ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



ЛЮБИ И УКРАШАЙ... 32. Часть сердца там оставил

Автор:
32. ЧАСТЬ СЕРДЦА ТАМ ОСТАВИЛ

Май 75-го. Я иду на лекцию. Утреннее счастье – берёзовым подъёмом, у входа в институт теперь фонтан. Немного постою в фонтановом тумане.

И – на восьмой этаж, а лекция последняя. Студенты реагируют как надо. Даю напутствие и закрываю год. Конечно, впереди ещё экзамен.

Зайду и в деканат, и в ректорат. Что там ещё подкинут, представляю. И также представляю, что вынесут студенты после ОПов и АСУПов. Не знаю, как другие факультеты, но на нашем беспросветная убогость. Доносы, сплетни, гнёт идеологии. Жлобовский дух, как будто так и надо.

А институт? Ну, здесь доцентский корпус ещё как будто ценится, но молодёжь задавлена. Какое-то гестапо, и удивляться нечему, если никто себя не уважает.

Не думать бы про это, но я думаю. Всё чаще о Новелле, о том, как быть доцентом. Что этот поезд дальше не везёт, а впереди вся жизнь, хотя и лет достаточно.

Но подожди? Пока Новосибирск, хотя, что толку умножать дипломы. Новосибирск лишь способ на время устраниться. И да простит мне Бог, принять стаканчик вермута.

А институт красив! Фонтаном обзавёлся. Трамвай на круге даже романтический. Иным законом тихий лёгкий бриз. От вида хорошо, но почему, не знаю.

Да, если б жизнь нормальная? Я так всё чаще думаю. Казалось бы, ничто не угрожает, а вот – эта тенденция, причём, едва ли новая. Лишь ставшая какой-то обязательной.

Где забвенье, говоришь? В баобабах и берёзах. Живу вровень с верхушками деревьев. Ирина «собрала» окрошку, например. Огни приобрели определённость.

Я мог бы называть и рассуждать о прототипах, трудно узнаваемых. Ведь всё-таки бываю за краем суеты. С самим собою равным, а значит и свободным.

Порой мне кажется, что вряд ли ещё раз спрошу Судьбу о смысле обывателя. Уже Лимончик, Курск и институт красив. А шарики для лёгкого бетона пойдут как хобби для доцента.

Но тут же, что нельзя жить иностранцем. Что институт чужой непоправимо. И что без института мне в Курске делать нечего, похоже, тоже ясно окончательно.

Но, погоди, но, погоди. Дзэн-озаренья в повседневной жизни – занятье не пустое. Во всём себя узнаю. Всё, может быть, сойдётся в какой-то нужной точке.

И май-75. И майский ветер вертит, как хочет, сиренями, возится в жёлтых акациях. Вникай же поскорее в одуванчики. Ветер – для тёплых дождей.

Да. День победы надо бы отметить. Бренча медалями, блевали ветераны. И был салют на площади, здесь для меня не первый.

Гуляющие люди? Я без вражды к гуляющим, и их нехитрый смысл меня не раздражает. Дворцом Венеции глядит универмаг. И даже гастроном серьёзным силуэтом.

Ракеты для тридцатой годовщины. Пускали из стволов, зарытых в землю. С последним пиком радио – весь боезапас, как будто бы вулканы заработали.

Венеция, Венеция! Вот что небо делает. И Знаменский собор не на последнем месте. Но почему, скажите, Курск должен быть похож? С Душою Курска всё не так-то просто.

Я втиснусь в этот город. И полюблю помойки. Ведь, помнится, хулил и воду в Тускари. Мой тёзка и коллега был изначально прав. Хотя помойки, вёдра, кочерыжки.

Облепленные ватой джунгли Боевки? Чеховским глазом Лысая гора? Часть сердца там осталась и живёт, только уже без прежнего вниманья.

Теперь долина Курск мой представляет. Могу составить план до Барнышовской площади. Не потому, что сразу же за Рощей, а потому, что вправду экзотична.

