Свой рассказ я, в излюбленном стиле, начну с конца.

Однажды, примерно в первом часу утра (около 6 часов, значит), я проснулся от того, что кто-то захлопнул дверь моей квартиры. Мне даже показалось, что я успел увидеть, как полоса света из коридора стремительно сжалась в тонкую непроницаемую щель и вернула в мою квартиру шершавый сумрак. Я быстро, еще не до конца осознавая происходящее, натянул на себя первую попавшуюся одежду и выбежал в общий коридор. С другого его конца до меня, словно мучения сломанного баяна, донесся шум закрывающегося лифта. Я бросился на лестницу и чуть ли не кувырком прокатился несколько этажей. Начиная, наконец, собираться с мыслями, я выбежал на улицу, захлебывавшуюся отвратительной осенней слякотью. Некто, нарушивший мое спокойствие, неспешно брел по блестящему отсветами белых уличных фонарей асфальту. Я узнал его мгновенно, во многом потому что еще до того как увидел его, уже прекрасно догадывался, кто бы это мог быть.

Этим человеком был мой давний, еще со школьных лет, друг. Он несколько небрежно обернулся и, заметив меня, принялся бежать во весь опор. Месиво, покрывавшее асфальт, глотало мои сандалии (вот что я догадался надеть спросонья), я немного отставал. Мой друг выбежал на безымянный переулок (у него действительно нет названия), залитый, как сковорода растительным маслом, все той же бесконечной грязью, отпечатанной протекторами автомобильных шин. По переулку пробирался автобус, и, как вы, вероятно, уже предвкушаете, мой друг успел стать его пассажиром, а я нет. Я упустил его, вместе с ответами на многие вопросы, которые был способен дать только он.

Вместо того чтобы вернуться домой, я прокатился по начинавшему пробуждаться городу на одном из первых автобусов, мимо аллеи опадающих деревьев, под окнами безликих новостроек и потом по подожжённому оранжевым освещением проспекту, моему любимому, со старческой торжественностью ностальгирующему по тем годам, в которые я не жил. Затем был еще один проспект, между ними двумя я познакомился со своей второй девушкой, к слову. Город просыпается ночью и засыпает днем.

Вернувшись домой, я обнаружил у себя на двери, с внутренней стороны, приклеенную на скотч записку, содержание которой было таково: «Я ухожу от тебя. Можешь радоваться – больше ты меня не увидишь. Лично я рад еще больше, т.к. ты абсолютно никчемен, таких, как ты, принято называть корм или дно. Мне стало вконец непонятно, что я еще продолжал здесь делать, как-то подстраиваться под тебя, мириться вообще с твоим существованием. Ты нах не сдался ни мне, ни кому либо другому. Пока. И все же, я искренне желаю тебе удачи, серьезно».

Вот что было мною там прочитано. Признаться честно, текстик этот меня немного огорчил прямотой своего посыла, но в большей степени я был не расстроен, а шокирован, и вовсе даже не содержанием.

Однако, об этом позже, а сейчас, я бы хотел обрисовать общее физическое и душевное состояние, сопутствовавшее мне в то время. Этот абзац, впрочем, рекомендую пропустить, если у вас нет твердого намерения дочитать мой рассказ до конца. Коротко говоря, со мной, в общем-то, все было вполне в порядке, за исключением нехватки времени и серьезнейшего недосыпа. Я всегда отличался умением безобразно тратить свое драгоценнейшее время, к этому я поневоле привык, проблема в том, что я делал (и продолжаю делать) это все усерднее и усерднее, с каждым месяцем все больше утрачивал способность рационально распоряжаться минутами и часами. В качестве предсказуемого итога я перестал успевать делать первостепенные вещи, я, например, докатился до того, что писал домашнее задание в метро, причем не в поезде, как часто бывает у студентов, а на платформе. Сел однажды на станции (не буду ее называть) на скамеечку, недалеко от того места, где поезд появляется из тоннеля, положил тетрадь и учебник на предположительно гранитный постамент и начал конспектировать. Люди смотрели косо. Занимался я этим где-то минут 10-15 и очень, надо сказать, здорово занимался. Дело в том, что только в подобных условиях я еще был способен работать продуктивно. Про выучивание пересказов вперемежку с нездоровым сном по дороге в университет и говорить не хочется.

А теперь я предлагаю вернуться к собственно рассказу. Однажды, находясь в одном из бесчисленных «Макдональдсов» нашего города, я уловил, как несколько человек за соседним столом обсуждали моего друга, того самого, который, вероятнее всего, и оставил мне эту записку. Я не совсем понимал суть их разговора, по причине того, что он был снабжен поистине огромным количеством непонятных мне слов, но дело, кажется, было серьезное. В силу кое-каких событий, предшествовавших этому случаю в «Макдональдсе», но описанных после него в моем рассказе, я принял решение проследить за одним из участников той беседы.

