|
 О метафизической символике коловрата
Открытое письмо В.В. Акунову.
Любезный Вольфганг Викторович!
Хочу предложить Вам ещё несколько обширных цитат, развивающих тему символики коловрата в её богословском аспекте.
Итак Юлиус Эвола в работе «Коловрат как символ полюса» пишет:
«Говоря о солярном характере протокультуры, необходимо обратить внимание на два аспекта: идею солнечного культа, и идею солнечной власти.(...) Не смотря на гипотетичность такого утверждения, оно, безусловно, заслуживает внимания. Следует также отметить, что между солнцем и божественным огнем существует некоторая связь (акцент на которую заметен в индогерманской традиции). Культ огня в традиционном античном мире (согласно Бахофену), связывался как с ураническими и «солнечными» компонентами ритуала патрициев, так и с понятием «солнечного» и «божественного» царства самого по себе. Ведь то, наличие чего в различных культурах отличает изначальную лидерскую расу: ирано-арийская «слава» — «хварено», (тождественная «агни-рохите», ведийскому огню как, «покоряющей королевской силе», и огненному истечению под названием «жизненная сила», «аншус», египетского царства), является именно «солнечным» огнем...
Коловрат, безусловно, можно квалифицировать, как огненный, солнечный (а значит и северный, полярный) символ. Однако следует иметь в виду, что древний человек не «обожествлял» суеверно силы природы, а, напротив, использовал их, для выражения высших смыслов. Истинная символика, очень далека от того, чтобы быть произвольной и «субъективной». Следует забыть о том, что пламя всегда представлялось всем народам божественным откровением, забыть, что у всех ариев практиковался точный священный обряд возжигания и сохранения огня, что с огнем явственно связывались как мистическая сила «героев» рода, так и «местопребывание порядка». Все это заставляет нас ошибочно полагать, что коловрат (как символ огня) — это лишь натуралистическое отображение примитивного орудия, служившего этим народам для возжигания. Коловрат, безусловно, связан с порождающим началом Огня и Света, но не в бытовом, а в высшем — духовном, королевском — смысле. В некотором высочайшем смысле он может быть назван таинственной печатью «Пра-Света» и «Пра-Огня», которые снизошли, чтобы воплотиться и возжечься в правящих кастах, в их «солнечной» работе над силами более низкого порядка и отстающими пока в совершенстве расами...
Коловрат не только огненный, но и полярный символ. Ведь «солнечная» функция, воплощаемая вождями в великих, укоренённых в традиции культурах, имела самое прямое отношение к функции «полюса». Вождь — это персонифицированное постоянство, неподвижная точка («вождь», от слова «водить», «король», «rex» от «regere» — направлять, править). Вокруг него происходит организованное движение сил, окружающих его, словно свита короля.
Существует определенная связь между исполненной глубочайшего смысла дальневосточной поговоркой: «неизменность в середине» и словами Конфуция: «Тот, кто правит посредством добродетели (небесный, рожденный из неизменности в середине), равен Полярной Звезде. Он твёрдо стоит на своем месте, а все звёзды движутся вокруг него». Аристотелево понятие «неподвижного движителя» является теологической передачей того же самого понятия. То же можно сказать и о «господине мира» или «чакрварти» — «того, кто заставляет колесо крутиться», в то время как сам является неподвижной точкой, «полюсом», опорой для его упорядоченного движения. Недалеко от «полярного» символизма отстоит и то, что можно назвать «олимпийским превосходством». Это непреодолимая сила, спокойная мощь, способная узаконить себя через свое чистое присутствие, сила, вызывающая непосредственное и опасное переживание трансцендентного (Горнего Мира, который традиционно изображается огненной символикой)».
