Естественно негодованию лектора не было предела!? Неужели он был так уверен, что лекция нам интереснее, чем то, что нам не достает (т.е. СОН)? А как-то под НОВЫЙ ГОД к нам приехал с концертом окружной ансамбль. Я знал, что в ансамбле на ударных инструментах играет мой двоюродный брат, служивший на год больше меня. Ну вот конферансье представляет артистов и музыкантов из ансамбля, и когда очередь доходит до моего брата, представляет его так : А ЭТО НАШ ГЛАВНЫЙ СТУКАЧ, и фамилию. Стукач – не уважаемая часть человечества, но здесь это было сказано иносказательно, шутя, имея ввиду, что он играет на УДАРНЫХ (барабанщик). До армии Я с ним долгий период времени не виделся, а в детстве – часто. Мы жили в разных, тогда республиках, а теперь – странах. Дело было уже после окончания концерта. И где бы вы думали, Я с ним увиделся? В обычном гарнизонном туалете, который мы посещали коллективно и по команде, туалет на 30-ть персон. Сидели рядом. Совершенно случайно. По началу не узнали друг друга. Там все на одно лицо ))). Ну а в общем, жизнь в отряде шла однообразно : столовая, наряды, занятия по строевой и военной подготовке, сон (самая любимая часть службы) ну все в таком роде. Жили по принципу: ДЕНЬ ПРОШЕЛ, НУ И ЧЕТР С НИМ. Это не совсем правда, что начинали отсчитывать 100 дней до приказа (на увольнение). Считали с первого дня. Сначала отсчитывали первые пол года до прихода нового пополнения, потом – год, когда становились старослужащими, потом пол года – до “дембелей”, а уж потом 100 дней до приказа на увольнение. Да, был еще один радостный день у нас, это когда один раз в месяц нам выдавали деньги на мыло, зубную пасту и др. разную дребедень, а мы “спускали” все в этот же день в кафе (хмырьной, у сладкой женщины). Однажды к нам в отряд приехала комиссия со штаба округа, чтобы проверить наш быт. Командиры велели заменить и освежить мыло и др. принадлежности, хранивщиеся у каждого солдата в тумбочке. Когда же генералы с округа увидели новые, нетронутые куски мыла у нас в тумбочках, решили, что мы не моемся, велели выстроить всех солдат на плацу и устроили всеобщее умывание, пригнав на плац цистерну водовоз и приказали поливать нас. Это было начало весны, так что было не очень жарко тогда. А в жаркое время года мы смачивали водой простыни и пододеяльники, что бы легче было уснуть, но все равно через два часа все было сухое. Конечно, летом было лучше, чем зимой. Ну по крайней мер мне. Я жару хорошо переношу, а вот с холодом – БЕДА. Я боюсь холода, никак не могу к нему привыкнуть. Мой отец любил морозы, а мама – нет. В этом плане, Я пошел в нее.
У молодого солдата две основные проблемы : недосыпание и недоедание. Солдат всегда хочет есть и спать. Это две основные задачи или проблемы…, как хотите можно назвать, о которых приходилось все время думать. Мы научились спать стоя на посту, добывать себе сверх положенной нормы еду в столовке (в основном это был хлеб и куски сахара). Ели даже в постели, после отбоя, т.к. первое время в столовке не успевали все скушать во время, отведенное на прием пищи. Хотя этот процесс (есть на тихую) надо было проделывать так, чтобы “деды” и сержанты не видели, а то мало бы не показалось. Внеочередной наряд был бы обеспечен. Интересно знаете, по ночам наблюдать за кроватями, в которых спят молодые солдаты. Я это делал уже на втором году службы (наблюдал). Как шевелятся осторожно и в то же самое время судорожно, челюсти под одеялами! Это - что то!
