Предисловие

Я хочу предложить вашему вниманию небольшую историю нескольких лет жизни одного моего хорошего знакомого, написанную им самим. Это очень молодой и замечательный во всех отношениях человек, хотя на людей, не знающих его, иногда производит впечатление самовлюблённого идиота.
Текст этой истории попал ко мне случайно, благодаря забавному стечению обстоятельств. Боюсь, мой юный друг будет крайне недоволен, если подробности его жизни станут достоянием широкой общественности, но, вместе с тем, надеюсь, что он поймёт мотивы моего поступка и простит меня. Дело в том, что моя скромная персона - одно из действующих лиц данного повествования, описанное достаточно объективно, но, на мой взгляд, без должного уважения.
Мне эта история показалась весьма интересной и поучительной, хотя и несколько несерьёзной для иллюстрации проблем, которые она затрагивает. В ней нет никаких советов, поучений, и уж, тем более, готовых рецептов того, как нужно жить, но, как говорится, умеющий ум да поймёт. Возможно, вы найдёте в этой книге информацию, которую сможете использовать в своей жизни. Это знание наверняка поможет вам успешнее играть свою роль человека, переходя на всё более высокие уровни и получая при этом от игры под названием «жизнь» ни с чем не сравнимое удовольствие, которое, по-моему, как раз и называется счастьем.

Часть первая

Глава 1

- Колька, ты где?! – крикнул я прямо с порога, потом, немного подумав, добавил просто так, на всякий случай: - выходи, подлый трус, не бойся!
В тот день я рано вернулся из школы домой: на перемене после третьего урока пришлось выяснять отношения с одним старшеклассником – редким, кстати говоря, придурком. Ему почему-то не понравилось, как я в уголке школьной столовки мирно обнимался с одной девчонкой, никого, кроме неё, не трогая.
Весовые категории у нас с этим типом оказались неравными, поэтому результат в виде огромного фингала под глазом был налицо, причём, увы, на моё. Как всегда не вовремя проходивший мимо директор школы отправил меня домой за родителями. Было немного обидно: я так и не понял, чем провинился, ну да ладно – не привыкать.
Пришлось констатировать печальный факт: левый глаз в последнее время стал моим слабым местом, ну, что-то вроде Ахиллесовой пятки, или пяты, как там по-умному. Синева вокруг него никак не успевает заживать. Если так пойдёт и дальше, я рискую стать похожим на Кутузова. Поэтому нужно не обижаться, а срочно думать о том, какие меры следует предпринять для прекращения такого безобразия. По пути домой я занимался именно этим.
Родителей дома, понятное дело, не оказалось, зато мой старший брат Колька, как всегда, торчал перед компьютером. Поэтому вопрос, который я задал, придя домой, был чисто риторическим.
Долговязый очкарик Колька учился тогда на четвёртом курсе факультета программирования (или чего-то наподобие этого) в нашем университете. Я до сих пор не понимаю, какой в этом был смысл, ведь программировать Колька умел, судя по всему, ещё с пелёнок. По мне, так лучше бы он попробовал научиться какому-нибудь полезному делу, например, мытью посуды или нерасбрасыванию по всей квартире своих носков и прочего нижнего белья. Потому что ничего подобного Колька делать не умел, или, вернее, умел, но не делал. Ну, вы понимаете, - оно ему было не нужно. Никакие уговоры, причём в любой форме – от ласковых увещеваний типа «Коленька, ты ведь уже большой мальчик…» до яростной ругани с размахиванием руками и разбрызгиванием слюны, на него не действовали. Ответом всегда был только наивный взгляд его огромных глаз, в которых ясно читалось, как ему стыдно, а ещё немного страшно. По-моему, он просто боялся утонуть в бездне мелких бытовых проблем. Ну, а я не боялся, а так как домашней прислуги у нас нет, родители вечно заняты работой, то и заниматься всеми этими проблемами приходилось мне. Неохота, конечно, да некуда деваться: жалко было братишку – пропадёт ведь.
Что касается родителей, то они уже тогда считали своих детей вполне взрослыми особями, способными заботиться о себе самостоятельно. Наверное, они были правы, но только по отношению ко мне. Дома родители проводили совсем немного времени. Отец работал в службе безопасности каким-то большим начальником. Мама – переводчик в филиале иностранного предприятия, специалист по восточным языкам. Её мы видели совсем редко.
Короче говоря, всю домашнюю работу в нашей семье делал я. Причём так было всегда, сколько я себя помню. Такое вот счастливое детство. Я мечтал о том, чтобы оно закончилось, не подозревая, как скоро эта мечта сбудется. Домечтался, называется.

- Привет, - заглянул я в Колькину комнату.
- Ага, - пробормотал он, оторвав взгляд от экрана. - Что у тебя с лицом?
Есть такая примета: если Колька реагирует на происходящее в реальном мире – значит проголодался. А то, что он заметил такое ничтожное изменение окружающей среды, как мой фингал, свидетельствовало вовсе не о трогательной заботе о моём самочувствии, а только о его по-настоящему зверском аппетите. Наверняка, сегодня ещё ничего не ел. И точно:
- Нет ничего пожрать? – тут же задал он следующий вопрос, забыв о предыдущем.
- Будет, если приготовишь, - печально ответил я и отправился на кухню чистить картошку.
Потом мы с Колькой пообедали, я вымыл посуду, сбегал в магазин за продуктами, погонял с пацанами в футбол (занятия в школе к тому времени закончились, а погода была необычной для начала апреля - сухой и тёплой) и сел за уроки. Вечером к нам в гости пришла моя одноклассница Вероника - первая красавица школы. Может, и не первая, но в тройку призёров она тогда входила уверенно. До недавнего времени эта почтенная дама не обращала на меня никакого внимания, наверное, считая малолеткой.
Неожиданно всё резко изменилось. В один прекрасный день, месяца три назад, Вероника остановила меня в школьном коридоре и очень мило начала расспрашивать: чем я буду заниматься вечером, могу ли помочь ей сделать домашнее задание по физике, как отнесусь к тому, что она сегодня ко мне зайдет, будет ли ещё кто-то дома и так далее.
В тот день я подготовился к её визиту очень основательно: навёл в квартире идеальный порядок, а в своей комнате создал интимную обстановку. Ну, сами знаете: тихая музыка, эротика по видику и всё остальное, необходимое для успешного выполнения домашнего задания. Даже стянул из отцовского бара бутылку вина. Короче, раскатал губки.
Когда Вероника пришла, меня ждал полный облом. Оказалось, что она положила глаз на моего братишку, а я был только инструментом для осуществления её коварного плана.
Вообще-то Колька, несмотря на свою феноменальную рассеянность, - парень видный. Наверное, в меня удался. Вниманием особей женского пола Колька обделён не был, но совершенно им не пользовался. О его отношении к этим самым особям можно было бы говорить очень долго, если бы он к ним хоть как-нибудь относился. У меня есть подозрение, что тогда Колька даже не знал, чем женщины отличаются от мужчин. Ну разве что длиной волос. Не зря, наверное, некоторые нехорошие люди называли его Святым Николаем.
Я давно, с тех самых пор, как Колька достиг половозрелого возраста, пытался осуществить свою детскую мечту – женить его на хорошей, работящей девушке, которая стала бы нянчиться с ним вместо меня. Даже пробовал знакомить его с некоторыми претендентками, подходящими для такой роли, но потом плюнул на это дело: Колька их попросту не замечал. Иногда хотелось стукнуть его по башке чем-нибудь тяжёлым. Не сделал я этого только потому, что боялся выбить из неё последние остатки ума.
И вот теперь – Вероника. В отличие от предыдущих Колькиных невест, она была настроена весьма решительно и, несмотря на полную инертность объекта своих ухаживаний, отступать явно не собиралась.
Честно говоря, Вероника не очень-то соответствовала уготовленной для неё роли пожизненной Колькиной няньки и примерной домохозяйки. Но я, как мог, помогал осуществлять её коварный план. Для этого даже пришлось наступить на горло собственной гордости: мне было непонятно, чем я хуже Кольки. По-моему, гораздо лучше. Но чего не сделаешь для родного брата в надежде на облегчение собственной участи.

Сегодня Вероника пришла к нам якобы для того, чтобы я проверил её доклад по биологии. Колька в это время, громко фыркая, плескался под душем, поэтому мне пришлось играть роль гостеприимного хозяина. Предлог для посещения на этот раз получился совсем уж надуманным: Вероника, наверное, забыла, что доклад я сам написал позавчера, во время её предыдущего визита.
В тот момент, когда я героически делал вид, что проверяю собственное сочинение, а Вероника, сделав умное лицо, витала где-то в облаках, произошло знаменательное событие. Представьте себе такую картину: в комнату врывается Колька, мокрый и в чем мать родила, с безумными глазами и выражением «Эврика!» на лице плюхается на стул перед компьютером, потом, нащупав на столе очки, водружает их на нос и начинает бешено барабанить по клавишам, что-то бормоча при этом. Нас он не заметил, потому что недавно сытно поел, и окружающий мир перестал для него существовать.
Меня трудно чем-нибудь удивить – бывали у Кольки заскоки и похлеще. А вот на Веронику это безобразие произвело, похоже, совсем иное впечатление. Во всяком случае, повела она себя несколько странно. Не буду описывать подробностей, потому что не видел их. Почувствовав себя третьим лишним, я чинно удалился в свою комнату с гордо поднятой головой и выражением праведного негодования на лице.
Когда, некоторое время спустя, Вероника уходила, её внешний вид и поведение не оставляли никаких сомнений в том, что у Кольки всё получилось как надо: природа всё-таки взяла своё. Да и он сам был необычно оживлен, хотя и выглядел несколько обалдевшим. Такого идиотского выражения на его лице я ещё не видел, поэтому попытался опустить Кольку на грешную землю.
- Ты знаешь, сколько дают за совращение несовершеннолетних? - словно невзначай полюбопытствовал я.
- Кто даёт? – уставился на меня братишка.
- Ну, не знаю… Правоохранительные органы, наверное.
Колька задумался, потом глубокомысленно произнёс:
- Ничего мне от них не надо. Я сделал это бескорыстно.
Вот и попробуйте с ним поговорить, может быть, поймёте, как нелегко приходится мне.
Этот несколько пикантный эпизод, возможно, сам по себе не очень интересен, но дело в том, что вся эта история началась именно с него.

Приблизительно через месяц Колька затащил меня в свою комнату и, ткнув лицом в экран компьютера, спросил:
- Глянь, Вась. Как тебе?
По-моему, я забыл представиться. Хотя, если честно, оттягивал, как мог, этот момент. Вася – это так меня зовут. А ещё по-кошачьи – Васькой, или Василием Ивановичем, как Чапаева. Такой вот подарочек сделали мне родители. Наверное, хуже только Вовочка, хотя Владимир Владимирович – вроде нормально.
Но ближе к делу. На экране я увидел зеленую лужайку с натыканными кое-где чахлыми деревцами. В левом нижнем углу было изображено что-то вроде небольшой речки, а, может быть, ручей.
- Ну и что? - в свою очередь поинтересовался я.
- Смотри, - Колька показал курсором на два движущихся между деревьями объекта, потом увеличил их. Объекты оказались маленькими человечками.
Смотрели мы на всё это как бы сверху, поэтому видели только их макушки, плечи да ещё некоторые выступающие части тел, по которым можно было определить, что человечки разнополые.
- Это я и Вероника. Как ты думаешь, ей понравится? – Колька возбуждённо засопел у меня над ухом.
Похоже, это у него сдвиг на сексуальной почве, - подумал я. А, может быть, Колька влюбился и таким образом выражает свою страсть к Веронике? Кто-то пишет стихи, некоторые рисуют на асфальте или на стенах сердечки, надписи типа «Маша + Саша = Любовь». Когда-то даже орали песни под окнами любимых дам, серенады всякие, совсем как мартовские коты. Каждый сходит с ума по-своему, вот и Колька сделал единственное, что хорошо умел, - написал программу.
Пока я размышлял над этим, Колька что-то торопливо мне объяснял. До меня дошло только, что он как-то объединил структуру ДНК, своей и Вероники, с геномом человека, математически формализовал всё это и ввёл в программу построения трёхмерной графики, которую тоже написал сам. В результате получились эти человечки. Траву и деревья сделал таким же образом, только там было попроще. Всё остальное – дело техники. Например, создание воды и воздуха проблем не вызвало, а вот с землёй, вернее, почвой, пришлось повозиться, пока растения начали хоть как-то расти.
Теперь я понял, зачем несколько дней назад Колька протянул мне какой-то пакет.
- Вась, попроси отца сделать расширенный анализ ДНК этой фигни, только не трогай ничего руками, ладно?
Я заглянул в пакет – там были травинки, лист какого-то дерева, по-моему, яблони, и два пучка волос.
- Зачем? – на всякий случай полюбопытствовал я.
- Сам что-нибудь придумай – у тебя это лучше получается.
- Я спрашиваю: тебе зачем?
- Есть одна идея, - замялся Колька, - я тебе потом расскажу, хорошо? Ну, пожалуйста.
Я, как всегда, купился на волшебное слово. Чем реже его слышишь, тем оно безотказнее действует.
Отцу я объяснил, что мне это совершенно необходимо для научного доклада по биологии (никак не лезет он у меня из головы), и вскоре получил результаты анализа.
Теперь, глядя на корявое творение воспалённого Колькиного воображения, я пытался понять, во что втянул меня этот сексуально-компьютерный маньяк.
- Сам понимаешь, это только начало, тут ещё предстоит поработать, вот я и хотел узнать твоё мнение, - продолжал разглагольствовать Колька.
- Ну, и что они умеют делать?
- Если честно, почти ничего.
- Совсем как ты, - съязвил я.
- Но это пока. Ходят, спят, едят, как-то даже в речку залезли.
- Плавали? – зачем-то поинтересовался я.
- Нет, там мелко. Главное – они реагируют друг на друга, по-моему, даже подружились. Разговаривать они, правда, не умеют, но пока как-то обходятся.
- Молчание – золото. А ты можешь ими как-то управлять?
- А как же, для каждого их действия – своя клавиша, - пустился в объяснения Колька. - Я могу даже вызывать у них чувство боли. Ну, это в воспитательных целях – если они плохо себя ведут, и для профилактики тоже можно. К сожалению, не хватает времени на всё это. Чаще они сами по себе.
- Слушай, садюга, а чем они у тебя питаются? – спросил я.
- Яблоками, - Колька увеличил одно из деревьев. Я увидел зелёные в чёрную крапинку плоды, совсем как на яблоне в нашем дворе. Понятно, откуда листик в пакете. Если эти яблоки такие же на вкус, то Колькиным подопечным не позавидуешь.
- А ты не хочешь накормить их чем-то более существенным? – предложил я. - На твоих яблоках они долго не протянут.
- Собирался сделать ещё каких-нибудь животных – кроликов, например, или курочек. Но какой смысл? Они ведь не смогут их приготовить.
Конечно, меня ведь там нет, - подумал я. Колька словно прочитал мою мысль:
- А давай, я и тебя создам. Втроём будет веселее. Хочешь?
- Не надо, - испугался я, - лучше сделай им какую-то готовую еду.
- Да я не знаю, как, - Колька почесал затылок. - Ладно, что-нибудь придумаю, если ты поможешь.
- Было бы хорошо, если бы они сами о себе как-то заботились. Научи их добывать, как это… хлеб насущный. И ещё: тебе не кажется, что у них только внешний вид, как у людей, а всё остальное – сплошные животные инстинкты? Заставь их работать. Труд создал человека, может быть, им тоже поможет.
- Я уже думал над этим. Надо попробовать - вдруг что-то получится. Но здесь тоже понадобится твоя помощь.
- Ладно, без вопросов, - великодушно согласился я. - А пока накорми их чем-нибудь нормальным, о то ещё помрут – жалко будет.
Тут меня осенило:
- Слушай, но, если они едят, значит, у них и внутренние органы есть?
- Должны быть. Пищеварительный тракт есть точно. Смотри, - Колька увеличил небольшую площадку в углу экрана.
- Культурные, - хмыкнул я, увидев на траве несколько коричневых колбасок.
- Только вчера убирал, - начал оправдываться Колька, но я его перебил:
- А как у них обстоят дела с основным инстинктом?
- Это как? – он с глупым видом посмотрел на меня.
- Ну, чем вы с Вероникой любите заниматься больше всего?
- Да пока никак, а почему – не понимаю, - Кольку это, похоже, очень огорчало, поэтому он сразу сменил тему:
- Жалко, что нет объёмного дисплея. Ведь они трёхмерные, а мы видим только два измерения.
- А ты попробуй изменить ракурс наблюдения, - решил и я проявить эрудицию, - чтобы можно было смотреть на них как бы сбоку. Или под каким-нибудь углом.
- Ну ладно, так как тебе? – Колька, помявшись, повторил свой первый вопрос.
- Бред. Полный отстой. По-моему, тебе надо лечиться, - вынес я свой вердикт.
- Думаешь, Веронике тоже не понравится? – заволновался он.
- Откуда я знаю? Спроси у неё.

Веронике, как ни странно, понравилось. Теперь они с Колькой вдвоём частенько торчали перед компьютером, обнявшись и нежно воркуя.
Справедливости ради следует отметить, что Вероника оказалась неплохой нянькой. Теперь Колька стал гораздо больше походить на человека: был всегда побрит, причёсан, нормально одет, сыт и доволен жизнью. Причём всё это – без моего участия. Вероника не только сама готовила еду и убирала, но и Кольку заставляла кое-что делать. Не знаю, как это у неё получалось, хотя, конечно, она могла предоставить ему в качестве стимула то, чего никак не мог я, даже если бы очень захотел.
Моя мечта сбылась. Теперь у меня появилось время не только на личную жизнь, но и на участие в Колькином, как он называл этот маразм, проекте. Помочь я, правда, мог только практическими советами, но, во-первых, это тоже было совсем не лишним, во-вторых, хотелось как-то контролировать процесс, в-третьих, было интересно, чем всё это закончится. Это я так, в своё оправдание.
Как я и предвидел, человечки быстро прикончили все яблоки и, похоже, совсем загрустили. Тогда Колька каким-то образом запрограммировал математическую модель структуры белка и на её основе синтезировал весьма неаппетитные на вид, да скорее всего и на вкус комочки. Но человечкам понравилось: чавкали громко и некультурно.

Вскоре начались летние каникулы, а потом произошло ещё одно радостное для всех нас событие. Однажды вечером из Колькиной комнаты раздался дикий вопль:
- Ура!!! Получилось!
Я зашел узнать, в чем дело. Из кухни прибежала испуганная Вероника, которая ещё не совсем привыкла к Колькиным повадкам и каждый раз очень волновалась, как бы он не повредил себе чего-нибудь.
Колька с умилением смотрел на экран. Там наша парочка увлеченно занималась, ну, вы поняли, чем. Основной инстинкт проснулся и у них.
К тому времени Колька, чётко следуя моим советам, уже сделал настраиваемый ракурс наблюдения, поэтому мы могли любоваться зрелищем во всех его подробностях. Когда всё закончилось, Колька, громко выдохнув, заявил с ухмылкой:
- Какие молодцы! Знаете, я начинаю ими гордиться. Только не понимаю, чем мы обязаны такому счастью. Как я ни изменял подпрограмму репродуктивного функционирования их организмов – ничего не помогало. А тут вдруг – на тебе, причём ни с того, ни с сего…
- По-моему, всё дело во вкусной и здоровой пище, - резонно заметил я. - Если бы мы с вами ели одни кислые яблоки, посмотрел бы я на наше репродуктивное функционирование.
- Теперь будем ждать ребёночка, - прощебетала счастливая Вероника, выводя дискуссию из научного русла. От неожиданности я чуть не поперхнулся:
- Не понял, кто будет ждать – вы или они?
- Нам ещё рано, правда, милый? Но ведь они – это тоже мы?
Похоже, у неё начинается раздвоение личности, - подумал я и дал очередной ценный совет:
- Надо придумать для них имена, чтобы не путаться. Произвести, так сказать, идентификацию личности.
- Так и назовём, как нас, - встрял Колька.
- Я же сказал: чтобы не путаться.
После длительного спора решили назвать их просто – Ник и Ника. Вроде как сокращённые Николай и Вероника, но совсем другие. А вместе они – Ники. Тогда Колька решил подлизаться и напыщенно произнёс:
- Давайте назовём всё это дело проектом «Вероника» - в честь моей музы и любимой женщины, ну и как символ священного женского начала этого мира.
Я подумал, что, если начало у этого мира женское, тогда конец обязательно должен быть мужским, но не стал распространяться на эту тему. Зато предложил:
- Вероника – это, конечно, красиво и романтично, но непонятно. Название должно отражать суть проблемы, поэтому предлагаю назвать – «Семья Ников». Тем более, скоро в ней будет пополнение.
Так и решили.


Глава 2

Мы с Колькой долго ломали головы над очень сложной проблемой – как заставить нашу парочку вести себя по-человечески. Очевидно, что для этого надо было научить их работать, вернее, делать хоть иногда что-то полезное для себя. Решили действовать старым добрым методом кнута и пряника. Кнут, то есть чувство боли, Колька придумал уже давно, а в качестве пряника мы использовали чувство радости или, может быть, наслаждения – не знаю, как его назвать правильнее. Вызывались они простым нажатием соответствующих клавиш.
Прежде всего, надо было заставить Ника поливать деревья. Дело в том, что проблема увлажнения почвы возникла почти сразу, ведь растениям нужна вода. Сделать что-то вроде дождя оказалось практически невозможно. Дождь – только маленький элемент круговорота воды в природе, а природы-то как раз и не было. Необходимы моря, океаны, тучи в небе, перепады температуры, ветер, неровная местность с ручьями и реками, по которым вода стекала бы в моря. Из всего этого великолепия был только кусочек реки, которая текла по ровной, как стол, поверхности, из неоткуда в никуда.
Поэтому Колька просто добавлял воду в состав почвы. Получалось плохо. Деревьям воды не хватало, для травы её было слишком много. Вода застаивалась, в реку почти не стекала, в результате местами образовались лужи жидкой и, наверное, вонючей грязи, которые притягивали Ников, как маленьких детей. Поэтому часто приходилось силой затаскивать их в реку, хотя купаться они любили и сами.
Короче говоря, количество влаги в почве надо было уменьшить, а деревья поливать. Колька сделал два ведра, потом, управляя Ником, заставил его взять их, пойти к реке, набрать там воды и вылить её под деревья. После этого надо было, нажав клавишу радости, стимулировать Ника к самостоятельным действиям. Получалось у того, прямо скажем, коряво, хотя с каждым разом всё лучше. После нескольких таких походов Ник, кажется, понял, что от него требуется, и три раза всё сделал сам. Воду он, правда, выливал под уже политые деревья. Но хуже всего было то, что, когда после третьего раза Колька не нажал на клавишу, его подопечный сразу загрустил, бросил вёдра и забыл о них навсегда.
- Меня твой Почти безголовый Ник уже немного достал, - проворчал я, глядя на это безобразие. Заметив недоумённое выражение Колькиного лица, я на всякий случай поинтересовался:
- Ты Гарри Поттера читал?
- А кто это? – удивился Колька.
- Ладно, проехали. Что будем делать?
- Не знаю. Хотя, если вёдрам приделать ноги, они будут и сами поливать ничуть не хуже, - проворчал Колька.
- Может, попробуем ещё раз? – не сдавался я.
- Бесполезно, - Колька махнул рукой. - Он не знает, зачем это делает. Пока Ники не поймут взаимосвязи между поливкой деревьев и чувством голода, которое возникнет, если деревья засохнут, толку не будет. Нужна цель и программа действий для её достижения.
- Ну, программу ты ведь сможешь написать?
- Написать-то смогу, только не знаю, куда её прицепить.

Колька долго мучился сам, а уж меня как замучил, пока создал-таки две управляющие программы – логосы, как он их называл. Для Ника – программу защитника семьи и добытчика, Нике же была уготовлена роль матери и хранительницы домашнего очага. Название «логос», как мне объяснил Колька, он придумал в честь Гераклита. Более подробной информации я от него так и не добился – скорее всего, он и сам её не знал. Но, порывшись в Интернете, я выяснил, что это слово в переводе с греческого языка означает «смысл». Логос, одно из основных понятий древнегреческой философии, – это универсальная осмысленность, ритм и соразмерность бытия. Он является первоначалом сущего – мировым огнём, который есть также душа и разум, служит одним из смыслов понятия «дух», в христианстве отождествляется со вторым лицом троицы (бог-сын), в стоицизме сближается с понятием «нус» (на древнегреческом – мысль, ум, разум, а в латинском переводе – интеллект). Если вы из всего этого хоть что-то поняли, то я вас поздравляю – ваш интеллект гораздо выше моего. До меня дошло только, что логос – это законспирированное название души и разума.
Мы постарались предусмотреть в логосах всё, что считали нужным, начиная с элементарных практических навыков и заканчивая самыми разнообразными правилами, согласно которым Ники должны были действовать. Теперь у них должны были появиться какие-то цели, а также знания, как этих целей достичь.
Математическая модель самих Ников была настолько сложна, всё в ней оказалось таким взаимосвязанным и запутанным, что изменить её, не навредив, было практически невозможно. Поэтому Колька создал логосы в виде отдельных программ, сделав их структуру максимально простой, расширяемой и доступной для изменений. Причём изменять её могли не только мы. Ники тоже должны были анализировать свои действия, делать выводы из неудач и, таким образом, корректировать свою программу в зависимости от обстоятельств. Неизменными оставались только их конечные цели, вернее, роли, которые Ники должны были играть в течение всей жизни. При анализе своих действий они должны были сверять их с моральными нормами, некоторые из которых мы также постарались определить.
Каждый логос мог использовать для своих целей определённый объём оперативной памяти. Если команды логоса противоречили инстинктам, рефлексам и прочим дурным привычкам Ников, они должны были их подавлять. Как показали дальнейшие события, это не всегда удавалось.
Прошу прощения, если утомил вас ненужными подробностями. Постараюсь больше этого не делать.

В один из немногочисленных выходных дней отец вдруг вспомнил о своём родительском долге – решил выяснить, чем занимаются его дети.
Кстати, постоянное присутствие Вероники у нас дома родители восприняли совершенно спокойно. По-моему, они не обратили на это никакого внимания. Может быть, решили, что она – их дочь? Я немного сомневаюсь, помнят ли наши предки, сколько у них детей на самом деле.
Увидев на экране Ников, отец незамедлительно вынес вердикт:
- Чтобы до завтра этой порнографии не было, иначе останетесь без компьютера. Не потерплю такого безобразия в собственном доме.
Нам ещё повезло, что Ники в это время не занимались своим любимым делом. Надеяться на то, что отец забудет о своей угрозе, не приходилось. Отдавать распоряжения и контролировать их выполнение – это он умеет: у него работа такая.
Кольке пришлось срочно соорудить для Ников какие-то одёжки, чтобы те могли прикрыть ими свои интимные места, а также дополнить логосы понятием стыдливости. Вот так цивилизация портит людей.

Вскоре Вероника оказалась на седьмом небе от счастья: у её подопечной начал округляться животик. Теперь разговоры были только об этом, а вот проблемы у каждого из нас - свои.
Вероника волновалась, кто и как будет принимать роды, где будет спать маленький, будут ли Ники его любить и правильно ухаживать за ним. Ну, и прочая женская ерунда.
Колька не мог понять, как такое вообще возможно, Для него Ники – прежде всего программы. Он не верил, что две программы могут создать третью и одновременно волновался, что для неё не хватит места в памяти компьютера.
А вот где взять новый компьютер - это уже моя проблема. С учётом Колькиных наполеоновских планов покупать надо было самый навороченный, а стоил такой – страшно сказать, сколько. Наши родители – люди не бедные, но лишних денег у них нет. К тому же неплохо разбирающийся в технике отец вполне обоснованно считал, что для нашей учебы вполне достаточно имеющегося компьютера. Маму такие вопросы вообще не интересуют – по этому поводу с ней разговаривать бесполезно.
Уговоры и обещания на отца не действуют, что-то наврать ему очень сложно – у него на это профессиональный нюх. Но и я не лыком шит. Решил применить метод психологической атаки. Выбрал момент, когда мы с отцом остались дома одни, и начал:
- Пап, тут такое дело… Ты только не волнуйся.
- Опять что-то натворил?
- Да я-то ничего, - торопливо заверил я, - это у Кольки проблемы. Но он боится тебе сказать, а я не могу смотреть на его страдания, вот и решил…
Здесь я сделал паузу и, наблюдая за отцом, понял: всё идёт, как надо.
- Какие проблемы? – занервничал он.
- Ну, эти… с законом. Похоже, серьёзные.
Я сознательно отдал инициативу отцу, чтобы всё выглядело так, будто он меня допрашивает.
- Продолжай, - строго приказал он.
- Кольке грозит срок за совращение несовершеннолетней девочки, а, может быть, и за изнасилование, - с трудом выдавил я из себя.
Мы помолчали. На отца было больно смотреть. Я не знал, куда деваться от стыда, но отступать было поздно.
- Ну, Колька. Сукин сын. Вот от кого я этого не ожидал. А что за девочка? Я её знаю?
- Знаешь. Вероника.
- Это Вероника-то девочка? - у отца, по-моему, даже челюсть отвисла.
- По закону - да, и для её родителей - тоже. А мама у неё - помощник городского прокурора. Как только они узнают, что их дочь беременная, Кольке каюк.
Тут отца осенило:
- А если сделать, ну, этот, как его… аборт?
- Я интересовался. Вообще-то можно, но срок уже большой, а возраст у неё маленький, ну, и для того, чтобы это не стало известно широкой общественности…
- Сколько? – нервно перебил отец.
Я честно назвал сумму, равную цене компьютера, ни копейки не добавил. Отец заскрипел зубами:
- Ладно, я с ними разберусь.
- Не надо, папа, - взмолился я. - Понимаешь, они любят друг друга. Ты можешь разрушить их жизни. Поверь, Колька искренне раскаивается. Больно смотреть на его страдания. Ты ведь тоже был молодым, знаешь, как это бывает: вспышка страсти, а потом всю жизнь мучайся.
- Он что, полный идиот? – возмутился отец. - Не понимал, что делает?
- Наверное, не полный. Но не понимал. Пап, не кричи на меня, пожалуйста, - чуть не плача, попросил я.
- Извини.
Мы опять помолчали, потом отец сказал:
- Василий, ты серьёзный парень. И в жизни разбираешься. Сможешь всё это уладить? Только так, чтобы никто не узнал, иначе у меня могут быть неприятности на работе.
- Смогу, - честно пообещал я.
Компьютер мы купили на следующий день. Отец был очень доволен тем, что всё уладилось, и никто посторонний об этом не узнал. Я был доволен, потому что выполнил его просьбу. Колька был доволен новым компьютером. Вероника была просто довольна жизнью. Они, кстати, так никогда и не узнали, как я запятнал их честные имена.
Когда через пару недель отец заметил-таки обновку, я сказал ему, что это - премия Кольке от ректора за научную работу. Могли бы и в самом деле дать – он её заслужил. Несмотря на то, что Колька нечасто показывался в своём университете, там его ценили и даже гордились. Я, кстати, тоже горжусь своим старшим братом.

