Шестая глава: вертеп

С первыми лучами солнца, а это значит по майским дням – очень рано, когда основная масса населения города, городков и сёл области ещё досматривает свой десятый или какой-то там сон, они уже прибыли на двух автомобилях на излюбленное место Виталия Ибрагимовича. Это была великолепная поляна на берегу реки Ока – довольно-таки уединённое местечко. С одной стороны, несколько поодаль возвышался величественный сосновый бор. С противоположной стороны, непосредственно вблизи самой реки, была достаточно большого размера травяная лужайка. Она постепенно переходила в шикарный песчаный берег – похожий на морской пляж... И всё это, как в некой природной композиции, дополняло друг друга, составляя вместе – одно целое, предвкушающее для отдыхающего сердца величайшую гармонию: тела и души.

Итак, они прибыли на двух авто (грузовом и легковом), а именно: четыре хорошеньких девушки и двое юношей. Приехали они сейчас для того, чтобы устроить и подготовить это изумительное место для отдыха весьма, наверное, важных особ. Слаженно разгрузился полуприцеп грузовика; расставлены столы, невдалеке установлен мангал, а девицы занялись всевозможными приготовлениями. Так или иначе, но всё шло как по расписанному сценарию. Лишь изредка слышались некие указания одной из девиц (той, что постарше) и всё! – а дальше только лёгкий шорох выполняемой работы. Иногда звучали короткие смешки да негромкие шуточные реплики. Все (даже до странности как-то не по-русски) были заняты работой. Вероятнее всего, это никто иные, как всего лишь прислуга будущего банкета.

Прошло три часа неторопливых работ, и всё уже было практически готово. Ровно к девяти часам на широких в ряд расставленных столах была сервирована необходимая посуда и различные другие предметы праздничных столов всего цивилизованного мира. То есть, как раз к тому времени, когда уже должны появиться виновники события (судя по размаху – торжества!) ради которых всё это было кем-то затеяно. Время проведения этого мероприятия было заранее обговорено и всех оно, в общем-то, устраивало. Субботнее утро; ещё не так жарко; уже не кусаются комары и т.д. и т.п.

А вот и первые ласточки: целая вереница легковых автомобилей появилась на горизонте, поднимая пыль грунтовой дороги. Она торжественно подъехала к берегу и остановилась. Казалось, во всей этой значительной процессии не хватало только знамён и транспарантов. Не успел ещё никто даже выйти из тачек, да и там, в дали ещё не полностью улеглась мга, как снова там же что-то появилось. Опять, ещё больше всколыхивая пыль, летело уже во всю прыть именно сюда, весело поблёскивая на солнышке.

Из первого чёрного «БМВ», совершенно не торопясь, с особо непринуждённым видом вылез огромного роста мужчина. Встал, рассеянно всматриваясь вокруг по сторонам, как бы любуясь природой, и расслаблено так это потягиваясь, тем самым разминая отёкшие конечности и спину. Он как бы вдохнул полную грудь свежего воздуха, приподнял локти вверх и, обхватив при этом голову, начал покачиваться с некоторым вроде как удовольствием из стороны в сторону... Тем временем, следом, вразнобой повыскакивали как тараканы изо всех дверей других – не менее роскошных иномарочек – несколько возбуждённые и довольные вполне самими собой другие мужчины... Манерно вылезали выхоленные и добротно принаряженные женщины, скрывая тут же свои глаза от ослепляющих солнечных лучей под шикарными импортными солнцезащитными очками.

– Вот она, наша матушка-природа. Кричит, зовёт к себе!.. – пропел или громко продекламировал мужчина, ведший прелестненькую девицу под ручку, отчего та, несколько смущаясь, хихикнула, жеманно осматриваясь по сторонам.
Все широкой толпой, хоть и не совсем организовано, двинулись к предполагаемому центру нынешнего места отдыха. Да! было явно видно, что многие, если даже и не все – прибыли сюда не впервой для данного мероприятия. Там и сям, послышались оживлённые голоса; люди делились своим восхищением природой – красивой дымкой над рекой; кто-то шутил; кого-то потянуло вдруг на поэзию и т.д. и т.п. Все столпились в ожидании кого-то или чего-то...

– Ну, господа-товарищи, все прибыли?! – слегка зазывно и в то же время чуть шутливо вроде как начал было свою речь толстенький коротышка. И все уважительно потихоньку, по мере подхода, концентрировались вокруг него.
– Представьте себе, уважаемые, что сегодня, как и ровно пять лет тому назад, именно, этого же числа и месяца мы впервые собирались здесь чтобы почтить памятью безвременно усопшего товарища – великого государственного деятеля! – Виталия Ибрагимовича, который завещал нам: никогда не вешать носа и смело следовать его примеру... Ура! Господа...