Еще хочу Я рассказать про наряд КАРАУЛ. Караульное помещение находилось в угловой части штаба отряда. В здании отряда, было всегда перед глазами (под непрерывным контролем) штабников, поэтому – здесь не пошалишь. В караульном помещении так же находилась гауптвахта (губа) отряда, где в основном содержались нарушители устава погранслужбы (наша братва), нарушители границы или пограничного режима, и совсем редко – солдаты других родов войск, проезжающие территорию нашего отряда, нарушая при этом погран. режим. Но когда они попадались (за мою службу это было один раз), им приходилось делать все за нас. Вообще считалось, что погранцы - элитнее других родов войск, на чьих погонах написаны были буквы СА (кроме голубых погонов). Погранцы всегда были опрятными, наглаженными, сапоги до блеска всегда начищены, мы сияли чистотой, что остальным родам войск было чуждо. Ну конечно, пограничник-это ведь лицо страны, которую они представляют. Всегда на передней линии, и офицеры, солдаты сопредельных государств всегда нас видят. Нам нельзя было выглядеть иначе.
Как-то раз к нам привели к нам на ГУБУ задержанного нарушителя границы, который шел с сопредельной стороны. Его задержали, и прежде чем за ним приехали офицеры ГБ, его содержали у нас, на ГУБЕ. Когда наступило время обеда, то принесли и ему поесть и чай (сладкий), с чайной ложкой. Так он ложку отложил и стал размешивать свой чай пальцами. А ел он ложкой. Странный тип! Но по моим заметкам – границу нарушали только СТРАННЫЕ люди, в чем-то разочаровавшиеся, отчаянные.
Из здания караула мы выходили охранять склады с провизией, вооружением и боеприпасами и войсковое знамя в штабе. Этот вид караула был самым нелюбимым нарядом, т.к. приходилось находиться непосредственно за стенкой дежурного по штабу. В течении дня офицеры ходили туда-сюда и приходилось каждые 2-3 минуты “вытягиваться”отдавая ЧЕСТЬ им. В общем – днем было напряженно, но ночью наступала “расслабуха”. Можно было прислониться к стенке и даже поспать (стоя конечно, как кони). Но иногда проверяющие “застукивали” нас за этим делом, и тогда сразу после этого вида караула мы становились арестантами на ГУБЕ. Успокаивало только то, что время проходило, служба шла, дембель потихонечку, но верно приближался. Хотя до него было еще очень далеко, все же принцип : СОЛДАТ СПИТ, СЛУЖБА ИДЕТ все равно работал, и неважно было, где ты и как спишь. СОЛДАТ СПИТ, СЛУЖБА ИДЕТ!
Но самым крутым видом наряда был наряд на КПП (контрольно-пропускной пункт на территорию отряда). Это было даже покруче, чем наряд по кухне, несмотря на то, что ПОБЛИЖЕ К КУХНЕ - ПОДАЛЬШЕ ОТ НАЧАЛЬСТВА был золотой закон в армии. На КПП мы были не под присмотром дедов и офицеров (нет, конечно же под присмотром, но интенсивность присмотра была щадящей). В основном мы были наедине с собой, своими мыслями, периодически открывали ворота, когда заезжали и выезжали машины в часть и докладывали об этом в штаб, а так же о том, что творилось (если творилось) за забором. Иногда к части приезжали местные жители, и одно только – посмотреть на гражданские лица было очень приятно, т.к. УВОЛЬНЕНИЙ у нас не было, ГОС.ГРАНИЦА была рядом, и мы по ГРАЖДАНСКИМ просто скучали. Приятно было смотреть на них и представлять себя таким же. Ведь когда то это было. Еще приятней было, если они привозили что-нибудь продавать офицерским семьям, тогда они нас угощали и если такое случалось, то считался день удачным и был этот день темой для разговоров (рассказов) в роте после наряда, вечером в кубрике. Еще этот наряд был приятен тем, что дежурившие на КПП были первыми в курсе того, кто и к кому из солдат приехал из дому. Ну и конечно – опять же угощения (т.е. ЖРАЧКА). Но и “отгребать” от офицеров тоже приходилось “по полной”, ведь мы были на виду у всего отряда. А был у меня такой случай на КПП. Ворота в отряд были металлические и держались они на каменных колоннах. Так вот, слетел как-то облицовочный камень со столба, а дежурный по части офицер и говорит мне : “ ВОЗЬМИ НЕМНОГО ЗЕМЛИ, РАЗВЕДИ ЕЕ ВОДОЙ И НАНЕСЯ НА ОБЛИЦОВОЧНЫЙ КАМЕНЬ, ПРИКРЕПИ ЕЕ ТУДА ЖЕ, ОТКУДА ОНА ВЫПАЛА”. Я естественно попытался возразить, сказав что грязевой раствор не будет держать облицовку на колонне, на что он мне командным голосом объяснил : “ СОЛДАТ, ТЫ СКОЛЬКО БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ? СТОЛЬКО И БУДЕШЬ ОБМАЗЫВАТЬ ОБЛИЦОВКУ ГРЯЗЬЮ И ЛЕПИТЬ ЕЕ НА МЕСТО…”. Этот приказ был еще подкреплен трехэтажным матом, так что у меня отпала охота возражать и Я выполнил приказ! Вот такая вот служба тоже бывает.