Значит, согласно Эволе, коловрат является символом круговорота энергии здешнего, явленного Мира. В центре этого круга неподвижный Ум-Перводвижитель, в своём попечительстве понуждающий энергию принимать всё более сложные и совершенные формы, диктуемые Миром эйдосов, как non qua non существования здешних вещей. Для социума это попечительство проявляется в стремлении власти к справедливости, т. е. к такому распределению благ, которое объективно устраивает большинство членов данного социума (подробнее по теме справедливости смотри М. Хайдеггер. «Слова Ницше «Бог мёртв»). Власть утратившая таковое стремление, обречена на уничтожение. Воля к Власти, таким образом, укоренена в попечительстве, ибо только находясь в центре Мира, она в силах структурировать вещи этого Мира.
Вселенная есть живой организм. Ведь только живое, преизобилуя энергией, может стремиться к более сложному состоянию, которого ещё нет в наличном бытии, в явлении.
Так что жизнь здешняя, будучи отцентрованна попечительствующей Волей к Власти, тем самым уже укоренена в Мире Горнем, в Жизни Вечной, как неотъемлемой предпосылке своего существования.
Посему, положа руку на сердце, должно сделать вывод, что лишь коловрат может с полным правом быть символом философии энерговитализма Михаила Иосифовича Веллера. Ибо эта филосвофия является законным завершением всей новоевропейской философии воли и равно, всего гегельянства.
Вот как резюмирует в своей работе «Большой Хлопок. Михаил Веллер и Максимальное Действие, к которому стремится человечество» систему Веллера современный российский литературный критик Михаил Бойко:
«Книга Веллера состоит из развернутого очерка «Всеобщей Теории Всего» и нескольких афористичных резюме — для закрепления. В приложении — четыре художественных рассказа, излагающих абсолютно то же самое, только в художественной форме.
Мы выделим три наиболее существенные мысли.
1. Человек стремится к максимуму оптимальных ощущений, как положительных, так и отрицательных.
Иллюстрацией этого тезиса служит «цилиндр Веллера» (который мы так и предлагаем назвать), изображение которого приводится в книге дважды(с. 119, 474). Суть его в том, что ощущения положительные и отрицательные, достигая некоторого предела, смешиваются и даже переходят друг в друга: боль — в наслаждение, горе — в счастье, и наоборот. Отсюда выход на социологию, психологию и эстетику.
2. Стремление к максимуму оптимальных ощущений обуславливает совершение человеком максимальных действий, ибо в человеке больше энергии, чем потребно для простого физического выживания.
3. Предельное Максимальное Действие, к которому направлен вектор человеческой истории, — это уничтожение нынешней Вселенной и зарождение новой Вселенной.
Существование Вселенной от Большого Взрыва и до схлопывания — это и есть энергоэволюция. Просто всё существующее — это энергия, и она эволюционирует.
Цель Истории, таким образом, — уничтожение известной нам Вселенной и порождение новой.(...)
«Человек — логично, целесообразно, необходимо — может являться тем самым этапом существования Вселенной, посредством которого оформится Ее конец и одновременно зародится новая Вселенная. (...)
Если мы не одиноки во вселенной — мы можем совершить свое Максимальное Действие раньше, на более низком уровне, и ограничиться, скажем, уничтожением лишь земной жизни.
Но покуда у нас нет достоверных сведений о наличии жизни вне Земли — можно полагать, что мы будем жить. Пока не сможем выполнить Главную Задачу. Ибо все прочие варианты самоуничтожение — как и достижение любых научно-технических успехов — есть промежуточные этапы…»(...)
«Если отграничивать из общей — именно Человеческую историю, — то её целью может оказаться создание сверхквази-существ, энергопреобразующих и эволюционирующих, которые смогут подхватить у биологическо-социального человечества эстафету энергопреобразования — и вывести энергопреобразование Бытия на новые уровни скорости, эффективности и объёмов. Типа материализовывать поля и излучать энергию из вакуума (сейчас и предположить трудно). Но, короче, чтоб способами, нам еще неизвестными и даже принципиально не представимыми, таки грохнуть нашу Вселенную и засветить Новую» (с. 295).