C новым компьютером дела у нас пошли веселее. Лужайка, на которой жили Ники, значительно расширилась. Теперь с одной её стороны появился сосновый лес, с другой – поле, на котором росла пшеница. Речка стала оправдывать своё название, в ней даже плавали карасики. Также добавились коза, козёл и десяток курей с петухом.
Над всем этим Кольке пришлось здорово попотеть, но получилось, по-моему, неплохо.
Суть того, как всё это делалось, вы уже поняли, поэтому я постараюсь, рассказывая вам эту историю, не вдаваться в технические подробности, которых, если честно, и сам толком не знаю, а всякие заумные слова по возможности заменять нормальными человеческими.
Ники здорово поумнели с тех пор, как стали управляться логосами (без этого слова я, наверное, не обойдусь). Теперь они трудились, не покладая рук. Из сосновых веток Ник соорудил шалаш, а для коз и курей – маленькие загоны. Он почти постоянно что-нибудь мастерил, а отдыхал, сидя на берегу реки с удочкой. Ника собирала пшеничные колоски для курей, доила козу, чистила рыбу. Всему этому их научил Колька, а его научил я. Дали мы им и все необходимые для жизни и работы вещи: топорик, удочку, сосуды для молока и многое другое, чего Ники не могли сделать сами. Одежду им тоже приходилось часто менять – старая быстро изнашивалась, а обходиться без неё у них уже не получалось. Похоже, со стыдливостью Колька перестарался.
Мы не могли, да и не хотели ждать, пока сотни поколений потомков Ников пройдут эволюционный путь развития, начиная с каменного топора для охоты на мамонтов, как это, по представлению учёных, было у наших предков. Потому что не было там никаких камней, не говоря уже о мамонтах. И вообще, ничего не было для такого развития. А у нас не хватало времени на всю эту фигню. Разве не проще дать им железный топорик, чем сырьё и кучу оборудования для его изготовления?
Рацион Ников пополнился рыбой, яйцами, козьим молоком, а вскоре и куриным мясом. Белковая пища, которую мы им до сих пор давали, теперь оставалась почти нетронутой.
К сожалению, мы пока не могли позволить им пользоваться огнём. По чисто технической причине: некуда было девать продукты сгорания. Проще говоря, отсутствовала вытяжка. Поэтому есть им всё приходилось в сыром виде, но они не жаловались.

Веронику очень волновало то, что Ники не умеют разговаривать. По этому поводу она пилила Кольку почти каждый день, вот и опять начала:
- Ну что тебе стоит научить их, а? У них же есть всё необходимое для того, чтобы говорить.
Колька прикинулся дурачком – это у него всегда здорово получалось:
- Что ты имеешь в виду?
- Как что? Рот, язык…
- Рот у тебя только для того, чтобы болтать? – удивился Колька. - А язык – вон у собак какой длинный, но ведь они почему-то не разговаривают.
- А тогда зачем Никам голосовые связки? – не сдавалась Вероника.
- Они ими, по-моему, очень хорошо пользуются. Сегодня Ник, например, орал, как будто его убивают, когда уронил на ногу топор. А Ника вечно верещит так, что уши закладывает.
Обычно Колька безропотно выполнял все желания Вероники: типичный подкаблучник. Но тут вдруг упёрся, как осёл. Дело в том, что, как оказалось, Ники прекрасно понимали друг друга без слов. Наблюдая за ними, мы всё больше убеждались в том, что они общаются телепатически, то есть читают мысли друг друга. Например, вчера Ника, набирая воду, нечаянно утопила в реке ведро. Ник находился в это время далеко и никак не мог этого видеть, но тут же прибежал, прыгнул в воду именно в том месте, где ведро утонуло, и вытащил его. Таких случаев было слишком много для того, чтобы сомневаться в том, что это непростые совпадения.
Так вот, Колька был уверен, что Ники утратят этот дар, если научатся говорить. Однажды он прочёл нам целую лекцию по этому поводу:
- По-моему, никто толком не знает физическую природу телепатии у людей. С Никами проще: их мысли – результат работы единого процессора, логосы записаны в единой памяти компьютера. Конечно, Ники получили свои телепатические способности от нас – я не думаю, что имела место какая-то ошибка в программировании. Почему же мы сами не пользуемся этими способностями? Да потому, что не хотим. Нам проще разговаривать, вернее, мы думаем, что это проще. Человек тратит значительную часть своей жизни только на то, чтобы научиться общаться – говорить, читать, писать, а всю оставшуюся жизнь учится излагать свои мысли словами, пытается их излагать, но, как правило, без особого успеха. Люди придумали кучу разных языков, на их изучение тоже тратят массу времени. Представьте себе, насколько быстрее и эффективнее протекал бы процесс образования, если бы учитель школьникам или преподаватель студентам передавали свои знания мысленно и так же их контролировали. Никаких лекций, конспектов, экзаменов, шпаргалок, зубрёжки всякой…
- А как же тогда книги, радио, телевизор? – перебил я. - Ничего этого не будет? И по телефону не поговоришь.
- Ники в любом случае не смогут поговорить по телефону. А их потомки, я уверен, научатся записывать свои мысли и передавать их на расстояние. Вот литературы у них, наверное, не будет. Ведь она – как раз и есть искусство выражения мыслей словами. Ничего, придумают какое-нибудь искусство получше. А вот чего они «лишатся» по-настоящему, так это возможности обманывать и быть обманутыми. Представьте себе мир, в котором никто никого не может обмануть.
Представить это было действительно сложно. Мы с Вероникой долго пытались, а потом, конечно же, согласились с Колькой. Я тогда подумал, что Ники, если захотят, и сами смогут научиться разговаривать – на то они и люди. Как вскоре оказалось, я был прав.

Не представляю, как выглядели наши первобытные предки, если, конечно, они не стриглись каменными ножницами, не причёсывались каменными расчёсками и не брились такими же бритвами. Если как Ники через четыре месяца после своего рождения, то и вам не советую представлять – зрелище было ужасное. Особенно по этому поводу переживала Вероника, поэтому Кольке пришлось сделать для Ников все перечисленные выше предметы, причем не каменные, а самые настоящие, а потом ещё научить их пользоваться ими. Ножницы, правда, получились кривыми, бритва – похожей на кухонный нож без ручки, да и все остальные предметы, которые Колька делал для Ников, были какими-то корявыми, но свои функции выполняли. Кстати, этими самыми ножницами Ники стали обрезать себе ногти, которые к тому времени почти сравнялись по длине с пальцами и, наверное, здорово мешали. Ники додумались до этого самостоятельно, так что соображала у них работала нормально. Процесс эволюции шёл полным ходом.

Время тоже шло. Лето закончилось, не успев начаться. Его сменила осень, которая тут же стала глубокой. Холодным дождливым вечером мы все втроём сидели дома, пили чай и завидовали Никам, у которых лето по-прежнему было в разгаре. Вероника опять завела разговор на свою любимую тему – об ожидаемом пополнении семейства Ников. По нашим подсчётам, до этого события оставалось около четырёх месяцев, что для Вероники было равно вечности. Она не могла ждать так долго, да и нам с Колькой не терпелось узнать, что будет дальше. Не помню, кто из нас первый предложил ускорить время для Ников, да это и не важно. Главное – всем эта идея понравилась. Колька тут же произвёл кое-какие подсчёты и заявил, что возможности компьютера позволяют виртуальному времени течь до двадцати раз быстрее реального, а остальное – дело техники. Ничего не стоит даже сделать это самое время переменной величиной, чтобы ускорять или замедлять его, когда захочется.
Сказано – сделано. В тот же вечер в левом верхнем углу экрана, там, где лес был особенно густым, появилось окошко для настройки виртуального времени. Кроме всего прочего, в окошке был таймер, показывающий не только время, но и дату. За начало отсчёта выбрали тот самый день, когда Колька впервые показал мне своё изобретение. Сегодня был четвёртый день шестого месяца первого года.
Секунды на таймере сменялись с обычной скоростью до тех пор, пока Колька не установил курсор в окошке на верхнюю стрелку и нажал кнопку. Ники засуетились, заметались, потом размазались по экрану и вовсе исчезли. Изображение на экране стало нечётким и размытым. Колька максимально ускорил время, затем перевёл курсор на нижнюю стрелку. Процесс пошёл в обратном порядке. Когда Ники опять появились и стали двигаться с нормальной скоростью, оказалось, что их время ушло вперёд относительно нашего на двадцать семь минут. Несмотря на это, Ники вели себя, как обычно.
Мы с тем же успехом повторили этот эксперимент ещё несколько раз, потом установили пятикратное ускорение времени и отправились спать. Утром проверили, всё ли нормально, после чего ускорили время максимально.

Уже дней через десять после этого наступило долгожданное событие. Стыдно признаться, но мы его прозевали. В тот момент я и Вероника были в школе, куда, во избежание крупных неприятностей, иногда приходилось наведываться – как-никак выпускной класс. Колька сидел дома, но, увлёкшись решением очередной глобальной проблемы, обо всём забыл. Когда я прибежал домой, что-то сосало у Ники грудь, а обалдевший Ник стоял рядом и пялился на них.
При ближайшем рассмотрении это что-то оказалось маленьким мальчиком, лысым и сморщенным, к тому же каким-то липким на вид. Неприятное зрелище. Но и спустившийся с небес на землю Колька, и подоспевшая Вероника были от него в восторге. Судя по своему внешнему виду и поведению, малыш получился вполне здоровым, развеяв тем самым Колькины сомнения в возможности своего появления. Родители тоже вели себя, как надо. Когда малыш наелся, они тщательно вытерли его, завернули в одеяльце и уложили спать.
Я не оговорился насчёт одеяльца. Колька по требованию Вероники заранее сделал всё, что на первых порах может понадобиться ребёнку, даже что-то, похожее на кроватку. В остальном сработали материнский инстинкт (отцовский, кстати, тоже) и сообразительность Ников.
Счастливые родители, а Колька и Вероника именно таковыми себя и считали, решили назвать малыша Васькой. В мою честь. Это мне неожиданно понравилось. Я как-то сразу полюбил своего тёзку и тут же начал волноваться о нём.
Не знаю, кричал ли Васька сразу после рождения, но теперь он мне показался чересчур молчаливым. Я даже начал беспокоиться, не глухонемой ли он. Потом сообразил, в чём дело. Действительно, зачем плакать или кричать, если родители и так прекрасно понимают все твои желания, а ты знаешь, что они это понимают и сделают всё, что нужно. Я на месте Васьки в жизни не промолвил бы ни единого слова.
Волновал меня и более важный вопрос: как Васька будет продолжать свой род, когда вырастет? Не с сёстрами же? Я попытался объяснить это Кольке, после чего предложил:
- Может быть, как-то изменить Васькины гены, чтобы потом, когда он вырастет, не получилось инцеста? Я надеюсь, ты знаешь, что это такое и чем может закончиться?
- Блин, чуть не забыл, - Колька хлопнул себя по лбу. - Спасибо, что напомнил. Надо срочно ввести запрет инцеста в Васькин логос . И Никам, кстати, тоже, а то мало ли что.
- А инцест – это как? – вмешалась в нашу научную дискуссию Вероника.
- Ну, ты тёмная…- начал было я, но Колька перебил:
- Видишь ли, дорогая… Это когда любовью занимаются очень близкие родственники, например, брат с сестрой, отец с дочерью, мать с сыном, тогда у них часто рождаются неполноценные дети, с разными дефектами. Поэтому религия запрещает это делать.
- А история с Адамом и Евой – это ведь тоже религия?
- Да, ну и что?
- Ну, у них родились дети, а потом? Получается, все люди дефективные? – не унималась Вероника.
- Конечно, тут маленькая неувязочка, - растерянно протянул Колька, но теперь я его перебил:
- Плюньте вы на эту фигню. Никто не знает и не может знать, как всё было на самом деле, а в то, что когда-то придумали попы, можно только верить или нет. О генетике когда-нибудь слышали? Быстро запрещай им инцест, и насчёт педофилии, гомосексуализма и прочих сексуальных извращений не забудь, - посоветовал я, а потом спохватился:
- Но как тогда они будут размножаться?
- Я уже думал об этом. Менять генную структуру слишком рискованно. Там сам чёрт ногу сломит. Я, во всяком случае, не представляю, как это сделать. Но есть другой выход. Представь себе: когда Васька подрастёт, он встретит прекрасную незнакомку и тут же полюбит её. Я уж об этом позабочусь
- Ну, и откуда же эта незнакомка возьмётся?
- Оттуда же, откуда взялись его родители. Ты что, забыл? Есть у тебя знакомые девчонки? Выбери самую лучшую из них, срежь у неё несколько волосков, попроси отца сделать анализ ДНК, а всё остальное – моё дело.
Так и решили. Кстати, я забыл сказать, что ещё в день своего рождения Васька получил свой логос, который мало чем отличался от родительских по сути, но в деталях значительно изменился. Например, Васька должен был помогать своим родителям, заботиться о них в старости, защищать своих будущих братьев и сестёр. Значительно расширился объём доступной Ваське памяти. Главной чертой его характера Колька сделал любопытство, вернее, любознательность, стремление познавать и изменять окружающий мир. Правда, познавать там было пока нечего, но мы смотрели в будущее с оптимизмом.

Теперь, для того, чтобы вы немного отдохнули, расскажу маленькую личную историю.
В то время произошёл довольно-таки интересный случай. Вернее, назвать это случаем можно только с большой натяжкой. Что-то подобное рано или поздно должно было случиться.
Как-то утром, едва продрав глаза и жутко опаздывая в школу, я, как был, - в одних трусах – ввалился в ванную. Хотел почистить зубы и принять душ, но на пороге замер: там была Вероника, которая, стоя перед зеркалом, причёсывала мокрые после душа волосы. Меня она увидела не сразу, поэтому я успел хорошенько рассмотреть и оценить все её достоинства. До этого вживую (Ника на экране компьютера не в счёт – это совсем другое дело) я видел их только мельком – в тот самый день, когда началась вся эта история. Тогда я только успел подумать о том, что ноги у Вероники растут вовсе не из головы, как это казалось мне раньше.
Заметив, наконец, присутствие моей остолбеневшей и выпучившей глаза особы, Вероника испугалась, но, похоже, не очень. Немного помолчав, спросила:
- Чего надо?
- Ничего, - поспешил заверить я, - просто стою. А ты не груби. Сама виновата – дверь надо закрывать.
- Вот и закрой с той стороны.
- Не могу. А ты красивая – повезло Кольке, - немного подумав, решил я.
- Тебе-то какое дело? Ты ведь знаешь, что мы с Колей любим друг друга.
- Да любите, сколько хотите. Я не против. Если думаешь, будто я на что-то претендую, - ошибаешься.
- Глядя на тебя, трудно ошибиться, - кокетливо заметила Вероника. - Не боишься, что трусы порвутся?
Я не боялся, хотя такая опасность действительно существовала.
- Ну, и что здесь такого? Обычная реакция нормального мужчины на красивую женщину.
Наша светская беседа, похоже, начала Веронике надоедать.
- Вот что, нормальный мужчина, кончай трепаться. Быстро делай свои дела или проваливай отсюда.
- Ну, разве что, ты мне спинку потрёшь, - я не заставил себя долго уговаривать, к тому же, будучи истинным джентльменом, не мог далее оставаться одетым в обществе обнажённой дамы, поэтому снял трусы и залез под душ.
Никто ещё не мог устоять перед моим мужским обаянием. Вероника не стала исключением. А школьные занятия в тот день мы с ней пропустили.
Такая вот глупая история. Кстати, в дальнейшем мы с Вероникой почти не скрывали наших отношений. Я тогда был уверен, что Колька никогда о них не узнает, а если и узнает, то не очень расстроится. Мы с ним ничего не жалели друг для друга с самого детства, а ревность, похоже, не является нашим семейным проклятием.

Ну ладно, хватит об этом.
Убедившись в том, что дела у Ников идут хорошо, мы опять ускорили их время, ненадолго замедляя его два раза в сутки - утром и вечером, чтобы убедиться, всё ли в порядке, а при необходимости - помочь. В помощи Ники практически не нуждались, поэтому нам оставалось только заниматься своими делами и ждать дальнейших событий.
Своих дел тоже хватало. Кольке надо было защищать дипломный проект – завершалась его учёба в университете. Проблем с этим не было, но времени требовало много. А мы с Вероникой оканчивали школу, на носу были выпускные экзамены. Надо было думать и о том, чем заниматься дальше. Веронике–то что: выйдет замуж за Кольку и будет с ним нянчиться, пока не надоест. А может, и не надоест никогда, - похоже, любовь у них была, как говорится, до гроба. Шашни со мной она всерьёз не воспринимала – так, детская забава.
Мне было гораздо хуже. Выходить замуж было не за кого, особых талантов тоже не наблюдалось. Поэтому не оставалось ничего другого, кроме как идти по стопам отца – становиться юристом. Говорили, что поступить в юридический можно только по блату, но с этим как раз проблем не было. Всё равно – я готовился к поступлению, как мог.
У нас ещё не прошло и месяца, а Васька уже научился не только ходить и бегать, но и ездить верхом на козе. Теперь он большую часть времени посвящал поиску приключений на свою задницу. Родители о нём, конечно, заботились, но почти не ограничивали его свободу. Наверное, правильно делали. Я уверен, что в условиях мелочной опеки полноценная личность сформироваться не может.
Потом у Васьки родилась сестричка. Она тут же получила в качестве подарка от нас собственный логос и имя Елена, в честь мамы Вероники, - той самой, которая помощник прокурора или что-то в этом роде. Больше мы ничем не могли помочь, потому что всё остальное для своей дочери Ники делали сами. Похоже, они - неплохие родители, да и, вообще, молодцы.
У первой козьей пары уже родились внуки – хорошая компания для Васьки. Ник обработал небольшой участок земли и с Колькиной помощью выращивал на нём разные овощи. Так что меню стало ещё более разнообразным – молоко, рыба, куриные яйца и мясо, овощи, яблоки, - голодная смерть нашим подопечным явно не грозила.


Глава 3

С некоторых пор отец начал проявлять нездоровый интерес к нашим делам. Подолгу, молча просиживая каждую свою свободную минуту перед компьютером и наблюдая за событиями на экране, о чём-то напряжённо размышлял. Потом устроил нам с Колькой настоящий допрос. Я предвидел это, поэтому заранее подготовил кое-какие отмазки.
- Ну-с, молодые люди, объясните-ка мне, что это такое, - отец ткнул пальцем в экран.
- Да ничего особенного, - пожал я плечами, - просто игра нового поколения, вот и всё. Это Колька придумал, а теперь мы её отлаживаем. Кстати, если получится, можно дорого продать.
- И в чём суть этой… игры?
- Ну, это, конечно, не какая-то там стрелялка-догонялка, - ими уже никого не удивишь, а созидательная игра, вроде тех, где надо построить дом или целый город. Только более высокого уровня.
- Не вижу здесь никаких домов, - тупо гнул свою линию отец. - И вообще, не замечал, чтобы вы что-то строили.
Возможно, это такой метод ведения допросов. Понимая, что отец только притворяется идиотом для того, чтобы вывести меня из равновесия, я постарался не поддаться на эту уловку.
- Строительство домов – это наглядный пример, - терпеливо продолжал я свои объяснения. - На самом деле имеется в виду создание чего-то нового, а впоследствии – забота о нём, направление его развития в нужную сторону. Помнишь, пап, когда я был маленьким, вы с мамой подарили мне игрушку, не помню, как она называлась…
- Тамагочи, - подсказал Колька.
- Точно. Там ещё внутри сидел котёнок, которого надо было кормить и убирать за ним. Он у меня, кстати, через неделю умер от голода. А это, по сути, то же самое, но намного совершеннее. Мы научили персонажей самостоятельно заботиться о себе, только и всего.
- Получается, зря научили, - безапелляционно заявил отец. - Не нравится мне всё это. Чувствую какой-то подвох, только не пойму – какой. Ладно, разберёмся.

Разобрались очень быстро. На следующий день, сразу после обеда, за нами пришли. Взяли, можно сказать, тёпленькими. Два здоровенных амбала, одетых в чёрную форму, показали какие-то удостоверения, потом один из них, который постарше, вежливо предложил нам с Колькой следовать за ними, а во избежание неприятностей - не задавать вопросов и не сопротивляться.
Неприятностей мы, конечно, не хотели, поэтому пришлось подчиниться грубой силе. Нас вывели из дома, посадили в чёрный автомобиль и куда-то повезли. Спасибо, хоть не расстреляли прямо во дворе.
Приехали мы, как я и ожидал, к отцу на работу. Там нас завели в полутёмное помещение. Первым, кого я сумел разглядеть, был мрачноватый тип в генеральской форме, гордо восседающий за огромным столом на фоне портрета президента. В углу кабинета притаился наш папаша собственной персоной. Его я заметил только тогда, когда он подал голос – настолько ласковый, что у меня по коже забегали мурашки:
- Не волнуйтесь, ребята, всё в порядке. Павел Лаврентьевич хочет задать вам несколько вопросов.
Я был очень зол на отца, поэтому постарался обращать на него как можно меньше внимания. Павел Лаврентьевич – это, судя по всему, генерал. Не хило, но хоть не Лаврентий Павлович, тем более, сейчас не тридцать седьмой год. Решив звать его Лаврентием – всё-таки очень похож, я храбро заявил:
- Если это арест, прошу предъявить ордер. И ещё: мы будем отвечать на ваши вопросы только в присутствии адвоката.
Лаврентий снял очки, протёр их носовым платком, снова водрузил на свой длинный нос и обратился к отцу:
- Какой забавный молодой человек, не правда ли, Иван Петрович?
Потом он долго и внимательно рассматривал меня и Кольку.
- Думаю, адвокат вам пока не понадобится, - сказал, наконец, генерал. - Это не арест, а я не буду у вас ничего спрашивать. Сейчас Иван Петрович, - кивнул он в сторону отца, - отведет вас в нашу лабораторию. Там с вами предметно поговорят. Вы можете, конечно, поступать, как вам будет угодно. Но я советую, для вашего же, кстати, блага, а ещё как старый друг вашего отца, вести себя разумно. В нашем учреждении это приветствуется. До свидания.
По пути в лабораторию, которая почему-то располагалась под землей, я не забыл поблагодарить отца:
- Ну, спасибо тебе, папочка. Никогда не забуду.
- Мальчики мои, поймите: детские игры закончились. Я не мог поступить иначе, - начал оправдываться тот. – Всё это намного серьёзнее, чем вы думаете. Вот увидите: всё будет хорошо.
Колька за всё время с момента нашего ареста не произнёс ни слова. Решил, наверное, брать пример со своих подопечных.
- Скажи хоть что-нибудь, - попросил я его.
Молчит, зараза. А может, так даже лучше. Вряд ли в этой ситуации он сообщил бы нам что-нибудь умное.
- Не вздумай им рассказать, как ты всё это сделал, - шепнул я ему на ухо, - тогда нам точно полный трындец.
- Постараюсь, - как-то неуверенно ответил Колька. По-моему, до него дошло, но я решил, немного преувеличив опасность, закрепить пройденный материал:
- Прикинь, чувак: если они во всём разберутся, то просто избавятся от нас – мы им будем не нужны. А этот нехороший человек, - я имел в виду отца, - нам не поможет, даже если бы очень захотел.

В лаборатории, как оказалось, работали вполне нормальные, во всяком случае, на первый взгляд ребята, ненамного старшие нас с Колькой. Мы с ними посидели, выпили чая, закусили пирожными, поговорили о погоде, потом вместе с начальником лаборатории, который попросил называть себя Олегом, и ещё двумя ребятами, отправились к нам домой. На этот раз без вооружённой охраны, что, конечно, радовало.
По дороге я всё соображал, как нам лучше поступить. Понятно, что показать придётся всё – тут никуда не денешься. А потом уже можно ничего и не рассказывать – сами разберутся, не дураки. Оставалось надеяться только на то, что самое главное – принцип создания Ников и структура логосов – есть только у Кольки в голове. Не зная этого, они не смогут без нас обойтись. А может быть, я становлюсь параноиком? Зачем, собственно, им от нас избавляться? Лучшего специалиста в этом деле, чем Колька, трудно найти. Да и я могу пригодиться. Отец тоже не последний человек в этой конторе, может быть, защитит. Родная кровь, как-никак, хотя в этом я уже начал немного сомневаться. Но в любом случае мы рискуем оказаться на второстепенных ролях. Вывод: надо охотно рассказывать им обо всём, в чём они могут разобраться сами, но молчать о том, как получились Ники и все логосы.
Когда мы приехали домой, я затащил Кольку в ванную – якобы для того, чтобы помыть руки, и быстренько изложил ему свои соображения. Колька согласился со мной.
- Только я думаю, - заметил он, - что в логосах они тоже разберутся – там нет ничего сложного. А насчет создания Ников ты прав. Честно говоря, я и сам толком не понял, как они у меня получились. А ведь надо будет создавать новых. Я абсолютно уверен, что никто, кроме меня, этого сделать не сможет.
- Уверен ты или нет – это твоё дело. Может быть, у тебя мания величия. Только умоляю: молчи. Попробуй прикинуться дурачком. Думаю, у тебя получится.
Ну вот, опять нагрубил ему ни за что. Я всегда делаю так, когда волнуюсь. Хорошо, что Колька не обидчивый, да и привык он уже к этому.

Наши незваные гости засиделись до утра. Всё им нужно было знать. Не помню, о чём они спрашивали и что мы им отвечали, да это и неинтересно. Общался с ними в основном Колька, а я только пытался не заснуть и следил, чтобы он не сказал чего-нибудь лишнего. Получилось, по-моему, нормально.
Снисходительное поначалу отношение Олега и компании к нашей затее постепенно сменялось на удивлённое, а потом и на восторженное по мере того, как ночь близилась к утру. Я поинтересовался, когда они уходили:
- Ну как, понравилось?
- Дай немного подумать, - ответил Олег, зевая. - Я сегодня же доложу начальству. Не знаю, как оно решит, но мне кажется, что будет здорово, если вы согласитесь работать с нами.
После того, как они ушли, мы с Колькой долго сидели, молча наблюдая за счастливой и безмятежной жизнью семейки Ников. Да, им бы наши проблемы.
- Надо решать, что делать дальше, - сказал, наконец, Колька.
- Не знаю. Можно, конечно, покончить со всем этим, - я показал на экран, - пока не поздно.
- Ты о чём?
- Ну, отформатировать жёсткий диск, например, - нехотя предложил я.
- Я не смогу, - вздохнул Колька, - это убийство.
- Думаешь, мне их не жалко? Особенно почему-то Ваську. Прикольный пацан.
Вот так и решили отложить это на крайний случай, отлично понимая, что такой случай уже вряд ли когда-нибудь представится, а пока всё оставить, как есть. Колька попробовал успокоить меня, да и себя тоже:
- Может, всё не так уж и плохо? Или совсем хорошо? Я тут прикинул, что через год народу там будет человек сорок, если не больше.
- Откуда столько? – удивился я.
- Посчитай сам. За наш год у них пройдёт около пятнадцати лет. Если Ника будет рожать в том же темпе, что и сейчас, хотя я надеюсь, что они когда-нибудь остепенятся – это ещё пятнадцать детей. Плюс сами Ники и семеро уже родившихся – уже двадцать четыре. Несколько старших детей к тому времени станут взрослыми – придётся дать им жён или мужей. У них начнут рождаться свои дети – внуки Ников, третье, так сказать, поколение. Вот и считай, сколько получается. Сплошной демографический взрыв.
- Да, размножаются они, как кролики, - согласился я. А если ограничить рождаемость? Научить их пользоваться презервативами, например?
- Пока нельзя, - Колька со вздохом отверг моё предложение. - Должен идти процесс эволюции. Они обязаны развиваться, иначе умрут от скуки в своём тесном мирке. Ты ещё учти, что у них нет естественных врагов, они не болеют, потому что вирусов и прочей фигни пока тоже нет. При таких условиях страшно представить, сколько их будет через два года. О геометрической прогрессии слышал? Никакой персональный компьютер не потянет такую толпу. Вот я и думаю: если нам дадут сверхмощный компьютер, да ещё с объёмным дисплеем, может, стоит согласиться? – Колька сквозь очки жалобно посмотрел на меня своими наивными глазами.
- Может быть, - немного подумав, согласился я, - но только ты должен сегодня же защитить логосы и все остальные программы, чтобы сделать невозможным внешнее вмешательство в них никого, кроме тебя самого.
- Ладно, сделаю. Правда, ещё не придумали такую защиту, которую нельзя преодолеть.
- Ну, так придумай, - твёрдо заявил я. - И ещё: одного тебя я туда не отпущу – сам знаешь, какая там публика. Им палец в рот не клади – откусят вместе с рукой.
- Ты же собирался поступать в юридический? – Колька проявил поразительную для него осведомлённость в моих планах.
- Ладно, пойду на заочный, - решил я. Чего не сделаешь для братишки? Ведь пропадёт он там без меня.

Нашим новым коллегам никак нельзя было отказать в оперативности. Вечером того же дня мы с Колькой опять сидели перед Лаврентием. Если вы забыли, напомню: так звали вчерашнего генерала. Или как-то похоже. Кроме нас, был ещё Олег. Ну, и папик тоже явился – не запылился.
- Ваша разработка нас заинтересовала, - важно сообщил генерал. - На её основе мы намерены запустить новый проект…
Я попытался перехватить инициативу:
- Значит, вы покупаете у нас авторские права? Мы можем обсудить условия.
- Мы покупаем вас. Предлагаю Николаю Ивановичу, - генерал строго посмотрел на Кольку, - возглавить проект.
- Без Васьки я ничего не смогу сделать, - выдавил из себя Колька.
Я поправил его:
- Без Василия Ивановича. Я, так и быть, согласен на должность заместителя Николая Ивановича. Мы хотели бы узнать условия нашей работы и её оплаты.
- Настоятельно советую, молодой человек, убавить свой гонор: всё должно быть в меру, - несколько остудил мой пыл генерал. - Кстати, если я не ошибаюсь, кто-то из нас ещё даже школу не закончил.
Оглядев всех присутствующих, я решил, что речь, скорее всего, идёт обо мне. Пришлось оправдываться:
- Всего-то две недели осталось. Надеюсь, вы не собираетесь проводить дискриминацию по возрастному признаку?
Лаврентий тихонько зарычал, но, быстро успокоившись, ответил:
- Пока – нет. Тем не менее, доучиться надо, и о дальнейшем образовании подумать - тоже. Иван Петрович, проконтролируйте этот процесс, а если будут проблемы – ставьте меня в известность.
- Слушаюсь! – рявкнул отец.
- Что касается оклада, то он у вас будет в соответствии со штатным расписанием. Поверьте, это совсем немало. Плюс различные доплаты, в том числе за секретность, плюс премиальные в зависимости от результатов работы. С финансированием проекта проблем не будет – это я беру на себя. А вы с Олегом Владимировичем подготовьте план работы, хотя бы на год, с подробным обоснованием всех необходимых затрат. Срок выполнения – двое суток.
- А объёмный дисплей будет? – с замиранием в голосе спросил Колька.
- Не знаю, что это такое, - генерал пожал плечами, - обоснуйте. Вы получите всё необходимое, в разумных, конечно, пределах. Теперь следующее: проекту присвоен гриф «Совершенно секретно», поэтому вам придётся дать подписку о неразглашении со всеми вытекающими последствиями. Например, вы не сможете выезжать за пределы страны. Прикладного значения проект, по-видимому, пока не имеет, но очень важен как фундаментальное исследование эволюционных процессов. Я хочу, чтобы вы понимали: на вас возлагается огромная ответственность. Успехи будем поощрять, за неудачи – наказывать, причём так, что мало не покажется. Теперь всё, идите работать.

