ДЕЛОВЫЕ КОЛЕНИ

/ производственный роман в 2-х частях /


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


– Вы прелесть, моя дорогая! – баритон Пескоструйникова привычно взял верхнее «до», и, как бы в подтверждение искренности сказанного, влажная от волнения ладонь огладила коленную чашечку Генриетты Огурцовой, восседавшей, как Будда, в предбаннике ВСЕМОГУЩЕГО ПОВЕЛИТЕЛЯ.


– Зря стараетесь, милейший, – с умело приданной лицу серьёзностью, предупредила она, хотя и не смогла скрыть симпатию к романтически настроенному посетителю. – А потому попытка повлиять на мои слабые места заранее обречена на неудачу, как прогулка в непогоду.


Однако неблагоприятный синоптический прогноз лишь прибавил настойчивому искателю удачи, уверенности. И он продолжил безрадостную охоту за птицей счастья в частных владениях, падкой на лесть и приношения, секретарши.


– Эй, милейший, не зарывайтесь! Рука мужчине дана для того, чтобы скрывать свои мысли, а не демонстрировать чувства.

– Пардон, – засуетился Пескоструйников. – Это от избытка чувств и волнения. – И рука испуганно замерла, как случайно нарушивший линию фронта разведчик. – Наш-то пренебрёг...

– Не может быть! – не без пафоса разыграла удивление Огурцова.

– Вообще-то шефа понять можно, – рискнул доверить свои мысли, ожесточившийся от неудач и отчаяния, Пескоструйников. – Когда человек выбивается в нарыв, мелкие гнойнички не кажутся ему достойными внимания.

– Фи, Серафим Григорьевич, будьте выше личных причин, иначе станете в моих глазах невыносимым. Нельзя же, в самом деле, ставить свои неурядицы в вину всему прогрессивному человечеству.


И всё же мужчина-неудачник задевает какие-то тайные струны даже ожесточившегося женского сердца. Она куда-то позвонила, ласково попросила, туманно намекнула, осторожно пригрозила, и тут же Пескоструйников, всё ещё не веря услышанному, но зачарованный увиденным так близко, что притворяться непонимающим не имело смысла, благодарно прижался к коленке, как к чудотворной иконе.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ


Прошло несколько беспокойных лет. В кабине Пескоструйникова вошла женщина, в которой даже самый невнимательный читатель нашего правдивого повествования признал бы вышеописанную Генриетту Огурцову. На ней была короткая, ниже талии, но выше колен, юбка, а вся она казалась большим рождественским подарком, но не избранному, а первому, кто протянет к ней руку.


Дело её к Пескоструйникову было из тех, которыми кишмя кишат чиновничьи кабинеты и которые решаются так же естественно, как и возникают. Виновный в излишнем усердии, но признавший его несостоятельность, обязан найти слабое место у возможного спасителя, дабы с ловкостью, подогретой отчаянием, использовать в своих интересах. Но при этом важно и не переусердствовать, дабы потенциальная палочка-выручалочка не заподозрила, что её принуждают к благотворительности.


– Вы? – скривился Пескоструйников. – Я думал...

– Угадали, провидец вы наш. Все мы ходим под законом и, поди знай, какой параграф придётся нарушить завтра.


Пескоструйникова задумался, пытаясь понять, намёк ли это или краткое изложение печального для просительницы события. Так и не усвоив это с достоверностью, кому-то позвонил, туманно намекнул, ласково пообещал, осторожно пригрозил, напомнил вроде бы забытое, притворился, что не обратил внимание на недавно случившееся, и тут же посетительница, рассыпаясь в благодарностях, покатилась к выходу, но, остановленная Пескоструйниковым, услыхала:


– Сделайте одоление, уважаемая, прикройте ваши колени.


Вспыхнув, как сухая лучина от близкого зарева, Генриетта выскочила из кабинета, а Пескоструйников откинулся на спинку кресла, осветившего лицо отблеском кожаной обивки, и мечтательно закрыл глаза. Он думал о коленях, так деловито отзывавшихся на ласку, но совершенно бесполезных, когда владелица их не справляется с мужскими обязанностями.

Борис Иоселевич