Прозвучало вялое и нестройное – ура! – редкие хлопки в ладошки в основном женских голосов и ручек, а затем толпа плавно и уже намного организованнее двинулась к роскошным столам без каких-либо стульев – по-американски – на которых красовался весьма доброкачественный выпивон и далеко непростая закуска. Однако особой популярностью пользовались шашлыки, количество которых периодически дополнялось шустрыми руками почти невидимой прислуги по мере его приготовления. За время банкета будет съедено, по меньшей мере, четверть быка.

Хоть и на первый взгляд, как может показаться, все вроде как уж слишком хорошо одеты для проведения отдыха на природе. Но внимательнее приглядевшись, начинаешь прекрасно понимать, что эти люди знали куда едут и как для этого надо быть одетым, чтобы было удобно и практично. А нарядность их заключается скорее только лишь в их достатке.

Как ни странно могло бы показаться, но среди этой разномастной публики можно было увидеть в одной «куче»: некоторых депутатов, работников милиции, прокуратуры и других «эпохальных» функционеров, а также ещё и каких-нибудь немаловажных дельцов... Имелись и такие субъекты в не редкости, которые, снимая модные футболки и рубахи под ласкающими лучами утреннего солнца, оголяли свои «синие» торсы. Обнажались, выказывая тем самым действием на всеобщее обозрение толстенные золотые цепи на шеях и разрисованные чисто тюремными наколками тела то бишь татуировками различной тематики. Здесь были и «церкви с куполами» и «тигриные оскалы»... и другие художественные произведения с не менее острыми претензиями к искусству и жизни.

Никого в принципе не смущало, что «овцы», «сторожевые псы» и «волки» веселились вместе. Всем было хорошо. Все прекрасно друг друга знали. Да мало того, неоднократно уже пили и перепили на брудершафт – и спьяну: обнимались нередко уже фамильярно, а иной раз даже лобызались, панибратски шутили... Но каждый чётко всё-таки знал меру во всех этих своих действиях, и каждый, волей-неволей, всё-таки ещё знал и то: кто он сам – а кто тот. Кроме того, как бы они все не были пьяны, а перепивались зачастую до «усрачки» – однако здесь никогда не было публичных никаких серьёзных ссор или скандалов. На таких «увеселительных» сборищах всегда присутствовали весьма тёплые взаимоотношения. Яркая или даже блистательная всеобщая любовь, почтение и взаимоуважение и всё это при всеобщей потаённой подсознательно-обоюдной – жутчайшей! – ненависти. Каждый был всегда под одним и тем же «дамокловым мечом» – взаимной нужности и неотступно помнил об этом.

А тем временем на поляне уже вовсю звучала музыка. Продекламирован был уже далеко не первый тост. Все громко переговаривались, травили свежие анекдоты, пили, закусывали и смеялись... Помалкивали единицы, пожалуй, только новички. Эти только как говорится, присматривались, привыкали пока, или пока ещё были относительно трезвы, просто осторожничали. А вот остальные, кто вполне уже бывалый – вели здесь свои обычные, немало развязные светские беседы.

Такая сходка, если таковой можно назвать это собрание, где присутствуют почти всегда представители власти, по сути своей имела совершенно не развлекательную цель и, будучи по статусу в большей степени тайной, нежели официальной, способствовала в большей мере обыкновенному сближению одних с другими. Причём при очень малозначительных обстоятельствах. Таких как день рождения Иван Иваныча или годовщина свадьбы Таисии Петровны, или другого чего-нибудь подобного этому.

Всё здесь решалось только властью денег и – не более. Именно деньги являются самой главной движущей силой в любых вопросах общества, которое здесь сейчас собралось. Так вот тут, кстати, порой тайно совершались к тому же ещё и многие товарно-денежные манипуляции. Заключались порой неписаные подчас крупномасштабные договора. Что тоже было весьма удобно и взаимовыгодно. Выгода вообще имела первостепенное значение здесь.

Внимательнее присмотревшись и, наконец, увидев, что они уже порядочно «приняли на грудь», к тому же у некоторых (а у слабого пола тем более, кроме как исключительно отдельных особ), успели не только развязаться языки, но и в некоторых случаях даже слабо совсем ворочались. А значит, всё-таки ещё есть возможность подслушать их случайные речи. Таким образом, как бы лишний раз вкусить, чем же это общество, так сказать, вообще дышит. А добиться этого можно, только прогулявшись среди отдельных рассредоточенных ячеек общего данного скопища людей с широко «раскрытыми ушами». Да, собственно, начну-ка с первых попавшихся, а там будет видно.

