(Рассказ)


Кто не испытывал в первые тёплые, по-настоящему весенние, деньки апреля какое-то тягостное томление в крови, как будто пробудившаяся от длительной зимней спячки ликующая природа и в вашу кровь влила несколько капель своей живительной энергии?!
Особенно невыносимо это томление к вечеру. Когда безжалостно пустеют автобусные остановки, на которых остаются только случайные парочки влюблённых, когда в сквере на лавочках видны лишь огоньки сигарет, но звуки поцелуев слышно отчётливо, когда какой-нибудь изголодавшийся морячок-отпускник теряет голову вместе с бескозыркой, прямо на улице, «не отходя от кассы», лобызая нежное создание в газовом платьице.
И ты проходишь мимо них, счастливых, один, как волк. И бодришься для видимости, а самому впору выть от досады. И луна такая между деревьями светит!.. Глянешь – и душа, как клубок ниток, разматываться начинает. И куда идёшь – не знаешь... Ах, да, – к другу! А зачем, к другу? – думаешь. У друга теперь жена!.. Но всё-таки идёшь по старой памяти.
И стучишься. И тебя впускают...
Шёл в такой же вот чудо-вечер к своему школьному товарищу и Серёга Бережной. Навестить захотелось. Давно не виделись.
Хоть и далековато было шагать, но Серёжка троллейбусом не воспользовался, в такой-то вечер и в троллейбусе трястись! Захотелось свежим воздухом подышать, помечтать в одиночестве. Любил Серёга поразмышлять иной раз на досуге о том, о сём – в привычку это у него вошло. Особенно, как идёт куда-нибудь, закурит сигарету и думает.
Хорошо! Никто на тебя – никакого внимания. Особенно, если полусумрак на улице и людей не так много. Идёшь – и наслаждаешься. И думаешь в своё удовольствие.
Думал Серёжка в основном о женщинах. Всякое в голову приходило: и смешное, и грустное. Грустного, правда, было больше. И то верно, с чего ж зубы скалить, если за плечами уже тридцать пять... тридцать пять, а идти вот, кроме как к другу, увы, больше не к кому! Это в такой-то вечер! При такой-то луне!..
Невесёлые мысли одолевали Серёжку Бережного. Отвратительные мысли. А тут ещё эти парочки... Как будто нарочно изводят... как будто целоваться им больше негде. Ну, зашли бы в подъезд какой-нибудь, что ли!..
Серёге вдруг самому страшно загорелось целоваться. Хоть с телеграфным столбом! Аж губы высохли.
А луна светила, светила из-за деревьев – и превратилась вдруг в девушку... И стала та девушка напирать на Бережного и шептать ему в оба уха: «...хата... кабак... трояк... свободна...» А позади неё – ещё кто-то, как гриб, в огромной фуражке-«аэродроме». И ещё в фуражке... Серёжка понял, что будут бить – и побежал. Позади засвистели, заулюлюкали. Серёга бежал. Знал, что не гонятся, но улепётывал, аж «пиджак заворачивался». Страх подгонял.
Потом, когда отдышался, подумал: «Трус!» Но страх был сильнее... Вернее, привычка – не идти против течения. И так во всём… Когда это началось, Серёга уже запамятовал. Лет двадцать назад – в школе... Когда шёл с Олечкой после вечернего сеанса. Олечка – Серёжкина одноклассница (теперешняя жена друга)... Так же вот, перестрели трое. А кругом – ни души, глухо «как в танке»! Это на миру – и смерть красна! А в тёмной подворотне, с глазу на глаз с тремя хулиганами?.. И пусть даже не смерть... но всё равно жутко! И Серёга побежал. Бросил Олечку – и дал дёру, только пятки засверкали... А луна такая же вот была – бешеная!
«Как перед смертью, – подумал вдруг Серёжка Бережной. – Перед смертью люди жизнь свою вспоминают!»
Серёга стал мечтать о другом, косясь на сидевшие на лавках парочки.
«Как громко целуются! В засос, должно быть... А самой и семнадцати, небось, ещё нет! А в такие-то годы, ясно, что зубы никто не чистит, личную гигиену не соблюдает. Вот и целуйся с ними после этого! Такую поцелуй, потом не обрадуешься. А если ещё курит вдобавок? Что ж за удовольствие курящую девушку целовать? Нет, уж я как-нибудь потерплю».