Время двигалось вперед. К сожалению в то время не думалось, что это - дни нашей жизни, мы торопили время не понимая, что торопим жизнь. Да, не стоИт оно (время) на одном месте. Приближался долгожданный срок нашей службы, когда мы должны были стать СТАРИКАМИ, т.е. старослужащими. Осуществлялся переход на более “ бархатный” режим службы. Это был праздник. Наши “старики” становились “дембелями”, приближался день их увольнения из армии. Они должны были ехать домой. А мы становились полноценными хозяевами отряда. Уже нам никто не был ни указом, ни законом. “Деды” доживали свои дни в отряде, их, конечно, никто не мог “достать”, а им ни до кого не было дела. В день становления “стариками” мы обливались (это старинный солдатский обычай, принятый у нас в отряде), точнее наши “старики” обливали нас водой, хлестали по заднице ремнем ровное количество дней, проведенных в армии, после чего мы уже становились “стариками”. Это был неофициальный, но большой праздник.
В принципе, ничего не изменилось после года службы, правда на все проблемы мы смотрели уже по другому, перевернув свой взгляд на 180 градусов. Все виделось и воспринималось под другим углом.
Да, вот и заканчивались мои трудные дни и начиналась уже совсем другая жизнь.
.








СТАРИКИ
(Деды или второй год службы)
Второй год службы был БОГАТ на приятные неожиданности, но сопровождались они иногда непредвиденными ситуациями, которые, по большому счету, не могли омрачить яркие и добрые моменты.
На построении, в день, когда мы отслужили год, на плацу, при всем отряде некоторым из нас (особо отличившимся за год службы) была объявлена благодарность, а мне (здесь Я немного опишу свои личные достижения и приобретения за это время) было отправлено БЛАГОДАРСТВЕННОЕ ПИСЬМО НА РОДИНУ РОДИТЕЛЯМ за то, что они воспитали правильного сына. За неоднократные отличные стрельбы меня поощрили отпуском на 10 дней, присвоили мне внеочередное звание, наградили знаком ОТЛИЧНИК ПОГРАНВОЙСК II степени, а по общественно-воспитательной работе – знаком ОТЛИЧНИК-КОМСОМОЛЕЦ III и II степеней. Так что у меня все было НА МАЗИ. Правда, за день до того, как мне объявили отпуск домой, Я постригся на лысо (ну не знал Я что домой поеду).
Ночью, перед отправкой домой (мой поезд был на следующие дня) Я тщательно подготавливался : нагладился, подшил форму ( уже можно было), начистил до блеска все пуговицы, бляху от ремня, ботиночки, железной щеткой начесал шинель так, что она стала похожа на шубу и отправился отдыхать. Но не тут-то было. Уж слишком все гладко проходило. Ч/П напрашивалось, и следовательно – случилось. Ночью провыла сирена, возвещающая о нарушении границы ( это была не учебная тревога), был приказ – оцепить границу и все подходы к ней. Нас погрузили в машины и развезли по участкам. Пока мы ехали на свой участок, потом – обратно, моя шинель конкретно “свалялась” (Я имею ввиду начес, который ей был сделан) и превратилась по виду в “побитую, затасканную собаку с улицы”. Но разве это могло мне омрачить перспективу. Я ЕХАЛ ДОМОЙ В ОТПУСК, этим было сказано ВСЕ! Нарушителя задержали, никого не убили, совесть моя оставалась чиста, что еще нужно, чтобы с улыбкой на лице ехать домой. Представлялось : КАК Я ОБНИМАЮ МАМУ, ПАПУ, СЕСТРУ.