Покинув «Макдональдс», они разошлись в разные стороны. Я быстро догнал одного, и расспросил его о человеке, заинтересовавшем меня больше остальных. У него, как выяснилось, было весьма странное имя – Рики. Не думаю, что и вам когда-нибудь встречалось такое имя. Рики этот, тем временем, успел отойти на достаточно почтительное расстояние. К сожалению, я пропустил момент, когда он нырнул в переход, и прошел мимо. Спустя полминуты я заметил его в серой массе прохожих, своими передвижениями вдыхающих в город безумие, на другой стороне дороги. Среди света огненных фонарей не было двух самых нужных цветов – красного и зеленого. Как назло мне попался участок дороги длиной в несколько сотен метров без единого перехода (!), ни подземного, ни наземного. Когда-то мне пришлось перебегать, помешав при этом водителям нескольких машин, эту многополосную улицу, но в данный момент это было невозможно, вечернее движение было непрерывным, как ток крови. Я был вынужден вернуться назад, к тому переходу, которым воспользовался сам Рики. На этом я потерял около 3 минут и, признаться честно, надежду настигнуть его.

Впрочем, в этот раз я ошибся. Я догнал его недалеко от 2 улиц, которые знают все, кто живет в моем городе: они расположены по соседству и обе сверкают всей палитрой радуги, однако одна – широкая и высокая, а другая – узкая и низкая. В фиолетовой, задыхающейся дымкой ночной мгле Рики был больше похож на какое-то мифическое существо, проворного волосатого сатира с 2 длинными козлиными рогами и копытами вместо ступней, чем на человека. Мне даже показалось, что в руке его отражала свет луны коса. В таком виде он спустился в метро.

Я проследовал за ним. В вагоне мои мысли начали таять, я клевал носом. Моментами я забывал про Рики, про свою цель, думая о сюрреалистических вещах, способных вцепиться в мозг только в полусне, между ясным разумом и бредом. Тем не менее, Рики от меня не ушел – у меня есть привычка кратковременно возвращаться в сознание на остановках. На одной из них я и вышел вслед за ним.

В конец концов, увидев, что он намерен зайти в какое-то кафе, я принял решение прекратить слежку и расспросить его обо всем прямо. Я поймал его за руку прямо на пороге. Он все же оказался человеком, а не адским сатиром. Первым делом я спросил, не знакомы ли мы. Он ответил, что впервые видит меня. Тогда я поинтересовался, что он знает о моем друге. Услышав о нем, он усмехнулся и задал встречный вопрос, очень странный: «Чего никогда не собирает Рики?» Откуда мне знать? Я, ясное дело, не смог ответить, и он отказался продолжать разговор, скрывшись за дверями кафе.

Вечером того же дня я сделал для себя одно открытие. По дороге домой я осознал, что у меня нет телефонного номера того моего друга, нет никаких его контактов, я не знаю, где он живет, не могу вспомнить ни одного забавного случая из школьной жизни с его участием. Придя в свою квартиру, я нашел все фотографии всех классов, где я учился, какие у меня были. Я изучал их пару десятков минут, пока не убедился окончательно, что этого самого «школьного друга» нет ни на одной из них. В связи с этим возник резонный вопрос: кто же он тогда такой, откуда мы знакомы? Да, я обманул вас, тем ранним утром, когда он разбудил меня в моей квартире хлопком двери, я уже знал, что он мне вовсе не «школьный друг».

Здесь сделаем последнюю паузу. Поговорим еще немного обо мне (сей абзац, опять же, может быть совершенно безболезненно пропущен). Я упоминал про свой недосып. Эта проблема так же так или иначе преследовала меня, без преувеличения, с детства, а в тот период, когда со мной приключилась эта история, она усугубилась практически до крайности. Особенно жестоко недосып проявляет себя в транспорте, например, в метро. Мое состояние в этом плане было настолько плачевным, что мне приходилось идти на сомнительные ухищрения. Например, мне надо было сесть в первый вагон. Вместо этого я загружался куда-нибудь в заднюю половину поезда и на каждой станции переходил в следующий вагон. Делал я это затем, чтобы не задремать, но не помогало – одного перегона моему мозгу хватало за глаза, чтобы отправиться в путешествие к квазарам. Это вовсе невесело. На парах я также вел ожесточенные бои со сном, и тоже тщетно. Если мозг начинает отключаться, без помощи внешних факторов этот процесс не остановить, придется перетерпеть примерно полчаса на грани сознания и его отсутствия. Пытаться вывести себя из этого состояния исключительно с помощью работы мысли почти бесполезно, по крайней мере мне это удалось всего, кажется, 1 раз. Я даже начал ронять вещи, когда стоял, прислонившись к дверям, в вагонах метро, чего раньше мне удавалось избегать. В такие моменты мои мысли превращались в медузу. Короче говоря, физический, эмоциональный фон, поверх которого (а может быть, еще и благодаря ему) развивались эти события, был абсолютно бедственен.

