Александр Серафимов


«Старик и его собака»

Деревня Глухово, что раскинулась на опушке безбрежного смешанного леса, вымирала. Из сотни, некогда процветавших дворов, осталось не более двух десятков, да и в тех проживали старики, которых никто и нигде не ждал. А ведь были времена, когда деревня жила в достатке, о чем напоминали старые, но всё ещё крепкие пятистенные дома, рубленные из сосны и крытые позеленевшим тёсом. Двести пятьдесят лет к ряду, деревенские мужики точали хомуты и прочую лошадиную утварь, делали летом сани, а зимой телеги. Так продолжалось вплоть до повсеместного искоренения конной тяги. Наступали новые времена, деревенские мужики, как могли, приспосабливались и жили дальше, иногда вспоминая о давно минувших днях, о навыках, которые переходили к ним от дедов и прадедов. Близкий лес таил в себе не только богатства, но и опасности, особенно зимой, когда голодные волки в поисках добычи, бродили по ближайшей околице и дальним огородам. Потому в каждом деревенском дворе было по две и даже три собаки, своим лаем предупреждавшие селян о приближении волчьей стаи.
В пятидесятые годы прошлого столетия скорняжное дело, веками кормившее селян окончательно заглохло, а деревня превратилась в животноводческое отделение крупного совхоза. Бывшие скорняки превратились в пастухов, свинарей, а бабы в доярок. Старик Гаврила Хомутов, сколько себя помнил, был свинарём. В десять лет его приставили смотреть за молодняком, а когда подрос, доверили племенное стадо, которое славилось на всю округу.
Так было вплоть до начала девяностых, которые в корне изменили всю вяло текущую деревенскую жизнь. Некогда богатый госхоз в одночасье превратился в частное хозяйство, владельцы которого, тут же стали распродавать коров, свиней и прочую живность. Старика Гаврилу, как и большинство старейших работников, отправили на пенсию, а молодёжи предложили перебираться в соседний городок и там устраивать свою жизнь.
С этого времени деревня стал быстро хиреть, и вскоре превратилась в призрак былого благополучия. От былого величия остались только фамилии – Хомутовы, Телегины да Саньковы. Сын старика долго сопротивлялся, потом продал двух стельных коров, трёх полугодовалых поросят и вместе с невесткой и внуком, покинул обезлюдившую деревню. Старик, которому в ту пору шёл восьмой десяток, остался со своей больной старухой Марфой в большом деревянном доме с множеством пустых надворных построек. После многих лет работы, тревог и забот в жизни старика наступила полоса безвременья, когда никуда и незачем было спешить, всё ограничивалось кухней да стареньким телевизором.
Но, однажды, ранней весной, из города приехал его старинный друг Иван Телегин и привёз крохотный палевый комочек.
-Вот, Гаврила, на твоё семидесятилетие привёз тебе подарок, породистую с отличной родословной, московскую сторожевую овчарку. Расти и знай, это твой самый верный, самый бескорыстный друг, который, не раздумывая, отдаст за тебя свою жизнь. Вырастит и будет такой же большой и сильный, как его отец и протянул старику фотографию гордого красавца, грудь которого была сплошь увешана многочисленными медалями. Их было так много, что хозяину пришлось соорудить нечто вроде фартучка и разместить на нем награды породистой собаки. Ежели захочешь, - продолжал Иван – через год, полтора твой новый друг , также как его отец, начнёт побеждать на самых престижных выставках и будут гордостью подмосковного собаководства.
Старик взял на руки щенка, и тот доверчиво уткнулся ему в тёплую подмышку. Затем нашёл небольшую коробочку, устелил её мягкими тряпками и уложив щенка, сказал – тут твоё место, спи. Но не тут то было, щенок тыкался по углам коробки, жалобно скулил и даже несколько раз всплакнул.
-Получил подарок, вот и наньчися с ним – заворчала старуха – вишь, материнскую титьку ищет.