Тогда Я еще даже не предполагал, что в течении отпуска влюблюсь. Но, как говорится – БОГ располагает.
По приезду в родной город, Я сразу помчался на работу к папе, потом к маме. Мой приезд был для них неожиданным, но радостным событием, как в прочем и для меня. Дома меня ждала еще встреча с сестренкой (мы были очень дружны с ней. Да почему были? И сейчас – так же). Тут мама вступила в свои права. Начала готовить разные разности-вкусности. ДА ЗДРАСТВУЕТ ДОМАШНЯЯ ЕДА, хотелось тогда кричать. Но кроме еды теперь была свобода, гражданских людей видел, смотрел на них и не мог насмотреться. Особенно не понимал тех, у которых лица были ничего не выражающие. Так и хотелось им сказать : РАДОВАТЬСЯ НАДО ЖИЗНИ, ЛЮДИ…УБЕРИТЕ СО СВОЕГО ЛИЦА БЕЗРАЗЛИЧИЕ! Но где им там было понять!? Эти десять дней моего отпуска пролетели, как во сне, но зато Я встретил ту, кого никак не ожидал. Она шла, вся такая воздушная, как будто ПАРИЛА В ВОЗДУХЕ, с моего носа слетели очки моментально, она звонко рассмеялась, ну а у меня, был довольный и глупый вид (наверное). Как будто АНГЕЛЫ НЕБЕСНЫЕ запели, кружа вокруг меня : ЛЮБОВЬ ПРИШЛА, ЛЮБОВЬ ПРИШЛА … и расстреляли меня из своих стрел, как из автомата, а внизу (под ногами) шагал, покуривая трубку, чертенок и нашептывал : НУ ТЫ И ВЛИП, ПАЦАН…
А она проходила, как проплывала, плавно, словно большое океаническое судно выходит в морское пространство, вся такая величественная, золотистые волосы мягко развевались на ветру. Увидев меня (мой двоюродный брат озвучил ей, что хочет меня с ней познакомить, так что она была осведомлена о нашей встрече, как впрочем, и Я) она заострила внимание на моей персоне так, что Я сконфузился. На ней был одет белый летний сарафан, прошитый золотистой ниткой, легкие сандалии на ее великолепных ножках так и несли ее впереди ее мыслей. Легкий аромат духов наполнил воздух вокруг нее и опьянил меня, а волшебный голос, когда она заговорила, приласкал мой слух, и… дополнило восприятие ее моим воображением. Так что, мне не мудрено было влюбиться с первого взгляда. Она стала для меня МОЕЙ БЕЛОЙ КОРОЛЕВОЙ! В общем, эти десять дней отпуска пролетели, как один день. Я, непроизвольно, пустил в ход все свое обаяние, хотелось дарить ей все время цветы, читать стихи, петь песни (петь конечно хотелось, но Я не умел петь, поэтому сдерживался, пел только в бане, но там все поют). У меня душа пела. ДА, Я БЫЛ ВЛЮБЛЕН! Теперь уже, с расстояния почти в 30 лет это чувство превратилось (трансформировалось) в другое, она стала моей женой, подарила четырех прекрасных детей, рожденных в любви и необузданной страсти. Мы с ней прошли жизненный путь, полный терний и испытаний, но Я (наверное, это редкий случай, когда Я не ошибся) теперь могу определить наше состояние, как сплав двух металлов, которые не отвергают друг друга, а с удовольствием входят в синтез. Как золото и серебро (золото естественно Я, а она серебро, но возможно и наоборот, Я ничего против не имею). Теперь с высоты прожитых лет, на месте где была любовь, образовался толстый мозоль, но он не болезненный, как мозоли на руках крестьян или ремесленников, говорящий, что эти руки ощутившие жизнь. Конечно, до моей супружницы у меня были девушки, но сейчас Я могу с уверенностью сказать, что то была влюбчивость, а не любовь, она быстро проходила, остывала и быт жизни не позволял мне долго сокрушаться по потерянному.