– Ты мне, Стёпа, вот что объясни. С какого хрена я должен терять свои «бабки», отдавая ему эту квартиру? Нет! Конечно, по закону она его! Тут я ничего сказать не могу. Он детдомовец, это понятно, что ему полагаются по исполнению его совершеннолетия, его эти метры... Государство, так сказать, обязано предоставить, но с другой вот-тушки! стороны. Какого хрена я буду выписывать ему ордер, если тут Иван Иваныч, тоже нуждаясь, готов отблагодарить меня. Если я, так сказать, войду в его ситуацию и передам ему эту жилплощадь, а? Вот, ты мне объясни... Скажи, что я не прав... А ведь с жильём у нас проблемы... – так вслух рассуждал мужчина, вцепившись за грудки собеседника двумя руками и тряся его из стороны в сторону. Стёпе явно это не нравилось. Но будучи пьяным, он даже не пытался остановить агрессивного действия мужчины. Он был очень сильно занят, прежде всего, сохранением своего собственного равновесия. Периодически, нет-нет, да и всё-таки пытаясь, вяло, одной рукой, чисто символически, освободить от захвата кистей собеседника свою белую импортную сорочку с чёрным лейблом на нагрудном кармане, где «золотом» было написано LONDON. Наконец, порядком устав, он миролюбиво и смачно, хоть и немножко неуклюже, поцеловал того в нос и сообщил:

– Я не Стёпа... Я Николай Гришови... Григори... ик… – но, так и не выговорив, он обречённо махнул рукой, и уже вовсе не думая о свободе, закрыл глаза и полностью отдался воле провидения. Тот не унимался, проворно повернувшись к столу, схватил, и тут же махнув, как бы промежду прочим, очередную стопочку водки, настойчиво продолжал почему-то стоять на своём, но уже, правда, далее не распуская своих рук:
– Нет! Стёпа, хочешь, я тебя квартиркой обеспечу... И недорого, а этот хренов молокосос пусть в общежитии живёт. И все они... Хочешь? Нет! Хочешь, подарю? – совсем за малюсенькую мзду. Мне же тоже надо кушать!

– Мне не надо... у меня ужо есть... – ответил «Стёпа» и опять сильно-сильно зажмурился. Отчего казалось, что он уже согласен быть и Стёпой... да и вообще кем угодно, только бы его немедленно оставили в покое.
Наблюдать за этими двумя субъектами, честно говоря, уже порядком надоело. Пойду я вообще прогуляюсь среди присутствующей публики. Посмотрю, послушаю. Чем – вообще – дышит сей контингент. Иду и слушаю. Там и сям, везде, всюду слышится разное. Кто о чём. Настойчивое какое-то – безумное! – поветрие стяжательства и необузданной наживы. И ведь главное: хвастаются друг перед другом!

Вот тут поблизости дамы ведут беседу о: блузочках, шпильках, бретельках, каких-то «красненьких бюстиках», шикарных итальянских комбридесах, французском парфюме и так же о другой мелкой галантерее или прочем, довольно-таки дорогом имуществе – аналогичном этому.
Другие, собравшись рядом в кучку, оживлённо болтали о каких-то (по их словам) неимоверно вкусных деликатесах и так смачно расписывали свои впечатления при дегустации, что скажу как на духу. Я был несколько излишне поражён их умением: пересказом сводить с ума внемлющих, что даже колкая ревность, как вполне, (по собственному мнению), искушённого литератора исподтишка цепляла меня за живое.

Разговоры мужчин не особо отличались духовностью от пересудов женщин. Впрочем, если только масштабом и выбором вещей. Очень часто можно было услышать такие восклицания: «...А я вчера своей подарил...» или «...Моя намедни выклянчила...». И затем перечисление: «брюлики», золотую брошь, соболью шубку, норковое манто и т.д. и т.п. Запросы мужчин в значительной степени дешевле. Тут и золотые печатки, и заказные цепочки, а так же всякие удочки, часы, запонки... и другая «дребедень». Однако, всё, что касается тачек – это свято!

