***
Мыть подъезд не так-то просто. Не всякому доверяют это ответственное дело. Но когда-то надо учиться, говорит мама, вытаскивая старое зеленое эмалированное ведро с водой на площадку нашего второго этажа. Наша очередь дежурить. На дворе непроходимая осень, непролазные грязи, а потому в коридоре есть чем заняться. Пол деревянный, крашеный, щелястый, когда-то красно-коричневый. Сначала, показывает мама, надо подмести, причем влажным веником, чтобы пыль не поднялась в воздух. Площадка становится пестро-грязной, с веселыми разводами там и сям. «А ты пока поди вытряхни половички!» Я собираю разномастные коврики, стараясь не дышать тучей недельной грязи, которая открывается под вязаными выцветшими и вытертыми кружочками. Когда-то, понятно, они были веселенькими и полосатыми наподобие радуги, эти самовязаные крючком домашние половички. Потом родимые перекочевали под дверь, под ноги гостей, немилосердно терзающих радугу сапожищами. Поблекла радуга, и сейчас я пытаюсь вытрясти из нее въевшуюся пыль. Я стесняюсь трясти эти жалкие обрывки, я закрываю глаза, чихаю от пыли и бегом тащу этот ворох на второй этаж. Наш корявый половик пахнет чернухиной шерстью.
«Теперь надо промочить щели», - продолжает мама, берет изрядно намоченную тряпку – и плюх ее прямо на эти самые щели. И так надо обшлепать весь этаж и лестницу. Безобразие, да и только! Лужи по всей площадке! Попробуй пройди пьяный сосед Оська! Просто какая-то морская палуба! А теперь мама начинает мыть: сначала очень мокрой тряпкой, потом выполаскивает ее в том самом зеленом ведре, выжимает (у мамы кривоватые пальцы от артрита) и протирает почти сухой тряпкой. Вода очень быстро делается помойного вида, и я выношу ее (если нет свидетелей, выливаю прямо на дорогу). Потом мама доверяет попробовать мне. Получается неважно: руки слабосильные, ни нажима, ни выжима, глаза полуслепые. «Не видишь, что ли, в углу немыто!» Не вижу. Скоро начинает ныть спина, и в глазах рябят какие-то темные точки. Стучит в висках. Лестницу мыть проще. Надо прихватывать по три ступеньки, но обязательно возвращаться и протирать насухо. А то начнет капать на головы проходящим соседям. «А, помощница подросла», - говорит тетя Стюра, неся ведро поросятам. В ведре плавают разваленные куски черного хлеба. Каждое утро Стюра идет за хлебом с коричневой сеткой и возвращается, неся на горбу булок десять серого, по 15 копеек (чушек кормить). Я домываю последнюю ступеньку и с чувством гордости выношу последнее ведро отработавшей свое воды. Возвращаясь, с удовольствием расстилаю отдохнувшие половички под каждую дверь – Анне Семеновне, теть Тасе, Оське, нам. Кто это там уже идет, топчет мой непосильный труд? Почтальонша! То-то! Я первая встречаю нашу почту! Маленькая тетя с востреньким сморщенным личиком, смешной фамилией Колпакова и огромной почтовой сумкой вручает мне «Пионерскую правду», «Советский спорт», «Серп и молот» и – у меня сжимает горло, к самым глазам подступает знакомое ощущение - новый номер любимого журнала «Пионер»! Счастью моему сегодня не будет конца! Измерить его нельзя! Но, кажется, судьба вознаграждает меня за вымытые ступеньки: еще не все! Почтальонша лезет в боковой карман сумки и достает письмо – от Маринки! Горло связывает слезная спазма, я бормочу «спасибо» и тащу ворох корреспонденции в хату. В зал, на диван! Никому не дам, первая читаю! Да возьмите свой «Спорт»! Все, я не знаю, с чего начать, захлебнувшись радостным возбуждением. С письма, с письма! Конвертик, подписанный старательно, но еще не очень твердо, пришел из Красноярска, от Маринки (мы с ней этим летом твердо договорились писать друг другу). И вот уже третье письмецо! Ну-ка…
« Здравствуй, Лена! Мы живем хорошо. Я нашла у себя дома книжку. Помнишь, «Открываем сказочный лес, попадаем в страну чудес». Посылаю тебе на память две открытки: про юг, где была мама. И про Москву, где тоже была мама». «Как там наша баба? Напиши хоть про нее, как там она». Это Маринка спрашивает про Анну Семеновну, нашу соседку. И почти все письмо – загадки и ответы. Это мы решили друг другу присылать разные загадочные вопросы, а то частенько содержания для письма не хватало. Например, «зачем продавец в магазине работает?» (за прилавком, конечно!) Эх, письмо махонькое! А вот журнала хватит дня на три! Он отложен на сладкое. Сначала надо проштудировать «Пионерскую правду». От последней корки до первой странички. На последней обычно есть рубрика с головоломками, ребусами, загадками. «Ума палата» называется. Там еще шибко умная сова нарисована! И непременно продолжение про Алису Селезневу. Мама не зовет ужинать, знает –бесполезно, если я упала в журнал. Сначала надо просмотреть, попробовать на вкус каждую страничку, не читая, но только любуясь заголовками, картинками, обнюхивая буковки. Вот оно, продолжение «Колыбельной для брата»! В героя этой крапивинской повести я влюбилась с первых строк повести. На секунду я отрываюсь от бесценных своих сокровищ (не смейте прикасаться, пока я не прочитала!) и бегу в кухню, хватаю пару черствых пряников из шкафа – и мигом обратно. Все, порядок. Каменные мятные пряники, полвека провалявшиеся в сельмаге, грызутся долго, а повесть Крапивина все не кончается…