Ну, да – сначала там, до дома бабки Мирл. Дом за пределом дряхлости, мансарда без балкончика. Но знал и времена, что видно по всему, а кто его построил, неизвестно.

И дамба, но о ней сейчас навряд ли стоит, я говорю: огни определились. Давно пора. Хотя немного жаль тех первых настроений и туманов.

За дамбой Курск не сразу. Вода, вода, болота. Порою не пробраться к диким ирисам. Звериные тропинки, да ведь и пахнут джунглями. Массивы топкие, смех птицы куки-бури.

А дальше заходить я как-то избегал. Там улички эпохи облупившейся. Пузатые завалинки, где семечки грызут. Упрямые, замшелые.

Я всё об этих семечках. Сирень через заборы. И тут же тростники, новые осоки. Естественные ирисы здесь почему-то жёлтые. Пни поперечных ив, новой лозой поросшие.

Тут самый обыватель и таится. Береговая улица, она же Куровая. Нет, я тут не сидел. И было б очень странно, чтоб кто-нибудь похожий лузгал семечки.

Но тут надо признать высокомерие. Я – ни за что, но если глубже вникнуть, покой душевный может быть дороже. Пусть это даже крайность обывателя.

Моё высокомерие как будто бы оправдано. Мещане, обыватели – народ второстепенный? Тёмное царство, в общем, как учили. Но именно поэтому сомнения.

Возьмём купца Семёнова. Семёновская улица чуть выше этой, даже параллельна. Купец, торгаш, купчина толстопузый? Звёзд не хватает, пороха не выдумать?

Но вот же выдумал и телескоп построил. Так что и микроклимат не помеха. А тишина, а ирисы? Сирень через заборы? Нет, нет, тут что-то есть. Есть что-то в старом Курске.

Вывод, конечно, куцый, но так ли неожиданный? Ведь я давно приглядываюсь к улицам. В иных табличках Время проступает. Полезно знать и старые названья.

И там, где Время, думать о себе не то чтоб стыдно, а просто забываешь. Лишь жаль, что ненадолго. Что-то мелькнёт и скроется – грузовики, их номерные знаки.

Я уж не говорю о жёлтых ирисах. Долина к Тускари, но Кур возле базара уже в трубе подземной. И улица Дзержинского над ним, забытым и затоптанным.

Да, я ищу, разумеется, диковины. На водостоке вот дракон из цинка. Балкончик угловой, кирпич уже крошится. Лекальных кирпичей в начале века не было.

Ищу модерн, ищу конструктивизм, но в Курске мало этого. Тут время остановлено как раз перед модерном. Как будто что-то выдохлось. Вот у меня Семёновская – та вся из привидений.

Не принимал я Курска, прав коллега. Впрочем, какое там высокомерие. В моём существовании и лирика такая же. Построена на разных отвлеченьях.

Я и сейчас такой, но всё же допускаю, что не всегда я прав и объективен. Сужу по настроеньям, а реальность проходит где-то, может быть, не знаю, каким планом.

Ясноокие дома и сады за ними? Пример того, как мне хотелось бы, наверно. Особенно в эпоху общежития, да и сейчас отчасти, временами.

Меж тем, таких домов наперечёт, и только в старом Курске. Гостиный переулок, что вниз до погребка, и дождь не освежит. Ну, что здесь от Долины?

Меленина и Ртищева, Советская – чуть дождь, непроходимы, безнадёжны. Подворья монастырские мне ничего не скажут, лишь до конца испортят настроение.

Нет, это я не в мае. Такое накопилось. Как будто наплевать, как будто мимоходом. Что институт? Тут хуже. Улыбочки кривые – и это мой Париж, мне это по гроб жизни...

Ну, что же? Если так, снимай покровы. Пойду по Чумаковской, по Воротней. По Даньшинской и дальше. Учи уроки Курска, хотя бы попытайся.

Стараюсь, как могу. Большевиков – Покровская когда-то. А улица Гайдара была Золотаревской. Архангельская стала Либкнехта. Не хватит ли стараться? Нет, вот ещё Преображенская.