Следующие два дня наша группа, выполняя генеральский приказ, занималась технико-экономическим обоснованием проекта. В группе, кроме нас с Колькой, поначалу были только три человека: экономист Жорик и два системотехника – уже не помню, как их звали. Олег тоже помогал нам. Он лучше всех знал возможности лаборатории и вообще, в отличие от нас, понимал, что нужно делать.
Рассчитали характеристики компьютера, необходимые для обеспечения всем необходимым одного миллиона Ников (называть их людьми почему-то не поворачивался язык, поэтому решили просто превратить собственные имена в нарицательные – назвать в честь «основателей рода»). Получились эти характеристики совсем не хилыми, а смета расходов далеко вышла за пределы моего воображения. Но Олег заявил, что главное – это техническая возможность создания такого компьютера, а его цена нас не должна волновать.
А вот с Колькиной мечтой – объёмным дисплеем – получился полный облом. Выяснилось, что создать его практически невозможно, да и не нужно.
Во-первых – это стало понятно уже после того, как Жорик подсчитал его приблизительную стоимость.
Во-вторых, такой дисплей из-за своей фантастической сложности получился бы крайне ненадёжным. Кроме того, было совершенно непонятно, как его ремонтировать.
В-третьих, мы бы всё равно ничего хорошего на этом дисплее не увидели. Представьте себе целую страну, уменьшенную до размеров комнаты. К тому же время в этой стране течёт в несколько десятков раз быстрее нашего. Для того, чтобы наблюдать за тем, что там происходит, потребовалось бы дополнительное оборудование. Но тогда зачем нужен сам дисплей, если не для непосредственного наблюдения?
Обмозговав всё это хорошенько, решили пока ограничиться двумя десятками обычных дисплеев, самых лучших, конечно, с помощью которых можно будет наблюдать за всем происходящим в стране Ников с любым увеличением и под любым ракурсом. Расстроенный Колька предложил в качестве компенсации за утрату своей мечты создать специальную камеру, находясь в которой, можно было бы визуально оказаться в любом месте страны Ников, посмотреть на неё как бы изнутри. Нам всем эта идея понравилась. Запланировали сделать камеру в виде полусферы, на внутренней поверхности которой проецируется дальний план, на плоскости внизу – земля под ногами, а всё то, что происходит вблизи, изображается в виде объёмных голограмм с помощью каких-то добавок, содержащихся в воздухе камеры.
Возможности нового компьютера позволяли ускорять виртуальное время в сто раз относительно реального. Надо было, не замедляя его без особой нужды, как-то контролировать и, при необходимости, корректировать события. Решили в первую очередь наладить автоматическую фиксацию системой всех смертей и рождений, ведь умерших надо было освобождать от логосов, а новорождённым, наоборот, их давать. Мы тогда не знали, что для этого нужно делать, не понимали, каким образом будем наблюдать за событиями, происходящими с такой скоростью, но в успехе своей затеи были абсолютно уверены.
Ну, а прежде всего, надо было создать виртуальное пространство – среду обитания Ников. О том, как мы планировали это сделать, и что у нас получилось в итоге, я расскажу позже.
Пока же мы только поставили перед собой задачи, а ещё подсчитали, сколько времени и денег потребуется для их решения.

Лаврентий наш план утвердил, смета расходов его тоже не испугала.
- Сегодня же перевезите в лабораторию свой компьютер, - распорядился он. - Группа технической поддержки обеспечит бесперебойное питание при транспортировке.
Колька возразил:
- Это необязательно. При выключении компьютера программа не должна пострадать.
- Вы пробовали? – поинтересовался генерал.
- Нет.
- Вот и не надо. Лучше не рисковать.
- Хорошо. Но тогда, может быть, пусть они пока побудут у нас дома? – не унимался Колька.
Генерал начал нервничать – наверное, не любил, когда с ним спорят.
- Мало ли что может случиться в вашей квартире: пожар, потоп, скачок напряжения в сети, ограбление, наконец. Враги тоже, кстати, не дремлют. Не забывайте о секретности и о том, сколько денег поставлено на кон. А отвечаю за всё это я. Поэтому выполняйте приказ и отставить разговоры.
Наверное, он был прав. В лаборатории было автономное питание с тремя резервными источниками, охранная сигнализация, бетонные стены двухметровой толщины, бронированные двери, круглосуточная вооружённая охрана и прочие прибамбасы, вроде системы пожаротушения, которая не поливала водой, а мгновенно герметизировала помещения и всасывала весь воздух в специальные резервуары. Но очень уж не хотелось перевозить туда Ников. Для нас с Колькой это было всё равно, что отдать своих детей совершенно чужим, незнакомым людям.
А ещё, хорошо помня о том, как нам достался этот компьютер, какую позорную сделку с собственной совестью мне пришлось заключить, подло обманув отца и опорочив Кольку с Вероникой, я настоял на немедленной выплате нам его стоимости, не устояв при этом перед соблазном значительно преувеличить её размер.

Глава 4

Работа над проектом «Страна Ников» шла полным ходом. Не помню, кто дал ему такое название, но закрепилось оно прочно. Электронщики тащили отовсюду самую современную аппаратуру и монтировали свой сверхмощный компьютер. Колька с группой программистов строили для будущих Ников виртуальное пространство, разрабатывали систему наблюдения и контроля. Не буду перегружать ваше внимание ненужными подробностями. Лучше расскажу немного о себе – по-моему, это интереснее.
Руководить проектом вместо Кольки, с головой погрузившегося в свой виртуальный мир, пришлось мне. Судя по всему, я справлялся с этим не так уж и плохо, особенно с учётом моего тогда ещё совсем молодого возраста. Больше всего мне, вчерашнему школьнику, нравилось наказывать своих подчинённых, среди которых было много немолодых бородатых дядек, за разные прогулы, опоздания и прочие нарушения трудовой дисциплины. Подчинённые меня почему-то побаивались, но, несмотря на это (а может быть, именно поэтому) уважали.
Справедливости ради надо заметить, что контингент подобрался неплохой – все люди умные и серьёзные, а зарплату в лаборатории платили такую, что приходилось не столько заставлять подчинённых работать, сколько сдерживать их излишнее рвение. Оно и понятно – люди боялись увольнения. Не знаю, смог бы я руководить где-нибудь на стройке бригадой шабашников-алкашей, которым по нескольку месяцев не выдают зарплату. Наверное, нет.
Ещё было много бумажной работы. Всякие счета, накладные, платёжки с многозначными суммами, ведомости начисления зарплат и премий – все они проходили через мои руки. Кстати, кому и сколько платить, - тоже решал я.
У Кольки и его компании работа была, конечно, поинтереснее моей, да и проблемы – совсем другие. Но если им требовалось принять какое-то важное решение, Колька, наверное, по старой привычке, советовался со мной. Например, как-то поинтересовался:
- Вась, как ты думаешь, надо ли управлять Никами вручную? Ну, в смысле, клавишами, или там – мышкой, джойстиком?
- А когда ты делал это последний раз? – спросил я.
- С тех пор, как мы с Ником поливали деревья, по-моему, никогда, - немного подумав, ответил Колька. - Помнишь, мы пытались привить им любовь к труду?
- Помню. Ну и что, получилось? Было больно на них смотреть. Это мы тогда решили управлять ими, создавая и корректируя логосы?
- Да. Ну, как думаешь, - надо?
- Колька, смотри сам, но, по-моему, нет, - посоветовал я. - Тут непонятно, как за ними наблюдать, а ты собираешься управлять, да ещё вручную. Попробуй придумать какие-то другие способы влияния на Ников.
- Влиять-то на них можно, например, создавать разные проблемы, а потом иногда подсказывать, как их решить, если сами не смогут догадаться. Правда, в нашей старой системе это сложно сделать – там даже стихийное бедствие толком не организуешь. Зато в новой будет, где разгуляться.
Тут меня осенило:
- А если устанавливать им логосы реальных людей? Можем мы как-то скопировать, например, мой логос, или как там это у меня называется?
- Надо попробовать, - Колька почесал затылок, - но тут без врачей и биологов, причём самых хороших, не обойдёмся.
- Это я организую. А было бы здорово. Представь: я со своими знаниями плюс ещё с опытом, можно сказать, всего человечества, оказываюсь среди Ников, пусть даже в каком-то другом теле. Уж я на них повлияю, не волнуйся. Мало не покажется. Могу таких дел натворить... Хороших, конечно. Слушай, Колька, я согласен быть подопытным кроликом.
Так в нашем проекте появилось новое направление. Забегая вперёд, скажу, что оно оказалось очень даже перспективным.
Но это будет потом, а пока я, как и собирался, стал студентом-заочником юридического факультета. С этим не было никаких проблем: приёмной комиссии достаточно было увидеть подписанную Лаврентием справку с места моей работы. Я сразу понял, что с учёбой тоже не стоит особо заморачиваться. Могли бы не канителиться, а сразу выдать диплом. Правда, генерал намекнул, что будет лично контролировать мою успеваемость, да и отец слёзно умолял не запятнать честь фамилии. Поэтому приходилось учиться.

Все были настолько заняты разработкой новой системы, что никому, кроме меня, не было никакого дела до того, как поживает семейка Ников. А там приблизительно каждые три недели рождался новый малыш. Старшие дети быстро росли, поэтому мне пришлось срочно взяться за выполнение давнишнего Колькиного поручения – найти невесту для Васьки.
Если вы помните, мне надо было выбрать лучшую из своих знакомых девчонок, вернее, лучшую из лучших. На основе анализа её ДНК Колька собирался создать ту самую «прекрасную незнакомку», которую Васька должен был однажды встретить и полюбить на всю жизнь.
Я очень ответственно отнёсся к этому поручению – не хотелось разочаровывать своего тёзку. У него ведь не было никакого выбора, поэтому мне пришлось выбирать за него.
Времени на личную жизнь катастрофически не хватало, поэтому я старался использовать его максимально эффективно. Устроил что-то вроде кастинга, причём в несколько туров и с испытательным сроком в конце. Чуть не довёл себя до полного физического истощения, но добился-таки своего. Результат превзошёл все ожидания. Наташка, подруга одной из моих бывших одноклассниц, оказалось прекрасной во всех отношениях. Было похоже на то, что я в неё влюбился.
Чтобы не возвращаться к этой теме, скажу, что уже через несколько месяцев Васька, которому к тому времени исполнилось всего двенадцать лет, возмужал настолько, что был полностью готов к продолжению рода. Не знаю, как это получилось у него так быстро, может быть, сказались хорошая экология или здоровый образ жизни, но по всему было видно, что свой род Васька не только может, но и очень даже хочет продолжить.
Колька повторил тот же фокус, что и при создании Ников, после чего Васька встретил свою прекрасную незнакомку в образе Наташки. Я, наверное, с возрастом становлюсь сентиментальным идиотом, поэтому чуть не заплакал от умиления, наблюдая за обалдевшим Васькой, за его неумелыми ухаживаниями, за первыми поцелуями и всем остальным, последовавшим за этим. Наш план сработал: жизнь продолжалась.
Не останавливалась она и у нас. Незадолго до окончания срока, отведённого нам для создания страны Ников, одновременно случились два очень похожих события: одно – давно ожидаемое, а второе – совершенно неожиданное для всех. Я имею в виду Колькину с Вероникой и нашу с Наташкой свадьбы.
Дело в том, что моя любовь оказалась взаимной. Как только нам, так же, как и Веронике, исполнилось по восемнадцать лет, мы решили, что ждать дальше не имеет никакого смысла. Наверное, стоит рассказать, как и почему наша свадьба получилась двойной. Для этого придётся вернуться немного назад во времени, к событию, которое случилось за месяц до свадьбы и запомнилось мне в мельчайших подробностях.
На пышном праздновании Наташкиного восемнадцатилетия мы с ней, немного потусовавшись у неё дома среди многочисленных родственников, приглашённых по случаю столь знаменательной даты, вскоре почувствовали, что гости уже не нуждаются в присутствии именинницы, и незаметно улизнули от них. Побродив по вечерним заснеженным улицам, завалились ко мне домой. Колька с Вероникой в это время, закрывшись у него в комнате, увлечённо занимались своими делами. Что касается родителей, то, несмотря на то, что они всегда воспринимали визиты моих многочисленных возлюбленных как нечто само собой разумеющееся, сам факт присутствия предков нас обычно всё-таки немного смущал и сковывал в своих действиях. Но в тот вечер даже это нам не мешало. Дело в том, что родители, шумно отметив неделю назад свою серебряную свадьбу, укатили куда-то в горы. Решили провести там свой очередной медовый месяц, хотя, по-моему, у них и первый-то ещё не закончился.
Так вот, ощутив ничем не ограниченную свободу, мы с Наташкой решили не упускать такого случая и воспользовались ею в полной мере. Закончилось это тем, что волна любовной страсти зашвырнула нас куда-то далеко в космос, а, может быть, к воротам рая. Не знаю, но мне показалось, что слышу доносящиеся оттуда звуки прекрасной музыки, одновременно чувствуя, что нахожусь в невесомости. Похоже, я действительно стал сентиментальным идиотом: до этого со мной такого не случалось никогда. Поэтому, спустившись уже под утро на грешную землю, но всё ещё чувствуя, несмотря на усталость, прозрачную лёгкость в голове, да и во всём теле, я первым делом прошептал, задыхаясь:
- Ты меня любишь?
- А ты ещё не понял этого? – ответ я прочитал по Наташкиным губам, а ещё увидел в её бездонных глазах.
- Я тебя – тоже. Выйдешь за меня замуж? – несмело предложил я, чем, судя, опять же, судя по выражению её глаз, очень удивил Наташку. Она отстранилась от меня, после чего мы долго лежали рядом и молчали каждый о своём.
- Ну, так как? – не выдержав, прервал я затянувшуюся паузу.
- Это так на тебя не похоже, Васька, - задумчиво прошептала она. – Боюсь, что ты, когда успокоишься и начнёшь думать головой, пожалеешь об этих своих словах. Давай потом поговорим, хорошо?
- А ничего ведь не изменится: ни завтра, ни через тысячу лет. Решай сейчас, иначе я до утра не доживу.
- Ладно, тогда слушай. Я понимаю, что все мужики – существа полигамные, а ты – особенно…
- Ну, почему все? Колька, например, моно. Я знаю нескольких типов, который максимум стерео.
- Кончай трепаться, я серьёзно. Так вот, бороться с этим, наверное, бесполезно. Я не буду запрещать тебе бегать за каждой первой попавшейся юбкой…
- Обижаешь. Давай лучше за каждой третьей. Я разборчивый.
- Вот и хорошо. Значит, когда-нибудь разберёшься, что жена лучше, чем случайные увлечения, цель которых – только перепихнуться. Ну, а я постараюсь тебе в этом помочь. Надеюсь прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как лет через пятьдесят ты, наконец, угомонишься.
- Может быть, даже немного раньше, - пообещал я, - если ты, конечно, не имеешь в виду мою преждевременную кончину.
- Не имею. Теперь – главное. У тебя, Васька, много достоинств. К сожалению, есть один маленький, но очень серьёзный недостаток: ты любишь врать.
- Терпеть не могу этого делать, - воскликнул я. – Мне в таких случаях всегда так стыдно, что подохнуть хочется. Ну, иногда, конечно, приходится, если нет другого выхода.
- Ври, сколько хочешь, у тебя это хорошо получается, впрочем, так же, как и много другое. Но только не мне, хорошо? – умоляюще посмотрела на меня Наташка. – Семейные отношения, построенные на лжи, - это, по-моему, одна из самых изощрённых форм садомазохизма. Обещаешь никогда меня не обманывать?
- А если правду нельзя говорить? У меня, например, работа секретная…
- Тогда молчи.
- Договорились, - скрепя сердце, согласился я. – Боюсь только, что тебе в таком случае достанется неразговорчивый муж.
- Это я как-нибудь переживу.
- Значит, согласна? – радостно воскликнул я.
- Ну конечно, дурачок.
- Тогда вот что. Мне через месяц тоже будет восемнадцать, а на следующий день после этого поженимся, хорошо?
- Ладно, - сладко потянулась Наташка, - давай немного поспим. Через два часа вставать.
- Зачем? – не понял я.
- Тебе на работу, мне в университет.
- Сегодня же выходной. Забыла?
- Да? Здорово! Ну, тогда тем более – спокойной ночи.

Проснувшись уже под вечер, я тихонько, чтобы не разбудить Наташку, выполз из-под одеяла, натянул трусы и отправился на кухню. Решил поухаживать за будущей женой: принести её кофе в постель.
Вероника, позвякивая кастрюльками, готовила то ли завтрак, то ли ужин. Хотя, судя по Колькиному лошадиному фырканью, доносившемуся из ванной, они тоже только что встали. Шлёпнув вместо приветствия Веронику по упругой попке, я отодвинул её от плиты, поставил на огонь заварник и принялся накрывать поднос.
- Кто там у тебя сегодня? – ехидно поинтересовалась она.
Я удивился:
- Наташка, кто же ещё?
- Ой, извини, что сказала такую глупость. Я забыла: ты же у нас однолюб.
- А ты сегодня какая-то недружелюбная. Не с той ноги встала? Или ревнуешь?
Вероника неожиданно всхлипнула. Я обернулся к ней:
- Что случилось?
- Вась, я беременная, - тихонько завыла Вероника.
- Так это же хорошо, - обрадовался я. - Поздравляю.
- Я не знаю, кто из вас отец: ты или Колька.
- Постой, а причём тут я? Мы же предохранялись.
- Конечно, но ведь и с Колей - тоже. Иначе я бы уже давно родила, как ты думаешь? Причём не один раз.
- Действительно. Хотя, какая разница, кто отец? Мы же братья. Главное, чтобы Колька был уверен, что он. Ты его, кстати, уже обрадовала?
- Нет, я боюсь, - убитым голосом призналась Вероника.
- Чего? – я удивился в очередной раз.
- Ну, что Коля подумает, будто я нагуляла ребёнка где-то на стороне, и не захочет на мне жениться, - Вероника продемонстрировала замечательный образец женской логики.
Кофе был готов. Закончив сервировать поднос, я сказал:
- Ладно, положись на меня. Постараюсь что-нибудь придумать, только вначале пойду и разбужу Наташку. У тебя, кстати, есть для неё лишний халат? А то она пока влезет в это своё вечернее платье… Да и помялось оно, наверное.

Когда, минут через двадцать, мы вышли на кухню уже вдвоём, Колька в набедренной повязке из полотенца сидел за столом, с довольным видом уплетая пирожки, только что испечённые Вероникой, и запивая их чаем. Увидев Наташку, он очень галантно вскочил со стула, опрокинув, правда, его при этом, и заорал:
- Привет! А ты что здесь делаешь? Ничего, что я не совсем одет?
- Не кричи, она не глухая, - попросил я, поднимая стул, - садись.
Наташка, почему-то смутившись, бросилась помогать Веронике, которая упорно продолжала ковыряться возле плиты. Судя по всему, её настроение (Вероники, а не плиты) за время моего отсутствия ничуть не улучшилось.
Усевшись за стол, я запихнул в рот пирожок и прошамкал:
- Тут вот какое дело… Мы с Наташкой решили пожениться. Вернее, это я решил, а она, наоборот, - выйти замуж.
- Когда? – радостно завопил Колька.
- Через месяц, сразу после моего дня рождения.
- Молодцы! Поздравляю.
- Спасибо, конечно. Мне бы тоже хотелось поздравить вас с Вероникой, да только пока не с чем.
Колька сразу притих, а потом-таки выдавил из себя:
- Я тут подумал: может быть, мы вместе, ну, того…
- Чего того? – спросил я.
- Ну, как это… поженимся. Чтобы свадьба была одна на всех. Кстати, так можно здорово сэкономить. Любимая, ты не против? – несмело поинтересовался он у её спины.
Вероника, повернувшись к нам, наконец, своим заплаканным фасадом, прошептала:
- Коленька, я только вчера узнала и как раз собиралась тебе сказать… У нас с тобой скоро родится ребёночек.
На этот раз Колька выражал свой восторг настолько бурно, что опрокинул не только все стулья, но и стол. Подметать растоптанные пирожки, смешанные с осколками разбитой посуды, пришлось мне. Нашим женщинам было не до этого: они дружно рыдали, обнявшись возле плиты.

Любовные мелодрамы обычно заканчиваются свадьбой. Но, как вы уже, наверное, поняли, мой рассказ не является типичным представителем этого замечательного жанра. Поэтому не волнуйтесь: у нас тогда всё только начиналось.
На нашу коллективную свадьбу явилась целая толпа, в основном – родственники невест. Было совершенно невозможно понять, а тем более запомнить, кто из них есть кто. Поэтому я, честно говоря, и не пытался. Но на Наташкину маму – мою будущую тёщу, конечно, внимание обратил. Я не имел ничего против Лидии Павловны, наоборот, она производила впечатление вполне нормальной тётки. Однако, наученный горьким опытом миллиардов мужиков, женившихся до меня, я задумал очень простой, но коварный план нейтрализации тёщи. Хочу похвастаться тем, что у меня получилось.
При каждой новой встрече с Лидией Павловной я делал вид, что вижу её впервые. Она вначале удивлялась, потом начала возмущаться, затем пыталась говорить со мной, как с душевнобольным идиотом, а после седьмого или восьмого нашего «знакомства» оставила в покое, причём навсегда.
Главное здесь – не переигрывать, а ещё быть вежливым и приветливым. Например, когда тёща через несколько дней после свадьбы пришла к нам домой, состоялся следующий диалог. Итак, звонок в дверь, я открываю:
- Добрый вечер, простите, Вы к кому? Если к Александру Николаевичу, то его дверь напротив.
- К вам. Ты что, опять забыл?
- Не понимаю, о чём Вы. Представьтесь, пожалуйста.
- Я – мама Наташи, Лидия Павловна.
- Не может быть! Хотя почему не может? Наташа так на Вас похожа. Я и сам мог бы догадаться, что Вы – её старшая сестра.
- Мама.
- Не может быть!
Пауза.
- Так мне можно войти?
- Ой, простите. Заходите, пожалуйста. Очень приятно познакомиться. К сожалению, Наташи сейчас нет дома. Придётся немного подождать. Как, говорите, Вас зовут?
- Лидия Павловна.
- Очень приятно. А я – Василий Иванович. Как Вы уже, наверное, догадались, имею честь быть Вашим зятем. Хотите чаю?
Ну, и дальше в том же духе. Всё очень благопристойно, но когда повторяется опять и опять, то, наверное, немного раздражает.
Вернёмся, однако, на свадьбу. Там были, конечно, и почти все сотрудники нашей лаборатории. Вернее, все, кто смог прийти. Узнать их было очень легко: среди остальных гостей они выделялись своим диковатым видом и странными манерами. Глядя на них, я подумал: если физический труд создал человека из обезьяны, тогда, возможно, умственный труд запускает обратный процесс, в результате чего человечество развивается по спирали? По-моему, есть даже такая философская категория.
А если серьёзно, то все наши ребята, конечно, замечательные. Возможно, им немного не хватает женского внимания. Настоящий мужик следит за своими манерами и внешним видом только в том случае, если хочет понравиться женщинам. Может быть, ещё иногда по привычке. А нашим было просто не до этого.
Вот у Кольки с женским вниманием теперь было всё в порядке. На фоне своих коллег он выглядел настоящим плейбоем. Хотя, если честно, до меня ему было ещё далеко, но по сравнению с самим собой годичной давности Колька неузнаваемо изменился в лучшую сторону. Вероника неплохо постаралась.
К сожалению, прогресс коснулся только внешнего вида. В остальном это был добрый старый Колька, упорно не замечающий, где находится. Каждый раз, когда гости кричали «Горько!», Веронике приходилось дёргать его за рукав, после чего Колька вздрагивал, испуганно оглядывался, зачем-то снимал очки и только потом лез целоваться.
Несколько раз, при каждом удобном случае, он пытался выяснить моё мнение о таком изменении структуры логосов, которое позволило бы системе автоматически фиксировать преступные намерения Ников. Мне в ответ ничего не оставалось, как посылать его, причём с каждым разом всё дальше. Ну, а почему мысль о преступных намерениях вдруг посетила Кольку именно на свадьбе, я, конечно, догадался. Надо будет срочно разобраться с его психологическим состоянием.

Пригласили мы и Лаврентия. Он долго отнекивался, говорил, что не хочет быть свадебным генералом, но под конец, когда гости были совсем уже весёлыми, всё-таки пришёл. Произнёс тост, в котором долго рассуждал о том, какая у них растёт замечательная молодая смена, и как он ею гордится, и что без нас с Колькой вся работа остановится, поэтому он не может отпустить нас в свадебное путешествие. Честно говоря, мы и не собирались, но на всякий случай я сделал удивлённо-обиженное выражение лица. Однако после того как Лаврентий сообщил, что в качестве компенсации морального ущерба коллектив решил подарить нам ценные подарки – автомобили, и тут же торжественно вручил ключи от них, выражение моего лица уже само собой сменилось на удивлённо-радостное.
Тачки оказались очень даже ничего. Правда, было непонятно, чем Колька успел так насолить коллективу. Посадить его за руль – всё равно, что показать прямую дорогу на кладбище. Поэтому сразу после свадьбы мы на семейном совете решили, что нам с Колькой пока хватит и одной машины, а вторую надо продать, немного добавить денег и купить квартиру, в которую наши родители собирались переехать, чтобы не мешать молодожёнам, то есть нам.
Я совсем забыл рассказать о родителях. Они сами организовали нашу свадьбу – от начала до конца, причём сделали это отлично. Отец так гордился своими «мальчиками», что я окончательно простил ему стукачество. Мама тоже была счастливой, хотя и немного грустной. Она никак не могла представить себя в роли бабушки. Наверное, чувствовала, что станет ею уже через полгода. Ну, а если Колька и Вероника окажутся не хуже своих виртуальных копий (ведь говорят, что копия всегда хуже оригинала), то внуков у нашей мамы скоро будет – просто завались. Тем более, что и мы с Наташкой не собирались пасти задних.

Кстати, Ников к тому времени уже было тридцать шесть: Ники-старшие, двадцать их детей, десять внуков и четверо новых Ников, искусственно созданных Колькой – пары для старших детей. Прототипами для этой четвёрки, кроме Наташки, послужили двое ребят из нашей лаборатории и ещё одна девчонка, «вице-мисс» из моего кастинга.
Жила семейка, можно сказать, дружно. Все, как могли, помогали друг другу, заботились о малышах. Конфликтов почти не было. А с чего им быть? Делить-то ведь Никам нечего, взаимопонимание у них полное, да и мы за ними присматривали, как могли. Жизненного пространства Никам пока хватало, но с учётом того, что их семейство теперь пополнялось каждые четыре или пять дней (наших, конечно), демографическая, экологическая и прочие катастрофы были уже не за горами.