– ...Народ?! – вдруг прорезал воздух громкий выговор, сразу видно, хорошо поддавшего человека, – да для меня лично этот сброд был всегда необходим-то только, как движущая сила для начального толчка в собственной карьере. А потом он стал для меня костью в глотке – только обузой! И всё. Конечно, поначалу приходилось перед ним: сюсюкать, лялякать, фамильярничать, то есть нередко мурлыкать ему всякие дифирамбы, чирикать витиевато-красивые речи… Тупо доказывать ему свою безупречность. Наконец обещать ему неимоверные приятности. Ну а как же без этого-то?.. – говоривший это был человек среднего роста – мужчина, плотного телосложения (но не толстый) с красивым холёным лицом, брюнет, с голубыми выразительными глазами, явно пользующийся широким интересом и популярностью у женщин. Он был молод и великолепен. Говорят, он семь лет занимался в карате. В большей степени подкупали в его внешности – видимо врождённые – чисто только наружные признаки культурного и крайне честного человека. Мало того, внешность его как-то даже как будто исступлённо кричала – я, самый честный! – как в принципе у любого настоящего мошенника. Рядом с ним стояли тоже весьма респектабельные на вид персоны.

Один, выше среднего роста блондин, кареглазый джентльмен с толстенной шеей, на которой сверкала золотая цепь толщиной с палец взрослого человека. Мужчина обладал широкими плечами, явно спортсмен-борец и, очевидно, в прекрасной спортивной форме. Облачённый на нём костюм великолепного пошива изумительно подчёркивал его стройную фигуру атлета. На левой руке обручальное кольцо, а на правой настоятельно «бросалась» издали в глаза неординарная, сразу видно сделанная искусным мастером на заказ – золотая печатка с мордой оскалившегося волка. Человек этот был на вид лет тридцати.

Другой не менее тех двоих оригинален, так же, как и говоривший давеча «красавчик»: среднего роста, тоже брюнет, так же достаточно широкоплеч и так же в шикарном костюме. Как говорится, снова полный набор всяких золотых побрякушек. Правда, в отличие от тех двоих, он явно был постарше их, что можно было заметить не только по слегка уже морщинистому лицу, но и по его на аккуратной причёске седине. Тем не менее, сразу видно – он был убедительно так же в прекрасной физической форме. Особенно выделялись из общего фона его внешности – его серые и умные глаза.

Все они, судя по их поведению, друг друга очень хорошо знали и эта встреча, и этот разговор происходят явно не впервые. Кареглазый блондин, как ни пытался скрыть от проговорившего только что свою «яркую» тираду мужчины некоторую неприязнь, особенно к его последним словам, или даже скорее антипатию к нему самому – всё равно тот с лёгкостью разгадал это. Но, не показывая вида, напротив, казалось бы, даже нарочно, словно ковыряя гвоздиком своей ядовитости его вероятную ранку души, ехидно продолжал, даже несколько забавляясь этим, начатую тему. Тут, несомненно, проблёскивали его некие садистские наклонности. Да и, по-видимому, он тоже никого и ничего не боялся и держался очень самоуверенно.

– Ну, вот ты, Волчара, скажи разве ты не хотел бы власти над людишками? Видеть ежедневно, как они перед тобой лебезят. Гнут перед тобой свои спинки – пытаясь всячески тебе угодить; норовят настоятельно сделать ежеминутно тебе приятное. Разве, ты не наслаждался бы тем, что порой от тебя зависит то или иное обстоятельство для этого сброда? Вячеслав Сергеевич, да я не поверю просто тебе, если ты вдруг сейчас мне скажешь, что тебе это по фигу!

Вячеслав Сергеевич молчал; ему абсолютно не хотелось сейчас разговаривать на такие темы; мысли его в большей степени в настоящий момент были озабочены другим. Невзирая на то, что теперь он может позволить для матушки самые современнейшие дорогостоящие медицинские возможности, может предоставить любое, каким бы дорогим оно не было лекарство – всё равно у него никак не получалось сделать так, чтобы матушка окончательно выздоровела. Она наоборот – как назло – вдобавок к инфаркту недавно перенесла пусть и относительно лёгкий, но всё-таки инсульт. А говорят: второй инсульт смертелен.

Голубоглазый брюнет, которого многие тут почтительно величали Кириллом Антоновичем, повернулся к столу, находящемуся у него за спиной, и налил себе новую рюмку коньяка. Нарочито поддельно – даже рисовано! – вполоборота манерно обернувшись с хмельной и несколько язвительной ухмылочкой, уже прекрасно зная заранее ответ, явно строя из себя невероятно величественную персону, спросил:

– Господа, может всё-таки по рюмашечке? – и не получив никакого ответа, которого собственно вовсе и не ждал – с лёгкостью дирижёра – лишь взмахнув рукой, опрокинул содержимое в свой холёный ротик. А затем, даже не поморщившись, с показушной манерностью взял аккуратно ухоженной кистью руки с обязательно оттопыренным мизинчиком бутерброд с чёрной икрой и так же вычурно пикантно принялся его поедать. Он прекрасно знал, что они не употребляют ни крепких, ни мало крепких алкогольных напитков вообще.