Преображенская, всё те же КУЖ и КУЗ. Спускаешься к Долине. И где ты? Ты в Воронеже! В том, довоенном? Нет, куда-то ещё глубже. Сенной базар, телеги, будки с керосином.

Те спуски накопились. Все к куполу Собора. Там думаешь о Вербном воскресенье, о красоте провинции, душе несостоявшейся. И знаете, тут весело. Как-то моложе, что ли.

Тут было казначейство, вот тут епархиалка. Нет-нет, я не хочу путеводителя. Я так покров снимаю, расспрашиваю бабок. Да, Красной Армии была Преображенской.

Покров идеологии? И там идеология. Вот Чумаковская свободна от всего. Тут, правда, Гоголь как-то затесался, но я его стараюсь игнорировать.

Вот Ртищевская. Ртищев продал усадьбу Фету. Тут уже связь с моими изысканьями. С тем планом, что под сводами, пусть Ртищев и не тот. Пусть я не дотяну до обывателя.

В музее, между прочим, мне обещали карту, где старые названия всего, что было в Курске. Но как-то не везло: то перерыв, то кто-то в отпуске. Что-то всегда мешало.

Да я и не настаивал особенно. Я как-то и в себе не разобрался. Порой, и даже часто, ожиданья кончались в погребке.

И нечего мне шляться по лавкам керосиновым? Вот следующий город – за два года? Снова провинция? И ветер в тишине чуть ворошит цветущие каштаны.

Окна в природу, в море, вновь май-75. И серебристый лох возле Лимончика. Далёкие аллеи вечереют. И загорится звёздочка над Рощей.

Май суть великая. Лишь тихий нежный бриз чуть шевелит каштанами и серебристым лохом. Здесь жёлтые акации и яблонь лепестки в близком родстве с небесным.

Дорожки в чарах Рощи. Не доходя до дамбы, святой источник, «копанка». Тут место медитации. И грусть иного вида. Разнотравье корнями воду чувствует. Овражная система.

Черпнёшь хрустальной банкой из-под трепелов. Закат на облаках. Лирическая грусть – о ягодниках, новых чабрецах. О том, что яблони – лишь контуром на небо.

Взять и решиться? Чтоб розовый куст не допускал толкований. Я не о том в этих сумерках мая. Звёздочка в недрах оврага.

Я не забыл самоварные прутики. Тяжесть ту странную первой весной. Здесь, может быть, по контрасту месяц над ветками, звёздочки.

С обложки Кузьмина: Да, «Мирискусства», контрастный моему. Пугающе контрастный. Как будто браконьер и не имеешь права. Простой советский должен соответствовать.

Да, май кончается. Окрошка – признак мая, благодаря «Романсу о влюблённых». Фильм глуп до изумления, но кассовый. Народ валил, билетов не достанешь.

Валили мясники с соседнего базара. Ирина их «уважила», и те благодарили. Надо сказать, что в Курске с жратвой совсем ни к чёрту.

Ирина исхитряется. Колбасный колобок. Кур привезла с какой-то телепередачи об укрупнённой фабрике для птиц, какие модно было строить. Курятница из передачи потом на этом вышла замуж.

Ирина никуда не пропадала. Просто ряд мыслей ей не характерен. Она курянка, журналист, директор. Общительна, удачлива. Бывает и волшебной.

Потом ведь и не надо всё рассказывать, тем более, что сам не очень понимаешь. Но с ней легко. Сегодня, например, решили ехать к Фету, и поедем.

Едва лишь утро – птицы всем двором. Первым один особенно нахальный воробьишко. Уже на подоконнике чирикает. Влетел и стал носиться по лианам.

Распахнуто окно, верней, все три окна. К верхушкам баобабов, к саду СХИ. Свои кубометры, и, как ни крути, хорошее, умное время.






Читатели (459) Добавить отзыв
 

Проза: романы, повести, рассказы