Ну, хорошо. Мы выяснили цель человечества — уничтожение известной нам Вселенной (Большой Хлопок) и порождение Новой Вселенной. А что будет в Новой Вселенной? Там, в свою очередь, возникнет какая-нибудь форма разумной жизни, цель которой будет состоять уже в уничтожении Новой Вселенной и порождении следующей по счету. И так до бесконечности.
Абсурд ad infinitum: … — Большой Взрыв — Большой Хлопок — Большой Взрыв — Большой Хлопок — Большой Взрыв — …».
Последнее высказывание об уходящем в бесконечность абсурде следует отнести на счёт вопиющего невежества господина Бойко в качестве диалектика. В запале своей критики, он смешал категорию смысла с категорией цели, полностью неотделимые друг от друга, пожалуй, лишь в быту.
Ведь то, что непосредственно укоренено в Жизни Вечной не может стремиться к чему-то, чем бы оно не обладало на данный момент, так как оно вечно пребывает во всех своих состояниях сразу. Смыслом же для него выступают всплески энергии на поворотах в ходе самодвижения его частей.
Именно на таком понимании сущности Жизни сходятся столь различные по стилю доказательства и складу ума мыслители, как нацист Алфред Боймлер и православный христианин, старообрядец Тарас Сидаш.
Альфред Боймлер. «Ницше, философ и политик». (Лейпциг, 1931):
«Воля к власти это не воля, которая имеет власть своей целью, которая стремится к власти. Эта воля не направлена на что-то — все эти представления искажают действительность воления. Если там и присутствуют цели, они устанавливаются волей, они находятся у нее на службе и не могут быть ничем внешним по отношению к ней, к чему бы она стремилась. Она сама не стремится к какой-либо цели, она сама является вечным становлением, которое не знает цели. Это становление есть борьба. А что есть соответственно воление? Ницше объясняет: «Воление вообще равнозначно желанию стать сильнее, желанию роста — и желанию иметь для этого средство». Сила не является целью воли, так как она сама и есть воля. Воля желает только себя: попытка дать этому объяснение ничего не дает. Но рост можно было бы трактовать как пассивный процесс — и тогда картина мира Ницше была бы соответственно неправильно понята. Рост это не процесс: напротив, под ростом Ницше подразумевает образ действий — он есть ничто иное, как следствие побед. Ницше отвергает каузализм, так как он понимает мир как борьбу, на этом же основании он выступает против телеологии: мнимая целесообразность происходящего является только следствием воли к власти: каждая победа устанавливает новый порядок, «обретение еще большей силы приносит порядок с собою, который напоминает набросок целесообразности».
У воления нет цели, которая бы лежала вне его — оно вообще ничто само по себе: воля есть только выражение данного общего состояния существующего. В человеке это выглядит так: воление это повеление, а повеление это аффект, и этот аффект является внезапным всплеском энергии. Путь воли отмечен всплесками энергии. То, что мы подразумеваем под волей в более узком смысле, осознанная воля, является только сопутствующим явлением сущности, которая представляет собой истечение энергии. «Воля только сопутствует». Осознанная воля сопутствует подлинной воле, которая всегда имеет перед собой бесконечность и поэтому свободна. И так она свободна, не потому, что ставит сама себе цели, но напротив, потому что у нее нет целей, так как она, будучи доступной для сознания, постоянно уходит в мрак. Это значит не стремиться к цели, это значит : «производить опыт, чтобы узнать, что мы можем; об этом нас может поставить в известность успех или неудача». Во всех случаях «хотеть» в реальности означает «мочь». Это есть испытание энергии. (...)
Идея цели и воления отправляет нам всю реальность вплоть до повседневных представлений. Всюду мы находим целесообразность в природе — но то, что мы хотим, и то, что мы делаем, это нечто разное. И никакой мост нельзя перебросить от того к этому(…). Имеется только терминологическое, а не фактическое противоречие, когда Ницше иногда совершенно отрицает существование воли, а затем все же говорит о воле к власти. То, что он отрицает, это осознанная, целеполагающая воля, которая принадлежит к вымышленным сущностям внутреннего мира. Поэтому принцип этого учения гласит: «Здесь достаточно чувств и мышления. Воление как нечто третье это лишь воображение». Воля к власти это не воление (Wollen), но способность (Können), это реально работающее единство, на чьем месте идеализм позволяет действовать сознанию. Ошибка прежних философов заключалась в том, что они приписывали единство сознания тому, что в действительности образует единство энергии, которую Ницше называл волей к власти».
