(Рассказ)

Подобрело к полудню солнце, подсохла земля. Вдали, похожие на жуков, гусеничные тракторы разваливали на полосы колхозное поле. Одно слово – весна! Она у нас на Дону наступает как-то неожиданно: вчера еще, казалось, хлестали землю перемешанные со снегом дожди, да с завыванием дули разбойные сальские ветры, а сегодня вдруг, глядишь, и ветер поутих, и снежная мешанина подтаяла, и солнце заулыбалось во все тридцать два, а там и жуки в земле закопошились, травка кое-где выпестовалась, воробьи на проводах загомонили. И смело сбрасывай тогда свое пальто или другую зимнюю амуницию и выходи на улицу чуть ли не в одной рубашке.
Одно слово – весна...
Из хилой голой лесопосадки, кое-где прихваченной зеленью, с озиркой выступил человек, одетый по-городскому, но неаккуратно, с небольшим чемоданом в руке. Путь его лежал к шоссейной дороге, отстоявшей от колхозного поля метрах в тридцати. Человек был молод, высок, крепко сложен; черноволосый и смуглолицый. По выправке было видно: недавний солдат.
Он подошел к шоссейке и принялся ждать попутного транспорта. Долго никто не останавливался. Иной раз даже полупустой рейсовый автобус с гулом проносился мимо. А всё – наша русская матушка-лень! Эко, право, делов-то – скорость выключить да затормозить, да двери еще открыть...
Но – из-за одного какого-то пассажира?.. «Пускай уж лучше его... пропадает на трассе, а я покемарю с открытыми «зенками», – думал, небось, какой-нибудь заядлый ас-шоферюга, с презрением окидывая взглядом одинокого человека.
Частные автомобилевладельцы думали, вероятно, и того пуще: «Что, мол, с этого возьмешь, с оборванца? А проедет, должно быть, до самого города!.. А ботинки у него, вон какие не чищенные... Да что еще за тип такой, кто его знает?! И что у него там, в чемодане?».
Молодой человек, по-видимому, куда-то опаздывал. Он то и цело поглядывал на часы и без страха выбегал навстречу ускользающим от него «Жигулям», «Москвичам», «рафикам» и прочим легковым и грузовым автомобилям. Всё было тщетно. В кабинах не находилось ни одной доброй души и тогда парень решился на отчаянный шаг. Закрыв глаза, он, как будто под танк, бросился наперерез летящей по трассе малиновой «Ладе», размахивая зажатой в кулаке десяткой, как маленьким красным знаменем.
Оглушительно завизжали тормоза. «Ладу» резко бросило на обочину и молодой человек со своим чемоданом наконец-то угнездился на заднем сидении попутки.
Девушка, сидевшая рядом с лихачем-водителем, покосилась через салонное зеркало на парня. Он ей тут же весело подмигнул, и девушка, отведя взгляд, улыбнулась.
Водитель, небрежно, одной левой, ведя автомобиль, похвастался:
– На свадьбу опаздываю, земляк. Хоть бы на гаишников не нарваться!
– И я тоже на свадьбу, – обрадовался такому совпадению парень на заднем сидении.
– Тебя, земляк, как зовут?
– Кареном.
– А меня Михаилом, будем знакомы!
– Будем, – охотно согласился парень. Он был благодарен разговорчивому водителю.
– Кто у тебя женится, земляк?
– Невеста замуж выходит! – ответил и на это Карен, а сам подумал, что какой же он, к слову, водителю земляк? Но спорить не стал. Вспомнил только армейскую шутку, когда говорили, что, мол, его земляки с гор за солью спустились, а их поймали и в армию отправили. Глупая шутка.
– Рога, что ль наставили, земляк?! Ну даешь, земеля, – искренне расхохотался водитель, и чуть было не слетел на крутом повороте с моста, еле вырулил.
– Миша!!! – побелев от страха, крикнула на него девушка и, смахнув упавшую на глаза челку, уже тише добавила: – Имей совесть!..
Карен нахмурился. Ему захотелось вышвырнуть водителя в канал, вдоль которого они ехали.
– Рога значит наставили?! Отбили? – продолжал свое Миша. – Ну, земляк, я б не простил! Я бы их – из автомата!.. Рога наставили...
– Михаил!! – снова метнула на него взгляд сиамской кошки девушка. Карену она нравилась всё больше и больше.
– Что Михаил, ну что Михаил? – озлился на нее водитель и резко вдруг свернул с шоссе на проселок.
– Хватит, Миша, ты ведь за рулем!.. – забеспокоилась девушка. Тут только Карен заметил, что водитель пьян.
– Ты мне не указ, женщина! – отмахнулся от нее Михаил и, остановив «Жигули» у лесопосадки, предложил попутчику: – Давай, земляк, вмажем! У меня коньяк есть.
Девушка, с силой хлопнув дверцей, решительно зашагала на трассу.
– Давай, давай – топай! – крикнул ей вслед водитель и, брезгливо скривившись, добавил: – Же-на!..
– Ара, я пожалуй, пить не буду, – отказался от коньяка Карен.
