34. ЕСТЬ, ЕСТЬ ЗАГАДКИ

Душе дают зелёный свет утрами. Булькает адское варево кофе. Движение неба из кухни на уровне стрижей. Что-то приоткроется, и я иду, чирикая. Судьба меж тем за этим наблюдает.

Да-да, настало время не бояться. Последние зачёты, поля и горизонты. Ведь тоже «губы в вермут окунал». Не дай Бог подойти к работе философски. В моей лаборатории 010 распахнуто окно. Для каждого 010 – полуподвальный цоколь. Но тут уклон к теплицам с розами. Моё окно в природу.

Подписываю ведомость, и летний дождик кончился. Недолго оставаться в этом мире. Отпуск закрыт путёвками, Новосибирск прорезался. А там – судьбе виднее. Я ухожу на Боевку.

Осоки причесало, загнуло камыши. Плыву в качаниях деревьев отражённых. Средь сумрачных перловиц, между стеблей кувшинок. Дно илисто, отчасти карбонатное.

Кувшинки и кубышки. «Кто скажет мне (цитирую) подводных их корней глубины?» Тут я отвечу Фету: ну, максимум пять метров воды до дна всё той же милой Тускари.

Да, лёгкая вода. Что хочешь, то заплещет. Заплещет Курск, взнесённый над обрывом. Переживать, вообще-то, приятное занятие. Нырять, пускать волну зелёными кругами.

Как мне остановить спокойную прогулку по Дворянской? Шатровые каштаны, цветенье новых лип? Это моё цветение и лёгкая вода. Я мудрыми глазами на всё это, конечно, перед отпуском. Проректор разрядился. По области ещё пара поездок. Мне всё-таки студенты, а не сидельцы ОКСа. Мне всё-таки рожок, поющий полустанка.

Про полустанки я уже не стану. Классический рожок, грузовики попутные. Поля и горизонты. О, этот вермут красный? Экзотика моих командировок.

Я о кирпичных замыслах, о Курске. Остатки арок, тени галерей. Всё это спит под чарами. Я бы сказал, что злыми. Куда ни повернёшь, нельзя быть человеком.

Что кремль? Что панорама? Что стенки элеваторов (или завода)? С чего это я вздумал здесь гулять? В который уже раз! И я готов поклясться зловещею луной, всходящею над цирком.

У нас-то в Курске? Так всё начиналось. И так хотелось думать иногда, что Тускарь всё же как-то очищается. В лучах вечерних, розовых, спокойных. Теченье в фонарях и самоочищенье.

Ну, что ж, всё потерять и по Москве ударить? Нет, нет, пусть это дольше не приходит. Стоишь у магазина, и хоть огни не те, мне угловой балкончик на персону.

Такой конструктивизм – в углу балкончик. Есть и модерн. Тюремные окошки на третьем этаже, лицом в овраг. Тут тоже можно бы, но как, не представляю.

Курск не дорос до подлинного города. Его мне не понять. Церковный и купеческий. Когда-то и Воронеж, наверно, был таким. Другого, правда, облика, но с сущностью такой же.

Я развлекаюсь сменою табличек в названьях улиц старых. Димитрова – Покровская, Дзержинского – Херсонская. В последнем случае был промежуток с Троцким, но разница, конечно, не существенна.

Мне новые названия не связаны с политикой. И то, что Горького – Сергеевская первая, и что вторая ныне Володарского, меня как бы не трогает, я только отмечаю.

Однако звон пасхальный и апрель? Завидую покою обывателя. Заметьте, что я не раз об этом. Таблички тоже вот, пожалуй, что о том же.

По улице Дзержинского провал, который и тогда ещё отметил. Чудовищная улица, совсем мне непонятная. А между тем, наверное, типичная.

Фроловская, Заградная, Сиротская – те много проще. Это недалеко от «Юности», где я фотографировал Ирину возле куста цветущего шиповника.

Московские ворота, загадки те же самые. Но пропасть мальв волнующих, куртины маттиол. Сидишь у маттиол – вечерние зарницы и красная луна над автостанцией.