Ну вот мы и дошли до третьего акта моей, хотелось бы назвать ее так, поэмы. Еще раз уточню, то, о чем я сейчас поведаю, произошло раньше всего, про что вы читали выше.

Мы с моим, как оказалось, совсем не другом, шли по одной из центральных улиц города. Я уже не помню, где мы пересеклись и о чем говорили. Мы миновали храм, освещавший белизной своих стен темноту вечера, музей, где я был чуть ли не завсегдатаем, и вышли к обширному перекрестку. Дороги входили в него как сосуды в черное сердце. Мой друг предложил пойти в обход, через мост. Дома на той стороне ломились друг на друге, будто на полотне кубиста. Последние, кстати, любят мутные, серые краски, которыми по преимуществу и расцвечен наш город.

Посреди моста мой друг попросил меня обернуться. За нами спешили 4 человека, низкого роста. «Они нас преследуют», - заявил он. «Это же дети, или карлики какие-то», - ответил я. Мой друг указал на молоток в руке одного из них. И в самом деле, инструмент имел место быть. Мы ускорились. Они в свою очередь тоже. Я пожалел о нашем решении пойти через мост, потому как свернуть с него, ясное дело, было некуда. Закончилось все тем, что мы практически бежали. Под нами рябила, отблескивала рыбьей чешуёй поверхность реки. Вода, вероятно, была ледяной. Желтый свет струился, стекал воском со стен домов на противоположной стороне. С моста мы спустились по лестнице сбоку, потом перебежали по короткому деревянному, освещенному одной лишь кроваво-алой лампой, тоннелю, видимо временно возведенному в строительных целях. На набережной не было ни одного кафе или ресторана, где мы могли бы укрыться. То ли дети, то ли карлики, то ли просто низкие люди бежали за нами, это можно было сказать теперь безошибочно. Они меня действительно пугали, в частности тот молоток в руках одного из них, правого.

Мы спаслись в отеле. Естественно, задерживаться мы там не стали, не имея ни желания, ни возможности, однако этого хватило – наши преследователи зайти не решились и бросили затею добраться до наших так и оставшихся здоровыми тел, и это главное.

Потом мы с другом посидели в одном кафе, обсудили случившееся и пришли к выводу, что они нас с кем-то спутали, т.к. других объяснений их агрессии мы найти не сумели. Сейчас же я уверен, что им нужен был именно мой «друг», которого, как я понял позже, в тот день я увидел впервые, но по какой-то причине принял за знакомого. Я же был им, скорее всего, совершенно неинтересен.

Ну что ж, а теперь вернемся в самый конец этой темной и неясной, как вечера на городских окраинах, истории. Итак, я прочел прощальную записку моего псевдо-друга. Начнем с того, что я был и до сих пор остаюсь на 100% уверен, что ее автором является именно этот человек. Однако в ней, о чем я уже говорил, было нечто, отодвинувшее само ее содержание на второй план. Это почерк. Дело в том, что почерк оказался моим. Конечно, я могу безошибочно опознать свой почерк. Тем утром я даже достал свои тетради, чтобы свериться, и еще раз убедился, что этот текст мог быть написан только моей рукой и ничьей иначе.

Я не был обманут, этого человека я больше никогда не увидел. В университет я в тот день не пошел. Невелика потеря. Зато относительно сна я примерно с того времени начал идти на поправку, недосып, конечно, до сих пор меня мучает, но уже не в таких суровых формах. В целом, жизнь двигается прежним размеренным чередом, и эту историю я иногда вспоминаю с недоумением, как одно из самых непонятных происшествий в моей жизни. В чем-то он, однако же, был прав. Возможно, я и впрямь был и остался тем, кого называют «кормом» или «дном». А куда делся он сам? Кто его знает, быть может, сейчас он в другом городе или даже в другой стране, реализовывает свои планы и рассказывает своим новым знакомым о прошлой жизни, и о случае с моим участием в том числе, со спокойным пренебрежением.

P.S.
Заходите на эту страницу, читайте о моем новом литературном проекте и присоединяйтесь. Это не только для меня, но и для вас http://vk.com/ultimatewritingchampionships