– Не хочешь, не пей, а мы вмажем! – с расстановкой протянул водитель и, налив себе из бутылки со знакомой звездастой этикеткой внушительную стопку, «дернул».
Девушка на шоссе поднимала руку. Голосовала. По-видимому, их ссора началась задолго до появления Карена и сейчас была ее кульминация.
Миша что-то сосредоточенно пережевывал, как верблюд, держа в одной руке откупоренную бутылку коньяку, а в другой – маленький граненный стаканчик. Карен нервничал и, наконец, не дождавшись завершения этой нудной процедуры, предложил:
– Ара, давай садись назад, я поведу машину!
– Права есть, земляк?
– Есть, всё в порядке! – Карен похлопал себя по пустому карману плаща.
Выехали на трассу.
– Садитесь, пожалуйста! – притормозив возле девушки, открыл ей дверцу Карен.
Миша звенел коньяком на заднем сидении и порывался уж что то петь. Девушка, стрельнув глазами на мужа, села к Карену. Стрелка на спидометре сразу подскочила к цифре сто. Ветер завизжал за окнами.
– Я б их – из автомата!.. Всех подряд... – бубнил что-то свое Миша. Девушка брезгливо поморщилась.
– Не любишь? – кивнул на него Карен.
Девушка промолчала.
– Зачем не бросишь, если не любишь?
– Молодая была, не думала...
– О чем?
– О любви.
– А о чем думала? О машине?..
Миша захрапел на заднем сидении.
– Ты свою невесту любишь?
– Не любил бы, не ехал!
– Зачем едешь?
– Посмотреть! – зло процедил Карен и сверкнул черными злыми зрачками.
Девушка заподозрила неладное.
– Сам-то откуда? Нездешний?
– Из армии я... убежал!
Глаза у девушки расширились.
– Сбежал?.. из армии?!.
...Перед самым городом свернули в лесопосадку. Карен взял свой чемодан, в котором что-то подозрительно звякнуло, и попрощался:
– Впереди пост ГАИ, сама понимаешь... Мне дальше нельзя! Твой проспится, доедете.
– Брось, не дури, Карен! Что у тебя в чемодане?
– Подарок для молодоженов, ара!
– Карен, останься! Что ты задумал? – девушка чего-то ждала, недоговаривала... Как будто знала что-то важное для Карена, но не решалась сказать.
– Пойду, ара!
Парень ушел. Девушка, оставив добросовестно похрапывавшего на заднем сидении Мишу, выскочила из машины и поспешила к находившемуся поблизости посту ГАИ...
Кто хоть раз в своей жизни оказывался один в незнакомом вечернем городе, знает, каково в нем человеку, не имеющему над головой крыши. Появляется ощущение, что ты хоть и находишься в самом водовороте заполненной пешеходами улицы, но, в то же время, – как бы пребываешь в совершеннейшем одиночестве и вокруг тебя во всем мироздании пусто! Люди проходят мимо тебя, задевают тебя сушками, извиняются, наступают тебе на ботинки и на полы плаща, спрашивают у тебя: который час или сигарету, предлагают выпить «на троих», вырывают из рук чемодан, шарят по карманам, предлагают себя – для дел тет-а-тет где-нибудь в подворотне, и в то же время никому, ровным счетом, никому нет до тебя ни малейшего дела!
И когда вымирают шумные еще полчаса назад улицы и проспекты, когда меньше становится троллейбусов, а больше такси, когда милиция на каждого встречного начинает смотреть уже с нескрываемым подозрением, как на потенциального преступника – ты вдруг мгновенно осеняешься мыслью, что вот так же как, например, этот тоскливый вечер, и жизнь вся твоя непутевая скоро пройдет и скроется за поворотом. И никому-то ты, оказывается, в этой жизни не был нужен, как никому ты не нужен сейчас, в этом чужом и пустынном городе!..
Так думал, может быть, и Карен, бродя с чемоданом по глухим, плохо освещенным переулкам, сознательно избегая хорошо освещенных мест. Адрес он знал и шел по адресу. Карен знал на что шел...
Вот и дом Веры. У подъезда – машины. На втором этаже во всю «молотит» современная музыка. Свадьба.
Карен поднялся на второй этаж, позвонил. Дверь была не заперта. Из квартиры вырывался душераздирающий рок, как будто бы кого-то там, в помещении, поедали заживо, без наркоза. Какая-то осоловелая от водки девка лениво нарисовалась в дверном проеме.
– Тебе кого, заяц?
На Карена пахнуло алкоголем и никотином. Платье у девки было короткое, ляжки соблазнительные. Но сейчас парню стало противно.
– Я не заяц, я волк, ара! – он сграбастал девку за шиворот и, с силой поддав коленом под толстый зад, спустил с лестницы. В коридоре, заваленном всевозможной импортной и отечественной обувью, так что даже ногу поставить было некуда, ему повстречался дылда в коротких полосатых штанишках, с бабской прической на голове, с серьгой в ухе, в каком-то жилете, не то вообще черт знает в чем, что нормальный человек и носить-то ни за что бы не стал. Дылда уставился на Карена остекленевшими буркалами, что-то, видимо, соображая. Потом, когда до него дошло, раскрыл рот и гундосо проговорил:
– Чувак, ты что базаришь?