Есть, есть загадки, только вторым каким-то планом. О них здесь и не думаешь в июне. А звёзды фонарей, что на подъезде к СХИ? Ну, голубые звёзды в негаснущих зарницах.

Тут издавна мне яблоневый бриз. Тут я с собою вровень, как будто беспричинно. Как будто так мне всё и начиналось. Так – в баобабах, в серебристом лохе. Конкретное начало мне теперь не КУЖ, а дамба с тем туманом, галактикой огней, долиной без названья, куда неведомым маршрутом.

С тех пор трамвай всегда приостановится на середине дамбы, как по приказу свыше. Когда рванётся вверх, то станет дачным. Лишь свет зря зажигают, как это понимается.

Долина. Зверобой. Тайные мостики, жёрдочки-клавиши. В невозможной синеве ивовый штормяга. Жаль, что усыхает, но зато как пахнет.

И в святом источнике уровень понизился. Банку еле утопить, чтоб без пузырей. Сушь, сухие молнии с юга по ночам. Молний свет рассеянный, надоблачный.

В банке на закат есть всё-таки осадок. Осадок поймы дикой с плачущими ивами... Поймы, что приснилась, как Тяни-Толкай. Мой стиль не обязательно весёлый.

Начало для какого-то рассказа? Примерно так: «Однажды я возвращался заросшей долиной. Всходила луна...» И тут ещё колосья над оврагом, их верхушки.

С оврагом всё понятно, это тот, куда спустились жуткой тропкой. Куда деревья падают, размытые дождями. Но тот, ещё из первых впечатлений.

Да и долина той же может быть. Только уже попала в подсознанье, и я по ней откуда-то иду. Наверняка, в Лимончик возвращаюсь.

Лимончик вне сомнений. И я как будто тоже. И меловых тропинок предостаточно. Вот только институт здесь начисто отсутствует, поскольку нет привычного к нему отягощенья.

Да-да, иду свободно. Возможно, агроном. Или метеоролог – тут рядом есть такая станция. Ведь я всё время думаю, как сохранить лицо. А институт не мой, что ясно окончательно.

Я опускаю банку с водою из той копанки, чтобы ничто между закатом и мною не торчало. Не так уж много, вроде бы, и надо. И, кажется, что что-нибудь придумаю.

Пока нет продолжения рассказу. Но, может быть, приснится в том же стиле. Десятка два оврагов меловых. Овраги и будут новеллами.

Да, колоски. Головки красных кашек. И янтари дорожных волчьих ягод, в которых всё никак не признаю реликты, поскольку чернозёмный и мне они привычны.

В овраге мы поймали светляка в зарницах сухих молний. Там, где стволы нападали, где пышная целебность зверобоев.

Долина, тот овраг за Знаменскою рощею. Там чудеса, мы только что оттуда. Пустили светляка в стену акации. Кукушка, соловьи – на много тысяч лет.

Так что-то дрогнуло, о чём-то догадалось. Луна потом взойдёт в открытое окно. Ну, из-за дома, где магазин и тополи. И те будут дрожать, фигурные и серебристые.

Я перед отпуском. По Волге первым классом. И сразу вслед за этим арктический круиз. Потом Новосибирск до февраля. Пока что-то решать не обязательно.

Пока что «Соловей», фирменный поезд. Отходит рано вечером, но у него обычай стоять где-нибудь в Букреевке. Надолго затихает угольной ночью на пути в Москву.

Что в Курске хорошо, так это отпуск. Я никогда не ездил так активно. Ирина подкрепляет такие начинания. Не только в смысле быта, разумеется.

И Курск хорош своим расположеньем. К утру – хоть Крым, хоть, например, Москва. Задумываем вместе, снимаемся легко. Цветы кому-нибудь поручим и снимаемся.

Конечно, мне хотелось бы рассказывать об отпусках. Но там нет Курска, только лишь Ирина. И возвращение, конечно же, в Лимончик, особенно, когда есть дни до института.

В этом году не будет курской осени. Не будет и зимы, о чём не сожалею. До февраля не буду обывателем, каким стараюсь быть при всех отягощеньях.