Прошли эти десять дней, и Я вынужден был вернуться в часть, хотя этого так не хотелось. Чувство солдатского долга заняло другое чувство, а служить еще надо было один год. Но поэтапно нужно было отдавать все долги, другого выхода у меня не было. Опять вокруг были одни пацаны. Увольнений, как Я говорил ранее, у нас не было, т.к. была погранзона. Но эти, оставшиеся, 365 дней проходили уже очень медленно, правда, скучать не давала служба и наши командиры. Да, с девчатами в отряде была мягко говоря – полное отсутствие их, у нас даже в стихах, ходило такое понятие :
“ ПРИВЕТ С ТЕХ МЕСТ, ГДЕ НЕТ НЕВЕСТ,
ГДЕ СОЛНЦЕ ДОСТАЮТ РУКАМИ,
ГДЕ ДЕВУШЕК СЧИТАЮТ ЗА БОГИНЬ
И ВИДЯТ ТОЛЬКО НА ЭКРАНЕ”


Я с нетерпением ждал письма от любимой, ходил в клуб отряда, брал книжки, в основном любил читать Мольера, Бомарше, Сирано де Бержерака, Омар Хайама, ну все что отвечало тогда духу моего состояния. Короче – лирика.
Но вернемся к службе. Здесь не место лирике. По возвращению с отпуска, меня вызывают в развед.отдел и приказывают идти “учебным нарушителем погран. зоны и границы”. Приказ есть приказ. В этой акции вместе со мной принимал участие офицер отдела разведки, старший лейтенант. Мне выдали гражданскую одежду (чтобы в такой одежде не поймать нарушителя, надо было быть слепым). Это были в клетку брюки, красный свитер и кеды. Офицер был одет приличнее. Отвезли нас на Ж/Д вокзал, дальше мы действовали самостоятельно. Сели мы (по тихому) в один вагон товарного состава. В этом вагоне перевозили ящики с соком. Спрятались в вагоне и едем. На какой-то станции в вагон залез сопровождающий товар , у него было несколько вагонов, загруженных его ящиками и он периодически, от станции к станции, переходил из одного вагона в другой. Увидев нас, он сделал вид, что не был напуган, но удивления не скрывал. Спросил, что мы в его вагоне делаем, на что мы ему рассказали, что убежали с части и дезертируем, просили его, чтобы он нас не сдавал пограничникам, а то нам МАЛО НЕ ПОКАЖЕТСЯ. Уверенность наших действий его убедила, но было видно явно – он раскрыл свой нож и держал, якобы невинно, на всякий случай, на груди, и он был насторожен. Чтобы отвлечь нас, усыпить нашу бдительность, он принялся угощать нас соком, который был в ящиках. При этом, (Я не знаю как) ему удалось сообщить своим спутникам (он ехал не один, его товарищи сидели в других вагонах), а они сообщили на заставу, ну и нас погранцы сняли с поезда. Когда привели нас, как задержанных, на заставу, мои одногодки смотрели на меня удивленными глазами, и спрашивали : “ЗАЧЕМ Я УБЕЖЕЛ, ВЕДЬ ОСТАЛСЯ ВСЕГО ГОД, ДА И САМЫЕ ТРУДНЫЕ ДНИ УЖЕ ПРОШЛИ”. Но всего им не скажешь, так что пришлось мне свой поступок представить, как просто – ГЛУПОСТЬ. Офицер, конечно командованию заставы всю правду рассказал, объявил им благодарность за бдительное несение службы, в общем, задача была выполнена, нас задержали и с почестями отвезли на то же самое место, где нас сняли с поезда. Позже командир заставы объяснил братве, что Я был учебным нарушителем, а не дезертиром, но это было позже. Ребята рассказали мне об этом, когда попали с заставы в отряд на ГУБУ.