Старик пошарил в старинном комоде и нашёл там чудом сохранившуюся от внука, маленькую бутылочку с детской соской. Затем налив в неё молока, и подхватив на руки щенка, стал ходить с ним по избе.
-Совсем из ума выжил, собаку нянчит, точно малое дитя – ворчала старуха – ты ещё спать уложи его с собой.
-И уложу, не вишь што ли по материнскому теплу больно скучает – огрызнулся старик.
Щенок рос не по дням, а по часам, и чуточку повзрослев, стал проявлять свой характер в том, что от всех дичился и признавал только старика. Потому и назвал старик его Диком, что значит дикий. Через два месяца Дик стал вполне самостоятельным, он с увлечением гонялся во дворе за курами, подкрадывался к гусям, но те в обиду себя не давали и больно щипали его. Поздно вечером, дождавшись, когда старик засыпал, он тихонько взбирался на его кровать и укладывался в ногах. Иногда он внезапно просыпался, вскакивал и, оглядев комнату, звонко тявкнув, снова ложился на тёплую постель. Через год, некогда крохотный палевый клубочек, превратился в огромного, умного и преданного друга с полуслова понимающего своего хозяина.
К этому времени в деревне стали происходить странные вещи – вдруг ни с того ни с сего на окраине деревни, стали загораться старые, заколоченные, покинутые хозяевами, дома. Старухи, из тех что остались в деревне, всполошились, и, сообразив что никто кроме старика с его громадной овчаркой не защитит их от злодеев, уговорили по ночам охранять деревню. Так бывший свинарь стал сторожем. По ночам он с Диком несколько раз обходил деревню и, не обнаружив никого перед рассветом шёл домой. С этих пор пожары прекратились, а по весне к ним зачастили не званные гости из Москвы. Сначала они предлагали скупить все пустующие дома, и не получив согласия, стали размечать и нарезать земельные участки на пойменном лугу, что некогда служил пастбищем для деревенской скотины. В начале лета началось бурное строительство огромных коттеджей, в два и более этажа, с пристройками и теплицами. К зиме, на огороженном бетонным забором лугу, точно из под земли, выросли двадцать семь современных элитных дома. Теперь уже новые хозяева стали нанимать старика для охраны их дорогой собственности.
-Вот ведь как получается, одни из деревни, другие, наоборот, к земле потянулись. Получилось два людских потока – один поток из голодной деревни с пустой котомкой, в сытый город, другой поток с большой мошной, из зачумленного города на свежий воздух потянулся, – обходя, вместе с Диком, новый дачный посёлок, рассуждал старик – только странно получается, не пересекаются они, каждый течёт сам по себе, не смешиваются они, а значит, в реку не сольются. Вот и выходит нищая деревня никому, кроме нас, стариков, не нужна.
Время шло, к осени старухе стало совсем худо, старик несколько раз возил её в город, но врачи только разводили руками и советовали строго соблюдать диету и регулярно вводить инсулин. Однажды старик заметил - старуха тайно ест конфеты, ложками засыпает себе в рот сахар и понял, что она сознательно сокращает себе жизнь. В декабре она тихо скончалась и была захоронена на местном кладбище. Все деревенские старухи были на её похоронах и дружно сетовали на то, что ушла Марфа без покаяния и церковного отпевания, а всё потому, что никто из сельчан так и не смог восстановить, разрушенную в начале прошлого века, местную церковь.
Вот тогда то, на могиле своей старухи, старик поклялся если не восстановить церковь, то хотя бы построить часовенку. С этого дня все заработанные деньги он стал откладывать на строительство, а ещё через полгода сходил в дальнюю деревню, где уже более ста лет стояла каменная часовня святого великомученика Пантелеймона, осмотрел её, как смог нарисовал и решил строить такую же, но только из дерева. Вернувшись в деревню, старик присмотрел место и начал рыть яму под фундамент, а к сентябрю над часовней уже возвышался крест и началась её внутренняя отделка.
