Глава 32.


Пикирующий бомбардировщик Пе-2, сконструированный авиаконструктором Петляковым на базе высотного истребителя ВИ-100, был запущен в серийное производство в июне 1940 года. Оснащённый двумя мощными двигателями М-105, он развивал на высоте 5000 метров скорость 540 км в час, брал с собой бомбовый груз до 1200 килограммов, обладал большой дальностью полёта и способностью к устойчивому точному пикированию на малоразмерную цель. Превосходя по скорости «Юнкерс-88» и лишь незначительно уступая «Мессершмитту-109», этот самолёт показал себя одним из лучших пикирующих бомбардировщиков в начавшейся вскоре войне. Электромеханическое устройство управления пикированием было простым и удобным в эксплуатации. Бомбометание с пикирования осуществлялось визуально, при этом пилот мог атаковать из пикирования в ночное время освещённые цели. Пилот, кроме того, имел возможность вести огонь вперёд из двух пулемётов, а штурман и радист были вооружены крупнокалиберными пулемётами для защиты задней полусферы. Таким образом, самолёт мог вести бой и как истребитель.

В 1942 году 150-й резервный бомбардировочный полк Пе-2 непосредственно подчинялся начальнику формирования боевых частей ВВС генерал-полковнику авиации Никитину. Полк был сформирован на основе 150-го скоростного бомбардировочного полка бомбардировщиков СБ, понесшего значительные потери на исходе лета 1939 года в боях в районе реки Халхин-Гол.

В конце того же 1939 года в распоряжение командующего ВВС Забайкальского военного округа прибыли из лётных школ 40 молодых лётчиков. В Чите их распределили по воинским частям. Половину группы в тот же день направили в 150-й авиаполк. Молодой старший лейтенант в куртке-реглане пересчитал прибывших пилотов по головам, посадил в кузов грузовика и повёз в штаб полка. Командир полка капитан Полбин, поблёскивая орденом Ленина на груди, представил новичкам пятерых командиров эскадрилий. У каждого из пяти на груди был новенький орден Красного Знамени.

За несколько дней до Нового года в первом контрольном полёте с младшим лейтенантом Жолудевым в небо поднялся сам командир полка, успевший стать из капитана майором. После нескольких контрольных полётов младший лейтенант был допущен к самостоятельным полётам в строевой части полка и приступил к отработке элементов боевого применения.

Молодые пилоты летали много и интенсивно. С приходом весны выехали на полевые аэродромы. Вскоре все новички достаточно уверенно ориентировались на местности, пролетая над малонаселёнными лесными районами от Байкала до Нерчинска, над непроходимой заболоченной тайгой в бассейне реки Витим и над безводными степями Монголии. Пилоты едва успевали менять планшеты, заучивать не всегда удобозапоминаемые якутские и монгольские названия рек, речушек и населённых пунктов. К началу лета новичков допустили к самостоятельному бомбометанию со средних и больших высот на всех полигонах.

Однажды в полёте над тайгой на высоте около 1500 метров у бомбардировщика Жолудева отказал левый мотор. Полёт на СБ с одним мотором – испытание не из лёгких, учитывая сравнительно малую мощность двигателя. Штурман предложил садиться на аэродром в Чите, до которой было сто километров. Развернув самолёт, пилот дал мотору полную мощность и взглянул на показания приборов. Мотор ревел на максимальном режиме, а скорость полёта, упавшая при развороте, всё равно была маловата. Стрелка указателя высоты медленно сползала вниз. Самолёт то и дело норовил развернуться влево, и пилот до онемения давил ногой на правую педаль, выдерживая направление. Наконец показалась Чита. Однако аэродром тонул в плотной пелене тумана. Бросив тревожный взгляд на бензочасы, Жолудев развернул самолёт к другому ближайшему аэродрому. Как назло, и этот аэродром был окутан туманом, совершенно исключавшим возможность посадки. «Надо было сразу возвращаться на аэродром вылета», - сообразил пилот и снова взглянул на бензочасы. А взглянув, перенёс левую ногу через штурвал на правую педаль. Теперь он давил на эту педаль двумя ногами. Сидеть боком в кресле пилота СБ оказалось не слишком удобно. «Недоработка конструкторов», - подумал пилот. Через час полёта штурман предложил садиться на промежуточный аэродром, который оказался совсем рядом. Пилот и ухом не повёл, удерживая самолёт на прежнем курсе. Наконец под крылом замелькали знакомые ориентиры. Плавно развернув самолёт по большой дуге, чтобы не потерять скорость раньше времени, пилот издалека направил полёт по прямой строго на посадочную полосу и благополучно посадил машину. Все самолёты строевой части полка стояли на своих местах, а на лётном поле толпились пилоты. Рядом стояла и машина командира полка. Подъехав к разминающему возле самолёта затекшие ноги пилоту, майор выслушал рапорт, пожал руки всему экипажу и отправил всех отдыхать. На следующее утро был зачитан приказ по полку о назначении Жолудева старшим лётчиком, а в августе его вне очереди направили на вновь открывшиеся окружные курсы командиров звеньев.