Глава 5

Работа над созданием страны Ников подходила к концу. Накануне запуска системы состоялась последняя планёрка у Лаврентия, или «шефа», как мы все его теперь называли.
- Итак, молодые люди, - начал он, - сегодня мы должны убедиться в том, что ничего не забыли, обсудить всё, начиная с общей концепции и заканчивая мельчайшими деталями. Возможно, мы будем говорить об очевидных для всех вещах, но это необходимо для того, чтобы выявить возможные недоработки. Если кому-то из вас покажется, что я задаю глупые вопросы, не думайте, что старик окончательно выжил из ума. Вам я тоже советую задавать друг другу как можно больше вопросов – умных и глупых. Ну ладно, кто мне расскажет, что представляет собой эта «страна Ников»?
После затянувшейся паузы я понял, что начинать, как всегда, придётся мне.
- Если представить страну Ников как реальный объект, то это цилиндр диаметром восемьсот и высотой двадцать километров. Все величины приводятся в привычных для нас единицах измерения, но относительно размеров самих Ников. Площадь страны – чуть больше полумиллиона квадратных километров, а с учетом сложного рельефа местности – приблизительно в полтора раза больше. Посередине расположено пресноводное море, или озеро, площадью около десяти тысяч квадратных километров и глубиной до двух километров. По всему периметру цилиндра – непроходимые для Ников горы высотой до пяти километров над уровнем моря. Между горами и морем сверху вниз расположены хвойные леса, лиственные леса и лесостепи. Вода, стекая с гор, собирается в пять крупных рек, впадающих в море.
Что касается флоры и фауны, то мы старались разработать самую минимальную экосистему, какая только возможна, с простейшими пищевыми цепями. Тем не менее, в ней уже свыше двухсот видов организмов, и я боюсь, что это только начало. Например, для опыления цветов растений нужны пчёлы, а если не будет птиц, эти пчёлы расплодятся сверх меры, и так далее. Нельзя обойтись и без хищников, а также без некрофагов, то есть бактерий и грибов, которые разлагают остатки погибших организмов, обогащая, таким образом, почву. Зато там нет паразитов. В этом отношении Никам можно позавидовать – никаких тебе клопов, тараканов, комаров, вшей и прочей мерзости. Пока нет даже мышей, поэтому женщинам нечего бояться.
Если позволите, я не буду развивать эту тему, лучше расскажу о геофизике. Так вот, страна Ников освещается источником, движущимся по верхней поверхности цилиндра в течение двух третей времени суток и являющимся также источником тепла. Охлаждение осуществляется путём отвода тепла от верхней и боковой поверхностей цилиндра.
- Зачем так сложно? – перебил шеф. - Почему нельзя просто установить постоянные освещение и температуру?
- Что касается освещения, то Никам и другим живым организмам необходим суточный цикл сна и бодрствования. Мы установили, что такой цикл у них равен нашему, что и неудивительно, но сейчас, в условиях постоянного дня, они спят, когда и сколько у кого получится, что приводит к жуткой неразберихе, да и здоровью, наверное, вредит, хотя ещё никто не жаловался.
- Ну и выключали бы свет на ночь, - шеф продолжал играть роль тупого зануды.
- Это, конечно, проще технически, хотя у Ников в таком случае могли бы возникнуть проблемы с пониманием того, кто, когда и зачем включает и выключает свет. Но освещение – это не главное. Мы считаем, что необходим именно движущийся источник, прежде всего, тепла – для функционирования круговорота воды, который, в свою очередь, нужен для эффективного распределения влаги по поверхности. Думаю, что Станислав сможет лучше рассказать об этом, - я имел в виду нашего гидрометеоролога. Тот поперхнулся, откашлялся, потом, наконец, заговорил:
- Вода должна течь для того, чтобы её можно было пить. Иначе она застаивается – получается вонючее болото. Это, а также проблема испарения такой воды – главные недостатки существующей модели. Предполагается, что время в стране Ников будет течь до ста раз быстрее нашего, поэтому было бы очень сложно и дорого управлять извне её водоснабжением и водоотводом, если здесь можно применять термины из области коммунального хозяйства. Единственным выходом является создание круговорота воды, как это происходит в природе, в процессе которого вода полностью очищается и вновь доставляется потребителю. Элементами такого круговорота являются ручьи и реки, которые текут по наклонной поверхности с гор в море, затем само море, испарение из него воды, конденсация её в тучи, ветер, который эти тучи разносит по всей территории, ну, и осадки, в данном случае - в виде дождя. Как раз для запуска круговорота воды были выбраны размеры страны Ников, рельеф местности, а также параметры нагрева и охлаждения. Необходим неравномерный нагрев поверхности и атмосферы, то есть градиент температуры – как в пространстве, так и во времени. Иначе не будет конденсации воды в тучи и выпадения дождя, не будет и ветра. Надеюсь, я ответил на Ваш вопрос, Павел Лаврентьевич?
- Вы уверены, что этот круговорот будет функционировать нормально, не будет засух, наводнений?
- Если честно, то не совсем. Но мы надеемся, что сможем отрегулировать его, изменяя количество воды в стране Ников, а также мощность обогрева и охлаждения.
- А как вы собираетесь контролировать это количество, и вообще, всё остальное? Николай Иванович, я бы хотел услышать и твой голос.
Колька понял, что на этот раз молча отсидеть не получится.
- Визуально, конечно, потому что невозможно измерить температуру, давление, количество влаги и другие физические параметры объекта, который физически не существует. Что касается круговорота воды, то все его элементы можно наблюдать непосредственно или по их воздействию на окружающую среду. Например, ветер – по скорости движения облаков, волнам на море, раскачиванию деревьев и так далее. Ну, а температура.… Надеемся, что по поведению Ников и других живых организмов сможем определить, жарко им или холодно…
- Вы все только и делаете, что надеетесь на что-то, - перебил шеф, - а мне на что надеяться? Расскажите подробнее о системе наблюдения и контроля.
- Визуальное наблюдение будет производиться с помощью двадцати дисплеев, установленных в специальной комнате обзора. Масштаб и ракурс наблюдения можно менять – от общего вида страны до самого мелкого объекта. Кроме того, есть камера наблюдения, которая позволяет увидеть всё происходящее как бы изнутри. Главная проблема здесь – это разная скорость течения времени. Если наблюдать «в реальном времени» невозможно, единственный выход – записать и просмотреть запись в замедленном режиме.
- И что вы собираетесь записывать? – шеф упорно продолжал делать вид, что впервые слышит обо всём этом. Колька умоляюще посмотрел на меня, поэтому я решил дать ему немного передохнуть.
- Если позволите, я продолжу. Записать можно любой эпизод по нашему выбору, а также самые важные события, которые система будет автоматически фиксировать и включать запись. Вопрос в том, что считать такими событиями. Прежде всего, конечно, все случаи рождения и смерти – их фиксация необходима для снятия логосов с умерших и установки на новорождённых Ников. Смертей пока не было, надеюсь, и нескоро будут, а вот рождений – всё больше. Наблюдать за ними вскоре станет физически невозможно, да и не нужно это. Система может сама менять логосы автоматически – об этом, надеюсь, нам позже расскажет сам Николай Иванович. А что касается других важных событий, которые необходимо записывать и наблюдать, то мы решили считать таковыми все необычные случаи, то есть те, которые не происходят регулярно: стихийные бедствия, например, или преступления. Не потому, что их интересно наблюдать – на них нужно реагировать, то есть определять причину, устранять последствия и стремиться предотвратить повторения, а в случае преступлений – ещё и наказывать. Николаю Ивановичу, кстати, почему-то как раз на нашей свадьбе пришла в голову мысль изменить структуру логосов так, чтобы система могла автоматически фиксировать даже преступные намерения и, при необходимости, предотвращать их реализацию, то есть сами преступления. Нам это удалось сделать. Всё.
- Нет, не всё. А как насчёт контроля?
- Если под этим словом понимать управление, то пока – только с помощью изменений логосов. От ручного управления пришлось отказаться – оно неэффективно, а в новых условиях станет практически невозможным. Есть ещё идея устанавливать Никам логосы реальных людей и, таким образом, влиять на события изнутри. Нам пока не удалось сканировать логос человека, но надежда есть. Теперь точно всё.
- Ладненько, - сказал шеф, немного помолчав, - Николай Иванович, у тебя есть право на реплику: твоё имя дважды упоминалось в отношении логосов. Расскажи о них подробнее.
- На данный момент разработано, - Колька поправил очки, - если я не ошибаюсь, тридцать пять типовых логосов, каждый из которых определяет характер, наклонности и способности его обладателя, но самое главное – его путь, сценарий жизни. Логос, конечно, может вступать в противоречия с инстинктами или рефлексами своего носителя, а также с условиями его существования. При этом он должен не только подавлять такие инстинкты, но и изменяться сам. Если конкретный Ник успешно, талантливо сыграет свою роль до конца, его логос после смерти своего обладателя будет автоматически перенесён новорождённому, который получит возможность сыграть эту же роль, только на более высоком уровне, как главную в окружающем обществе. Ну, и наоборот, вплоть до полного уничтожения логоса в случае совершения его носителем преступления или осознанного намерения его осуществить. В таком случае логос становится непригодным для дальнейшего использования и подлежит утилизации.
У нас нет единого мнения относительно характера ролей. Я считаю, что в будущем они должны быть не только положительными, но и отрицательными, как в любом хорошем спектакле или фильме, иначе будет скучно и неинтересно даже артистам. В таком случае само понятие преступления станет относительным. Например, для логоса талантливого вора преступлением не является воровство, даже жестокий маньяк-убийца с точки зрения системы не является преступником, если талантливо играет свою роль. Разве артист, сыгравший в кино роль Гитлера, становится после этого преступником?
- По-моему, ты увлекся, Николай Иванович, - перебил шеф, - сейчас мы не будем обсуждать эту тему.
- Извините. Что касается замены логосов, то, за исключением каких-то особых случаев, делать это должна сама система. Она автоматически определяет, кому из новорождённых какой логос установить – один из типовых или использованный, так сказать, бывший в употреблении. Кстати, в отличие от одежды, использованные логосы намного ценнее типовых, потому что несут в себе индивидуальность своего прежнего обладателя (или обладателей). Надеюсь, система с этим справится, обойдётся без сбоев. Иначе будут возникать проблемы, например, если девочке будет установлен мужской логос или наоборот.
- Надежда умирает последней, - судя по тону, это шеф пошутил. - Давайте ближе к делу. Каким образом Ники завтра будут перенесены в новую среду обитания? Кто-нибудь подумал, как они к этому отнесутся?
Слово взял Максим, наш психолог – есть в лаборатории и такая должность:
- Подумали, конечно. Поэтому старались сделать этот перенос максимально незаметным и безболезненным для Ников. На берегу одной из рек создана полная копия их нынешнего места проживания – просто скопировали соответствующий фрагмент программы. Сами же Ники будут переписаны на новый компьютер во время сна, поэтому никакого переноса не заметят. Конечно, проснувшись, они обнаружат массу изменений: ветер, горы на горизонте, облака над головой, солнце в небе. Мы уже внесли в их логосы априорные знания обо всём, что имеется в новом мире. Например, они знают, что дождь – это капли воды, иногда падающие с неба для того, чтобы поливать почву. Ну, а как Ники отреагируют на появление всего этого, - мы можем только догадываться. Возможно, удивятся или воспримут как должное, придумают этому какое-то разумное объяснение или поверят в сверхъестественные силы. Посмотрим, но, в любом случае мы уверены, что всё будет нормально.
- Мне бы вашу уверенность, - пробурчал шеф. - А как вы планируете дальнейшее развитие страны Ников?
Планирование – это по моей части, поэтому пришлось опять взять слово.
- Мы, к сожалению, можем только предполагать продолжительность жизни Ников и рождаемость их последующих поколений, поэтому не можем точно сказать, когда численность населения у них достигнет одного миллиона. Однако мы проанализировали тенденции развития семьи Ников, сравнили их с общими закономерностями эволюции человечества и на основании этого сделали вывод, что случится это в седьмом или восьмом поколении, то есть через 100-150 их лет. Ну, а по нашему времени, соответственно, через год-полтора, если, конечно, оно будет течь в сто раз медленнее.
- Увеличить или уменьшить этот срок можно? – любопытство шефа начинало понемногу раздражать.
- Ну, уменьшить его смогут, наверное, только сами Ники, если сохранят нынешние темпы рождаемости. Мы надеемся, что этого не произойдёт – прежде всего потому, что у Ников появятся другие развлечения, кроме секса. А вот увеличить этот срок можно, причём самыми разными способами. Классические примеры из истории – войны и эпидемии. Вероятность войны на данном этапе развития Ников практически равна нулю по множеству причин, главная из которых – их телепатические способности. Ники не могут обманывать друг друга, поэтому между ними невозможны недомолвки, недоразумения, обиды, а вследствие этого – конфликты, во всяком случае, серьёзные.
Что касается эпидемий, то синтезировать вирус какой-нибудь заразы и ввести его в страну Ников технически очень просто. Но мы надеемся, что этого не понадобится, и вот почему. Здесь уже говорили, что размеры страны Ников были выбраны, исходя из возможности запуска кругооборота воды. Поэтому миллион – это отнюдь не максимальная численность населения страны. Теоретически она может прокормить десять миллионов, а в случае урбанизации и технического развития сельского хозяйства, то и все сто. Но, в случае перенаселённости, во-первых, уменьшится продолжительность жизни, во-вторых, сама собой снизится рождаемость. Ники сами разберутся, что к чему, - они не глупее нас. Ну, а если не разберутся, тогда мы им поможем.
- Каким образом?
- Например, введя в их логосы понятие постыдности или даже греховности занятия сексом, или просто научив предохраняться. В истории человечества можно найти столько способов ограничения рождаемости, что ничего изобретать не нужно. Но ещё раз повторяю: Ники сами должны что-нибудь придумать.
- В любом случае, сразу после запуска системы придётся начинать работу над новой. Но об этом пока не будем. Я вот только одного не понял: долго мы ещё собираемся создавать новых Ников?
- До четвёртого поколения включительно. В пятом поколении эффект от кровосмешения уже не сказывается.
- Сколько Ников ещё нужно создать и в течение какого срока?
- Где-то порядка тысячи, приблизительно за полгода, - немного подумав, ответил я.
- Прошу вас максимально серьёзно отнестись к этому. Отбор должен быть серьёзнее, чем когда-то был в отряд космонавтов: только абсолютно здоровые люди с нормальными инстинктами, без вредных привычек. Тем более, что отбирать мы можем кого угодно: они всё равно об этом не узнают. Василий Иванович, я слышал, что ты лично занимаешься отбором. Это правда?
- Частично: только женщинами, - почему-то смутился я.
- Всё равно, в одиночку с этим не справишься даже ты, тем более, что сейчас нужно больше внимания уделять молодой жене.
Кто-то захихикал у меня за спиной, похоже, давно не получал по морде. Шеф закончил, поднимаясь из своего кресла:
- Поэтому прошу вас срочно организовать работу группы отбора. Я думаю, желающие найдутся. На сегодня всё, ребята.


Часть вторая

Глава 1

Через два дня после успешного запуска системы меня срочно вызвали в кабинет Лаврентия. Звонила его секретарша Тамара.
- Сейчас никак не могу: тут у нас полный завал. Соедини меня с шефом, хорошо? - попросил я.
- Пожалуйста, приходите, Василий Иванович, - голос в трубке почему-то звучал испуганно.
- У вас там что-то случилось? – я сразу заподозрил неладное.
- Сами увидите, - прошептала Тамара и отсоединилась.
Я ещё немного попыхтел, пытаясь столкнуть со своего стола нашего главного экономиста Жорика, вернее, Егора Семёновича, который больше часа назад нагло расселся на нём, заявив, что не сойдёт с этого места, пока я не увеличу в полтора раза смету накладных расходов. Потом плюнул и отправился к начальству на ковёр.
Предчувствие меня не обмануло: по кабинету шефа важно расхаживал толстый коротышка, фигурой немного напоминающий грушу. Его розовая лысина блестела в лучах ярко зажжённой люстры, отбрасывая солнечные зайчики. Мне почему-то захотелось плюнуть на эту лысину или написать на ней что-нибудь фломастером. Судя по парадному мундиру с лампасами и эполетами, - а я уже начал немного разбираться в знаках отличия, это был генерал-майор внутренних войск.
- Представься, как положено, - строго приказал он, заметив, наконец, мою удивлённую персону.
- Василий Иванович… Соловьёв, - я с трудом вспомнил, как меня зовут.
- А, это ты. Не знал, что придётся работать воспитателем в детском саду. Ладно, детей я люблю. А я – Панас Маркович Кадыгроб, с сегодняшнего дня – твой непосредственный начальник. Прошу любить и жаловать.
- Хорошо. А Павел Лаврентьевич где?
- Не напрашивайся на рифму, - наверное, это он так пошутил. - Теперь я вместо него. Хочу предупредить тебя, Воробьёв, что в нашей организации запрещено задавать вопросы, не относящиеся непосредственно к исполнению служебных обязанностей задающего. Понятно?
- Вообще-то, я – Соловьёв, - робко сказал я, решив, что тоже буду как-нибудь перевирать его название. Ну, например, Понос Мракович Кабысдох. Или Понос Морковкин? Хотя, у него фамилия и так нормальная.
Мои размышления прервал вопль генерала:
- Да какая разница!!! Я что, непонятно спросил: тебе понятно? Отвечай, как положено!
- Так точно, - неожиданно для себя невпопад рявкнул я, щёлкнув каблуками.
Судя по тому, как этот солдафон сразу размяк и даже подобрел, я понял, что завоевать его расположение будет совсем несложно: достаточно выучить несколько стандартных фраз из воинского устава и выкрикивать их погромче. Можно даже попробовать стать его любимчиком. Противно, но, наверное, придётся.
- Ладно, сынок. Меня предупредили, что все вы тут – штатские крысы, пороха не нюхали, диверсионные операции в тылу врага не проводили, да и вообще… Трудно, конечно, требовать от вшивых интеллигентов настоящей армейской выправки, но запомни: на вверенном мне объекте я не потерплю никаких нарушений дисциплины. Кстати, что это ты на себя напялил? – генерал презрительно оглядел меня с ног до головы. Там было всё, как обычно – джинсы, футболка, кроссовки.
- У вас что, все такие хиппи? – презрительно спросил он.
- Так точно, вернее, никак нет. Виноват, исправлюсь, – я старательно перебирал все известные мне фразы.
- А куда ты денешься? – удивился генерал. – Исправишься, как миленький. И не только ты. С завтрашнего дня все сотрудники лаборатории должны быть одеты строго по форме: тёмные брюки, можно – такой же пиджак, светлая рубашка, обязательно – сменная обувь. Утром получишь в каптёрке белые халаты и шапочки для всех – носить их обязательно, контролировать буду лично. Если увижу кого-нибудь, одетым иначе – уволю без разговоров. Теперь главное: слушай внимательно. Во-первых, отныне любое опоздание или уход с рабочего места в неположенное время приравниваются к прогулу и караются лишением месячной премии. Во-вторых, аналогичное нарушение, совершённое повторно, расценивается как несоответствие занимаемой должности с немедленным увольнением. В-третьих.… Кстати, какой у вас в лаборатории распорядок рабочего дня?
Я чуть было не спросил, что это такое, но вовремя спохватился. Пришлось основательно поднапрячь мозги, пока вспомнил:
- С девяти до восемнадцати, перерыв с часу до двух, выходные – суббота и воскресенье.
- Отлично. Тогда назначаю тебя, э-э-э…
- Соловьёв, - услужливо подсказал я.
- Да… так вот: назначаю тебя лицом, ответственным за соблюдение сотрудниками лаборатории распорядка рабочего дня. С завтрашнего дня – обязательная фиксация в соответствующем журнале времени прихода и ухода с подписями сотрудника и ответственного работника, то есть твоей. Проверять буду лично. И ещё – еженедельный хронометраж рабочего времени.
Я не знал, что такое хронометраж, и вообще, это слово почему-то вызвало у меня какие-то пошлые ассоциации. Благоразумно решив выяснить это позже, я только поинтересовался:
- Если сотрудник задерживается на рабочем месте после окончания рабочего дня, может ли это служить компенсацией за опоздание?
Кадыгробова лысина неожиданно начала покрываться фиолетовыми пятнами, после чего он заорал, брызгая слюной:
- Заруби себе на носу, щенок: ничто и никогда не может быть оправданием нарушения дисциплины! А если работник не успевает выполнять свои служебные обязанности в течение рабочего дня, то грош ему цена!
Решив больше никогда не задавать ему никаких вопросов, я тоже заорал, выпучив глаза:
- Виноват, Ваше благородие!!!
Пожалуй, на этот раз я немного перестарался, но оказалось – всё нормально. Лысина опять окрасилась в нежно-розовый цвет и заблестела ярче прежнего.
- Ничего, я сделаю из вас людей. Кстати, сколько человек работает над проектом?
- Семьдесят пять.
- С завтрашнего дня проектом будет заниматься вся лаборатория. Её штатный состав увеличен до трёхсот сотрудников. Есть мнение, - Кадыгроб многозначительно показал пальцем на потолок, потом подошёл к столу, взял с него какую-то бумажку и медленно, по слогам прочитал с неё, - назначить Соловьёва Василия Ивановича, то есть, как ни странно, тебя, заведующим лабораторией. Это приказ, понял? По мне, так, конечно, ещё рановато. Ничего, говорят: Гайдар в твоём возрасте уже полком командовал. Поживём – увидим. Но учти, - он ещё раз заглянул в бумажку, - Соловьёв, что потерять должность намного легче, чем получить.
Я хотел было спросить у него насчёт Кольки. Да и Олега тоже – как-никак, сейчас он у нас заведующий. Но, вспомнив о табу на вопросы, сказал:
- Разрешите ознакомиться с кадровыми назначениями внутри лаборатории.
- Это – в отделе кадров, - отмахнулся Кадыгроб. - А сейчас собери весь личный состав. Есть у вас для этого подходящее помещение? Хочу посмотреть на ваших умников, да и себя показать. Заодно и тебя представлю.

На ознакомлении нового начальства с его «личным составом» присутствовало только моё грешное тело, мысли же, как я ни пытался сосредоточиться на происходящем, были далеко, решая совсем другую проблему. Наверное, было бы интересно понаблюдать за тем, как генерал в свойственной ему манере пресекает на корню все попытки «умников» что-то у него спросить; как эти самые умники, до этого такие грамотные и языкатые, теперь, преданно глядя ему в глаза и напоминая провинившихся первоклашек, жадно ловят каждое слово его выступления на уже знакомую мне тему о необходимости неукоснительного соблюдения дисциплины; как, после представления коллективу его нового руководителя, все дружно начинают его, то есть меня, рассматривать, так же испуганно и как будто впервые видя. Можно было бы сделать из всего этого очень умные выводы о методах психологического воздействия на подчинённых, но меня тогда волновал совсем другой вопрос: что случилось с шефом? Причём, каюсь, я беспокоился не столько о нём, сколько о самом себе и других ребятах, да и о судьбе нашего проекта. Поэтому, едва дождавшись финала этого представления, я начал обзванивать все номера Лаврентия. Наслушавшись вволю длинных гудков, послал к нему домой самого пронырливого из своих подчинённых – лаборанта Петьку, приказав действовать максимально осторожно и незаметно.
Петька вернулся через два часа, так ничего и не узнав. Квартира шефа была закрыта, на звонок никто не отвечал, соседи по лестничной клетке, которым Петька представился приехавшим в гости племянником генерала, ничего не видели, но вроде бы слышали ночью какой-то шум. Как ни странно, но старушки, сидевшие на скамейке возле подъезда, тоже были не в курсе. Петька даже зашёл в домоуправление, назвался там телефонным мастером и закатил маленький скандал: мол, что у вас за жильцы такие: вызывают, отвлекают от работы, а в назначенное время отсутствуют по месту жительства. Там его поняли, посочувствовали – сами, мол, страдаем, но помочь ничем не смогли. Было похоже на то, что Лаврентий исчез, не оставив никаких следов, вместе со всей своей довольно многочисленной семьёй.

Вечером того же дня, сразу после ужина, я вытащил Кольку на улицу – якобы прогуляться перед сном. Несмотря на его отчаянное сопротивление, пришлось проявить настойчивость: надо было обсудить последние события, а делать это дома теперь почему-то не хотелось – мало ли что.
Я рассказал Кольке о результатах своего расследования. Потом мы молча побродили по парку, наконец, Колька уселся на скамейку, испуганно оглянулся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, сказал:
- Если в нашей конторе бесследно исчезают генералы, то даже думать не хочется о том, что может случиться с нами, простыми смертными.
- Не хочется, а надо. Меня ещё одно беспокоит, причём давно. Помнишь, Лаврентий, когда брал нас на работу, сказал, что наш проект не имеет прикладного значения, а важен для исследования эволюционных процессов?
- Ну, что-то в этом роде, - наморщил лоб Колька.
- А ты не забыл, в какой организации мы работаем?
- Не задавай дурацких вопросов.
- Хорошо, - согласился я. - Ты веришь, что такая контора тратит бешеные бабки на какие-то исследования, совершенно неприменимые на практике, просто так, из чисто научного интереса?
- Не очень. Ладно, не темни. Говори уже, чего надумал.
- В том то и дело, что ничего, - уныло ответил я, - но какая-то цель у них обязательно должна быть, причём настолько плохая, что даже Лаврентий, как человек более или менее порядочный, не согласился этим заниматься. А так как он слишком много знал, то его убрали.
- Логично. Но тогда получается, что теперь наша с тобой очередь. Мы ведь тоже порядочные и много знаем? Мрачноватая перспектива.
- Без паники, Колька. Ещё поборемся. Вопрос в том, когда они смогут без нас обойтись? Вернее, без тебя: я им нужен только потому, что ты без меня на них работать не будешь.
- Не буду, но не только потому, что не захочу, но и не смогу.
- Ладно, хватит обмениваться комплиментами. Так когда?
- Месяца через два начнёт рождаться четвёртое поколение Ников, - начал рассуждать Колька. - Это уже троюродные братья и сёстры, а дети от перекрёстных браков между ними, как правило, рождаются нормальными. Мы, конечно, планировали и для них создавать пары, а делать это, если помнишь, умею только я…
- Ты в этом абсолютно уверен?
- Да, но для четвёртого поколения пары не обязательны.
- Значит, у нас два месяца, правильно? – спросил я.
- Может быть, даже три – пока всё третье поколение не получит своих, так сказать, супругов.
Я решил подвести итог:
- За это время мы должны всё предусмотреть. Для начала нужно понять, чего они хотят – я имею в виду наше руководство. С завтрашнего дня мы должны за всем наблюдать, всё замечать и контролировать, из всего увиденного делать выводы. Самое главное – думать. Ты займёшься виртуальным миром, я – реальным. Каждый день мы должны делиться результатами друг с другом. Только непонятно, где и как это делать. Дома и на работе нельзя, а такие ночные прогулки, как сегодня – тоже не лучший вариант – ничего вокруг не видно. Могут следить и подслушивать.
- Давай бегать по утрам, - неожиданно предложил Колька. - Заодно и проживём подольше.
- Сомневаюсь, - скептически заметил я.
- А ты не сомневайся, - теперь настала Колькина очередь успокаивать, - пока мы вместе, у нас есть шанс.
- Только начнём с послезавтрашнего утра, хорошо?
- Договорились.
Потом ещё посидели молча. Иногда мы с Колькой понимаем друг друга без слов, почти как Ники. Это понимание происходит совсем не так, как при разговоре. Мы просто думаем каждый о своём, а получается, что об одном и том же, воспринимая чужие мысли как свои. Лучше всего это получается, если повернуться друг к другу спиной. Наверное, приёмник, а, может, и передатчик мыслей находятся где-то в районе позвоночника
Обычно мы с Колькой дополняем такой мысленный диалог словесным. Если послушать это со стороны, то, наверное, можно усомниться в наших умственных способностях: получается бессмысленный набор обрывочных фраз, часто просто каких-то междометий и восклицаний. Но мы отлично понимаем друг друга, потому что думаем об одном и том же.
Вот и сейчас у нас получилась такая беседа. Я попробую перевести её на нормальный язык – иначе вы ничего не поймёте.
- Колька, ты на меня не обижаешься?
- Если ты о своей новой должности, то нет, конечно. Это работа не для меня, а если бы на твоём месте был кто-то другой, было бы гораздо хуже. Кстати, ты узнал, кем я у вас числюсь?
- Да. Ты – руководитель проекта, как и раньше. Но теперь им будет заниматься вся лаборатория, поэтому фактический начальник – это ты, а я так, администратор, вроде приказчика при тебе.
- Ну и отлично. Значит, мы пока можем контролировать ситуацию.
- Точнее, у нас есть такая возможность, - поправил я, - а сможем ли мы ею воспользоваться – зависит только от нас.
- Плохо, что никому нельзя доверять, - вздохнул Колька.
- Только друг другу, но и это немало.
- Тебе-то, Васька, я доверяю. Даже собственную жену, - Колька неожиданно сменил тему.
- В каком смысле? – не понял я.
- В том самом. Или ты считаешь меня дебилом? Не пойму только, зачем нужно было скрывать от меня ваши с Вероникой отношения?
- Думал, ты не заметишь, - ляпнул я.
- Значит, всё-таки считаешь.
- Да ничего я не считаю. Колька, у нас с Вероникой всё началось ещё до того, как вы поженились, - мне было самому страшно слушать, что я говорю, - а любила и любит она всё равно только тебя.
- И на том спасибо. Ладно, не парься. Я ведь люблю вас обоих, по-разному, конечно. Если вам хорошо, то и мне тоже.
- Колька, если ты хочешь, ну, это самое… с Наташкой, то я не против, - сморозил я очередную глупость.
- Дурак ты ещё, Васька. Может, когда-нибудь поумнеешь. Помнишь, когда ты был маленьким, я читал тебе «Маугли». Там была такая фраза: мы с тобой одной крови – ты и я.
- Ещё бы не помнить.
- Так вот, это о нас с тобой. А ещё я думаю, что мы – обладатели двух половинок одного логоса, неплохого, кстати, поэтому всегда должны держаться друг друга, что бы ни случилось. Вместе мы – огромная сила, а поодиночке – никто. Ладно, хватит трепаться, потопали домой.
Тогда я впервые осознал одну очень простую истину. Вернее, я знал её и раньше, но как-то не задумывался об этом. А истина заключалась в том, что для меня нет, и никогда не было никого роднее Кольки. Ни родители, ни тем более жена не идут здесь ни в какое сравнение. Может быть, в будущем дети изменят эту ситуацию?

На следующий день мы с Колькой, как всегда, опоздали на работу, хотя и пришли в числе первых. Из-за вчерашних переживаний я совсем забыл о новых порядках, а большинство остальных сотрудников о них даже не слышали. Как бы там ни было, дисциплина в лаборатории действительно хромала на обе ноги. Пришлось срочно собирать народ, чтобы сообщить ему высокую волю начальства с перечислением всех смертных кар, которые неизбежно обрушатся на наши грешные головы, если мы не одумаемся. Вчерашнее выступление Кадыгроба было у всех ещё свежо в памяти, поэтому мои угрозы, кажется, подействовали.
Хорошо хоть, что новое начальство забыло распространить на самого себя запрет на опоздания, поэтому к его приходу все уже ударно трудились на своих рабочих местах, наряженные в шапочки и белые халаты, которые успешно скрывали прочие недостатки их туалетов. Ну, а журнал времени прихода и ухода был переписан и демонстрировал потрясающую дисциплинированность нашего коллектива.
Потом начали прибывать новые сотрудники – поодиночке, иногда группами, но поток был почти постоянным. Всего их должно быть около двухсот. Мне это, конечно, совсем не нравилось. Было совершенно непонятно, кто и по каким критериям их отбирал. И хотя все они, на первый взгляд, производили впечатление вполне нормальных людей, мое отношение к ним как к потенциальным врагам от этого не изменилось.
Я, конечно, не стал конфликтовать по этому поводу с Кадыгробом. Во-первых, у меня не было никаких конкретных претензий ни к кому из вновь прибывших: все они, судя по документам, были опытными и грамотными специалистами. Во-вторых, людей у нас, действительно, не хватало просто катастрофически, а своих кандидатов у меня не было. Ну и, наконец, силы конфликтующих сторон оказались бы неравными: тягаться с генералом я пока ещё не мог. Поэтому, решив присмотреться к каждому новому сотруднику в процессе работы, я только забирал у них личные дела для ознакомления и просил зайти на следующей неделе.
Эти документы надо было очень тщательно изучить хотя бы для того, чтобы для каждого нового сотрудника подобрать работу, соответствующую его знаниям и опыту. Очень хотелось спихнуть это дело на Олега, который, кстати, теперь стал моим заместителем. Но я всё ещё предполагал, что реальная опасность исходит именно от кого-то из этих людей, если не от их всех. Поэтому, надеясь найти хоть какие-то зацепки, решил проанализировать их личные дела сам. Ничего не поделаешь: придётся заняться этим в ближайшие выходные, хорошо было бы привлечь Кольку, да и отца надо попросить помочь. Колькин аналитический ум и отцовский опыт криминалиста могли сейчас здорово пригодиться.

Утром я проснулся от того, что кто-то настойчиво дёргал меня за нос и шептал на ухо: «Вставай, Васька, пора бежать». Этим кем-то оказался Колька. Мне, понятное дело, очень не хотелось вылезать из тёплой постельки, но, вспомнив о нашем уговоре, я уже было собрался это сделать. Увы, чуть-чуть не успел. Колька, которому надоели мои мучительные раздумья, бесцеремонно схватил меня за ногу и стащил с кровати, оторвав, можно сказать, с кровью от сладко посапывающей во сне Наташки. Оказавшись на полу, я окончательно проснулся. Обижаться на Кольку не имело никакого смысла: ни для кого не является секретом то, что его манеры пока ещё далеки от совершенства, да и вообще, мне самому надо было вовремя просыпаться. Поэтому, тяжело вздыхая и потирая ушибленный бок, я умылся, оделся и вслед за Колькой выбежал в хмурое туманное утро.
А потом мне неожиданно понравилось. Вспомнил такое далёкое теперь детство. Как-то летом мы с родителями гостили в деревне у бабушкиной сестры. Мне было в то время лет семь или восемь. Точно так же, как сегодня, меня беспардонно будили ни свет, ни заря, только тогда это делал отец.
И вот, заспанный и недовольный, я сажусь на багажник велосипеда – мы едем на рыбалку. Стуча на каждом ухабе деревенской дороги своим костлявым задом по железным прутьям багажника и обняв тёплую спину отца, я прячусь за ней от прохладного потока свежего утреннего воздуха. Рядом на своём велосипеде, к раме которого привязаны удочки, едет Колька – совсем уже взрослый, как мне тогда казалось.
Потом мы сидим с удочками на берегу пруда, наблюдая за поплавками, под медленно поднимающимся над камышами солнцем – таким большим, светлым и тёплым. Поют птицы, стрекочут кузнечики, квакают лягушки, рыба молча плещется в воде, круги от этих всплесков расходятся по тихой глади пруда. А когда поплавок начинает дёргаться, плывёт в сторону или уходит под воду, ты тянешь удочку и чувствуешь, что там что-то есть, потом вытаскиваешь на берег бьющую хвостом по воде рыбину - это и есть счастье, причём полное и абсолютное.
Когда солнце поднимается уже совсем высоко, приходит мама, варит нам уху в чугунном котелке, подвешенном над костром. По-моему, с тех пор я никогда не ел ничего вкуснее.
После этого мы с Колькой купаемся в пруду, ныряя, как я тогда говорил, «вместе с головой» в тёплую, пахнущую рыбой воду, пытаясь достать до глубокого дна и чувствуя идущие снизу холодные потоки ключевой воды. Потом, пугая своими воплями местное население, бежим наперегонки домой – километров пять, не меньше, а где-то сзади, собрав вещи и погрузив их на велосипеды, плетутся родители.