Каково было удивление старика, когда местные старухи стали приносить ему чудом сохранившуюся церковную утварь и старинные иконы, особенно его поразила икона святителя Николая. Со слов дарительницы бабки Пелагеи икона была написана неизвестным художником в конце 18 века и чудесным образом избежала уничтожения в сатанинскую годину. С этих пор часовенка стала называться в честь Николы Угодника, первого после Божией Матери небесного заступника. Вскоре часовню освятили и жители деревни, дачного посёлка и окрестных сёл стали молиться святителю Николаю.
За хлопотами о часовне незаметно для старика пришла зима, потом наступили Рождественские праздники. В эти дни старик вдруг встревожился, стал по ночам чаще приходить к часовне, осматривать её и ничего не обнаружив, уходил домой. Накануне крещенского сочельника он лёг пораньше, задремал и тут какая - то сила выбросила его из постели. Он быстро оделся и вместе с Диком, пошёл к часовне. Не успели они отойти от дома ста метров, как Дик заволновался и стремительно бросился к часовне. Старик тоже заторопился, но глубокий снег мешал ему и он пошёл прежним размеренным шагом, но неожиданно глубокую ночную тишину разорвали два выстрела. Сердце у старика на мгновение остановилось и тут же тревожно забилось вновь–беда, ой беда–бормотал он.
Старик сидел на снегу и горько плакал. Плакал навзрыд, как малое дитя потерявшее мамку. Его верный, неразлучный друг лежал на обледеневшей обочине дороги с окровавленной грудью. Кровь тёмными сгустками сочилась из открытой раны и медленно стекала на белый снег. Старик подтянул ноги и встал на колени, потом взял голову Дика бережно приподнял её и попытался заглянуть ему в глаза. Тяжёлая, безысходная тоска железным обручем сдавила его сердце, он застонал от бессильной ярости на несправедливую судьбу и людскую злобу.
Тем временем на звуки выстрелов подошло несколько старух и два полупьяных мужика из дачного посёлка.
-Ишь как по собаке рыдает, по своей Марфе так не убивался – прошипела одна из старух и смачно плюнула на снег.
Вдруг ночную мглу прорезал истошный крик – икону украли, Николу заступника унесли, вороги. Все кто был рядом, бросились к часовне, посмотрели и вернулись к старику.
-Дика, Дикуличка – ласково шептал старик и нежно поглаживал большую голову собаки. – Господи, сколько мы с тобой пережили радости и невзгод, и вот теперь ты оставляешь меня одного в этом мире несправедливости и злобы. Старик ещё ниже склонился над головой своего друга и тут правый глаз приоткрылся и Дик нежно лизнул руку хозяина.
-Дикуля, ты жив, - оторопев от радости, завопил старик – господи, чичас я тебя перевяжу и мы пойдём домой. Старик суетливо обшарил свои карманы и, не найдя ничего, скинул с себя телогрейку, снял рубаху и разорвав её на части, перевязал широкую грудь овчарки. К счастью, пуля пробила правую сторону груди, прошила насквозь часть тела и вышла на спине в области лопатки.
-Чего рты раззявили, пьянь подзаборная – закричала соседка Анна – не видите, штоль, сани нужны. Пёс-то, што хороший боров, весу в нём не мене центера будет.
Мужички тут же исчезли и через несколько минут приволокли не большие санки, какими пользуются селяне для перевозки сена с ближайших укосов.
Привезя Дика домой, и уложив его в свою постель, старик нашёл несколько ампул пенициллина, набрал два кубика и ввёл его в холку собаки. Затем вышел в сени, отыскал пучок подорожника, и разжевав его, приложил жидкую массу к ране.
-Всё, Дика, спи, а я тут посижу, присмотрю за тобой, спи мой хороший, рана твоя затянется и мы будем снова бегать и ловить зайцев.
На слова хозяина Дик приподнял голову и облизал низко склонённое лицо старика.