За три месяца обучения на курсах курсант Жолудев налетал более ста часов. Полёты, как правило, проводились в облаках и ночью.

Обратно в полк Жолудев летел днём. Над густыми лесами, золотисто-багряными в лучах осеннего солнца, сияло бездонное синее небо. Под крылом самолёта тянулась колея железной дороги. По ней один за другим на запад шли эшелоны с боевой техникой и личным составом. «К чему бы это?» - подумал новоиспечённый выпускник окружных курсов.

Последнюю предвоенную зиму 150-й скоростной бомбардировочный авиаполк провёл на зимних сборах. Взлетев с базового аэродрома, бомбардировщики садились на расчищенные от снега взлётные полосы полевых аэродромов, где не было ни жилья, ни ангаров, ни складов. Столовые и кухни сооружались тут же из снега, который снаружи поливали водой. Здесь, за снежными стенами, можно было укрыться от пронизывающего ледяного ветра. В таких условиях экипажам и техникам нужно было выдержать две недели, занимаясь в обычном режиме лётной подготовкой, взлетая по тревоге, отрабатывая бомбометание в дневное и ночное время.

Наконец наступила весна, и в полк снова прибыло пополнение. На этот раз прибыли пилоты-сержанты, выпущенные после трёх лет обучения в лётных школах. Закончить полный курс обучения в ускоренном режиме и получить звание офицера им предстояло на месте, в учебной эскадрилье. В полку уже мало кто сомневался в том, что нужно готовиться к чему-то чрезвычайному, наподобие событий на озере Хасан и на Халхин-Голе. Когда 16 июня полк был приведён в полную боевую готовность, никто не удивился. Полк рассредоточился на полевых аэродромах. На все самолёты был загружен полный боекомплект, экипажи находились рядом, готовые к немедленному вылету на боевое задание. Однако дальше события развивались уже совсем неожиданным образом. Был получен приказ сдать боекомплект, сосредоточить полк вблизи станции железной дороги, разобрать в ручную самолёты на 5 частей каждый и погрузить их в разобранном виде в эшелоны. На всё это полку отводилось трое суток.

Ничего подобного прежде экипажам делать не приходилось. Тут же были сформированы пять бригад, в каждой из которых под руководством техников прошли импровизированные курсы по ручной разборке бомбардировщика: предстояла ювелирная работа по отсоединению сотен проводов от приборных панелей, и ни один проводок, ни одна гайка не могли быть утеряны. Вскоре работа закипела. Она продолжалась и ночью. Через каждые три часа следовал десятиминутный перерыв. Еду подвозили из столовой прямо к рабочим местам. В первые сутки бригада Жолудева из двенадцати человек успела разобрать и погрузить положенную ей часть фюзеляжа всего одного самолёта. К исходу вторых суток на её счету было уже восемь самолётов. Однако дальше производительность стала быстро падать. Люди засыпали на ходу. У всех были стёрты и сбиты пальцы. Один за другим появлялись серьёзные ушибы. За ними последовали и ранения. Пришлось объявить большой пятичасовой перерыв на сон. В положенный приказом срок все самолёты были разобраны и погружены в эшелоны на открытые платформы. Тут же поступил новый приказ: к вечеру замаскировать груз. О том, как это делать, в полку могли только догадываться. Однако к вагонам оперативно подвезли фанеру, и работа закипела. Тут уже пришлось обходиться без курсов дополнительного обучения: творили кто во что горазд, над вагонами вырастали фанерные конструкции одна причудливее другой, а поскольку в щели между фанерными щитами всё равно проникали лучи июньского солнца и блеск металла привлекал к себе внимание, на фанерных щитах аршинными буквами вывели краской: «СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ МАШИНЫ». От этих надписей маскировка стала ещё менее убедительной. Но вот закончился и этот аврал. Вечером сильно перегруженный эшелон с первой эскадрильей медленно отбыл в неизвестном направлении. Весь полк вышел провожать отъезжающих. Вслед охраняющим уродливые ящики с сельхозтехникой экипажам в лётных комбинезонах однополчане махали руками. В полку объявили, что проводятся новые учения в «передвижных лагерях». Эскадрилья Жолудева должна была отправляться со вторым эшелоном воскресным утром 22 июня. Пилот поднялся ни свет ни заря, но командир полка отправку отложил: по его словам, первый эшелон задержался из-за поломки путей. Жолудев вернулся на служебную квартиру, положил в чемодан третью пару сапог и выходную форму, и в это время по радио услышал о начале войны с Германией. Уже на станции, занимая место в пассажирском вагоне для офицеров, пилот с недоумением подумал: как же так, - началась война, а самолёты, вместо того чтобы поднять их в воздух и направить к фронту, на что ушли бы считанные часы, приказывают разобрать на части и отправлять в перегруженных эшелонах под видом «сельхозтехники» с идиотской маскировкой, и бог весть когда эти эшелоны дойдут до Урала. Однако обсуждать приказы начальства не приходилось.