Точно так же мы бежали и сейчас, только не вопили: настроение было не то, да и думали совсем о другом. Вы, наверное, догадываетесь, о чём. Об этом же и говорили. Я быстренько рассказал о своих наблюдениях, обилием которых похвастаться никак не мог. Колька согласился посвятить выходные изучению личных дел нового персонала.
- Можно попробовать, только думаю, что ничего мы в них не найдём. Если там и был какой-то компромат, то всё уже давно почистили. Ты лучше сегодня же утром составь список всех новеньких и попроси отца пробить их по своей базе данных. Они там всё обо всех знают.
- Это ты здорово придумал. А у тебя как?
- Тоже никак, - уныло ответил Колька. - Целый день просидел в камере наблюдения.
- Как, её уже запустили?
- Да, вчера утром. Ну, а я, типа, испытывал. Здорово, конечно, советую и тебе посмотреть. Нашёл кучу недоделок, которые надо срочно устранить, а вот по нашему делу – ничего подозрительного.
- А как там Ники отнеслись к переселению в новый мир? – поинтересовался я.
- Нормально. Разбрелись повсюду, осваиваются. Расстояния там, конечно, большие, а на своих двоих далеко не уйдёшь. Да и грузы надо как-то перемещать. Брёвна для строительства, например. Вот я и подумал: может быть, им лошадей сделать? C целью ускорения прогресса.
- Лучше автомобили, - пошутил я, но Колька был, как всегда, серьёзен:
- Это, конечно, проще, но там очень неровная местность, а дороги строить пока некому. Да и бензина нет. Можно, конечно…
Мне пришлось его перебить:
- Ладно, Колька, уговорил. Делай лошадей. Только скажи мне: возможна утечка информации из нашей системы?
- Теоретически – нет. Все файлы защищены не только от изменений, но и от копирования, коды доступа к ним знаю только я. Ну, а практически возможно всё.
- Проверь, может, были какие-то попытки несанкционированного доступа.
Последние слова я еле выговорил. Мы пробежали уже километра три, и я начал отставать. Ноги подкашивались, язык заплетался, да и вообще, чувствовал я себя паршиво. Зато Колька даже не запыхался: не человек, а киборг какой-то.
- За нами кто-то гонится? - пропыхтел я ему вслед.
- Что, устал? Слабак, - обернувшись, злорадно ответил Колька, но скорость сбавил.
- У тебя ноги длиннее. Давай поборемся: спорим, я тебя положу на лопатки.
- Что, прямо здесь?
- Да!
- Не хочу, - отмахнулся, как от назойливой мухи, Колька.
- Ага, испугался, презренный бледнолицый! – совсем как в детстве завопил я.
- Эх, Васька, когда ты уже повзрослеешь? – горестно вздохнул старый мудрый Колька, и мы повернули домой.
Прибежав, поплескались под душем, перекусили (давно я не завтракал с таким аппетитом) и поехали на работу: как всегда, я за рулём, а погружённый в свои мысли Колька – рядом. Самочувствие было прекрасное, настроение – бодрое, а сила так хлестала через край, что я боялся что-нибудь нечаянно поломать. Тогда я твёрдо решил бегать каждое утро всегда, что бы ни случилось.

Глава 2

Время бежало всё быстрее по мере того, как срок, отведённый нами самим себе на то, чтобы разобраться в коварных целях нашего руководства и помешать их реализации, неумолимо приближался к концу, а мы всё ещё ничего не понимали. Интересных событий происходило крайне мало. Я даже не знал, хорошо это или плохо.
Мы с Колькой усиленно контролировали всё происходящее в лаборатории и стране Ников на предмет выявления негативных тенденций развития ситуации, как сказал бы по этому поводу Кадыгроб. Тот факт, что мы не находили таких тенденций, немного успокаивал, но вовсе не означал, что их нет на самом деле. Поэтому сдаваться мы не собирались, хорошо понимая, что нас может ожидать.
О Лаврентии по-прежнему ничего не было слышно. Колька попросил своего бывшего одноклассника, который теперь работал под руководством нашего отца (его самого мы решили в это дело пока не впутывать), осторожно разузнать что-нибудь о судьбе генерала. Результат, хоть и был ожидаемым, нас огорчил. Получалось, что в один миг – той самой ночью, месяц назад, генерал, его жена, двое детей и трое внуков просто исчезли с поверхности Земли, бесследно испарились, причём никто не обратил на это никакого внимания.
Беспокоило ещё одно. Наш новый начальник, начав с самого первого дня беспощадную борьбу с опозданиями на работу, уже на второй день начал точно так же бороться с опозданиями, как он говорил, с работы. Это означало, что через пятнадцать минут после окончания рабочего дня лаборатория должно быть пустой. Зазевавшиеся грубо выдворялись охранниками. Это нововведение, по-моему, совершенно безумное, прикрывалось, как фиговым листком, любимым тезисом Кадыгроба о том, что хороший работник должен выполнять свои обязанности в течение рабочего дня, а если он не успевает это делать, значит, никакой он не хороший и должен быть немедленно уволен. Мои доводы о том, что нужно оставлять на ночь хотя бы нескольких дежурных – мало ли что может случиться в виртуальном мире, на начальство почему-то не действовали.
Всё это немного напоминало своими симптомами шизофрению, но могло быть и хитрым ходом: ведь мы с Колькой теперь не имели ни малейшего представления о том, что творится в нашей лаборатории в нерабочее время – а это пятнадцать часов в сутки плюс выходные.
Из-за этого мы, к сожалению, не смогли, как собирались, проанализировать документы наших новых сотрудников. Сделать это в лаборатории было невозможно, вынести их – тоже (я имею в виду, конечно, не сотрудников, а документы). Вообще, ничего нельзя было выносить, так же, как и вносить: новая охрана обыскивала всех до трусов.
Мне пришлось самому потратить несколько часов такого драгоценного теперь рабочего времени на изучение всей этой писанины. Заметил одну особенность, по-моему, очень интересную, но об этом немного позже. А пока составил список новых сотрудников со всеми их данными: где и когда родился, учился, работал, состав семьи, ну, и так далее. Надо было ещё определить, чем каждый из них будет у нас заниматься, но это дело я решил спихнуть на Олега: у него больше опыта в таких делах, да и свободного времени тоже. Вечером того же дня с соблюдением всех шпионских предосторожностей передал список отцу вместе с просьбой разузнать всё об этих людях.
Наши родители к тому времени уже переехали в свою новую квартиру, которую купили в обмен на проданную Колькину машину – его свадебный подарок, если вы помните. Так что жили мы теперь вчетвером, одной дружной молодой семьёй. Только не подумайте ничего плохого.
Мама оказалась примерной свекровью, и, хотя заботиться о нас с Колькой почему-то стала гораздо больше, чем до свадьбы, но делала это, по-моему, вполне корректно. Невестки, во всяком случае, пока не жаловались.

В ближайшее воскресенье мы всей семьёй, вместе с родителями, отправились на пикник. Наевшись до отвала шашлыков, втроём, то есть отец, Колька и я, оставили своих жён обсуждать их бабские проблемы, а сами заплыли на маленький островок посередине реки. Соблюдя, таким образом, все законы конспирации, мы развалились на травке и устроили совещание.
- Пап, ты выполнил мою просьбу? – начал я с вопроса о наболевшем.
- Вы мне вначале расскажите, добры молодцы, что у вас там случилось? – отец, как всегда, ответил вопросом на вопрос.
- Да ничего особенного, - я по старой привычке начал вешать лапшу на отцовские уши. - Просто у нас в лаборатории пополнение – больше двухсот человек. Вот и хотелось бы узнать, кто они и что из себя представляют. Работа ведь у нас секретная, а вдруг там затесался какой-нибудь агент иностранных спецслужб: разнюхает наши секреты, и поминай, как звали. Поэтому мы опасаемся…
- Вот что, Васька, так дело не пойдёт, - прервал мои разглагольствования отец, - ты ведь отлично знаешь, что всех ваших сотрудников проверяют гораздо тщательнее, чем смогу сделать я. И, наверное, догадываешься, что я тоже это знаю. Зачем тогда врать? Короче: если хотите, чтобы я вам помог, говорите правду. Колька, рассказывай. Ты ведь не такое брехло, как твой брат? У него это, боюсь, уже патология.
Пока я молча проглатывал обиду, Колька быстренько выложил отцу все наши проблемы. Наверное, правильно сделал: у нас просто не было другого выхода. Собственно говоря, почему бы и не рассказать? Ничего плохого мы не сделали, а кто, как не отец, может нам помочь? Тем более, что опасность, если она действительно существовала, касалась всех наших родных, и его в том числе.
Колька объяснил всё очень коротко и понятно – он это умеет, если захочет. Добавить мне было нечего.
Потом мы долго лежали молча. Тем временем Колька зачем-то отполз от нас на несколько метров – наверное, там трава была помягче, перевернулся вверх пузом и тут же начал тихонько похрапывать: разморило парня. Когда отец заговорил, Колька уже, наверное, досматривал десятый сон.
- Не нравится мне всё это… Вась, разбуди его, - отец заметил спящего сыночка.
Главное в этом деле – успеть вовремя отскочить. Наученный горьким опытом, я подкрался к Кольке со стороны головы - подальше от длинных ног, и пощекотал травинкой у него в носу. Колька удивлённо чихнул и проснулся. Кажется, на этот раз пронесло.
- Плохи ваши дела, - отец, конечно, умел успокаивать. - Сами виноваты, но, так как я вас в это дело втянул, давайте выкарабкиваться вместе. Так вот, ваш список я проработал. В нём семь человек в разное время работали на должностях, связанных с промышленным шпионажем.
- А в личных делах ничего такого нет, - удивился я.
- Ты хорошо проверил?
- Плохо, конечно. Попробовали бы вы что-то делать, когда на шее постоянно висят несколько человек со своими срочными проблемами, которые могу решить только я, каждый ноет и тащит в свою сторону. Но просмотрел всё, и если бы там было что-то насчёт шпионажа, я бы наверняка заметил.
- Ну, Васька, ты даёшь, - протянул отец. - Думаешь, есть такая должность – шпион? Или начальник отдела промышленного шпионажа? Всё это называется совсем иначе – по-разному, но всегда так, чтобы никто не догадался.
- А ты как догадался?
- Анализируя характер смены мест работы, причины назначений и увольнений, результаты работы, размер и способы получения доходов, соответствие их расходам и кучу других факторов. Это целая наука. А что касается вашего случая, то все семеро – отличные технари, можно сказать, лучшие специалисты в своём деле.
- Это плохо, - огорчился я.
- Наверное. Их достаточно много – каждый тридцатый в списке, поэтому они при желании могут даже повернуть работу лаборатории в нужное им русло.
- Ну, это мы ещё посмотрим. А в какое русло?
- Вам виднее. Думайте. А насчёт личных дел – проверь завтра этих семерых ещё раз. Данные о них я спрятал в машине. По дороге домой вы оба должны всё это изучить, запомнить и уничтожить. Причём – молча. Понятно?
- Конечно, - заверил я отца, потом вспомнил:
- Да, ещё такой момент: все личные дела мне показались какими-то одинаковыми. Не в том, конечно, смысле, что они напечатаны под копирку или на одном принтере. Просто стиль очень похожий, иногда даже грамматические ошибки одинаковые.
- Вот чёрт, мне бы самому посмотреть, - возбуждённо воскликнул отец. - Может, всё-таки вынесете как-нибудь?
- Толкаешь своих детей на преступление? – хмуро поинтересовался я, - кстати, какой срок нам за это светит?
Но отец не унимался:
- Васька, завтра я тебе дам фотоаппарат – нашу новейшую разработку…
- Ладно, а сегодня ты что об этом думаешь? – перебил я.
- Пока ничего, во всяком случае – хорошего. Никто бы, конечно, не стал переделывать более двухсот личных дел только для того, чтобы среди них не выделялись несколько фальшивых. Если бы это была разведывательная спецоперация, например, по созданию агентурной сети в какой-нибудь враждебной стране, - ещё куда ни шло, но делать всё это у себя, и главное – для кого? Неужели они так боятся вас двоих? Этого я не понимаю. Но готовиться надо к самому худшему.
- Как?
- Создавать линию защиты, искать возможности для нападения. Конкретно – пока не знаю. Дайте подумать денёк. Кстати, когда Вероника будет рожать?
Я машинально ответил:
- Через полтора месяца.
- А ты откуда знаешь? – вдруг проснулся Колька. Что-то в его голосе мне не понравилось.
- От верблюда, точнее – от Наташки, у неё с Вероникой секретов нет. А ты что подумал?
- Как будто сам не понимаешь, да? – Колька продолжал петушиться. Было похоже на то, что дремавшие где-то в глубине его сознания первобытные инстинкты теперь попёрли наружу.
- Не понимаю, представь себе. Я, кстати, ещё знаю, когда будет рожать Джулия Робертс, какая татуировка на заднице у Дженифер Лопес и многое другое, ну и что с того?
Колька попытался что-то ответить, потом вскочил на ноги. Мне пришлось сделать то же самое, прикидывая наши шансы в предстоящей драке. Колька, конечно, гораздо крупнее, зато без очков плохо видит, к тому же у меня больше опыта в таких делах, так что шансы примерно равны. Но за мгновение до того, как мы набросились бы друг на друга, отец успел вклиниться между нами:
- Прекратить немедленно! – заорал он командирским голосом. - Как дети маленькие, ей богу. Быстро на берег, может, в воде остынете.
Прохладная вода действительно охладила мой пыл. Пока я доплыл до берега, успел прийти к выводу, что Колька, наверное, прав: давно надо было прекратить шашни с Вероникой. Тем более, что я их и так уже приостановил – сами понимаете, почему. Значит, не надо возобновлять. Честно говоря, и самому надоело.
Колька, судя по всему, тоже остыл. Как только мы вылезли на берег, он сказал:
- Вась, ну прости меня, а? Не знаю, что на меня нашло: может, на солнце перегрелся, или муха укусила…
- Не парься, Колька, всё нормально. Я сам виноват: не надо было давать тебе повода для подозрений. Больше, кстати, не буду.
- Значит, мир?
- Ну да.

Уже на следующее утро, присоединившись к нашей компании во время традиционной пробежки, отец передал мне обещанный вчера фотоаппарат. Это чудо цифровых нанотехнологий внешне ничем не отличалось от обычной контактной линзы: так же, как она, вставлялось в глаз и каким-то непонятным образом считывало изображение, проецируемое глазным хрусталиком на дно глазного яблока, то есть использовало оптику самого глаза. Управлялась эта линза, будем её называть так, – сенсорно, с помощью моргания.
- Смотришь на страницу, два раза подряд с интервалом не больше секунды моргаешь, и то, что ты видишь, записывается – всё очень просто, - объяснял мне отец. – Ты, кстати, умеешь пользоваться контактными линзами?
- Откуда?
- Тогда возьми, - отец достал из кармана маленький цилиндрик и какую-то бумажку, - это пара линз и инструкция к ним. Когда прибежим домой, потренируешься в ванной.
- Ладно. А где ты взял такую классную штуковину?
- На работе. Можно сказать, украл. Но учти, если я сегодня до конца рабочего дня не верну её на место, разразится грандиозный скандал, а меня вы, наверное, больше не увидите. Это единственный опытный образец стоимостью.… Хотя дело даже не в цене. Ты понял?
Оставаться сиротой я пока не собирался, поэтому очень тщательно выполнил все отцовские наставления. Придя на работу, ещё раз внимательно просмотрел все личные дела. Именно просмотрел, а ещё проморгал – в буквальном смысле, даже не пытаясь вчитываться в написанное, решив, что отец разберётся в этом лучше меня. Во время обеденного перерыва незаметно передал линзу отцу.
Моргать, конечно, задолбался – всё-таки больше трёх тысяч страниц. Глаз, в который была вставлена линза, покраснел, как у кролика, и несколько дней после этого слезился. Пришлось всем объяснять, что это у меня конъюнктивит после купания в реке.
Зато всё получилось – высший сорт. Отец, проанализировав документы, расширил список подозреваемых до двенадцати «кротов», как он их называл. Теперь я должен был их всячески гнобить и преследовать, как врагов народа (это отец придумал такую хитрую тактику), следить за ними в оба глаза, провоцировать на ответные действия, ну и, опять же, наблюдать за их реакцией. Что я с удовольствием и делал. Увлекательное, кстати, занятие. Самым подозрительным было то, что все они молча терпели мои откровенные издевательства и, будучи классными специалистами, безропотно соглашались выполнять самую грязную и малоквалифицированную работу, которую я только мог для них придумать. Если бы я был на месте любого из них, то уже давно прибил бы сам себя за такие штучки.
А в целом лаборатория под моим чутким руководством работала совсем неплохо. Если серьёзно, то Колька постоянно выдавал такие замечательные идеи, так здорово справлялся с самыми неразрешимыми техническими проблемами, что все остальные наши сотрудники, тоже, кстати, не лыком шитые специалисты, только ахали и старались от него не отставать. Поэтому Кольку в лаборатории почитали, как Бога, слагали о нём легенды и чуть ли не молились на него, хотя, по-моему, у Бога и Кольки есть только одна общая черта: дела обоих одинаково неисповедимы.
Я, пребывая под сенью Колькиного величия, как мог, пользовался этим. Меня уважали и слушались, хотя при случае могли и послать.
Что касается Кадыгроба, то он почти не вмешивался в наши дела, а техническими проблемами даже не пытался заниматься – большое ему за это спасибо. За всё время генерал только дважды показывался в лаборатории, нагнав при этом на всех такого страху, что теперь им можно было пугать народ, как маленьких детей Бабаем, что я, кстати, и делал. Руководил Кадыгроб только через меня, то есть я был его единственным подчинённым. Поначалу это немного напрягало, потом я уже было привык, потом отвык, когда он заставил меня писать ежедневные отчёты о проделанной работе, потом снова привык. Оказалось, что эти отчёты избавили меня от необходимости каждый день стоять перед Кадыгробом по стойке «смирно» и выслушивать его бредовые идеи насчёт укрепления дисциплины вперемешку с воспоминаниями о славном боевом прошлом генерала. Я, конечно, понимал, что никакого такого прошлого у него не было, да и не могло быть. Тем не менее, приходилось, ахая и закатывая глаза, выражать всякие верноподданнические чувства: понимание, сочувствие, одобрение, восхищение и тому подобные.
Теперь же генерал просто подшивал мои отчёты в специальную папочку, очень довольный собой и тем, как он контролирует нашу работу. В случае чего, он и сам мог отчитаться перед вышестоящим начальством. Мне оставалось надеяться только на то, что такого случая никогда не представится, или же Кадыгробовы начальники окажутся не умнее его самого. Дело в том, что содержимое отчётов являлось набором бессмысленных фраз типа «вегетативная дистония кишечнополостных беспозвоночных в контексте диффузорной абсорбции жидкокристаллической сегрегации». Я забавлялся тем, что переставлял местами все известные мне умные слова: получалось таинственно и непонятно – как раз то, что нужно Кадыгробу.
Это был ещё и своеобразный тест: на самом ли деле генерал настолько тупой или только прикидывается. Оказалось, что на самом, поэтому непосредственной угрозы для нас не представлял. Он просто делал, причём очень хорошо, единственное, что умел: был пугалом для подчинённых.
Короче говоря, благодаря наличию таких, каждый по-своему замечательных людей, как Колька и Кадыгроб, руководить лабораторией было для меня совсем несложно, в каком-то смысле – даже приятно.

Глава 3

В один прекрасный день я сумел выкроить пару часов своего драгоценного времени на то, чтобы посидеть в камере наблюдения. Давно хотелось увидеть, как живут Ники, причём не на экране дисплея, а как бы изнутри, находясь среди них, что как раз и позволяла сделать эта камера – полусфера диаметром около десяти метров. В центре её нижней плоскости, проще говоря, пола, располагалось вращающееся кресло, предназначенное для наблюдателя. Всё, происходящее вокруг него на расстоянии ближе пяти метров, отображалось объёмными голограммами, а дальше – изображением на внутренней поверхности полусферы, в том числе и на полу. Напомню, что время в стране Ников текло в сто раз быстрее нашего, поэтому наблюдать можно было только записанные системой фрагменты функционирования программы в замедленном, так сказать, повторе.
Вся внутренняя поверхность комнаты представляла собой сложнейший экран с вмонтированными в него миниатюрными источниками звука и проекторами изображения, поэтому вход в неё был снизу, точнее, не вход, а въезд – вместе с креслом через расположенный под ним люк.
Усевшись в это кресло, я подождал несколько минут, пока лаборант прикрепит к нему, как к электрическому стулу, все, какие только возможно, части моего тела. Вставать с кресла, находясь в комнате наблюдения, было категорически запрещено: опасались, что наблюдатель, оказавшись в незнакомом, но таком реальном мире, может потерять контроль над собой и испортить драгоценное оборудование. Поэтому шевелить я мог только пальцами рук – и то для того, чтобы нажимать кнопки, расположенные на подлокотниках. Их было пять: начало и завершение просмотра, вращение кресла налево и направо, подъём его в комнату и она же - спуск вниз. Нажимать кнопки я умел, поэтому без проблем поднялся в комнату наблюдения и, включив первый фрагмент записи, мгновенно перенёсся в страну Ников. Иллюзия этого была настолько полной, а мир вокруг меня – таким прекрасным, что, не будь я пристёгнут к креслу, тут же вскочил бы с него и обязательно что-нибудь испортил.
После того, как отхлынула первая волна восторга и восстановилось дыхание, я вспомнил, кто я и где нахожусь. Постепенно обретая способность думать, понял, что мой восторг вызван даже не окружающим миром. Да, этот мир был красивым, ярким, необычным, но всё-таки очень похожим на наш. Основное впечатление производила система изображения, по сравнению с которой все современные супернавороченные кинотеатры находились приблизительно на том же уровне, что и синематограф братьев Люмьер. Если первые кинозрители приходили в дикий восторг от бегающих по экрану смешных чёрно-белых человечков, а, увидев едущий на них паровоз, вообще теряли сознание, то и моя эмоциональная реакция была вполне объяснимой.

Я сидел на пологом склоне, заросшем густой невысокой травой. Слева и чуть выше от меня, сразу за плетёным забором, находился большой бревенчатый дом под соломенной крышей, с многочисленными пристройками, в которых, как я понял по доносившимся оттуда звукам, жили коровы и кони. Сразу за домом начинался густой лес, лёгкий ветерок сонно шумел листвой его деревьев. Гудели пчёлы, вдруг закукарекал петух, важно расхаживающий среди бегающих по двору курочек. Правда, всё это я только видел и слышал, а вот дышать тем воздухом, чувствовать запахи, тепло лучей солнца, движение ветра, к сожалению, не мог. Но и без этого картина сельской идиллии была настолько полной, что у меня, коренного жителя мегаполиса, заныло под ложечкой (не знаю, где она находится, но так почему-то говорят) и захотелось немедленно переселиться в самое глухое село на свете. Плохо только, что там вкалывать надо.
Вниз по склону, от ворот в заборе, возле которых я сидел, спускалась к реке широкая просёлочная дорога. Через реку был перекинут деревянный мост, за которым дорога пересекала поле (а, может быть, огород – я не мог разглядеть, что там росло) и исчезала среди каких-то фруктовых деревьев.
Всё это вполне могло иметь место и в нашем мире. Единственное отличие заключалось в том, что цветовая гамма была несколько нарушена, как в некоторых неисправных телевизорах: небо зеленоватое, песок на берегу реки – оранжевый, так же, как и солнце, заметно уступающее нашему в размерах. Я вспомнил недавний спор, в котором разработчики системы с пеной у рта доказывали, что спектр излучения солнца нужно сместить в красную сторону, практически исключив из него ультрафиолетовые лучи, вредные для светлой кожи Ников. Действительно, ведь их предками, по сути дела, были мы – бледнолицые светловолосые славяне, поэтому постоянное пребывание под палящими лучами солнца, к тому же в условиях вечного лета, могло плохо сказаться на здоровье. Я не очень люблю слишком загорелых людей, поэтому не имел ничего против такого изменения спектра.
На берегу реки, в каких-нибудь двадцати метрах от меня, несколько Ников занимались своими делами. Их я, конечно, заметил сразу же, и, рассматривая всё остальное, ни на секунду не упускал из виду.
Три женщины, одетые в длинные, украшенные вышивкой полотняные рубашки, стирали в реке бельё, а несколько разновозрастных детишек резвились вокруг них – как на берегу, так и в воде: бегали, купались, прыгали с моста в реку. Они перемещались настолько быстро, что мне никак не удавалось подсчитать их точное количество. Всё это, как и полагается в таких случаях, сопровождалось тучей брызг, воплями и потасовками. Заметив выехавшую из сада телегу, запряжённую двумя лошадьми и гружённую плетёными корзинами, два пацанёнка выскочили на мост и побежали ей навстречу.
На этом первый фрагмент записи неожиданно закончился. Я тут же включил второй и обнаружил себя в углу большой комнаты, полной народа. Посередине стоял длинный стол, накрытый белой скатертью. Сидя за ним, группа Ников – человек пятнадцать, обедала. Во главе стола я с удивлением увидел, как мне показалось вначале, Кольку, потом сообразил, что это, должно быть, Ник-старший. Ему давно, насколько я знал, исполнилось пятьдесят, но на вид было не больше тридцати – сказывались, наверное, здоровый образ жизни и отсутствие стрессов. Рядом сидела Ника – внешне такая же молодая и красивая, как Вероника, и несколько женщин ещё моложе, вперемешку с детьми. Не буду описывать обстановку комнаты и перечислять стоявшие на столе блюда – честно говоря, я на это даже не обратил внимания: очень уж интересно было наблюдать за поведением Ников.
В комнате, извините за клише, царила дружеская непринуждённая обстановка. Ники, не забывая при этом жевать, весело поглядывали друг на друга, иногда смеялись – дружно и заразительно, ребятня, как могла, шалила. Вот попытка одного из пацанов стащить что-то со стола была пресечена подзатыльником со стороны бдительной мамаши. Вот второй, постарше, заехал ногой по коленке сидящему напротив брату, тот завопил нечеловеческим голосом, после чего оба они были немедленно выдворены из-за стола и расставлены по разным углам комнаты. К сожалению, один из них - в угол, уже занятый мною. Он расположился где-то внутри меня, обиженно сопя и ёрзая, временами загораживая мне обзор различными частями своего тела. Всё это немного раздражало. А ещё почему-то было щекотно.
Потом в комнату вбежала женщина, или девушка – я не знаю. Она что-то быстро сказала на непонятном мне языке, головы всех сидящих за столом повернулись к ней.… И всё – на этом запись закончилась.
Я немного посидел в темноте, анализируя увиденное: что-то было не так, но что именно, я не мог понять, поэтому включил следующий фрагмент. Теперь я имел сомнительное удовольствие любоваться тем, как молодая женщина рожает, а две другие, вооружившись тазиками и полотенцами, помогают ей в этом. Зрелище было не из приятных, хотя сама женщина – очень даже ничего. Было бы, наверное, гораздо интереснее понаблюдать за тем, что происходило у них месяцев за девять до этого. Поэтому я выключил просмотр и нажал кнопку опускания кресла: до меня, наконец, дошло, что именно мне не понравилось в предыдущем фрагменте.
Пока лаборант копался, расстёгивая многочисленные ремешки, которыми я был привязан к креслу, сопя и ласково приговаривая: «Да успокойтесь вы, Василий Иванович, не дёргайтесь так, быстрее ведь всё равно не будет», - я порывался бежать на поиски Кольки. Получив, наконец, свободу, нашёл его сидящим на столе рядом с компьютером и, весело болтая ногами, что-то объясняющим группе программистов, которые почему-то удивлённо пялились на эти ноги. Сдёрнув Кольку со стола, я потащил его в комнату обзора – так мы называли помещение с теми самыми двадцатью дисплеями, о которых я уже, по-моему, упоминал. Там попросил лаборантов показать нам фрагмент записи тайной вечери, увиденной мною в камере наблюдения, а когда он закончился, спросил у Кольки:
- Ну, как тебе?
- По-моему, нормально, - удивился тот.
- А ты понял, что сказала эта девица в самом конце?
- Нет.… Как – сказала? – воскликнул Колька и тут же впал в ступор. Зная, что беспокоить его в таком состоянии бесполезно, я терпеливо подождал появления признаков жизни, потом сказал:
- Ты пока подумай, только ничего не предпринимай. Хорошо? После работы поговорим.

Как всегда, сразу после окончания рабочего дня охранники в свойственной им некультурной манере выдворили нас с Колькой, в числе прочих зазевавшихся сотрудников, из лаборатории. Но сегодня мы поехали не прямо домой, а по пути свернули в скверик возле небольшой церквушки: там можно было спокойно поговорить.
Колька сразу же начал проявлять признаки беспокойства:
- Только давай недолго. Вероника последнее время стала устраивать мне скандалы по любому поводу. Достаточно опоздать с работы на пять минут – и всё: уже обвинения в супружеской неверности.
- Я в курсе: небось, не на разных планетах живём.
- Главное – кто бы говорил, - это был тонкий намёк в мой адрес. - Конечно, её можно понять: уже девятый месяц пошёл. Я слышал, что у женщин в таком состоянии крыша едет по полной программе.
- Да плюнь ты, - посоветовал я, потом попытался успокоить:
- И вообще, я же с тобой.
- Слабоватое алиби, - скептически заметил Колька.
- Честно говоря, Наташка тоже постепенно звереет, - я решил в свою очередь пожаловаться на жизнь. - К тому же, она всё время плачет, и это при том, что ей ещё четыре месяца осталось – я боюсь, что не доживу. Даже подумать страшно, Колька, что будет дальше. Мне кажется, разбаловали мы наших жён. Приходили бы, как все уважающие себя мужики, домой под утро, пьяные и в губной помаде, да ещё колотили бы их после этого – сразу стали бы как шёлковые.
- Да, не понимают они своего счастья, - вздохнул Колька.
- И не говори, - поддакнул я.
Излив друг другу свои обиды, мы решили перейти к делу.
- Ладно, чёрт с ними. Слушай, - начал Колька, - я сегодня посмотрел самые свежие записи: Ники действительно разговаривают. Пока очень мало, и слов-то у них всего несколько десятков, но и это плохо.
- Как ты думаешь, почему они вдруг заговорили? – спросил я.
- Тут может быть несколько причин. Первая: способность, вернее, потребность говорить была им передана кем-то из вновь созданных Ников, ну, наподобие вируса. Может быть, не им самим непосредственно, а через детей. Я, правда, не знаю, каким образом, но структура Ников настолько сложна, что такой возможности исключать нельзя.
- Но в таком случае мы бы их, наверное, понимали? – заметил я.
- Скорее всего. И вообще, эта версия не только маловероятна, но и неинтересна. Я думаю, её надо исключить.
- Согласен. Давай дальше.
- Вторая возможная причина: Ники просто-напросто сами научились разговаривать. Не забывай: они получили от нас неплохие мозги и совершенные голосовые аппараты. Если даже попугаи умеют говорить, то что мешает Никам? Может быть, этому способствовало ещё и то, что женщины теперь значительную часть времени проводят без мужчин, общаясь между собой. А как существа, более эмоциональные, чем мужчины, и менее, чем они, способные упорядоченно мыслить, они в большом женском коллективе создают такой мысленный сумбур, что перестают понимать друг друга. Ну, и постепенно складывают отдельные восклицания и междометия в слова, потом пойдут фразы, и так далее.
- Понятно. Опять получается – всё зло из-за баб.
- Ну да, - охотно согласился Колька.
- Кстати, я там действительно видел только женщин и детей, не считая тебя. А остальные мужики куда подевались?
- Расползлись по всей стране: путешествуют. Поэтому и рождаемость снизилась, как мы и предвидели. Но ненамного – они всё успевают.
- Не знаешь, как там мой крестник поживает? – поинтересовался я.
- Васька, что ли? Нормально. Он у них кем-то вроде вождя.
- А Ник, в смысле – старший, тогда кто?
Колька задумался:
- Как раз старший и есть. Патриарх, духовный лидер, гуру – называй, как хочешь.
- Ладно, давай не отвлекаться. Третья причина есть?
- Да, причём самая неприятная: возможно, кто-то изменил логосы.
- Ты же говорил, что они защищены, - удивился я.
- А ещё я говорил, что теоретически можно обойти любую защиту, даже самую лучшую.
- Допустим. Тогда скажи: с какой целью?
Ответом на мой вопрос стало длительное молчание. Подождав пару минут, я помахал рукой перед Колькиными глазами. Тот вздрогнул и сообщил мне:
- Не мешай, я думаю, - потом зачем-то добавил:
- Мозгом, - и, помолчав ещё немного, наконец, изрёк:
- Научившись говорить, Ники быстро утратят свои телепатические способности. Начнут обманывать друг друга, ссориться, враждовать и, наконец, воевать.
- Ну, и кому это нужно?
- Если мы запустим новый проект, то уже лет через пять Ников станет больше, чем людей на Земле. Ты обратил внимание, как быстро они прогрессируют?
- Конечно, и даже очень удивился: за тридцать своих лет они прошли путь от первобытного состояния до уровня людей, наверное, девятнадцатого века.
- Во многих местах люди и сейчас так живут, даже хуже. Ты ещё учти, что Ников пока совсем мало, у них слишком много физической работы – думать некому и некогда. А теперь представь себе, что их несколько миллиардов, потеряв телепатические способности, они стали злыми и агрессивными – в этом, кстати, им можно помочь, корректируя логосы, - ну, а поэтому всю свою историю только тем и занимаются, что воюют. А что в таких условиях совершенствуется быстрее всего?
- Оружие? – догадался я.
- Вот именно! Наше руководство с помощью Ников уже через несколько лет может получить такое оружие, по сравнению с которым термоядерная бомба – что-то вроде рогатки.
- Постой, тогда получается, что это и есть то самое прикладное значение Страны Ников, которое мы никак не можем понять?
- Как версия подходит - согласился Колька.
- А если Ников отучить разговаривать, эта цель станет невыполнимой?
- Скорее всего.
- Тогда давай отучать, - заторопился я. - Это можно?
- Нет ничего проще. Завтра же почищу все логосы – к счастью, их пока немного. А чтобы неповадно было, введу табу на разговоры – они для Ников теперь станут таким же грехом, как, например, инцест или каннибализм. Кстати, надо обновить защиты.
- Только имей в виду, что этим мы можем спровоцировать наших таинственных врагов на более серьёзные действия.
- По-моему, последнее время мы только этим и занимаемся.
- И пока безуспешно, - вздохнув, сказал я. - Мы, кстати, так и не придумали, что будем делать, когда они захотят нас убрать.
- Придумали. Через пару дней я закончу, тогда всё покажу, - Колька сообщил мне первую за сегодняшний день приятную новость, но рассказывать подробности не захотел, несмотря на мои настойчивые уговоры. Вместо этого опять заныл:
- Слушай, Васька, поехали домой, иначе Вероника меня точно убьёт.
- Пусть только попробует – будет иметь дело со мной. Я ей отомщу. - заверил я его.
- Спасибо, успокоил.
- А вообще, Колька, ты должен, наконец, решить, кто будет убивать тебя первым.
Кстати, Колькины опасения не подтвердились: в тот день его никто так и не убил. Была, конечно, не очень тёплая встреча: Вероника немного поплакала, Наташка ей в этом активно помогала. Короче говоря, жёны заставили нас почувствовать себя законченными мерзавцами, после чего успокоились.