–Ну, будя, лежи не шевелись, вредно энто тебе, вот выздоровеешь тогда и нацелуемся – с этими словами старик поднялся и ушёл на кухню. Он подбросил дрова в печку, достал мясо и, бросив его в кастрюлю, поставил вариться. Затем он снова сел у изголовья своего друга. Помолчал, почесал его за ухом и улыбнулся своим воспоминаниям - Дикуля, ты помнишь мальчёнку, который тонул в проруби?- заговорил он- Помнишь, как ты бросился в прорубь? Если бы не ты он наверняка утонул бы. Тебе тогда был всего год, но ты уже понимал своё предназначение.
Дик поднял голову и в знак того, что он всё помнит, лизнул старику руку. Помнил он и то, как однажды старик серьёзно занемог, всё его тело горело, руки и ноги настолько ослабли, что он не смог даже встать с постели. Поняв, что хозяину очень плохо Дик выскочил на улицу и помчался к бабке Нюре. Он перемахнул соседский забор и, подлетев к окну, басовито залаял. Бабка Нюра вышла во двор и, посмотрев на собаку, поняла - что-то случилось. Больше недели она настоями из трав отпаивала старика пока, наконец, он не смог встать и заняться хозяйством.
-А помнишь, Дика, - продолжая улыбаться, спросил старик – тот случай, когда я производил опыты на предмет понимания тобой человеческой речи?
Тебе тогда исполнилось два годика, а уж умён ты был не по годам. Вот я и решил подшутить над молодью. Помнишь, мы тогда охраняли дом московского богача?
Собрались у них тогда друзья евоного сынка, всё молодь неоперившаяся, а с гонором, с самомнением. Помнишь, речь у них зашла о том, что животные не могут понимать человеческую речь, так как понимаем её мы.
Мы с тобой стояли неподалёку и всё слышали. Ну, тут я, старый дурак, не вытерпел да и встрял, не правда, мол, животные хоть и бессловесны, но всё понимают. Вот взять хотя бы мою собаку, и показывая им на тебя, предлагаю им провести опыт. Тут все заспорили, затарахтели, мол, ежели действительно собака понимает человеческую речь, то они платят мне сто зелёных. Двести, говорю я им, все тут же соглашаются. Для чистоты эсперимента, говорит один из них, ты, Вася, отвернувшись от собаки, произносишь условную фразу, а мы наблюдаем за реакцией пса. Они отвернулись, пошептались и говорят –мы готовы. А мы тоже завсегда готовы – отвечаю я им, но только не обессудьте ежели што не так. Энтот Вася отворачивается от нас с тобой, и смеясь, говорит, мол, чтобы им не надоедал со своими росказнями Гаврила, он сейчас возьмёт нож и зарежет этого надоедливого старикана. Помнишь, что тут было – ты одним прыжком перемахнул стол, свалил шутника, встал ему на грудь, оскалился и посмотрел на меня. Помнишь, как энти молокососы затряслись и спали с лица. Наука им была отменная. Старик ещё долго вспоминал, как его друг суровыми зимами отгонял волков и лисиц, не позволяя им нарушать покой деревни.
Прошё год, в новогодние праздники дачники потянулись в деревню.
Однажды вечером старик со своим другом оказался неподалёку от дачи того московского богатея, которую он охранял прошлой зимой. Вдруг Дик напрягся, заворчал и бросился к дому, где раздавались голоса молодых людей. Он перелетел через забор и, оказавшись во дворе, бросился к веранде, где сидели молодые парни. Через мгновение он выбил дверь прыгнул на одного из них и повалив, громким лаем стал звать хозяина. Старик не спеша шёл по гаревой дорожке, он знал, что его Дик поймал вора иконы Николы угодника. Хорошо, очень хорошо, значит чудотворная икона будет возвращена – размышлял старик – хорошо уже потому, что случилось это в ночь на Рождество Христово.