Серёжка шёл и мечтал. Но теперь уже не без оглядки. После случая с «аэродромами» подозрительно изучал окружающих. Компании больше трёх человек обходил по другой стороне улицы. Маневрировал.
Когда наконец-то попал к другу, было уже поздно. Но ничего, позвонил. Перед этим на лестничной клетке – отсыпал из только что купленного в гастрономе кулька конфет порядочную жменю. Конфеты дорогие, шоколадные... Жалко стало всё отдавать. Рубля на полтора отсыпал.
Открыла Ольга, жена товарища – втроём в одном классе учились... Ойкнула, запахивая на груди халатик. Наверное, думала: муж. Сергей не успел ничего рассмотреть, но загорелся. От близости женщины загорелся. К тому же Ольга давно нравилась, ещё со школы. Если бы не тот злополучный случай с хулиганами в восьмом классе...
– А я думала: Олег. Ты извини, я сейчас, – принимая кулёк и пододвигая гостю стул, говорила Ольга. Бережной тоскливым взглядом проводил её стройную фигуру, расположился ждать Олега.
Хозяйка вернулась в джинсах и кофточке, включила телевизор.
– Дочка спит? – брякнул наобум Серёжка. Просто так, лишь бы о чём-нибудь спрашивать. Он до сих пор терялся в присутствии Ольги, не знал о чём говорить.
– У бабушки, – ответила Ольга.
Помолчали.
– У тебя сигареты есть? – спросила вдруг, слегка смутившись, женщина.
Сергей удивился. Такое он слышал от неё впервые. Но ничем удивления не выдал, угостил Ольгу сигаретой.
– Олег скоро придёт, не знаешь?
– Придёт! – коротко ответила женщина, затягиваясь дымом. – Псих пройдёт – и вернётся... Завтра, должно быть.
– Поругались? – чуть не вскричал от радости Бережной. Воображение тут же начало услужливо дорисовывать всё то, что могло бы следовать из подобного обстоятельства, окажись на месте Сергея кто-нибудь другой, порасторопнее...
– Так, поцапались. Не впервой!
Ольга с сигаретой в руке удалилась на кухню. Серёга сидел ни жив ни мёртв от восторга. Как будто хлебнул горькой... Шутка ли – оказаться наедине с давно любимой женщиной! К тому же Олег, как сказала Ольга, возможно, вообще не будет ночевать дома. Ко всему прочему по телеку показывали какой-то боевик польский... Варьете показывали...
Ольга вернулась с пепельницей и вином под мышкой. Вино марочное, десертное.
– Давай, что ли, пока мой не вернулся... выпьем давай!
Ольга налила десертное в бокалы. Серёжке стало совсем как дома.
– Хорошо у вас! Вино, телевизор... дочка.
У гостя было приподнятое настроение, а в таких случаях Бережной всегда выражался путано и витиевато.
– Вы мне с Олегом как родные! Даже больше чуть-чуть... и дочка... Хорошо когда жена!.. И провожать не надо...
Ольга, погрузившись в раздумья, не слушала. Думала о чём-то своём.
– Можно мне ещё, Оля? – Серёга налил в свой бокал десертного и, торопясь, как лекарство, выпил.
– Худо одному, знаешь! Один всё, один... Сегодня один, завтра... А вам, что не жить?! Вдвоём-то? Живи да радуйся!.. Эх, Ольга, если бы не тот случай, помнишь? После кино...
Бережной понимал, что говорит не то, что надо бы. Но что надо – он не знал.
Женщина никак не отреагировала на его последние слова. Пересев на диван, погасила свет.
– Так лучше видно, правда?
– Замечательно!
Сергей, уже не спросясь, выпил десертного, подумал: «А вдруг Олег и правда не вернётся, сколько ж сидеть?»
– Дай мне вина, – попросила женщина.
Парень подсел к ней на диван с бокалами.
– Слушай, выбрось ты всё из головы, вернётся Олег!
– Ты думаешь? – женщина грустно поглядела на Бережного. Отпила из своего бокала. Она ждала совсем других слов.
– Вернётся, вот увидишь. Помиритесь.
Серёжку распирало... От запаха её волос кружилась голова. Во рту опять пересохло, как тогда, на улице, когда захотелось целоваться хоть с телеграфным столбом. Теперь целовать можно было вот эту сидящую рядом женщину. В мягкие, ждущие его поцелуя, губы... Но Серёжка был робок по натуре, стеснителен (с женщинами – вдвойне), и ни за что не позволил бы себе подобного.