Глава 4

Через два дня после того, как Ники замолчали, сделав это, по моему, с превеликим удовольствием, начальство вызвало нас с Колькой к себе на ковёр. Сразу же насторожило то, что оно захотело увидеть не только меня, но и Кольку. Дело в том, что после нескольких попыток общения у Кольки с Кадыгробом обнаружилось полное взаимное непонимание, переросшее затем в сильнейшую неприязнь друг к другу. Поэтому они давно не встречались, решая все свои проблемы через меня.
Войдя в кабинет, мы обнаружили там, кроме самого генерала, ещё одного типа. Огромный мужик около двух метров высотой и почти такой же ширины, с круглым, лоснящимся от пота лицом, уставился на нас холодным немигающим взглядом своих заплывших глазок, решив, наверное, что мы с Колькой – кролики, а себя возомнив удавом. Вместе с Кадыгробом они неплохо смотрелись, чем-то напоминая многочисленные комические парочки, играющие на контрасте.
- Знакомьтесь, - сказал генерал, - это Леопольд Юрьевич – куратор нашего проекта, а это…
- Я знаю, кто они. Присаживайтесь, - бесцеремонно перебил его Леопольд, после чего принялся, пыхтя и отдуваясь, втискивать свою жирную задницу в генеральское кресло. Закончив это нелёгкое дело, заявил:
- Вас не должны интересовать ни моя должность, ни место работы. Но имейте в виду, что только от меня зависит, будет ли продолжено финансирование вашего проекта и начнётся ли внедрение новой разработки. Поэтому постарайтесь ответить на несколько моих вопросов.
- Спрашивайте, - решил я подать голос. Леопольд, удивлённо посмотрев на меня, спросил:
- Прежде всего, меня интересует: почему Ники не разговаривают и какие негативные последствия это может иметь для их развития?
В ответ я очень подробно изложил все аргументы, доказывающие, что телепатические способности Ников, наоборот, являются мощным инструментом для ускорения их развития, а негативные последствия как раз будут, если Ники начнут разговаривать и потеряют из-за этого свои способности. Понимая, что эта тема неслучайно заинтересовала Леопольда именно сейчас, после того, как мы с Колькой, возможно, нарушили их планы, я постарался обойти все острые углы, особенно военную тематику.
- Всё это, может быть, и верно для небольших коллективов, - возразил Леопольд, терпеливо выслушав мои объяснения, - но я не понимаю, как может развиваться общество, не имеющее возможности фиксировать, хранить и передавать на большие расстояния информацию, сообщать её населению. Для людей средством, позволяющим делать всё это, изначально была письменность. Но как она может возникнуть, если нет речи?
- Позвольте с Вами не согласиться, - вмешался Колька. Научный спор – это, конечно, его стихия. Только бы не увлёкся. – Мы раньше тоже так думали, но Ники доказали нашу неправоту. Видели бы вы, какие они рисуют карты своей страны, а на них делают пометки: ориентиры, расстояния…
- Каким образом? – поинтересовался Леопольд.
- Можно я начну издалека? Так будет понятнее. Так вот, мы пишем то, что говорим. Но ведь, например, дом является домом независимо от того, как мы произносим это слово. Его можно изобразить не только последовательным набором букв, обозначающих произносимые нами звуки, но и каким-нибудь символом, например, квадратиком с треугольником над ним…
- Вы имеете в виду иероглифы?
- Да, но не только их, а и, например, язык математики. Цифры означают количество чего-то, для того, чтобы это понимать, совсем необязательно знать, как они называются. Направления тоже можно указывать не словами, а стрелками. Ну, и так далее. Восточные цивилизации, как более духовные, первоначально пошли именно таким путём: они записывали не разговорную речь, а понятия, то есть по сути, те же мысли. Кстати, большинство современных математических символов появилось тоже на Востоке.
- Допустим, вы меня убедили, - нехотя согласился Леопольд. - Ладно, пошли дальше. Мы считаем необоснованной и крайне рискованной для судьбы проекта её зависимость от жизни, здоровья и настроения одного-единственного человека.
Ну вот, началось, - подумал я. Как говорил Остап Бендер, лёд тронулся, господа присяжные заседатели. Теперь следовало быть особенно осторожными. Надо как-то убедить Леопольда в том, что незаменимые люди есть, и во всём мире их всего двое - это мы с Колькой. Для того, чтобы собраться с мыслями, я решил потянуть время:
- Извините, Леопольд Юрьевич, не могли бы Вы изложить Вашу мысль доступнее для нас?
- Почему все программы заблокированы? Так, надеюсь, доступно?
- Они не заблокированы, а защищены от несанкционированного доступа. Мы опасаемся, по-моему, вполне обоснованно, вмешательства в систему посторонних лиц. Независимо от того, будет это сделано со злым умыслом или с добрым, а может быть, и вовсе без умысла, а по неосторожности, - такое вмешательство может привести к непоправимым последствиям. Смею вас заверить: защита системных файлов является общепринятой практикой, а в данном случае, вследствие особой сложности системы, она просто необходима. Николай Иванович может подтвердить, что даже он, будучи автором и разработчиком проекта, зная его в совершенстве, не может себе позволить как-либо изменить любую программу без предварительного коллективного анализа последствий этого изменения. Если же каждому сотруднику лаборатории дать возможность изменять систему по собственному усмотрению, на всей нашей работе можно сразу же поставить крест.
- А если с Николаем Ивановичем что-то случится? – не унимался Леопольд.
- Простите, что Вы имеете в виду? – удивился я. - Он молод, здоров, не имеет вредных привычек, ведёт правильный образ жизни, всё свободное время проводит в кругу семьи. По-моему, он всех нас переживёт, дай Бог ему и нам здоровья.
- Я говорю об опасности покушения на жизнь Николая Ивановича или его похищения. Вы не боитесь этого, когда бегаете без охраны по утрам?
- Боимся, конечно, чего и вам желаем. Охраняйте, если считаете нужным. А ещё лучше будет, если вы сами присоединитесь к нашей компании – мы вас с удовольствием приглашаем.
- Никакая охрана не обеспечивает полной безопасности, - не поддаваясь на мои провокации, Леопольд упрямо гнул свою линию. - Поэтому вы должны немедленно передать мне все пароли и коды доступа. Что там ещё у вас есть?
- Боюсь, Леопольд Юрьевич, что это невозможно, - тяжело вздохнув, ответил я, - ведь тайну, известную двоим, знают все. Представьте себе, что выкрадут эти самые пароли, или, не дай Бог, что-то случится с Вами. Ведь никакая охрана не обеспечивает полной безопасности, правильно? Тем более – сохранности каких-то бумажек. Пока всё это имеется только в голове у Николая Ивановича, безопасность максимальна. Придётся Вам с этим смириться.
С неожиданной для его комплекции прытью Леопольд, как чёрт из табакерки, выскочил из своего кресла, подбежал к окну и молча уставился в него, демонстрируя нам свою широкую спину. Не знаю, согласился он со мной или нет – нам, во всяком случае, ничего об этом не сказал. Кадыгроб испуганно замахал ручонками: уходите, мол. Что мы, попрощавшись со спиной, с удовольствием и сделали.

На следующее утро, во время своей традиционной пробежки по парку, мы с Колькой обнаружили за собой хвост. Метрах в двадцати позади нас бежали, громко топая ногами, двое накачанных молодых людей в одинаково чёрных спортивных костюмах. Решив оторваться от них, мы немного попетляли по парку, потом, убедившись в бесполезности этого занятия, остановились. Наша сладкая парочка сделала то же самое – им срочно понадобилось завязать шнурки.
- Ребята, можно вас на минутку? – позвал я. Они несмело подошли.
- Вы не могли бы бегать где-нибудь в другом месте? – вежливо поинтересовался Колька.
- Как, разве вас не предупредили? – удивлённо спросил один из них.
- О чём, простите?
- Мы – ваша охрана, - пояснил второй.
- Ну, ни фига себе. А скажите: вы не могли бы охранять кого-нибудь другого? – Колька продолжал в том же стиле.
- Это как? У нас же приказ.
- Ладно, ребята, - вмешался я, решив прервать этот диалог, во время которого собеседники упорно демонстрировали полное непонимание друг друга, - приказ есть приказ. Но, если вы будете бежать немного дальше от нас, а, ещё лучше, посидите пока на лавочке, то мы не будем жаловаться вашему начальству. Договорились?
- Не положено по инструкции. И разговаривать с вами тоже не положено.
- А что положено? – полюбопытствовал я.
Один из них вдруг заговорил человеческим языком:
- Извините, я вижу: вы – нормальные ребята, не какие-нибудь олигархи. Наверное, вам грозит опасность, поэтому нас сюда и прислали. А для того, чтобы мы могли вас защитить, просьба: не сворачивайте, пожалуйста, с обычного маршрута и, если можно, бежите помедленнее. Если увидите других людей, похожих на нас, не удивляйтесь: они проводят зачистку территории. И вообще, не обращайте на нас внимания. Хорошо?
- Зачистка территории, надеюсь, не подразумевает человеческих жертв? – спросил я на всякий случай, после чего мы побежали дальше.
- Как думаешь, мы и на машине теперь будем ездить с эскортом? – поинтересовался Колька.
- А как же: впереди - мигалка, по бокам - мотоциклисты. Всё, как положено. И ещё имей в ввиду: если тебе вдруг захочется в туалет, охранник обязан зайти туда первым и проверить, не сидит ли кто в унитазе, а то мало ли что…
- Да иди ты… Я же серьёзно.
- Тогда давай сменим тему, - предложил я, - скажи: как тебе Леопольд?
- Подлый трус, голова, как арбуз, - пробормотал серьёзный Колька.
- А, по-моему, он очень умён и опасен. Кадыгроб по сравнению с ним – добрый дедушка.
- Врагов надо знать в лицо, - не стал спорить Колька. - А что ты думаешь о вчерашней аудиенции?
- Ну, во-первых, мы убедились в том, что у нас полно стукачей, хотя это было понятно и раньше: такова специфика нашего ведомства.
- А что будем делать с группой наблюдения? – полюбопытствовал Колька, имея в виду сотрудников, наблюдающих за всеми событиями в стране Ников, – Они ведь, кроме всего прочего, не заметили, как Ники начали разговаривать.
- Уже сделал. Конечно, надо было уволить их всех к чёртовой матери, да нельзя…
- Почему?
- Начальство не даёт, - процедил я. - Нашли отмазку: вроде как нарушение трудового законодательства. Пришлось для всех этих мудаков подыскивать другую работу, кому какую, лишь бы подальше от системы.
- Так что насчёт вчерашнего?
- Да ничего хорошего, по-моему. Просто подтвердились наши худшие опасения: тебе, Колька, грозит опасность, от которой эти молодчики, - я кивнул головой назад, - защитить не смогут.
- Если я кому-то и нужен, то живым, - важно заявил Колька.
- Ну, убивать они тебя пока не будут, - неохотно согласился я. - А как ты относишься к пыткам? Или к тому, что они могут сделать, например, с Вероникой? Она, кстати, на днях должна родить – вот ещё одна головная боль. Для того, чтобы защитить своих близких, ты ведь сделаешь всё возможное, или нет?
- Сделаю, конечно, - честно признался Колька.
- В этом – наша слабость. Поэтому нужен ещё какой-нибудь козырь. Кстати, ты обещал мне показать что-то в этом роде.
- Вот, блин, совсем забыл. Слушай: я разработал программу полного самоуничтожения системы.
- Что-то вроде вируса? – не понял я.
- Скорее, это – бомба с часовым механизмом. Сейчас время установлено на семьдесят два часа. Если до истечения этого срока его не перевести, то всё.
- Что – всё?
- Дезинтеграция, - туманно пояснил Колька.
- Допустим, я понял. А если забудешь?
- Тогда ты напомнишь.
- А если вдруг с тобой что-то случится, или, не дай бог, со мной? – не унимался я.
- Мы это уже проходили, по-моему, ещё вчера. Кстати, обнаружить, а, тем более дезактивировать эту программу невозможно – в этом её главная прелесть.
Взвесив все «за» и «против», я пришёл к выводу, что Колькина затея – как раз и есть тот самый козырь в рукаве, который нам нужен.
- Молодец, Колька, - похвалил я его, - ты полностью оправдал оказанное тебе высокое доверие.
- Да ладно, чего уж там, - скромно потупился на бегу Колька. - Ты, кстати, тоже молодец. Вчера с Леопольдом разговаривал так, что у меня дух захватывало. Я вот от одного его взгляда вначале чуть в штаны не наделал, а потом зачем-то решил подсчитать, сколько он весит. Так прикинь: исходя из объёма двух шаров и четырёх цилиндров, ну, и удельной массы жира, получилось почти восемьсот килограмм. Я просто офигел.
- Всё, побежали домой, а то наши охраннички скоро упадут, - я заметил, что они, еле волоча ноги, из последних сил пытаются не отставать от нас, поэтому решил прекратить этот словесный понос.
- Секьюрити хреновы, - неожиданно образно выразился Колька. - Их самих бы кто защитил.

Несколько дней спустя Кадыгроб сообщил приятную новость: начальство продолжило финансирование нашей работы и, наконец, дало разрешение на запуск нового проекта. Я уже несколько раз упоминал о нём, теперь самое время рассказать немного подробнее. Проект назывался, по аналогии с предыдущими, «Планета Ников». Дело в том, что, как выяснилось, только сферическая поверхность позволяет разместить планируемое количество населения – десять миллиардов, и при этом создать им комфортные условия жизни, прежде всего – нормальный климат. Несмотря на то, что площадь поверхности сферы планировалась почти в два раза меньше земной, её полезная, то есть пригодная для проживания площадь была в полтора раза больше – за счёт уменьшения поверхности океанов, горных массивов, непроходимых джунглей, а также полного отсутствия пустынь и ледников.
Страна Ников должна была стать фрагментом этой планеты, так же, как раньше место обитания семьи Ников стало частью их страны. Вся сложность заключалась в том, что новую систему нужно было разместить на имеющемся компьютере.
Информационные и компьютерные технологии, как известно, быстро развиваются во всём мире. В нашей же лаборатории за полтора года, прошедшие с начала предыдущей разработки, они сделали такой стремительный рывок, что создавать новый компьютер теперь не было необходимости, достаточно было расширить и доработать старый. Это, конечно, позволяло сэкономить кучу денег, зато создавало одну, но очень серьёзную проблему. Если вы помните, в прошлый раз всё программное обеспечение страны Ников было заранее создано и отлажено на новом компьютере, а самих Ников, немногочисленных в то время, перенесли туда позже. Теперь же мы не могли так сделать: просто некуда было переносить, да и многовато их уже было для этого. Поэтому нужно было расширять и дорабатывать уже существующую, к тому же функционирующую систему. А это, с учётом её сложности, практически невозможно сделать без многочисленных программных конфликтов и нестыковок, которые для самих Ников выглядели бы как природные или другие катаклизмы.
Короче говоря, работы предстояло немало. Так как в стране Ников практически все недоработки к тому времени были уже устранены, жизнь там требовала всё меньше нашего вмешательства. Поэтому большинство сотрудников лаборатории предстояло перевести на разработку планеты Ников.

Вечером того же дня произошло событие, заставившее нас Колькой временно забыть об этих проблемах. И, хотя оно было давно ожидаемым и случилось точно в назначенный срок, но почему-то произвело у нас дома эффект внезапного стихийного бедствия, вроде землетрясения. Паника, во всяком случае, началась такая, что, глядя на всё это со стороны, можно было подумать: все мы сейчас будем похоронены под развалинами здания. Когда Вероника и Наташка начали орать, а Колька – бегать с безумным видом по квартире, круша всё на своём пути, я, кстати, так и подумал. Потом выяснилось: Вероника рожает. Так как никто, кроме меня, не знал, что нужно делать, всем, как всегда, пришлось заниматься мне. Там, правда, и дел-то никаких не было, разве что вызвать скорую помощь.
Помню, потом мы с Колькой, находящемся в предкоматозном состоянии, сидели в приёмном отделении роддома. Все мои попытки привести брата в чувство оказались безуспешными. Примчались перепуганные родители – наши и Вероники, пошумели, потом тоже притихли. Наконец, вышла молоденькая медсестричка, очень хорошенькая в своём коротком халатике, и кокетливо спросила:
- Кто у нас папа?
Я, конечно, не знал, кто у них папа, но, на всякий случай, показал пальцем на Кольку.
- Поздравляю, у вас мальчик. Папа может зайти. Халат и сменную обувь приобретите у администратора, - сестричка произнесла дежурную фразу и гордо удалилась.
Когда, часа через два после этого, мы с Колькой возвращались домой, я спросил у него:
- Ну что, папаша, как тебе наследник?
- Не знаю, какой-то он маленький, - испуганно сказал Колька.
- Во-первых, насколько я понял, совсем не маленький – четыре с половиной кило, а во-вторых, не волнуйся: вырастет – оглянуться не успеешь. Решили уже, как назвать?
- А ты как думал? Здесь без вариантов.
Понятно, Васькой, значит. Конечно, приятно, хоть и немного жалко пацана. Ничего, не одному же мне страдать – вдвоём будет веселее.
- Слушай, Васька, давай купим водки, - неожиданно предложил Колька.
Той ночью мы с ним впервые в жизни напились. Хотя нет, я вспомнил, как однажды, лет за пять или шесть до этого Колька решил отметить с друзьями-студентами успешную сдачу своей первой сессии. Домой он тогда прибыл на автопилоте, зелёный, с остекленевшими глазами, грязный и благоухающий всеми возможными ароматами – начиная с перегара и заканчивая мочой. Одежду пришлось выбросить сразу, а Кольку я часа два отмачивал в холодной ванне, горестно размышляя о том, что в нашей семье для полного счастья не хватает только алкоголика. Для моей неустоявшейся детской психики это, кстати, было серьёзным испытанием.
Придя в себя, Колька первым делом попросил ничего не рассказывать родителям, что я с удовольствием и сделал, тем более, что сами они в тот вечер отмечали день рождения маминой подруги, поэтому домой явились только под утро, тоже изрядно навеселе. А Колька после этого заболел ангиной и все зимние каникулы провалялся с высокой температурой. Наверное, я немного переусердствовал с водными процедурами.
Об этом неудачном эксперименте мы с ним с тех пор ни разу не вспоминали, хотя повторять его оба не имели ни малейшего желания. Но по такому знаменательному поводу, как рождение сына, решили сделать исключение. Вот и получается, что Колька у нас пьёт один раз в пять лет, зато так, чтобы отбить себе всякую охоту на всю следующую пятилетку.
Утром, понятное дело, никакой пробежки у нас не было. Привезя счастливого, хоть и чуть живого новоиспечённого папашу на работу – прогуливать её было никак нельзя, даже в таких случаях, я усадил его перед компьютером, а сам занялся своими делами.
Кстати, во всей этой суматохе Колька совсем забыл о своём смертоносном вирусе. Если бы не я, то в нашей истории уже тогда можно было бы поставить точку. Забегая вперёд, скажу, что позже такое случалось неоднократно, Знали бы Ники, сколько раз они обязаны мне жизнью, наверное, были бы очень благодарны. Но, увы. Хотя, с другой стороны, какая мне польза от их благодарности?

Глава 5

С момента создания страны Ников там пришло сорок лет, а у нас за это время – меньше пяти месяцев. Давно родилось четвёртое поколение, а за ним и пятое. Численность населения страны достигла пятнадцати тысяч и продолжала расти. Ники равномерно расселились по всей территории, предусмотрительно заняв все самые лучшие для проживания места: поселений уже насчитывалось более трёхсот.
Пока шло активное освоение новых земель, рождаемость в стране Ников, как мы и предвидели, заметно сократилась – в каждой семье было от пяти до десяти детей, зато теперь, с переходом к оседлому образу жизни, демографический взрыв прогремел с новой силой. Женщины опять начали рожать с точностью часового механизма – один раз в десять месяцев (по нашему времени – раз в три дня), не обращая никакого внимания даже на свой почтенный возраст. Если Ники-старшие, перевалив за восьмой десяток лет, всё-таки прекратили делать детей, которых, кстати, к тому времени у них уже было больше тридцати, то их старшие дети (о младших я и не говорю) останавливаться на достигнутом пока явно не собирались. А многочисленные внуки и правнуки пытались в этом деле не отставать от своих дедушек и бабушек.
Я прикинул, что, если так пойдёт и дальше, то уже через четыре месяца появится миллионный маленький Ник, а ещё через два – десятимиллионный. Сколько их будет через год, когда планировалось создание планеты Ников, не хотелось даже думать. Всё-таки геометрическая прогрессия – страшная штука.
- Колька, надо что-то делать, - я опять, уже, наверное, в двадцатый раз, завёл разговор на эту тему. - Давай срочно думать, как снизить рождаемость.
- Ты меня уже достал, - как всегда, отмахнулся тот. - Ники и сами не дураки. Когда их станет слишком много, они просто станут меньше рожать, вот и всё, - это был любимый Колькин аргумент.
- Каким образом? Перестанут заниматься сексом?
- Ну, это вряд ли. Любят они это дело.
- А они, кстати, знают, откуда берутся дети? – на всякий случай поинтересовался я.
- В каком смысле?
- В смысле причинно-следственной связи между половым актом и рождением ребёнка.
- Обижаешь, - надулся Колька. - Они не глупее нас с тобой.
- Насчёт тебя - согласен. Ты сам-то давно об этом узнал?
Колька собрался было обидеться по-настоящему, но вовремя передумал:
- Хорошо. Что ты предлагаешь?
- Я уверен, что, если мы будем ждать, пока Ники сами начнут регулировать свою численность, то обязательно дождёмся того, что они её действительно отрегулируют: передохнут от голода или начнут пожирать друг друга.
- Ну, и что нам делать? – ехидно поинтересовался Колька. - Наладим выпуск презервативов? Или, может быть, гормональных таблеток? Какие там ещё есть способы контрацепции?
На все эти Колькины вопросы я ответил своим:
- А если внушить им что-то насчёт греховности секса?
- Я уже говорил: бесполезно. Это главный смысл их жизни. Да они скорее умрут, чем перестанут им заниматься.
- Тогда остаются ещё два проверенных способа: войны и эпидемии, - напомнил я.
- Воевать они не будут, ты это сам знаешь, а эпидемии.… Запустить к ним какой-нибудь вирус – это не сложно. А смысл? Чем такая смерть лучше, чем от голода?
- Может быть, менее мучительная, и не вводит во искушение поедать себе подобных.
- Циник ты, Васька. Хотя где-то, наверное, прав. Надо подумать.
Думали мы долго, но ничего лучше эпидемии так и не придумали. Уже решали было, какой вирус запустить: все они для Ников одинаково смертельны, разница была только в мучительности смерти. Но в последний момент я случайно прочитал в какой-то газете – есть у меня такая дурная привычка, об эксперименте китайских учёных. Оказывается, ещё Гиппократ придумал, что, если женщина будет жевать семена дикой моркови, то ни за что не забеременеет. Причём делать это она может как постоянно, в качестве профилактики, так и сразу после полового акта. Ну, а китайцы, проблемы которых чем-то напоминали наши, проверили это на себе и подтвердили: действует, правда, стопроцентной гарантии не даёт, то есть как раз то, что нам нужно.
Дикой моркови у Ников было - завались, а внести нужные знания в парочку логосов – это для нас, вообще, раз плюнуть. Обмен информацией между Никами находился на высочайшем уровне, поэтому уже через несколько часов все они знали о новом чудодейственном средстве. Заставлять их женщин жевать семена не было необходимости: они сами, похоже, устали от постоянных родов, кормления и воспитания своих многочисленных потомков.
Короче говоря, благодаря Гиппократу, китайским учёным и, конечно же, мне, Ники благополучно избежали какой-нибудь смертельной эпидемии, вроде чумы или чёрной оспы.
Я заметил, что стал слишком часто себя расхваливать. Может быть, у меня начинается мания величия? Так недолго и Богом себя возомнить. Ники, небось, только этого и ждут.

Дальние ветви пятого поколения, то есть праправнуки Ников-старших, приходились друг другу уже совсем далёкими родственниками, поэтому смело могли вступать в браки между собой. Логосы, которые они получали при рождении, содержали подробную информацию обо всех этих тонкостях. Теперь уже не нужно было создавать новых Ников. С одной стороны, это позволяло всем нам активнее заниматься новым проектом, с другой – давало нашему руководству возможность избавиться от нас с Колькой, чего мы с ним давно опасались.
Время шло, но нас никто не трогал, может быть, потому, что все программы и файлы были надёжно защищены, а коды доступа знал один Колька, а, может быть, им это было и не нужно. Но, на всякий случай, мы держали в рукаве козырь – Колькин вирус, или программу самоуничтожения системы.
Однажды мы, то есть я, Колька и ещё несколько разработчиков, сидели и ломали головы над тем, каким образом подсоединить к нашему компьютеру дополнительное оборудование, которое позволило бы увеличить мощность системы. Проблема заключалась в том, что для этого не было разъёмов, а приделать новые было просто некуда: не позволяла конструкция. Тут Серёгу, который с самого начала нашей работы числился главным инженером, осенила идея:
- Давайте используем нижние разъёмы, только я не знаю, как до них добраться.
После паузы, во время которой все пытались понять услышанное, я спросил:
- Ты это, Серый, о чём?
- Как это – о чём? Вы что, не знаете? – заволновался тот.
- Представь себе, нет, - удивлённо ответил я. - Может быть, Николай Иванович знает?
Колька отрицательно помотал головой.
- Вот видишь? – я развёл руками. - Говори уже, не томи душу.
- Ну, с нижней стороны компьютера на разъёмы выведены все системные шины. Зачем – я не знаю. Олег Владимирович сказал: на всякий случай.
- Давай с этого момента подробнее: когда выведены, кем, и почему руководство лаборатории об этом ничего не знает?
- По-моему, в тот самый день, когда вы все женились, - Серёга терпеливо продолжал свои пояснения. - Нас тогда не отпустили на вашу свадьбу – сказали: срочная работа. Олег Владимирович, если помните, тогда был заведующим лабораторией, он этим всем и руководил. У него и спрашивайте, я-то тут при чём? А то, что вы не в курсе, я тоже без понятия.
- Может быть, покажешь эти разъёмы на схеме или ни чертежах? – задал я риторический вопрос.
- Сами знаете: нет их там. Делалось-то всё это в последний момент, когда документация уже была утверждена. Олег Владимирович разрешил не переделывать.
- Везде этот Олег Владимирович, - тяжело вздохнул я. - Куда ни плюнь – не промахнёшься. Ладно, Серёга, с ним я сам разберусь. А ты уж, будь добр, нарисуй эти чёртовы разъёмы на схеме, и давайте думать, как их можно использовать.

Придумать-то мы, конечно, придумали, но толку от этого не было никакого. Добраться до этих разъёмов всё равно невозможно, разве что – сделать подкоп под главный компьютер. Или его уже кто-то сделал? Иначе зачем нужны эти разъёмы? А, может быть, под нашим подвалом есть ещё какие-то помещения? Надо расспросить об этом отца.
На следующее утро мы опять бегали втроём: я пригласил отца тряхнуть стариной. Кстати, нас уже давно никто не охранял: наверное, убедились, что как объект покушения или похищения мы никому не интересны. А, может быть, просто надоело бегать по такой паршивой погоде.
Отец рассказал нам, что помещение, в котором теперь находится лаборатория, изначально задумывалось как бомбоубежище, или что-то вроде бункера для высокого начальства. В этом качестве оно так и не пригодилось, поэтому после войны было переоборудовано в тюрьму для политзаключённых, чтобы не ходить к ним далеко: спустился в подвал – и работай. Рассказывали, что там даже была камера пыток. Потом лет двадцать помещение никак не использовалось, и только около пятнадцати лет назад в нём сделали научную лабораторию для особо секретных разработок.
- Ты можешь раздобыть подробный план всего помещения? – спросил я.
- Зачем?
- Видишь ли, есть подозрение, что не всё оно используется под лабораторию. Во всяком случае, под компьютерным залом должна быть какая-то комната, нам надо узнать, как в неё можно проникнуть.
- Ну вот, как ни одно – так другое, - вздохнул отец, - рассказывайте.
После того, как я честно и откровенно выложил всю историю с разъёмами, отец спросил:
- То есть, вы боитесь внешнего вмешательства в систему?
- Да не было там никакого вмешательства – ни внешнего, ни внутреннего, - заявил Колька, - и не будет. Я в этом абсолютно уверен. Тут другого надо бояться.
- Чего именно? – поинтересовался отец.
- Не знаю.
Я добавил:
- Мы боимся того, что по-прежнему ничего толком не понимаем: ни целей нашего начальства, ни происходящего в лаборатории, когда нас там нет.
- Понятно: боитесь неизвестно чего. Кстати, беспричинный страх - один из симптомов депрессивно-параноидального психоза, - обидно съязвил отец.
- Ладно, пап, не умничай, пожалуйста. Лучше посоветуй, как можно узнать, что у нас там творится в нерабочее время.
- Ну хорошо: слушайте. Я даром времени не терял и уже давно выяснил, что существует один-единственный план вашей лаборатории – вполне легальный и официальный. В нём нет никаких помещений, о которых вы не знаете. Вот только… - отец замолчал.
- Говори, не томи душу, - поторопил я.
- Я думаю, как это понятнее объяснить. Стены там толстые, двухметровые, поэтому, кстати, не пропускают никакое электромагнитное излучение. Так вот, в одном месте стена почему-то сантиметров на пятьдесят тоньше, причём нарисовано это так, как будто там был сквозной проём, а потом его заделали.
- Где этот проём? – спросил я.
- В главном компьютерном зале, в метре от левого угла стены, находящейся напротив входа. Только это не проём, а что-то вроде ниши, шириной около метра. Можете посмотреть, что там сейчас, только очень осторожно.
- Посмотрим. Что ещё?
- Я выяснил, что охраняется лаборатория по высшему разряду. Во-первых, круглосуточное видеонаблюдение: всё происходящее записывается и просматривается несколько раз – там и муха не пролетит незамеченной. Во-вторых, охрана каждый час производит обход, при этом все подозрительные предметы изымаются и тщательно проверяются. В-третьих, полный контроль при входе и выходе – ну, это вы знаете.
- Да уж, - согласился я. - Неприятно, когда тебя по нескольку раз в день ощупывает своими похотливыми ручонками какой-нибудь мужлан. Я, кстати, просил заменить их на молодых охранниц, но пока без толку…
- Так вот, - прервал мои рассуждения отец, - с учётом всего этого не стоит и пытаться установить какую-то записывающую видеоаппаратуру, даже самую современную и миниатюрную.
- Неужели у вас нет ничего подходящего? – заныл я. - Ну, вроде той контактной линзы?
- Ничего такого, что можно было бы к вам пронести, - отрезал отец.
- А если во рту спрятать, или там, ну, не знаю, в заднем проходе, например, - ляпнул я. Бедный Колька, услышав такое, споткнулся на ровном месте и чуть не упал.
- В рот тебе оно точно не влезет, - задумчиво сказал отец, - а вот в задницу… Можно, конечно, попробовать.
- Ладно, пап, проехали. Это я не подумал.
- Пойми ты, - продолжал горячо доказывать отец, - если даже что-то и пронесёшь, то всё равно найдут при обходе, а если не найдут, то не вынесешь. Риск огромен. Тем более, вы с Колькой уже давно не на самом хорошем счету. Вляпаетесь – мало не покажется, можешь не сомневаться.