Эшелон двигался с черепашьей скоростью, то и дело останавливаясь. День проходил за днём, ночь за ночью. О том, что происходит на фронте, никто не знал. Время тянулось невыносимо медленно. 3 июля эшелон достиг Уральских гор. Здесь пилоты услышали по радио выступление Сталина. Все были поражены масштабами территориальных потерь, успевших произойти за десять дней войны. Теперь нужно было как-то объяснять случившееся своим экипажам, что было совсем не простым делом после многолетней парадной шумихи о непобедимости и несокрушимости Красной Армии.

За Уралом эшелон пошёл быстрее, за ним шли остальные эшелоны, и уже 7 июля все самолёты полка, выгруженные из эшелонов и заново собранные, стояли на лётном поле одного из приволжских аэродромов. 9 июля полк разделили на два полка по 32 экипажа в каждом. Командир полка лично отобрал в свою половину самых подготовленных пилотов, штурманов, стрелков-радистов и техников. В эту группу попал и Жолудев. В тот же день первая эскадрилья вновь учреждённого полка, сохранившего прежнее название, в составе десяти машин поднялась в воздух, построилась в «клин» и вылетела вслед за командиром в неизвестном направлении. Все думали, что предстоит полёт на запад, однако командир повернул в прямо противоположном направлении. Небо было безоблачным. Под крылом самолёта простиралась бескрайняя равнина почти без ориентиров, лишь изредка попадались перелески, овраги и ленты грунтовых дорог. Взглянув на планшет и сориентировавшись, пилот сообразил, что впереди вот-вот покажется городок Лебедянь. В это время радист получил приказ командира рассредоточить звенья для посадки в поле. Спустя несколько минут самолёт Жолудева, подняв тучу пыли, прогрохотал по грунтовой полосе среди ржаного поля. Подрулив к опушке леса, пилот остановил моторы, экипаж выбрался из самолёта и первым делом замаскировал машину ветками: всё это было отработано на учениях до автоматизма. Командир полка собрал командиров эскадрилий в штабе. Все получили одинаковый приказ: проводить проверку и текущее обслуживание материальной части, соблюдать маскировку, не жечь ночью костров и воздержаться от пулемётных стрельб. Началась поагрегатная проверка матчасти. С моторов сняли капоты, открыли лючки, проверили затворы бомбодержателей. В неспешной работе прошли три дня. О том, что происходит на фронте, никто ничего не знал. Всем казалось очень странным, почему в разгар боёв самолёты простаивают без дела вдали от линии фронта. И снова пилоты испытывали чувство неловкости перед своими экипажами за явно происходящую неразбериху в вышестоящих штабах.

Боевая тревога была объявлена только 14 июля. Уже на лётном поле пилотам раздали новые планшеты и начальник штаба полка капитан Фомин продиктовал линию фронта. Отметив её карандашом на планшете, Жолудев ужаснулся: фронт проходил через Великие Луки, Витебск и Смоленск.