Обратный путь мы должны были проехать уже на пассажирском поезде. В таком наряде меня не могли не задержать, что в принципе и случилось на первой же станции. Я был схвачен, доставлен в отряд (к себе), на том и закончилось мой поход учебным нарушителем. Нарядам была объявлена благодарность, за то, что предотвратили нарушение режима Гос.границы, а меня представили к очередному поощрению. Вообще, пограничный наряд мог останавливать любой состав, для досмотра, не только отдельных граждан проверяли. С такими правами, которыми были наделены пограничники, происходили разные случаи. Как-то раз был остановлен для досмотра состав, перевозивший в своих цистернах вино. Пока одна группа во главе с офицером досматривала состав, шустряки-погранцы в это самое время умудрились залить в емкости, которые притащили с собой вино, из цистерн. Потом, конечно, эти ребята провели определенное время на губе, но до этого у них был праздник.
Вообще ГУБА это отдельная тема. Как Я писал, она находится на территории караульного помещения. Там содержатся нарушители разного рода : солдаты отряда и застав за нарушение режима прохождения службы, ну и она же является местом предварительного заключения всяких нарушителей погран.режима и собственно – границы. Когда уволились наши “деды”, пришлось безвылазно провести 14 дней в наряде. Пришедшие на смену “дембелей” молодые еще не приняли присягу, не получили оружие, и не было никого, кроме нас, уже старослужащих, чтобы нести караульную службу. Тогда, конечно и офицеры к нам (к службе в карауле) подходили с пониманием, очень тяжело жить в таком ритме : каждые два часа – смена караула, отдых, сон, прием пищи. Ритм такой можно было поддерживать через двое суток (по уставу), а тут 14 дней подряд, без смены. Как-то раз дошло до того, что караульный, который должен был идти на пост к знамени отряда, взбунтовался от не высыпания, отказался одеваться по форме, а когда Я его заставил – полез драться. Пришлось его убедить надеть хоть шинель поверх нижней одежды. Хорошо, была ночь тогда и никто не заметил нарушения. А даже если бы и заметили, то и караульного и начальника караула посадили бы на губу, но кто и кого тогда бы охранял – непонятно. Ведь кроме нас самих никто караульную службу не мог нести.
А как-то раз, кто-то из столовой притащил кусок мяса, и решили мы шашлычок сварганить. Сняли с автоматов шомпола, нанизали на них мясо и заслали самого шустрого за сопки, пожарить мясо, ну чтобы никто из офицеров отряда не видел. Да, все “веселые” дела творились ночью. Возвращается наш посыльный (пришлось идти через летний клуб, ну чтобы незаметней было пробраться), а там, на одном из сидений кинотеатра сидит в состоянии полудрема дежурный по части (нам повезло, что дежурным по части в этот день был командир нашей роты, наш капитан, а то бы “губы” организаторам и исполнителям этой акции было бы не избежать). “СТОЯТЬ, КО МНЕ” прикрикнул он на солдата, несшего шомпола с шашлыком. “ЧТО НЕСЕШЬ?”- спросил он, хотя мог бы и не спрашивать. Ароматный запах шашлыка так и разливался в воздухе кинотеатра. Аромат и сделал свое дело, командир размяк от предстоящего удовольствия, отобрал у курьера пару шомполов (хорошо, что не все забрал, а ведь мог бы и все взять) и отпустил. Он понимал солдат, душу солдатскую, за это его и любили солдаты. Иногда он допускал РАССЛАБУХУ.