Насчёт этого я как раз не сомневался. Но, всё равно, отец меня до конца так и не убедил. Придя утром на работу, я сразу же проверил то место, где, по его словам, когда-то был проём в стене. Сейчас там стоял наглухо вмурованный в стену железный шкаф, набитый папками с технической документацией. Пришлось срочно объявить компанию по её «инвентаризации и приведению в соответствие с требованиями нормативных документов» - именно так это звучало на языке Кадыгроба. Кстати, узнав о моей инициативе, он почему-то растрогался и тут же выписал мне премию в размере месячного оклада. Вот так: никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
В результате этого мероприятия шкаф на какое-то время освободился, но ничего подозрительного в нём я так и не обнаружил, разве что задняя стенка, если по ней постучать, звучала как-то слишком звонко, хотя для такого куска железа это, скорее всего, было нормально.
Потом осторожно побеседовал с Олегом: намекнул ему насчёт случайно обнаруженных разъёмов и выразил недоумение тем, что я о них раньше ничего не знал. Но у Олега была та же отмазка, что у Серёги, только этот всё валил на Лаврентия, да ещё нагло заливал, что мы должны быть ему благодарны за предусмотрительность. Было понятно, что он врёт, но я не знал, как это доказать.
Потом, наверное, от безысходности в голову пришла гениальная идея. Во всяком случае, мне она тогда показалась именно такой. Если в этой чёртовой лаборатории нельзя установить никакого шпионского оборудования, то что мешает мне самому остаться после работы, хорошенько спрятаться и увидеть всё собственными глазами? Я быстренько обдумал все детали и пришёл к выводу, что имею неплохие шансы на успех.
Первым делом я присмотрел место, где можно было бы спрятаться. В углу компьютерного зала стоял непонятно как попавший туда железный шкафчик, вроде кабинки для одежды, которые используются в раздевалках. Скорее всего, именно ею она когда-то и была. Высотой чуть выше моего роста, в верхней части дверцы кабинка имела несколько прорезей, через которые должен был открываться замечательный вид всего зала. Я даже придумал, как закрыть дверцу изнутри: достаточно засунуть парочку толстых болтов в отверстия, как будто специально предназначенные для этой цели. Причём снаружи невозможно было определить, что дверь закрыта не на замок, как обычно. Теперь эта кабинка притягивала меня к себе, как магнитом, казалось, умоляя: иди сюда, милый, тебе понравится.
Тубусы с чертежами, которыми она была набита, я отправил туда же, куда и всю остальную документацию, подходящие болты нашёл в подсобке, и, таким образом, с одной проблемой справился.
Кабинка не попадала в зону действия ни одной из камер видеонаблюдения. Все они были направлены на входы-выходы и оборудование, в чём я убедился, поболтав немного с охранниками, незаметно наблюдая при этом за их мониторами.
Надо было ещё придумать, как, оставшись в лаборатории, расписаться в журнале о своём уходе. Можно было, конечно, попросить Кольку отметиться за меня, но, во-первых, я боялся, как бы он всё не испортил, а, во-вторых, не хотелось втягивать его в это дело. Поэтому я решил воспользоваться тем, что по нескольку раз в день хожу мимо охраны – то к начальству, то ещё куда-нибудь, не всегда расписываясь при этом в журнале. Охранники к этому уже привыкли, да и меня немного побаивались, поэтому смотрели сквозь пальцы на такое вопиющее нарушение дисциплины. Можно, выйдя незадолго до конца работы, расписаться, как будто я ушёл окончательно, а потом вернуться, не расписавшись. Это вполне могло сработать. Ну, а если не получится – тоже ничего страшного: можно сказать, что просто забыл.
А вот для того, чтобы объяснить всем, где я есть, вернее, почему меня нигде нет в то время, когда буду сидеть в шкафу, к Кольке обращаться всё-таки придётся: это может сделать только он. Дело в том, что наши лабораторные умники имеют привычку звонить мне в любой момент, даже среди ночи, чтобы сообщить какую-нибудь новость или задать очередной дурацкий вопрос. Да и перед домашними надо было как-то оправдать своё отсутствие: последнее время я, как примерный семьянин, всегда ночевал только дома, что, как теперь стало понятно, являлось серьёзным упущением с моей стороны.
Еле дождавшись следующего утра, я, как всегда, на бегу поделился с Колькой своими планами. Он, вместо того, чтобы отговаривать меня, чего я ожидал, хотя и немного опасался, задал неожиданный вопрос:
- А как я вечером доберусь домой?
- Сегодня поедем на метро, - терпеливо пояснил я, - а если кто спросит, почему, говори, что машина сломалась. Ну, а домой вернёшься тем же путём. Дорогу найдёшь?
- Постараюсь. Значит, Наташке и Веронике говорить, что у тебя срочная работа в ночную смену, а, если кто позвонит, то ты наглотался таблеток от головной боли и теперь спишь, как убитый. Так, что ли?
- Правильно, - похвалил я, - только не перепутай, и не говори «как убитый», а то сглазишь. Просто: крепко сплю, и всё.
- А если трубку поднимут Вероника или Наташка и скажут, что ты на работе?
- Ты им сразу объясни, что ждёшь важного звонка, ну, и всё такое.
- Они ведь знают, что у нас нет ночных смен, - не сдавался Колька.
- Скажи, что сложилась чрезвычайная ситуация: угроза глобальной катастрофы или что-то в этом роде.
- А если спросят, почему в таком случае я дома?
- Слушай, Колька, кончай задавать вопросы. Ты сам думать умеешь?
- Мне, значит, спрашивать нельзя, а тебе можно? – обиделся он.
Ну, и дальше в том же духе. Права народная мудрость: один дурак может задать столько вопросов, на которые не ответят и сто мудрецов.

Не буду утомлять вас подробностями того, что было дальше. Главное – у меня всё получилось. Теперь, стоя в тесной кабинке среди полумрака и звенящей тишины опустевшей лаборатории, оставалось только ждать и смотреть. Ну, и не уснуть, конечно, при этом.
Приблизительно через час свет зажёгся ярче, громко затопали ноги – пар десять, не меньше. Потом в зал ввалились несколько охранников, минут пять всё осматривали, ощупывали и обнюхивали, но меня не нашли. Вскоре опять стало тихо, правда, теперь уже ненадолго. Железный шкаф – тот самый, который я вчера осматривал, тихонько поскрипывая, спрятался в стене, возле которой стоял. Из образовавшегося на его месте проёма вышли семь или восемь человек в нашей лабораторной униформе – белых халатах и шапочках. Я почему-то не удивился, узнав среди них Олега – своего верного и безотказного заместителя. Проходя мимо моей кабинки, он сказал какую-то непонятную фразу, вроде того, что некоторых мутантов надо срочно перевести из третьего в четвёртый.
После того, как вся эта компания вышла из зала, несколько минут было тихо, потом через открытую дверь стали доноситься странные звуки – как будто рядом смотрели по телевизору штук пять ужастиков и ещё, может быть, парочку боевиков одновременно. Минут пятнадцать я терпел, изнывая от любопытства, потом, почему-то решив, что, будучи одет так же, как и они, не буду бросаться в глаза, покинул своё убежище и вышел в коридор. Источником звуков, как я и думал, оказалась комната обзора – та самая, в которой были установлены два десятка дисплеев, позволявших наблюдать всё, происходящее в виртуальном мире. Заглянув в открытую дверь, я успел убедиться, что изображение на экранах полностью соответствует звуку, потом услышал глухой удар по своей макушке – боли почему-то не было, и потерял сознание. Перед глазами промелькнула вся моя короткая жизнь. Говорят, что такое бывает перед смертью, хотя откуда в таком случае они об этом знают? Это было последним, о чём я успел подумать.

Глава 6

Очнулся я дома, в собственной кровати. Открыв глаза, увидел знакомый потолок и склонившиеся надо мной печальные лица мамы, Вероники и, конечно же, Наташки. Их почему-то не обрадовало даже то, что я пришёл в себя. Дико раскалывалась голова. Зря я вчера придумал отмазку насчёт головной боли – только накаркал.
Затянувшуюся печальную паузу прервал отец. Шумно войдя в комнату, он спросил:
- Ну что, герой, очухался? Быстро вставай, одевайся и поехали.
- Куда поехали? – я не узнал собственного голоса.
- Пока на работу, а там – видно будет. Всё, отставить разговорчики – тебе это вредно.
- Хорошо, папа, - простонал я, пытаясь встать с кровати, - только ты не мог бы шуметь потише?

На работу мы ехали на отцовской машине. Почти всю дорогу молчали, потом я не выдержал и всё-таки спросил:
- А где Колька?
- Уже там. Он, кстати, держится молодцом. Я тоже замолвил за вас словечко, может быть, всё и обойдётся. Кстати, родные ничего не знают – думают, что это у тебя производственная травма. Смотри, не проболтайся: им нельзя волноваться, особенно твоей Наташке. Дурак ты, Васька: жена вот-вот должна родить, а муженёк такое вытворяет. Ничего, мы с тобой ещё поговорим, шпион недоделанный.
- Что у меня с головой?
- Большая шишка, - успокоил отец, - даже сотрясения мозга нет, хотя это, как раз, и не удивительно. Болит?
- Мягко говоря. У тебя нет каких-нибудь таблеток?
- Тебя и так уже накачали под завязку. Так что терпи, и хвост повыше. Кончай хандрить.
На меня действительно навалилась такая депрессия – хоть вой. Было стыдно за себя, и вообще, жить не хотелось ни капельки. Такой облом случился со мной впервые. Но отец прав: надо взять себя в руки.

Войдя в кабинет генерала, я увидел печальную картину: во главе стола возвышалась огромная туша Леопольда, на лоснящемся от пота лице которого еле проглядывали маленькие, злые глазки. С одной стороны от него сидели расстроенный Кадыгроб и Олег, старательно делающий вид, что его здесь нет, с другой – насупленный Колька, взъерошенный, как воробей.
- Вызывали? – задал я глупый вопрос.
- Садись, - угрюмо ответил Леопольд.
Я уселся возле Кольки, на свободный стул. Какое-то время все молчали, потом Леопольд обрушил на стол багровый кулачище и зарычал:
- Когда же вы, наконец, угомонитесь? Мы создали идеальные условия для вашей работы, сделали всё возможное и невозможное. Чего вам ещё не хватает? Молчите? Тогда я сам отвечу: ума! Только полные идиоты могли такое сделать…
Терять мне было уже нечего, поэтому я прошептал:
- Извините, Леопольд Юрьевич, разве заведующий лабораторией не имеет права знать, что творится в ней по ночам? А бить сзади по голове – это нечестно. И почему Вы говорите обо мне во множественном числе?
- Брата выгораживаешь, герой? – не унимался Леопольд, но громкость, однако, уменьшил. - Глупее ничего не мог придумать? А вот Николай Иванович рассказал всё, как есть, и почти убедил меня в том, что ваши действия не содержали злого умысла. Если бы не брат и не отец, с тобой сейчас разговаривали бы в другом месте. Да ещё вот Панас Маркович, твой непосредственный начальник, прямой приказ которого ты преступно нарушил, за тебя заступается. Не знаю, чем ты завоевал его расположение – раньше это никому не удавалось. Даже не знаю, что с вами делать.
Леопольд встал и начал важно расхаживать по кабинету. При каждом его шаге висящая на потолке хрустальная люстра позвякивала своими стекляшками. В моей больной голове каждое такое позвякивание отдавалось маленьким взрывом.
- Всё это можно было бы считать проявлением простого любопытства, невинной детской шалостью, но только в том случае, если вы согласитесь на наши условия, - сказав это, Леопольд опять замолчал, какое-то время был слышен только хрустальный звон люстры, потом продолжил:
- Вы предоставили нам свои умные головы и гениальные идеи, мы же создали условия для реализации этих идей – вы знаете, чего нам это стоило. Поэтому я думаю, что пока мы в расчёте. Теперь мы можем дать вам возможность продолжать работу, причём на более высоком уровне, от вас же требуется только одно: не мешать проведению параллельных экспериментов. Ну, а если будет желание, то и помогать.
- Проблема заключается в том, что мы до сих пор не знаем сути этих экспериментов, а незнание порождает недоверие, - несколько витиевато выразился Колька, но Леопольд его понял.
- Наверное, надо было ввести вас в курс дела с самого начала, но побоялись одной проблемы, а в результате получили несколько.
Леопольд оставил, наконец, в покое люстру, а заодно и мою несчастную голову, втиснулся в кресло и продолжил:
- Вы абсолютно правильно решили, что всё это мы затеяли вовсе не ради спортивного интереса или завоевания славы в научном мире. А вот то, что нашей целью является разработка с помощью Ников нового оружия – не совсем верно. Здесь, как я понял, вы исходили из двух ошибочно истолкованных фактов: исчезновения Павла Лаврентьевича и появления у Ников разговорной речи. Что касается первого, то я, конечно, очень ценю ваше беспокойство о судьбе любимого начальника и те действия, которые вы предприняли для выяснения того, что с ним случилось. А вот вы, оказывается, считаете нас убийцами и садистами, способными хладнокровно уничтожить целую семью, в том числе троих маленьких детей. Обидно, хотя, наверное, мы это заслужили: нельзя было оставлять в неведении таких активных молодых людей, которым до всего есть дело. Извините, недооценили. Так вот, Павел Лаврентьевич и его семья живы, здоровы, чего и вам желают.
- Чем докажете? – одновременно спросили мы с Колькой. Это почему-то очень развеселило всех присутствующих, сразу же разрядив напряжённую обстановку.
- Если это необходимо, я могу набрать его номер – поговорите сами. Только чуть позже. Пока скажу только, что у нас с Павлом Лаврентьевичем действительно возникли некоторые разногласия, поэтому его перевели на дипломатическую работу в одну из развитых стран, по взаимному, кстати, согласию. У нас это – обычная практика.
- А в какую страну, кем? – спросил Колька.
- Кто много знает, тот мало живёт. Боюсь, что за последние сутки продолжительность вашей жизни и так заметно сократилась, - мрачно пошутил Леопольд.
- Почему же тогда мы не смогли найти никаких сведений о том, что с ними случилось?
- Конспирация. Вы думаете, буржуи обрадуются, когда узнают, кто работает у них нашим послом? Ладно, хватит об этом. А что касается появления у Ников разговорной речи, то мы здесь не причём – они сами научились.
- Мы это уже поняли.
- Вот и молодцы, - похвалил Леопольд. - Вы, кстати, здорово придумали – запретить им разговаривать. Решение, хоть и несколько рискованное, но очень перспективное. Но об этом поговорим как-нибудь в другой раз, а пока давайте вернёмся к нашим целям. Разработка нового оружия – только одна из них. Не скрою: главная, потому что именно под неё мы смогли получить финансирование, но не единственная. Ведь Ники, если создать им соответствующие условия, могут сделать много нового и интересного для людей. Последние несколько десятков лет человечество находится в каком-то ступоре. Где современные великие учёные, философы, художники, писатели, композиторы? Их нет, потому что мы живём в обществе наживы и потребления, думаем только о том, как заработать побольше денег, и лучше их потратить. Какой смысл умному человеку всю свою жизнь заниматься научными исследованиями, просиживая штаны в каком-нибудь НИИ на копеечной зарплате, в несбыточной надежде на то, что когда-нибудь, ближе к пенсии, кто-то оценит его работу? Намного легче, быстрее и, главное, выгоднее создать новую компьютерную игрушку или стать бизнесменом, аферистом, чиновником, а, может быть, даже политиком. Если есть способности, можно написать какой-нибудь попсовый шлягер и, таким образом, обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь, а кто заплатит за симфонию? Сравните доходы любого безголосого эстрадного певца, открывающего рот под искусственно синтезированную фонограмму, и солиста оперного театра, или тиражи современных изданий романов Достоевского и, например, Дарьи Донцовой. Извините, я отвлёкся: наболело. Так вот, человечество, которое, как известно, развивается по спирали, сейчас, судя по всему, находится на тёмной стороне очередного витка развития, как это уже много раз было в истории, например, после падения Римской империи или в средние века. Для того, чтобы перейти на светлую сторону, нужны свежие идеи. На людей особой надежды уже нет. Может быть, Ники чем-то помогут? Основную ставку мы, конечно, делаем на создаваемый вами высокодуховный мир. Ведь, благодаря телепатии, ваши Ники способны решать любые проблемы совместно, объединяя свои мыслительные возможности. Представьте себе, какая это огромная интеллектуальная энергия. Или взять, например, искусство. Мы надеемся, что уже очень скоро Ники научатся создавать такие музыкальные произведения, по сравнению с которыми всё лучшее, сделанное людьми, - это так, что-то вроде собачьего вальса, да простит меня Шопен. То же самое можно сказать о живописи и многом другом. Наша задача – всего лишь направлять развитие Ников в нужную сторону, создавать условия для творчества, проще говоря, делать так, чтобы это им было нужно. А вот оружие-то им как раз не нужно, да и не понадобится никогда, если они дальше пойдут по тому же пути развития, что и сейчас. А нам надо отчитываться перед начальством, куда мы тратим деньги, и когда, наконец, будет результат. Поэтому и вынуждены были создать не одну страну Ников, а пять. Те четыре, о которых вы не знаете, инсталлированы на другом компьютере, эволюция там идёт с большей скоростью и по другому пути. А вот на систему наблюдения денег не хватило – она стоит дороже, чем всё остальное, вместе взятое. Поэтому приходится использовать вашу, вернее – нашу общую.
Леопольд сделал паузу, чтобы попить водички, поэтому у меня появилась возможность обдумать услышанное. Теперь, похоже, всё стало понятно: и почему нас так настойчиво выгоняли после работы из лаборатории, и зачем нужны таинственные разъёмы на дне компьютера, и, наконец, то, что я увидел и услышал сегодня ночью. Судя по всему, в тех четырёх параллельных мирах Никам живётся не очень весело, зато интересно.
- Вы можете ознакомиться с тем, что там происходит, а, если будет желание, то и помочь. Честно говоря, у нас очень много проблем, - Леопольд посмотрел на Олега, который, судя по всему, чувствовал себя ещё хуже, чем я, - боюсь, без вас мы с ними не справимся. Если согласитесь помогать, ваша зарплата будет увеличена втрое. Только учтите: обо всём, что я вам сейчас рассказал, больше никто не должен знать. Ладно, идите работать, Олег Владимирович вам всё покажет.
- Вы обещали позвонить Павлу Лаврентьевичу, - напомнил Колька.
Поговорив с нашим бывшим начальником и убедившись в том, что у него действительно всё в порядке, мы, уставшие, но довольные, потопали в лабораторию. Начинался новый виток спирали развития нашей истории. Хотелось надеяться, что тёмных сторон у него не будет.

Часть третья

Глава 1

Следующие несколько дней, да и ночей тоже, мы с Колькой потратили на ознакомление с теми самыми четырьмя странами Ников, о существовании которых узнали накануне. Оказалось, что все они были созданы, вернее, просто скопированы с нашей страны восемь месяцев назад, сразу после того, как мы переселили в неё своих Ников, которых в тот момент, насколько я помню, было около сорока. Если в нашей стране с тех пор прошло семьдесят лет, то в четырёх параллельных мирах – от пятисот до тысячи, в зависимости от скорости течения времени.
Название «параллельные миры» появилось как-то само собой и сразу же прочно закрепилось за ними, хотя и было, строго говоря, не совсем точным. Параллельные прямые, как известно, пересекаться не должны, это же миры только тем и занимались, что обменивались друг с другом всеми своими недостатками. Не сами, конечно, а по воле, вернее злому умыслу своих создателей – тех самых двенадцати «кротов», которых когда-то так безошибочно вычислил отец. Кстати, если кому-то нужно проверить таким же образом своих сотрудников – обращайтесь. Поможем, и возьмём совсем недорого. Скажу сразу: дело того стоит.
Всю эту компанию вместе с Олегом, который ими руководил, уволили в тот же день. Дальнейшая их судьба нам неизвестна. Какой бы тяжёлой она ни была – они её заслужили. Дело тут даже не в предательстве – его, собственно говоря, и не было, а в том, что они натворили в этих четырёх мирах. Особенно болезненно реагировал на это Колька, искренне считавший всех Ников своими детьми. Глядя на то, как они теперь живут, он, размазывая по щекам слёзы, обзывал этих уродов самыми страшными ругательствами, какие только знал, вроде того, что именно из-за таких, как они, легализовали аборты.
Зрелище там действительно было печальным. Способом решения поставленной перед ними задачи – заставить Ников воевать и разрабатывать для этого новые виды оружия, Олег и компания выбрали создание невыносимых условий жизни. Для этого не брезговали ничем. Например, новорождённым Никам почти поголовно устанавливали «плохие» логосы, как мы их называли, то есть те, которые заставляли Ников играть в своей жизни отрицательные роли. Честно говоря, эти логосы мы сами когда-то разработали, планируя использовать их в том случае, если жизнь Ников станет скучной и неинтересной. Но до этого в нашей стране было ещё далеко, а вот в четырёх других уже давно почти все дети, вырастая, становились злодеями, в лучшем случае, просто негодяями. Такие уж наклонности были заложены в них от рождения, а жизнь только способствовала их реализации.
Во-вторых, Ников научили разговаривать, вернее, разрешили им это делать, в результате чего они очень быстро утратили свои телепатические способности. Дорога для лжи, недоверия и возникающих на их основе конфликтов была открыта.
Третьим способом достижения своей цели наши бывшие коллеги выбрали внедрение в страны Ников различных хищных зверей, вроде львов и крокодилов, - якобы для того, чтобы Никам было с кем сражаться, а для этого, опять же, создавать оружие. Получившиеся в результате уродцы имели мало общего со своими земными прототипами – наверное, вследствие дефективности мозгов или корявости рук своих создателей. Помните старую песню о волшебнике-недоучке: «сделать хотел грозу, а получил козу – розовую козу с жёлтою полосой, вместо хвоста – нога, а на ноге – рога…», ну, и так далее? Только здесь было намного хуже. Но и этого нашим недоучкам показалось мало: в одном из миров они начали эксперименты с генными мутациями – разработали методику получения гибридов различных животных и, как я понял, очень этим гордились. Представьте себе смесь крокодила-мутанта с дегенеративной коровой. Хотя, лучше не надо – всё равно не получится. Рядом с этим монстром даже Змей Горыныч выглядел бы, наверное, белым пушистым котёнком.
Сами Ники из-за постоянного кровосмешения между близкими родственниками, а также полного отсутствия медицины тоже вырождались. Хилые и низкорослые, они постоянно чем-то болели, а, если кто из них и умирал своей смертью, то редко доживал до пятидесяти лет. Этому, кроме всего прочего, способствовал ещё и климат: здесь никто не позаботился о том, чтобы отладить тот самый круговорот воды, над которым мы работали почти год, пока закончили. Дожди, если и шли, то только над морем или горами. Берега рек во многих местах давно превратились в зловонные болота, между которыми расположились безжизненные пустыри с голой, растрескавшейся землёй. Большинство лесов было вырублено, а оставшиеся жалкие поля едва могли прокормить немногочисленное население.
Такая вот апокалипсическая картина. Чтобы дополнить её, скажу только, что всё самое плохое, только появившись в одном из этих миров, тут же заботливо переносилось в остальные, наверное, чтобы там тоже не скучали. Всякая нечисть лезла из одного мира в другой, именно поэтому называть их параллельными можно было только условно – пересекались эти миры на каждом шагу. Технически сделать это было совсем несложно, учитывая то, что все четыре мира располагались на одном компьютере, - вот наши умники и старались вовсю проявить свои садистские наклонности.
Самое обидное, что всё это было абсолютно бесполезно, ни на шаг не приблизив их к достижению своей цели. Не имело никакого смысла изобретать новое оружие, да и не могли Ники это сделать на своём уровне развития. Ведь для того, чтобы замочить соседа или любовника жены, лазерная пушка или нейтронная бомба вовсе не нужны – достаточно ножа или дубинки. Трах по темечку – и всё, нечего морочить головы себе и другим. Ну, а с монстрами из животного мира Ники даже не пытались бороться. Сдались, можно сказать, без боя, только прятались от них в своих то ли норах, то ли пещерах, если, конечно, успевали это сделать.
Те разрозненные и бессистемные знания, которые пытались вдолбить в головы Ников, помочь им никак не могли. Зачем пещерному человеку теория электромагнитного поля? Всё равно, что козе баян.
Короче говоря, надо было что-то делать. Непонятно только, что именно, и, главное, есть ли вообще смысл этим заниматься. По этому поводу у нас с Колькой тогда возник жаркий спор, выявивший, как сказал Колька, системное различие наших мировоззренческих концепций. Где он только таких слов нахватался?
Кстати, в нашей жизни произошли серьёзные изменения. Во-первых, закончилась шпионская эпопея. Всё стало понятно, в том числе и самое главное – кто есть кто. Теперь не нужно было таиться, опасаться, что нас кто-то подслушает, ломать головы, пытаясь разобраться в коварных замыслах таинственных врагов. Это было, конечно, приятно. Во-вторых, наш рабочий день, став ненормированным, плавно перерос в рабочие сутки. Правда, и зарплата каждого из нас, по моим подсчётам, значительно превысила министерскую, если, конечно, учитывать только их официальные доходы. Справедливости ради следует заметить, что мы свои деньги не просто получали, а действительно зарабатывали непосильным трудом.
Как-то раз мы с Колькой, в очередной раз засидевшись на работе до трёх часов ночи, решили домой не ехать – уже не было смысла. Вернее, решил это один я, когда обнаружил, что Колька, приняв позу эмбриона, сладко посапывает в своём кресле. Попытавшись перетащить это безжизненное тело на диван, я только разбудил его обладателя. Когда, наконец, улеглись, уснуть уже не удалось: все мои попытки сделать это пресекались Колькой, который беспокойно ворочался, то и дело больно пиная меня в бок своими острыми локтями, и что-то бормотал себе под нос.
- Ты можешь хоть минутку полежать спокойно? – попросил я.
- Что-то жрать охота, - жалобно произнёс Колька в ответ.
- Все равно – нечего. Пиццу сюда не пустят, да ты её и не любишь. Давай чуток поспим, а утром я сбегаю в магазин – куплю чего-нибудь.
Колька притих, но ненадолго. Едва начав засыпать, я услышал идиотский вопрос:
- Вась, ты не спишь?
- Уже нет, - вздохнул я.
- Напомни мне сегодня утром, чтобы я не забыл дезактивировать свой вирус, - вежливо попросил Колька, - иначе в полдень он уничтожит всю систему. Только не забудь, хорошо?
Услышав это, я окончательно проснулся:
- Ты что, не сказал об этом Леопольду?
- О том, чтобы он напомнил?
- О вирусе, дурак.
- Нет, конечно, - удивился Колька, - кстати, от дурака слышу. А ты разве не знал? До этого как-то не дошло. Вот я и решил: пусть остаётся. Может, когда-нибудь пригодится. Бережённого бог бережёт. Надо ещё не забыть сегодня же распространить действие вируса и на параллельные миры: помирать – так всем.
Я вскочил с дивана и нервно забегал по комнате, поглядывая на продолжавшего спокойно валяться Кольку. Ну вот, опять тайны. А я-то думал, что всё закончилось. Действительно, дурак. Как раз сегодня, точнее, уже вчера, из моего кабинета убрали видеонаблюдение и всю прослушку. А, может быть, и не всю – как-то слишком демонстративно они это делали. Я, конечно, потом всё внимательно проверил, но поди знай, какие у них ещё есть шпионские заморочки. Если что-то осталось, то, казалось бы, после сказанного Колькой таиться уже нечего – всё и так ясно. Но, в случае чего, это можно будет подать как мелкую провокацию с нашей стороны, что-то вроде проверки на вшивость, типа, мы хотели убедиться, что нас действительно не подслушивают. А вот тема дальнейшего разговора, который нам теперь предстоял, в эту версию явно не вписывалась. Поэтому я громко зевнул и сказал как можно спокойнее:
- Ладно, Колька, пошутили – и хватит. Быстро одевайся – домой пора.