Тарас Сидаш. «Онтологическая психология Плотина». Введение:
«Как вообще можно различать живое и неживое во Вселенной? Самое общее и, на мой взгляд, самое точное определение живого, известное уже в античности, гласит, что живым называется то, что имеет в себе источник своего движения и, тем самым, само обусловливает своё движение. На первый взгляд, это чисто феноменологическое определение, основанное на том факте, что камень будет лежать, пока его кто-нибудь не сдвинет, растения же, а тем более животные — растут и перемещаются самостоятельно. Применяя это определение к наблюдаемым нами живым и неживым существам, мы достаточно быстро убеждаемся, что всякое наблюдаемое живое живым только кажется, ибо то, что видится сначала его «самостью», оказывается, при ближайшем рассмотрении, суммой отношений к иным предметам. В то же время и неживое, когда мы доходим до последних его оснований, оказывается подозрительно самостным и самостоятельным. В этот момент мы начинаем понимать, что наше первичное понятие либо изначально не было феноменологическим, но лишь ошибочно применялось к феноменам, либо это было все-таки чисто эмпирическое понятие, фальсифицированное дальнейшими наблюдениями. Люди, идущие вторым путём (как показывает опыт развития науки), могут идти им, пока не устанут: конца спорам о живом и неживом нет и не предвидится. Для тех же, кто идет первым путем, нужно объяснить факт наблюдаемого «оборотничества»; именно этим путем и шли древние. То, что всякое живое живым только кажется, обозначает то, что оно обладает именно кажущейся жизнью; то, что неживое с определенного момента ведет себя как живое, говорит о том же самом с другой стороны: живое мертвенно, мертвое живо — таков наблюдаемый нами чувственный мир. Теперь, если абсолютизировать тот факт, что живое лишь кажется живым, мы получим механицизм, если же тот факт, что неживое самоорганизуется, — гилозоизм: то и другое учения могут иметь очень разные формы в зависимости от культур, в которых они возникают. И оба эти кажущиеся противоположными учения имеют то общее, что редуцируют жизнь к неживому, при этом первое — отказываясь и от жизни как самодвижения, второе — от того, что в чувственном мире такая жизнь не наблюдается. Я хочу сказать, что чтобы мы могли говорить о жизни, не редуцируя её к неживому, мы должны говорить о ней не в эмпирическом смысле слова, т. е. не полагать её в сфере телесных предметов; иными словами, для того чтобы понять специфику живого тела, мы должны отрицать жизнь как телесный феномен. Если мы хотим избежать вышеупомянутой редукции, то должны сказать, что сама жизнь есть нечто не данное нам в опыте, равно как и живое в собственном смысле слова, однако из этого вовсе не следует, что мы должны как признавать существование только эмпирических понятий, так и называть существующим только чувственное — это следует уже из некой метафизической предпосылки. Значит, дело с жизнью обстоит так же, как, скажем, с равносторонним треугольником, который, конечно же, не дан в опыте, но благодаря понятию о котором мы фиксируем в опыте множество приближающихся к нему фигур. Итак, жизнь и живое с необходимостью есть именно умопостигаемое содержание; наблюдаемое же нами есть бесконечное количество форм и степеней ее умаления или подражания неживого живому. Жизнь (это слово называет самодвижение как процесс, душа же — источник самодвижения) божественна в себе, и даже — сам Бог, а потому предельно открыта и явлена во всем, оставаясь, однако, как и свойственно высшей природе, сокрытой в этой своей явленности и вездеприсутствии».
Heil Weller, dir!!!
Марат Зуф. Салихов, 7, 11, 2012 г.
|
|