Служба проходила в штатном режиме. Как то (дело было зимой) мне довелось сопровождать нарушителя границы, который бежал из психушки, обратно в больницу. Но это же надо было такому случиться: псих сбежал из психушки и додумался же, перейти границу. Оказывается, он проделывал это уже не раз, и все время его останавливали при переходе границы. И все время, свой переход он осуществлял на одном и том же участке границы. Уже начальник заставы, вытащив из кобуры пистолет, пригрозил ему: “если ты еще раз попробуешь перейти границу на моем участке, Я тебя застрелю. Делай это на другом участке. Ты мне надоел”. Но псих есть псих, он лишь глупо заулыбался в ответ. Ну так вот Я, еще один солдат с нашей роты и офицер с развед.отдела сопровождали (на поезде) его в город, в психбольницу. Гражданские, что ехали с нами в вагоне, с удивлением смотрели на двух вооруженных солдат и человека в наручниках. Не каждый раз можно увидеть такую картину. На вокзале нас должна была встретить оперативная машина, но офицер, который пришел нас встречать сказал, что в город приехали командиры с округа, все машины заняты, так что нам нужно сопровождать задержанного гражданским транспортом. что мы вынуждены были и сделать. Представляете себе картину: в автобусе, с гражданскими пассажирами, человек в наручниках, солдаты с автоматами. Да, неуютно себя чувствовали не только мы. По приезду в больницу, когда мы сдали больного, принимающий его врач предварительно, перед тем, как и куда определить его по степени его психического состояния, проводил с ним беседу-опрос, на котором Я был вынужден присутствовать. Это было похоже на беседу УДАВА с КРОЛИКОМ. Проводился параллельно сеанс психотерапии, эффект которого мне пришлось почувствовать на себе. Я стал засыпать, голова моя медленно покачивалась, и чем бы все это закончилось – не знаю. Хорошо, наш офицер, поняв это, вывел меня на воздух. Больше Я в психушку – НИ,НИ… УПАСИ ГОСПОДЬ!
Служба проходила, письма писались и получались. Я девушке своей сочинял и писал ОДЫ, стихи и просто нежные письма. Как то друг мой армейский возвращался из отпуска в часть. Ехал он через мой город и Я попросил его заехать к моей зазнобе домой. В одном из писем к ней Я попросил ее прислать мне (армейские термины уже прочно вошли в мой лексикон) ХМЫРЯ, что у нас в отряде называлось сладостями (конфеты там, печенье…). Я забыл, что не познакомил ее с армейской терминологией, а она не долго думая, поняв на свой лад, вложила в посылку бутылку с водкой. Довез, значит, мой друг посылку, но перед тем, как ее мне передать, он должен был отметиться (по приезду из отпуска все так делают) у дежурного по части. А тот и говорит ему: “ раскрой-ка, милок посылочку да покажи, что ты там из дому везешь”. Тут мой дружбан и сдрейфил. Он знал, что в посылке водка, и если ее обнаружат, он прямиком пойдет на гауптвахту. Он и говорит дежурному по части (используя этот аргумент, как последний), что эта-мол посылка не его, а предназначается она мне. По счастливой случайности, дежурный по части в этот день, оказался моим земляком и зная меня передумал досматривать мою посылку. Это- сработало, но мой друг, весь бледный (была ночь) вбежал в кубрик, где мы уже давно спали, бросил мне посылку в постель и вздохнув сказал:”ПРОНЕСЛО”. Мы потом долго смеялись над этим случаем.
Вот такими “красками” был разукрашен мой второй год службы.
ДЕМБЕЛЯ
( или 100 дней до приказа)
Настали самые жестокие дни, дни ожидания, когда же выйдет приказ Министра Обороны об увольнении в запас. Потихонечку укладывался дембельский чемодан, собирался дембельский альбом (фотографии солдатские), приводилась в праздничный вид форма, и самое главное – душевный настрой. Спалось плохо, ждалось – нудно. Но все равно, сутки – 24 часа, они проходили, дембель приближался. Служилось в последнии дни трудно и с неохотой ходилось в наряды, до “молодых” уже дела не было. Офицеры уже нас не беспокоили, все всё понимали. И вот на плацу, на построении, торжественно, однажды зачитали нам приказ Министра Обороны об увольнении в запас солдат нашего призыва. Свершилось. Закончилась служба. ДОМОЙ!!!
Мы разъезжались по домам, все такие ПРИ ПАРАДЕ (в парадной форме, торжественно). Покидать отряд было грустно, даже слезы наворачивались. Но домой – н