В детстве, а более в юности, мой нос доставлял мне немало огорчений. Был он большой и с горбинкой, настоящий шнобель. А я был светловолос и веснушчат. Когда мне было восемь лет, мой папа вышел в отставку, и мы с Урала переехали жить на юг, почти к самому Чёрному морю.

Моя кожа долго не могла адаптироваться к жгучему южному солнцу. Особенно доставалось носу. Обычно он обгорал на солнце и начинал шелушиться. И конечно, был постоянно красный. Ну, какие уж тут девушки. А их так хотелось. Одна девчонка в откровенной беседе так и сказала мне:
- Нос…

Мой папа, блестящий офицер, тоже обладатель крупного носа, всегда пользовался благосклонным вниманием женщин. Уже в гражданской жизни он всегда был начальником и часто сиживал в кабинете, не то, что я, находящийся почти постоянно на лоне природы, особенно во время летних каникул, когда удержать меня дома не было никакой возможности моим либеральным родителям.

И особенно много времени я проводил с друзьями и девчонками на речке, или на море, куда мы уезжали на несколько дней, живя в палатках, что было особенно романтично.

Так вот, о папе. Он был весьма красив, той мужественной мужской красотой, которая не оставляла женщин равнодушными. Черты лица у него были крупные, широкий лоб с намёком на ум, слегка прищуренные в лёгкой усмешке глаза и, конечно, волевой подбородок.

Папа передал мне многое, но тут вмешалась женщина, моя мама, и наградила меня мягким женским подбородком и небольшим ртом.

В фас я ещё неплохо смотрелся, но в профиль…
Да, моему носу явно не хватало папиного подбородка.

Моя мама была красивой женщиной, особенно в молодые годы, но черты лица имела тонкие, типично женские. Сколько её помню, она была высокомерной и даже надменной дамой, в общении с окружающими. После сорока лет, красота с неё, как-то сразу слетела, но надменность осталась навсегда.
Со временем моя кожа загорела, и проблемы с носом отошли на второй план. Но, появились новые проблемы.

По мере взросления и вступления во взрослую жизнь, я стал замечать особенное отношение окружающих к своей личности. Оно было, мягко выражаясь, не совсем адекватным. Да и я, в любом коллективе всегда стоял особняком. Ну, не то, чтобы совсем, но так постоянно получалось. И люди замечали это и косились на меня.

Я был слишком ярким индивидуалистом, что не способствовало моей популярности в рабоче-крестьянской среде. А что делать, если не мог я пить водку стаканами и ходить неделями в одних носках, не говоря уж о трусах.

Даже в армии, куда я загудел по глупости, наслушавшись советской пропаганды, я по мере возможностей, держался особняком, особенно, что касалось предметов личной гигиены.

Однажды, во время корпоративного застолья, когда все изрядно накачались спиртным, мой водитель не выдержал и высказал при всех общее мнение окружающих о моей личности. Главное, на что он напирал, что у меня, мол, и друзей то нет. И был, конечно, прав, друзей не было, только товарищи по работе или рыбалке.

По мере либерализации страны в нашем городе начали появляться евреи. А вскоре я с удивлением узнал о появлении еврейской общины. Меня как магнитом потянуло туда. Документы не спрашивали, и вскоре я стал членом. Конечно, чистокровным происхождением мало кто мог похвастаться, а в основном, у многих были евреями отцы.

Со временем у меня появилась возможность посетить Израиль. Когда я ступил на Святую землю и увидел израильский флаг со звездой Давида, у меня потекли слёзы радости.

Чутьё моего шнобеля меня не подвело. Я попал туда, куда мне и надо.