Карен схватил длинного за и вышвырнул за дверь вслед за девкой. На шум прибежала Вера. Румяная, выпившая. В фате.
Карен протянул ей жилистую руку.
– Здравствуй, чужая жена! Не ждала?
Позади Веры столпились гости. Музыка прекратилась. Жених протиснулся к Вере и что-то у нее спрашивал, сердито указывая на Карена. Карену захотелось и его так же, как тех двоих, спустить с лестницы.
Вера, враз побледневшая, как лист ватмана, не слушая жениха, вывела Карена на лестничную площадку. Поднявшись на этаж выше, прижалась спиной к стенке.
– Зачем ты это сделал, Карен?
– А ты?
– Тебя же поймают, дурачок!
– Пусть попробуют! – Карен вдруг хищно улыбнулся и, поставив свой чемодан на ступеньку, открыл крышку. В чемодане лежал черный, блестящий десантный «AKM» со складным прикладом.
Вера ужаснулась.
– С ума сошел!
– Сошел! – парень схватил в руки автомат и, с силой передернув затвор, засмеялся.
– Ну что, чужая жена, сделать из твоей свадьбы похороны? Зови жениха!
В глазах его заплясали дикие огоньки. Горячая кровь кавказских горцев давала о себе знать. Солдат дрожал...
– Карен, не смей! – как полоумная, закричала Вера и, путаясь в свадебном платье, стрелой прянула вниз. Карен с автоматом наперевес медленно двинулся следом...
Внизу, на площадке второго этажа, стояли, невесть откуда взявшиеся, три милиционера, направив прямо в лицо ему пистолеты. За их спинами Карен успел рассмотреть давешнего Мишу со своей женой... Из Вериной квартиры выглядывали насмерть перепуганные гости.
– Ни с места! Бросай оружие! – громко приказал ему один из милиционеров.
Вера вскрикнула, прижалась лицом к стене, закрывая ладонями уши. Карена вдруг обуял какой-то пропащий охотничий азарт. В очах его продолжали выплясывать светящиеся бесы. Он быстро навел автомат на милиционеров и дико заорал:
– Ложись, стреляю без предупреждения! – и, чуть приподняв ствол, дал длинную очередь поверх голов оперативников. На лестничной площадке загудело. На попадавших на пол милиционеров посыпался мел и куски бетона. Кто-то из них в ответ влупил из пистолета по Карену, но в горячке не попал. В Вериной квартире завизжали.
Карен перебежал на третий этаж – и снова нажал на спусковой крючок.
Снизу прокричали:
– Парень, не дури, хуже будет!
Кто-то выругался матом. Прогремел одиночный пистолетный выстрел. Затем, когда все стихло, послышался знакомый женский голос:
– Карен, ты меня слышишь? Это я, узнаешь?
Парень признал голос Мишиной жены. Девушка между тем уже стояла на площадке между вторым и третьим этажами.
– Карен, брось автомат, не сходи с ума, слышишь! Я тебя очень прошу, брось!
Парень молчал. Прищурившись, разглядывал ее горящими от ненависти и возбуждения глазами.
– Ментов ты навела, ара?
– Я... Думала, так будет лучше... Я ведь тебя узнала тогда, в машине. Видела у Веры твою фотографию!
– А ты кто ей будешь?
– Сестра... двоюродная.
Девушка поднялась к нему на третий этаж, не боясь наведенного на ее грудь дымящегося дула.
– Карен, делай глупостей, иди вниз, я тебя прошу!
– Нет!
– Ненормальный, ведь тебя же убьют, понимаешь?! Иди вниз! – девушка чуть не плакала, глаза ее умоляли...
С улицы донесся вдруг пронзительный вой милицейской сирены. Взвизгнули тормоза остановившейся у подъезда машины. На первом этаже загремели многочисленные шаги. На улице послышались жесткие слова воинской команды и дробный топот солдатских сапог. Дом оцепили.
– Наделала ты шухеру!.. Все бабы – дрянь! – с досадой проговорил Карен.
– Глупый, еще спасибо скажешь. Бросай автомат! – девушка доверительно глядела в глаза парню.
– А ждать меня из дизбата будешь? – невесело пошутил Карен. Ему уже расхотелось убивать Вериного жениха, да и на саму Веру не было прежней злости. До него, наконец-то, начинал доходить весь ужас содеянного им. Выход был только один... Но Карен сознательно оттягивал роковую развязку, когда нужно будет, бросив автомат, идти вниз с поднятыми, как в кинофильмах про войну, руками. Хоть еще миг на воле – да его!
– Не валяй дурака, Карен, иди вниз! – почти приказала Верина сестра, но сказано это было таким тоном, как если бы, к примеру, Карен был ей родным братом.
– Ара, хорошо! – всё понял Карен, бросил на ступеньки ненужный уже автомат, закурил и пошел сдаваться.

3 февраля 1987 г.