Женщина ждала...
«А как же Олег? – подумалось вдруг Сергею. – Ольга его жена! А я подлец, следовательно!.. Нет, вру – трус...»
В голове у Бережного всё перемешалось. Между тем, польский сериал кончился. С экрана посыпался какой-то спокойный рок.
– Потанцуем? – предложила Ольга, убирая бокал и пепельницу.
Бережной не умел танцевать, но отказываться не хотелось. Он неловко обхватил хозяйку за талию и неуклюже закружил по комнате. Точь-в-точь как когда-то в школе... Ольга к нему льнула и тяжело дышала. Волосы её щекотали лицо Сергея, упругая грудь слегка касалась тела. Сергей помертвел от такой близости, он никогда ещё не бывал с женщиной столь близко, если не считать тех давних, полузабытых школьных вечеров...
Но трезвая мысль продолжала работать, как шлифовальный станок, с кожей сдирая розовый туман с действительности. Скоро должен, наверное, вернуться Олег, а тут в его отсутствие – такое!.. Но кровь сопротивлялась голосу разума. Мужская кровь многолетней выдержки вставала на дыбы, подобно дикому мустангу... Она рвалась наружу!
Кровь жаждала продолжить человеческий род! Но разум одержал верх в этом отчаянном единоборстве. Серёга благополучно дотанцевал до конца мелодии и выпустил из объятий трепещущую Ольгу, как, возможно, Пушкинский старик выпускал в море золотую рыбку.
– Мне пора.
– Уже уходишь, Сергей? – хлебосольная хозяйка не справлялась со своим голосом. – Так скоро? Может, чаю? Или ещё вина?..
Глаза женщины умоляли: «Останься!»
Сергей глазами же сказал ей: «В другой раз!» и быстро выбежал из квартиры.
«Дурак, трус, растяпа! – клял он себя, спускаясь по лестнице. Такой случай упустил, болван!»
На площадке первого этажа целовались. Не целовались – засасывали друг друга, как
удавы! Бережной поглядел на них и ему сделалось дурно:
«Господи, за что такая пытка?»
На улице его караулил Олег...
– Олег, ты?! – обрадовался Серёжка. – А я тебя ждал, ждал!..
Олег не выказал никакой радости от встречи – и Сергей запнулся:
– Мы тебя ждали, ждали с Ольгой... Она про тебя рассказывала...
Олег уловил запах десертного, болезненно сморщился.
– Вино пили! То-то я думаю: чем они там так долго занимаются? Часа два у подъезда торчу. Как ты вошёл, так два часа и стою...
– Олег!.. – вскрикнул в растерянности Серёга.
– А ещё друг называется! – Олег с ожесточением сплюнул. – Сволочь ты, Серый, после этого! Последний подонок.
– Олег, что ты?! За что?.. – Бережной понимал, что погорел, что оправдываться бесполезно. В самом деле: какой же дурак вам поверит, что можно битых два часа пробыть с женщиной тет-а-тет, пить вино, танцевать... и даже краем мысли не коснуться запретного!
– Олег, ты ничего не знаешь!.. – Серёжка сам ужасался своему детскому лепету.
– Узнаю, ничего... Сами же всё и расскажете! – Олег сгрёб Сергея за грудки.
– Олег, не бей, ничего не было! – взмолился, закрываясь руками, Бережной.
– Это мы сейчас выясним.
Олег не стал бить школьного товарища на улице, поволок в квартиру. Ольга снова была в халатике. И без лифчика. Теперь уже Серёжка успел это рассмотреть хорошо. И помертвел.
– Так ничего не было, говоришь?! – торжествующе заорал Олег, встряхивая одной рукой Сережку, а другой указывая на помертвевшую враз супругу. – Ничего не было?
Бросив оторопевшего друга, Олег подлетел к Ольге и рванул что было силы халатик. Женщина вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Под халатиком у неё ничего не было. Ровным счётом ничего... Она закрывала лицо руками и стояла перед одноклассниками униженная и беззащитная. И у Сергея внутри закипело. Снова кровь рванула на дыбы... Но теперь уже от негодования.
Олег что-то ещё кричал, выпучив глаза, как рак, указывая пальцем на посрамлённую женщину.
Серёжка решительно шагнул к бывшему другу и... впервые в жизни ударил... человека... Прямо в перекошенное от злости, орущее всякие гадости лицо.

9 февраля 1987 г.