Ты говорила, нельзя жить воспоминаниями. Воспоминания как сны: человек не живёт, когда погружается в них. Но что делать, если в снах я вижу лучшую часть жизни, ту, которая не сбылась и неизвестно, сбудется ли когда-нибудь.
Я и девушка. У неё белые светящиеся волосы. Серые глаза смотрят прямо и спокойно. Мы встретились впервые, но я знаю, что могу сказать ей самое сокровенное, не пугаясь сложности и скованности.
Но во сне люди немы.
День восхитительно солнечный. Горячий ветерок гонит воду в неглубоком бассейне, и свет собирается на дне его в узоры, похожие на пчелиные соты. Они объёмны, почти осязаемы. Молниеносная пташка на лету снизилась к ослепительной поверхности и резанула её крылом.
Роскошно цветут канны. Они как огромные банты, повязанные на концы рапир.
Я сломил одну шпагу. Девушка взяла цветок, и в волосах её загорелись оранжевые звёзды.
За парком загудел троллейбус. Мы побежали. В решётке ограды запрыгала зелень.

В троллейбусе душно. У окна стоит маленькая девчушка в красном платьице и таращит на нас глазёнки. От неё пахнет клубникой.
Мимо бегут старые дома с ворчливыми дверями. Кольцами блеснули лужи на асфальте.

А воспоминания посещают меня всё реже. Я забыл твой голос, походку, овал лица. Но до сих пор помню один из наших вечеров.
Мы шли по аллее. В люминесцентных лампах копошились ионы. Я сказал тебе об этом, и ты засмеялась.
У твоего дома мы попрощались. Ты бежала по лестнице. В бетонной тишине подъезда раздавались выстрелы твоих каблуков. Потом они стихли.
Хлопнула дверь.
Я не люблю двери. Они крадут у человека мир. Я не могу понять людей, отгораживающихся ставнями от полыхающих августовских закатов.

От твоего дома я ехал последним троллейбусом. В нём ещё жил запах нагретого металла.
В моём дворе стояла чья-то "Волга", покрытая чехлом. Она была похожа на броневик.

1968