Смотря на него, Вячеславу Сергеевичу почему-то вдруг стало как-то намного гаже на душе; он не считал себя хорошим или плохим; он думал о себе как о таком, каким он и был, а сейчас он был, по собственным рассуждениям – душегубом. Но он считал, что он – это всё-таки только он – а он же слыл бандитом и исполнял по сути своей – злодейскую роль и никаких красивых иллюзий у него по поводу себя никогда не возникало. Он твёрдо знал, что никогда не полезет во власть и считал, что это было бы с его стороны уж слишком омерзительно. И когда он смотрел на таких вот людей, как этот Кирилл Антонович – зам главы администрации города – рисующихся частенько принародно добренькими, благородными и честненькими – ему становилось всегда как-то уж на редкость не по себе. Не то чтобы он боялся, или как-то ещё опасался, что ли, этих людей – просто с такими людьми он вообще не хотел иметь никаких общих дел. По сути – людей – не имеющих в принципе: ни родины, ни флага и считающих, что родина там, где они повесят свою шляпу. А скорее, может быть, даже вообще не имеющих никаких принципов! Кроме, пожалуй, одного: самого себя и абсолютного достатка для себя. Что было самым диким! Таких людей, как Кирилл Антонович, что в депутатских рядах, что в государственном аппарате среди так называемых «чинуш» – было подавляющее большинство.

Он видел в жизни всяких людей и всегда их по-своему оценивал. Вячеслав наблюдал мир глазами себя, когда он был мальчишкой и смотрел по телевизору мультфильм «Маугли», но воспринимая теперь это же, как нынешний сам, проводя лишь идентичную аналогию. В дебрях жизненного пути встречались ему и хитренькие трусливые шакалы, и благородные волки, мудрые Каа, могучие властолюбивые Шерханы и всякие другие персонажи.

А он опять не знает, что ему делать? Бывшей жене, хоть та по-прежнему его воспринимает достаточно холодно, да и они уже несколько лет, как разведены (ладно! зато больше не ершится по поводу дочери – а это для него верх желаний), недавно подарил пусть немного подержанный, но всё-таки «Фольксваген». Нашёл через хороших знакомых, пусть не особо денежную, но и совсем непыльную с перспективами работу. Нина не собиралась вроде бы искать нового мужа, а жила одной только дочерью. Про случайных мужчин она ему не рассказывала, а он никогда и не спрашивал. Дочку Вячеслав пристроил в самый лучший детский сад, но скоро она пойдёт в школу – и тут у него есть уже нужные «подкрутки». Так что у них-то – всё будет в полном ажуре. И хотя бы только это его успокаивало. Вот разве ж только что матушка?

Тем временем сходка рассасывалась. Помаленьку, то там, то сям – люди начинали расходиться. Кто-то доводил шибко пьяного «гуляку» до автомобиля и терпеливо, или грязно матерясь, усаживал туда; кто-то сам в одиночку преодолевал определённое расстояние в раскачку до ожидающего его транспорта, где терпеливые «водилы» уже ожидали таковых с распростёртыми нараспашку дверцами, и те туда молча плюхались с довольными физиономиями. Один весьма развеселившийся толстячок в окружении двух молоденьких и смазливеньких дамочек, громко гогоча и отпуская плоские шуточки, также направился к своему роскошному во все времена «Мерседесу». По дороге он то и дело их лапал за сиськи и периодически обнимая, лобызал, чем опять же очень радовался и вероятно несколько самоудовлетворялся. Те – в голос ему тоже хихикали и порой отчаянно терпели его некоторые чересчур неосторожные выходки, а иногда даже скрытно злились, морща свои прелестные носики и закатывая глазки, но открыто не выказывая своего неудовольствия.

Вот, в конце концов, и всё. Немного напоследок повиляв задом, как бы прощаясь, уехала последняя тачка, а на поляне осталась только та же самая шестёрка энергичных молодых людей – прислуга, которая уже торопилась: скоренько прибрать разбросанный кругом мусор, погрузить в полуприцеп грузовика привезённую сюда с утра всякую утварь и т.д. и т. п.
* * *