ВЕРИТЬ — НЕ ВЕРИТЬ



В редакциях, если кого и уважают, так это психологов. Редактор «Верить — не верить» Кочетков, вызвал репортёра Сироткина и, оглядев его тщедушную, как обгоревшая спичка, фигуру, поинтересовался:


– Ну-с, господин Сироткин, чем собираетесь удивить нынче наших читателей?


– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, – ответствовал сей добродетельный создатель новостей, от которых у читателей бешено струилась кровь в жилах. – В наличии имеются два убийства и три изнасилования, из коих одно — на пожаре.


– Врёте, милейший. На пожаре спасаются.


– В жизни, – ваше превосходительство, – может, и спасаются, а у нас насилуют.


– А нельзя ли обойтись без этого? – вслух задумался редактор. – Мы тут посоветовались /кивок в сторону неизвестного Сироткину лица, оказавшегося, при ближайшем рассмотрении, психологом / и пришли к выводу, что публика от всего этого звереет и мчится на чёрный рынок запасаться оружием. Конечно, конечно, мне известны ваши доводы о конкуренции телевидения и, прости господи, интернета, но ведь их можно опередить сея доброе и вечное, как утверждают те, кто глядит в корень, а не по верхам, – и он переглянулся с улыбчивым психологом.


– Или я не понимаю, то, что слышу, или слышу то, чего не понимаю, – произнес Сироткин, явно не доверяя собственным ушам.


– Постарайтесь, милейший, изобразить нечто экологически чистое, даже сентиментальное, в духе Диккенса или Сент-Экзюпери.


– Кого? – репортёр окончательно растерялся, и уши его обвисли, как у побитого пса.


– Диккенса...


– Я за место не держусь. Могу уступить его этому вашему...


– Постыдитесь, господин Сироткин, – редактор смущённо поглядел на психолога. – Даже последний дурак знает...


– Последний может и знает, – согласился Сироткин.


Осознав бессмысленность происходящего, – редактор поспешил отпустить репортёра. Но приучив себя даже в худшем находить зачатки хорошего, в душе порадовался, что не придётся напрягаться в поисках лучшего, когда и так хорошо. Психологу легко, посоветовал, а там хоть трава на лысине прорастай.


Между тем, Сироткин, преодолев обиду, задумался: а почему бы и впрямь не сочинить что-нибудь такое-этакое? Чтобы и волка накормить, и ягнёнку уцелеть. Может об убийствах, которые не состоялись, или об изнасилованиях, завершившихся, к всеобщему благоденствию, свадебными маршами. Не умея мыслить образно, Сироткин приучился держать свой нос по ветру, особенно если это ветер перемен. Вырвавшаяся на волю идея психолога, всё сильнее овладевала нерасторопным воображением бульварного писаки, неожиданно почувствовавшего себя приобщённым к высокому искусству. «Напишу-ка я о банке, хотя и подвергшемуся нападению, но не разграбленном, а существенно укрепленном».


Как и всякий, кого идеи осеняют не столь часто, чтобы ими пренебрегать, Сироткин тотчас приступил к её осуществлению. Раскрыв, всегда находящийся при нём компьютер, он, не задумываясь, бойко застучал: «Слухи об ограблении банка «Универсальный», что на площади Первой Приватизации, казавшееся невозможным, тем не менее, пусть и с оговорками, были подтверждены лично директором господином Шелопутниковым. По словам главного банкира сего учреждения, распухшего от обилия вкладов, как девушка на сносях, грабители в масках и с автоматами Калашникова наперевес, ворвались в помещение, смирно хранящее ценные бумаги, доверенные клиентами, и, как это принято во всяком цивилизованном обществе, уложили посетителей на пол, вытребовав кассира.


Неожиданности начались, когда тот явился, привычно волоча мешки с банковской наличностью. Вместо, чтобы забрать и скрыться, пристрелив для порядка нескольких, виновных лишь в том, что не вовремя оказались в ненужном месте, нападавшие не только не покусились на банковские ценности, но вручили ошеломлённому кассиру принесённые с собой. Как впоследствии выяснилось при пересчете, общая сумма австралийских, канадских и, естественно, американских долларов составила... Впрочем, это банковская тайна, сохранение которой является главным условием того, что наша газета была к ней допущена. Настоящая сенсация заключалась в том , что в намерение грабителей-дарителей входило создание фонда помощи семьям уголовных элементов, погибших от рук полиции, чрезвычайно удлинившихся в последнее время.


– Пора переходить к цивилизованным формам преступности, – сообщил некто в маске, повидимому. главарь. – Иначе мы никогда не построим правовое государство.


На следующий день у газетных киосков началась давка, невиданная со времён отмена крепостного права на гласность. Продавцы не успевали давать сдачу, оставляя её себе. В подворотнях газета продавалась с многократным превышением номинала. Соперничающие издания и телевидение вынуждено ссылались на неё, как на первоисточник, что само по себе являло не меньшую ценности, чем наличные. Осаждали не только киоски, но и осчастливленный банк. Уголовные элементы требовали предназначенные им суммы вперёд, опасаясь, что те будут разворованы прежде, чем погибнут сами.


Но следствием сироткинской публикации стало ещё оно, не менее приятное событие. В редакцию «Верьте не верьте» явился незнакомец с предложением от лиц, предпочитающих сохранять инкогнито, полностью скупать тираж всякий раз, когда будут сообщаться сведения, этих лиц интересующие.


Редактор сиял. Сироткин принимал поздравления от коллег, исходивших завистью, как соком. Психолог был уволен задолго до первой зарплаты, поскольку в его советах больше не нуждались .

Борис Иоселевич