Доехав по пустым заснеженным улицам до того самого церковного скверика, в котором мы с Колькой когда-то обсуждали, почему Ники вдруг начали разговаривать, я остановил машину. В прошлый раз был тёплый летний вечер, сейчас – морозная декабрьская ночь. Как только мы вышли из машины, ледяной ветер тут же выдул остатки тепла из-под одежды и принялся хлестать по лицу твёрдыми колючими снежинками. Но отступать было поздно, тем более, что разговор предстоял серьёзный.
- Ну, говори, зачем меня сюда притащил, - начал Колька несвойственным ему раздражённым тоном.
- Злой ты, братишка, после полуночи, прямо граф Дракула какой-то.
- Не надо было будить.
- Это кто кого будил? – резонно заметил я.
Колька уселся на засыпанную снегом скамейку.
- Встань, ещё отморозишь себе что-нибудь, - во мне неожиданно проснулся уже подзабытый инстинкт Колькиной няньки.
- Не отморожу, - огрызнулся объект воспитания.
- Задница намокнет - потом на сиденье пятно останется, - продолжал занудничать я.
- Отстань, - грубо ответил Колька, но со скамейки поднялся. – Что-то я устал. Морально. Как посмотришь на то, что натворили эти уроды – жить не хочется. Зря мы, наверное, всё это затеяли.
- Так что же теперь, всё бросить?
- Почему бы и нет?
- А дальше что? – поинтересовался я.
- Начнём всё сначала. Не бойся – не пропадём. Я себе работу найду. Ты закончишь учёбу, получишь хорошую специальность. Будем жить, как все нормальные люди.
- Да кто нам даст? Думаешь, скажут: спасибо, ребята, за то, что вы для нас сделали, всего вам хорошего. Ну, а то, что плакали наши миллиарды – так это ничего страшного, новые заработаем.
- Справятся как-нибудь без нас, - отмахнулся Колька.
- Не справятся. Ты сам это отлично знаешь, а они – тем более.
- Давай тогда уничтожим всё к чёртовой матери.
- Ты вирус именно для этого оставил? – задал я вопрос, из-за которого, собственно говоря, и вытащил Кольку из лаборатории.
- Ну, да. Боюсь, что сам не смогу – рука не поднимется. А так проще. Вроде как забуду его дезактивировать – и всё. Или что-то помешает…
- Я это сразу понял, поэтому и привёз тебя сюда. Пойми: то, что ты сейчас сказал – это фарисейство чистой воды. А по сути – массовое убийство. К тому же, если мы уничтожим систему, то и себя заодно – тоже. Такое не прощается. Поэтому к убийству можешь смело добавить ещё и самоубийство. Подумай о загробной жизни.
- Можно сделать так, чтобы никто не догадался, что это мы виноваты, - неуверенно предложил Колька.
- Особенно после того, как ты в лаборатории только что на весь мир заявил о своём вирусе.
- Постой, так ведь прослушку сняли, - занервничал Колька.
- Кто тебе сказал?
- Кадыгроб.
- Нашёл, кому верить, - хмыкнул я. - Вообще, странно, с чего это вдруг он стал тебе докладывать? Я как-то не замечал между вами особой любви.
- Да я и сам удивился, - честно признался Колька. - Слушай, а если просто исчезнуть?
- Куда, ты не думал? Сравни наши и их возможности.
- Ладно, тогда оставим всё, как есть. Леопольд ведь попросил нас помочь, - сказал Колька, сделав ударение на слове «попросил». - Ответим ему, что не можем это сделать, и дело с концом.
- Насчёт конца не знаю, а то, что просьба Леопольда не подразумевает возможности отказа – это я хорошо понимаю, и тебе, кстати, советую. В лучшем случае проект закроют через несколько месяцев, а виновных в растрате бюджетных средств, причём – в особо крупных размерах, найдут ещё раньше. Не догадываешься, кто будет козлами отпущения?
- Догадываюсь. Тогда получается, что выхода у нас нет?
- Выход есть всегда – через окно. А если серьёзно, то какой-то философ сказал: «Свобода есть осознанная необходимость». Осознал – и свободен. Вот и нам надо просто принять, как должное, необходимость заставить-таки Ников создать хоть какое-нибудь оружие.
- Ты же знаешь: там таких дров наломали, что ничего уже сделать нельзя.
- Можно, - уверенно заявил я.
- И потом: я не могу участвовать, прямо или косвенно, в разработке оружия, - продолжал выделываться Колька. - Это противоречит моим убеждениям.
- Ты что, пацифист? Или тебе вера не позволяет?
- Не могу, и всё.
- Послушай, Колька. Ну, сам посуди. Изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными – это доказанный факт. Уже давно никто даже не спорит, что именно создание ядерного оружия предотвратило третью мировую войну. А когда придумали термоядерную бомбу, испугались настолько, что тут же дружно бросились разоружаться. Многие боевые самолеты, танки, почти всё стрелковое оружие гордо носят имена своих создателей: Кольт, Браунинг, Макаров, Калашников, наконец, ну, и так далее. Может быть, ещё появится и какая-нибудь хреновина Соловьёва – по мне, так ничего страшного, даже приятно. Ведь преступники – не те, кто создаёт оружие, а те, кто использует его для уничтожения людей.
Тут Колька и сделал то самое заявление насчёт несовпадения наших мировоззренческих концепций, потом хорошенько подумал и сказал:
- Слушай, я себе действительно что-то отморозил. Поехали на работу – погреемся, а заодно подумаем, как будем чистить эти Авгиевы конюшни.
- Только сначала заскочим в магазин, - предложил я. - Тут недалеко есть один круглосуточный. Купим чего-нибудь съедобного. А то боюсь, как бы среди нас не начались случаи каннибализма: у меня уже текут слюнки, когда я на тебя смотрю, и мысли какие-то нехорошие в голову лезут.
- Я – старый и невкусный, а вот ты выглядишь очень даже аппетитно, - сказал, облизнувшись, Колька, оценивающе посмотрев на меня своими вдруг заблестевшими в темноте глазами. - Не мешало бы тебя, конечно, немного подкормить, но, думаю, и так сойдёт. Я жирное мясо не люблю.
- Слушай, а ведь это действительно страшно, - честно признался я. - Кстати, ты не знаешь, у нас в роду случайно не было какой-нибудь нечисти, вроде вампиров или оборотней? Как-то странно мы себя ведём, особенно по ночам.
- Наверное, были, - подумав, согласился Колька. - Теперь понятно: всё это – тяжёлое наследие предков. Поэтому срочно валим в магазин. Будем считать, что домой мы уже съездили.

Глава 2

До отвала поужинав, а заодно и позавтракав, мы уселись решать, что будем делать с параллельными мирами. На сытый желудок всё оказалось не столь безнадёжно, как мы думали раньше. Обогащённая гемоглобином кровь начала поступать в наши измученные мозги, вслед за ней в головы одна за другой полезли гениальные идеи. Усталость как рукой сняло, отрицательные эмоции тоже не мешали – наверное, остались мерзнуть в заснеженном сквере, поэтому мы успели как следует подготовиться к очередной аудиенции у Леопольда, которая состоялась вечером того же дня.
Колька к тому времени был уже совсем никакой: слабо реагировал на происходящее, иногда и вовсе клевал носом. Напряжённая работа и бессонные ночи сказались-таки на его самочувствии, что в таком преклонном возрасте совсем неудивительно. Короче, мне опять пришлось отдуваться за двоих.
- Ну, что решили? Будете нам помогать? – Леопольд решил не тянуть кота за хвост, а взять быка за рога.
Я решил немного поторговаться:
- Учитывая, что последние полтора года мы только этим и занимаемся, речь в данном случае, как мне кажется, должна идти о взаимной помощи.
- Давай без этой казуистики. Да или нет?
- Да, но…
- Никаких «но», - перебил Леопольд. - Всё зависит только от вас. Сможете дать результат через полгода – слава и богатство вам обеспечены. Если нет – не обессудьте: будет очень плохо. Кстати, если бы вы отказались, плохо стало бы прямо сейчас. А что касается меня, то не сомневайтесь: сделаю всё возможное. Просите чего угодно. Наверное, нужны ещё люди?
- Разве что математики и нейрофизиологи, - почесал я затылок. - У нас есть несколько кандидатур, которых хорошо было бы привлечь к нашей работе. Список я могу вам дать сегодня же. Только имейте в виду: это очень хорошие специалисты, поэтому стоят они дорого.
- Это понятно. Здесь нужны лучшие из лучших – иначе толку не будет. Кстати, как вы оцениваете шансы на успех?
- Примерно пятьдесят на пятьдесят. Дело в том, что ваши люди…
- Уже не наши, - обозлился Леопольд. - И меня не интересует, что они натворили. Виновные будут наказаны за саботаж и злостное вредительство. Лучше расскажите, как вы собираетесь исправлять ситуацию.
Я хотел было поспорить с Леопольдом насчёт того, кто виноват в случившемся. По-моему, просто нельзя было поручать это дело некомпетентным людям. Но он и сам это, наверное, уже понял. А ещё мне кажется, что по ночам, втайне от всех, можно делать разве что детей – больше ничего хорошего всё равно не получится. Но кому сейчас интересно очередное обсуждение главного русского вопроса? Действительно, надо думать о том, что делать дальше. Поэтому я сказал:
- Мы, как и раньше, считаем эволюцию единственно возможным путём развития общества. Да, её необходимо направлять в нужную сторону, создавать условия для ускорения, где-то даже помогать и подсказывать, но делать всё это следует незаметно, так, чтобы Ники были уверены в том, что развиваются они благодаря своему труду, а не какой-то внешней силе. Иначе они будут заниматься только тем, что ждать очередного чуда и молиться на него.
- Всё это – только красивые слова, хотя, наверное, и правильные. Но что конкретно можно сделать именно сейчас?
- Я к этому и веду. Мы сегодня подсчитали, что компьютер, на котором сейчас размещены четыре страны Ников – давайте, чтобы не путаться, называть его вторым компьютером – может потянуть только две планеты, которые мы собираемся создать. Больше, кстати, и не нужно: это будут два технократических мира, соревнующихся между собой, но не подозревающих о существовании друг друга. Если считать, что первый мир – тот, который мы создали ранее, то эти два – соответственно, второй и третий.
Я немного помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил:
- Так вот, нынешние условия жизни в четырёх мирах на втором компьютере – я имею в виду природу и климат – настолько отвратительны, что улучшить их практически невозможно. Проще сделать так: один из миров – тот, который самый депрессивный, мы уничтожаем сразу. Это не будет большой потерей: Ники там уже почти вымерли. На его место копируем первый, то есть наш мир, конечно, без самих Ников и всего того, что они создали. В этот пустой, но благоустроенный мир переселяем всё лучшее, что есть в одном из оставшихся, после чего его тоже уничтожаем. На освободившееся место опять копируем первый, ну, и проходим этот цикл ещё раз. Последний из оставшихся миров, кстати, можно не уничтожать, а использовать, как музей или заповедник, в который переселить самые интересные экземпляры мутантов из четырёх нынешних миров. Получится что-то вроде сказочной страны. Это может быть интересно.
- Как много времени займёт весь этот процесс? – деловито поинтересовался Леопольд.
- Несколько дней, максимум – неделю, - ответил я. - Технически это несложно. Проблема в другом: как определить, кого именно из Ников нужно переселять в новые миры, как объяснить им то, что произойдёт, и, самое главное, как использовать это переселение в качестве толчка, который направит развитие Ников в нужное, конструктивное русло. Логосы у них построены так, что система может автоматически фиксировать не только совершённые обладателем каждого логоса преступления, а и наличие у него преступных намерений. Но дело в том, что в этих четырёх мирах практически все их обитатели если ещё и не преступники, то с удовольствием готовы стать ими при первом же удобном случае. Таким образом, по этому признаку отбор производить невозможно. Исправление логосов – процесс индивидуальный и очень длительный: для сотни тысяч Ников, населяющих эти миры, он займёт много лет – мы не можем себе этого позволить. Остаётся одно: внедрить в общество Ников нашего агента, который поведёт их за собой, объясняя, что к чему и наставляя, так сказать, на путь истинный, будет выполнять функции проповедника, миссионера, духовного лидера, может, даже мессии. Те, кто ему поверит и пойдёт за ним, - будут переселены в новый мир, остальные погибнут вместе со старым как нераскаявшиеся грешники. После переселения этот агент должен научить Ников правилам жизни в новом мире, направить их развитие в нужную сторону.
- Вы думаете, они ему поверят? – спросил Леопольд.
- Обязательно, особенно после того, как он продемонстрирует им какие-нибудь чудеса. Например, исцелит нескольких больных, показательно накажет самых отъявленных негодяев, вызовет дождь…
- Дождь – это сложно. Лучше – землетрясение, или солнечное затмение, например, - неожиданно подал голос Колька. Оказывается, он не спал.
- Неважно: главное, что тогда и само переселение в новый мир будет воспринято Никами как наказание для грешников и награда ставшим на путь исправления.
- Как вы собираетесь внедрять этого агента? – продолжал допрос Леопольд.
- Очень просто: установим мой логос одному из Ников, вернее, лучшему из них. Для этого надо будет выбрать кандидата, удовлетворяющего следующим требованиям: во-первых, он должен быть мужчиной, во-вторых, пользоваться авторитетом в обществе, в-третьих, не быть законченным подонком.
- Трудновато будет, - опять встрял Колька, - по-моему, мужики там все – козлы и уроды. Сможешь полгодика пожить в женском теле?
От неожиданности я даже забыл сказать Кольке всё, что после этого о нём думаю, а только промямлил:
- Сомневаюсь… А сексом как заниматься? С мужиком я не смогу…
- Станешь лесбиянкой, и всех делов.
Не знаю, чем бы закончился этот диалог, но Леопольд вернул нас на грешную землю:
- Прекратите немедленно. Василий Иванович, ты лучше объясни, почему именно твой логос, и вообще, разве такое возможно?
- А, ну да… Мы полтора года разрабатывали методику копирования логосов с живых людей и установки их обратно. Практически всё готово – осталось провести испытания на добровольце, то есть на мне. Очень удачно получилось, что эта разработка сразу сможет принести пользу.
- Это опасно? – Леопольд неожиданно решил проявить заботу о своих подчинённых.
- Не очень, - поспешил заверить я, - само по себе копирование логоса совсем неопасно, но я хочу, чтобы мне его установили обратно после того, как закончу там все свои дела. Я должен помнить о своей жизни среди Ников – это неоценимый опыт для дальнейшей работы. Наши специалисты считают, что всё то время, пока один из Ников будет жить с моим логосом, я должен провести без сознания. Иначе у меня в голове произойдёт какой-то конфликт – не помню, как это точно называется, короче, я могу сойти с ума. Так что вам придётся какое-то время обходиться без меня.
- А как же быть со вторым миром? Я имею в виду тот, который будет переселяться следующим, - спросил Леопольд.
- Скорее всего, там тоже буду я, точнее, другой Ник с моим логосом.
- Какая-то монополия у нас получается. Никакой конкуренции. Боитесь померяться силой с кем-то другим?
- Так ведь других добровольцев нет, - развёл я руками. - Колька, то есть, извините, Николай Иванович, хотел, конечно, но здесь без него никак нельзя. А заставлять я никого не имею права.
- И не надо. Без меня, я надеюсь, вы какое-то время справитесь?
Я не сразу понял, что Леопольд имеет в виду. Зато Колька вдруг зашевелился и сказал:
- Если мы правильно поняли…
- Да, - перебил Леопольд, - или вы мне не доверяете?
- Леопольд Юрьевич у нас – академик, и в Афганистане воевал, - неожиданно принялся пиарить своего начальника Кадыгроб, о котором уже все успели позабыть.
- Конечно, доверяем, - поспешил заверить я. - А если вдруг что-то случится?
- Кто-то только что доказывал, что это не опасно, - безапелляционно заявил Леопольд, и тут до меня, наконец, дошло, что все его расспросы о рискованности данного мероприятия были вызваны заботой вовсе не о нашей безопасности, а о своей собственной жирной заднице. - Всё, вопрос решён. Теперь о сроках. Переселение необходимо завершить не позже, чем через две недели. Иначе можно и не начинать. Исходя из этого, сегодня же разработайте подробный план действий, а с завтрашнего утра я в полном вашем распоряжении.

На следующий день, ровно в девять утра, Леопольд, как и обещал, появился в лаборатории, заполнив её почти всю своим необъятным телом.
По плану, который мы с Колькой разработали накануне, в течение ближайших трёх дней предстояло сделать очень многое. Во-первых, выбрать среди всех Ников, населяющих два параллельных мира, кандидатов, наиболее подходящих для установки наших логосов. Во-вторых, придумать, каким образом я и Леопольд, оказавшись в чужой, совершенно незнакомой обстановке, будем решать поставленные перед нами задачи. В-третьих, учитывая, что сделать это мы могли только в тесном взаимодействии с лабораторией, необходимо было разработать способы такого взаимодействия. Ну, и наконец, самое главное: я и Леопольд должны были успеть хоть немного ознакомиться со средой обитания, в которую мы попадём.
Подходящих Ников выбрали быстро: собственно, там и выбирать было почти не из кого. Мне достался довольно неприятный субъект по имени Фёдор, тридцати лет от роду, живший со своей женой Варварой в тесной землянке на берегу моря. От своих соплеменников он отличался разве что необычной по их меркам порядочностью, заключавшейся в том, что из-за своего слабого здоровья почти не пил, поэтому никого не успел убить и даже как следует ограбить. За это некоторые соплеменники его даже немного уважали, но большинство считало придурком. Конечно, не бог весть какой выбор, но на безрыбье, как говорится, и раком станешь. Других вариантов просто не было.
Леопольду, по-моему, повезло немного больше. В предназначенном для него мире жил благородный разбойник Прохор, развратник и пьяница, который вместе с бандой таких же, как и он сам, отморозков увлечённо грабил богатых и помогал бедным. Словом, такой себе Робин Гуд местного разлива. Конечно, богатство и бедность – понятия относительные, но, по-моему, в их мире царила такая поголовная нищета, что ограбить кого-нибудь, пусть даже самого богатого, означало лишить его последних средств для существования. А слухи о том, что Прохор якобы помогал бедным, были вообще, мягко говоря, сильно преувеличены. Тем не менее, народ считал его героем и даже без всяких чудес готов был идти за ним хоть на край света.
Я два дня почти безвылазно провёл в камере наблюдения, пытаясь вжиться в образ своего Фёдора: изучал его повадки, манеру поведения, то, как он ест, разговаривает, общается с женой и соседями. Кстати, во всех четырёх мирах Ники довольно сносно болтали на чисто русском языке, почему-то с лёгким вологодским акцентом.
Леопольд, как ни старался, но в кресло камеры наблюдения поместиться не смог, поэтому был вынужден ограничиться дисплеями комнаты обзора. Зато мне не мешал. А, учитывая то, что у него имелось немного больше времени на вхождение в роль – по плану он должен был отправиться в свой мир через два дня после меня, в этом не было ничего страшного.
Вообще, Леопольд оказался на удивление нормальным мужиком. Много шутил, называл себя моим дублёром, космонавтом номер два, радовался тому, что классно проведёт свои новогодние каникулы – гораздо лучше, чем мог бы это сделать где-нибудь, например, в Таиланде. Как-то вечером, накануне моего «отлёта», Леопольд излил мне свою душу:
- Знаешь, Василий Иванович, как я хочу ещё хоть немного пожить в молодом, стройном и здоровом теле. Ты, наверное, не поверишь: я ведь не всегда был таким, как сейчас. Ранили меня в Афганистане, казалось бы, ничего страшного: нарушился обмен веществ, а вот что из этого получилось. Хотя, с чего это я нюни распустил: всё у нас с тобой отлично, а будет ещё лучше. Главное – самим этого захотеть.

Утром следующего дня, лёжа на специально подготовленной для такого случая кровати, опутанный, как муха паутиной, проводами, я выслушивал последние Колькины наставления.
- Сейчас тебе сделают укол, ты уснёшь, а проснёшься уже в теле Фёдора. У тебя будет время для того, чтобы немного освоиться. Под кроватью найдёшь фонарь и электрошокер: их мы создадим в твоём мире сразу после того, как убедимся, что с тобой всё в порядке. Мощность фонаря…
- Да знаю я.
- Не перебивай,… регулируется от десяти до тысячи ватт. Аккумулятор хороший, но при полной мощности его хватит только на пять часов. Так что не увлекайся. Электрошокер действует на расстоянии до двадцати метров. Синяя кнопка – пять киловольт, красная – пятьдесят. Такое напряжение убивает мгновенно, поэтому её старайся не нажимать, разве что в крайнем случае. Когда пользуешься, держи эту штуковину в вытянутой руке. Если понадобится ещё что-нибудь – говори. Все твои действия будут записываться и просматриваться на дисплеях. Максимальная задержка просмотра – три часа по твоему времени, которое будет течь всего лишь в двадцать раз быстрее нашего. Правильнее было бы вообще сравнять их скорости, но в таком случае ты ничего не успеешь. Как только потребуется наша мгновенная реакция, система автоматически сравняет скорости времён – твоего и нашего. Но учти: чем чаще такое будет происходить, тем меньше у тебя будет оставаться времени на то, чтобы выполнить задание. Вообще, за пять-шесть месяцев ты должен подготовить всех Ников своего мира к переселению, выбрать среди них достойных этого, ну, и научить, как жить в новом мире. Каждый час, прожитый тобой в нашем времени, отнимает от этого срока почти сутки. Поэтому, по возможности, старайся обходиться своими силами. Действуй по обстановке: ты хитрый, справишься как-нибудь. Конечно, когда будешь демонстрировать чудеса, это потребует наших синхронных действий в реальном времени. Поэтому занимайся этим только при больших скоплениях народа – так будет эффективней.
Информация от нас будет поступать к тебе в виде обычных записок, которые ты будешь находить в своей одежде каждое утро. Если понадобится что-то срочное, дадим знать как-нибудь иначе. За нас не волнуйся: всё сделаем, как надо. А спецэффекты обеспечим такие, что мало не покажется.
- Главное, чтобы Никам не показалось. Меня другое волнует: как бы Наташка не родила, пока я тут буду валяться.
- Ничего страшного – сама справится, а будет надо – поможем. Всё, что от тебя требовалось, ты уже сделал, - успокоил Колька. - Жаль, конечно, что Новый год придётся встречать без тебя: боюсь помереть от скуки. Ладно, как-нибудь переживём, тем более, всего-то неделю. Теперь последнее. Когда закончишь там все свои дела, твой логос будет скопирован с Фёдора и установлен тебе обратно. То же самое – если с Фёдором случится какая-нибудь беда. В худшем случае, вдруг что-то не сработает, последним твоим воспоминанием в момент пробуждения будет этот наш разговор. А что случится с Фёдором после того, как ты его покинешь – это решай сам. Если захочешь одновременно жить и в своём теле, и в теле Фёдора до самой его смерти – пожалуйста.
Колька немного помолчал, потом закончил:
- Ну ладно, пора. Спокойной ночи, Васька.
- До скорой встречи, братишка, - ответил я, отлично понимая, что увижу его теперь нескоро, а ночь спокойной не будет. Потом почувствовал укол и сразу заснул.

Глава 3

Проснулся я в землянке. Низкий потолок на прогнувшихся, почерневших от времени деревянных балках, бревенчатые стены, земляной пол, кривобокая лестница, прислонённая к стене – это выход, под самым потолком – несколько маленьких отверстий для освещения и вентиляции, вместо мебели – широкая деревянная кровать, грубо сколоченный стол, сундук и две лавки. Интерьер знакомый – всё это я уже видел в камере наблюдения. Только теперь я, лёжа под рваным одеялом на кровати рядом с мирно спящей Варварой – своей новоиспечённой женой, удивлённо обозревал окружающий мир глазами Фёдора. Было холодно, а воняло так, что текли слёзы. Не буду описывать эту восхитительную смесь изысканных ароматов – боюсь, как бы вас не стошнило. Всё тело чесалось, голова раскалывалась, во рту чувствовался отвратительный привкус, - думаю, вы поймёте, почему я решил сегодня же потребовать увеличения зарплаты. Но делать нечего – надо вставать, умываться, чистить зубы, делать зарядку, и вообще – постараться поскорее привыкнуть ко всему этому безобразию.
Пошевелив для начала руками и ногами, я откинул одеяло и сел на кровати. Как и следовало ожидать, больше всего воняло моё собственное немытое тело. Фёдор спал в том же, в чём ходил: грязные полотняные штаны и такая же рубашка, длиной почти до колен.
Сделав несколько неуверенных шагов, я тихонько, чтобы не разбудить Варвару, поднялся по шаткой лестнице и выглянул наружу. Ничего страшного вокруг не обнаружил, поэтому вылез целиком. Здесь было намного теплее, чем в землянке, а, главное, не так сильно воняло. Окружающий меня безрадостный пейзаж ничем не отличался от того, который я видел в камере наблюдения. В нескольких метрах от меня начиналась плавно спускающаяся вниз полоса, метров, наверное, сто шириной, топкого болотистого берега моря. Серые морские волны тихонько плескались вдали, маня к себе, но, увы, добраться до них было, судя по всему, невозможно. С противоположной от моря стороны весь обзор загораживал невысокий пологий холм, поросший чахлой травой. Небо было затянуто сплошной серой тучей, из-за которой чуть более светлым пятном едва проглядывало солнце.
Возле землянки, среди кучи мусора, стояла большая деревянная бочка с водой. Больше всего на свете мне сейчас хотелось помыться, поэтому я быстренько снял с себя рубашку и штаны. Нижнего белья не оказалось: Фёдор его почему-то не носил, а, может быть, здесь так принято. Полюбовавшись немного своим новым телом, я подумал: а не стоило ли принять Колькино предложение и какое-то время побыть женщиной? Потому что зрелище было совсем печальным: бледная, с каким-то нездоровым сероватым оттенком кожа туго обтягивала торчащие из-под неё кости. Длинные грязные волосы, усы и борода, свисая ниже плеч, противно щекотали спину и впалую грудь. На животе и внутренней части бёдер, почти до колен, росли густые длинные волосы, полностью скрывая под собой моё хилое мужское достоинство. От вида всего этого меня чуть не стошнило. Чтобы отвлечься, я, схватив ковшик, валявшийся на земле, принялся ожесточённо мыться, поливая себя водой из бочки – залезть в неё целиком не решился, побоявшись развалить это ветхое сооружение.
Услышав за спиной шум, я оглянулся и увидел заспанное лицо вылезающей из-под земли Варвары. Хотел было с ней поздороваться, но не успел: Варвара испуганно вскрикнула, её глаза закатились, потом голова исчезла, раздался звук падающего тела. Стало даже немного обидно за Фёдора: какой-никакой, а всё-таки муж. Хотя, может быть, у здешних баб так заведено – при виде голого мужика падать в обморок. Тогда понятно, почему в этом мире такая низкая рождаемость.
К сожалению, купание пришлось временно прервать: надо было срочно спасать жену. Спустившись в землянку, я первым делом нечаянно наступил в темноте на лежащую возле лестницы Варвару. Судя по тому, как она при этом взвизгнула, ничего страшного с ней не случилось. Поэтому, чтобы не травмировать нежные чувства жены, я решил вначале одеться. Найдя в сундуке относительно чистые штаны, натянул их на себя, потом ещё достал из-под кровати обещанные Колькой электрошокер и фонарик, спрятал их в карманы, только после этого принялся тормошить Варвару.
Открыв глаза, она спросила с трагичными нотками в голосе:
- Что с тобой, Фёдор?
Я так и не придумал, что ответить, поэтому просто сказал:
- Вставай, Варя. Пол холодный – ещё простудишься.
- Как ты меня назвал? – испуганно прошептала она.
Ну вот, опять что-то не так. Похоже на то, что я плохо играю роль Фёдора. Конечно, у меня было совсем мало времени на то, чтобы вжиться в его образ. Ну и чёрт с ним, с этим Фёдором, будем считать, что он изменился в лучшую сторону.
Я помог Варваре подняться с пола, усадил её на лавку, сам тоже сел, обнял жену и нежно спросил:
- Вот скажи: как я тебя раньше называл?
- Ну, по-разному: эй ты, сука, стерва, шлюха, дура… - Варвара, опустив глаза и покраснев, ещё долго продолжала перечисление своих имён. Я подивился словарному запасу Фёдора и богатству его воображения.
- Так вот, теперь я буду называть тебя ласково: Варя, Варенька, милая, любимая, ну, и тому подобное. А ты меня – тоже какими-нибудь хорошими словами. Давай устроим соревнование: кто придумает самое нежное и забавное прозвище. Договорились?
- Что, и бить меня не будешь? – недоверчиво поинтересовалась она.
- Конечно, нет, - поспешил заверить я, но потом, просто так, на всякий случай, решил оставить себе немного свободы для манёвра:
- Хотя, милая, я ещё посмотрю на твоё поведение.
- Я буду очень-очень хорошо себя вести, правда, Ф-федя, вот увидишь. Ты только, пожалуйста, не дерись. Разогреть тебе поесть?
После того, как мы вместе похлебали из одной большой миски какого-то варева, отвратительного на вид, непонятного по составу, но, как ни странно, довольно вкусного, я предложил Варваре выйти наверх, чтобы искупаться: вдвоём ведь это делать намного удобнее – можно поливать друг друга из ковшика. Потом долго уговаривал её раздеться. Она согласилась только после того, как я показал ей пример, правда, при этом опять чуть не хлопнулась в обморок.
Фигурка у Варвары оказалась очень даже ничего. До моей Наташки ей было, конечно, далеко, но ведь и мне до Васьки – тоже. Я заметил, что начинаю думать о самом себе, лежащем сейчас на кровати в окружении проводов, как о постороннем человеке. Тот Васька находился совсем рядом от меня, по сути, в соседней комнате, но, одновременно, и бесконечно далеко, будучи абсолютно недосягаемым.
Эти философские размышления не помешали мне, возбудившись, потащить Варвару назад, в землянку, где мы с ней немного покувыркались на кровати. Оказалось, что она не занималась этим со мной, то есть с Фёдором, уже несколько месяцев и давно поставила крест на своей супружеской жизни. Поэтому то, что произошло сегодня, она восприняла как великое чудо и теперь была готова ради меня на всё.
Вот так и получилось, что первого встреченного мною жителя этого мира я перетянул на свою сторону всего за час с небольшим, причём без каких-либо спецэффектов. Правда, им оказалась моя жена, надеяться же на то, что такой номер пройдёт с остальными, наверное, не стоило. Но на помощь Варвары я очень рассчитывал. Во время обеда я ей предложил:
- Варя, что это мы всё одни да одни? Давай сегодня вечером пригласим в гости кого-нибудь из соседей. Посидим, поговорим, я расскажу одну очень интересную историю.
- Ты что, Феденька, у нас это как-то не принято. Даже не знаю, кого…
- У тебя что, подруг нет?
- А кто это? – выпучила глаза Варвара.
- Ну, с кем-нибудь ты общаешься?
- Разве что с Катериной да Фроськой, ну, ещё иногда с Пелагеей, которая возле реки живёт.
- Вот сходи и позови, - ласково попросил я, - а ещё лучше – пусть с мужьями приходят. Скажи, что не пожалеют – будет интересно.
- Федь, ты что, не боишься? – удивилась Варвара. - У Фроськи, говорят, муж – бандит с большой дороги, а Катькин сожитель, как же его..., а, Семён – тот, вообще, столько народу зарезал, что уже сам со счёту сбился. У Пелагеи-то, конечно, алкаш, но тихий.
- Никого я не боюсь, - храбро заявил я.
- Даже Великого и Ужасного Ника?
Я сразу навострил уши: похоже, сейчас узнаю кое-что интересное.
- Почему я должен его бояться?
- Ну, а как же иначе? – Варвара недоумённо пожала плечами. - Наверное, потому, что он ужасный.
- А мне кажется, что нет, - упрямо возразил я. - Вот расскажи: что ты о нём знаешь?
- Великий и Ужасный Ник – наш прародитель. Он видит всё, что мы делаем и знает всё, что мы думаем. Хороших людей убивает и забирает к себе в свой прекрасный мир, а плохих заставляет мучиться здесь, - оттараторила Варвара, как школьница – вызубренный урок.
Услышав такое, я совсем офигел. Мудро – ничего не скажешь. Если такова суть их религии, тогда понятно, почему они так плохо живут. Хотя, похоже, кое-что из этого в моём деле может пригодиться. Надо хорошенько подумать. А пока я сказал:
- Вот видишь, Варя, ну чего мне бояться? Того, что Великий и Ужасный Ник оставит меня здесь мучиться? Я и так мучаюсь. Или того, что Семён или кто-нибудь другой меня зарежет? Но ведь тогда я могу попасть в прекрасный мир, жить там с хорошими людьми, и тебя с собой заберу. Разве не так?
Варвара немного подумала, прежде чем ответить:
- Какой ты у меня всё-таки умный, Феденька. И смелый. Ладно, я побежала, хорошо?

Пока Варвара бегала к соседям, я, развалившись на кровати, провёл первый сеанс связи с центром.
- Эй, Колька, или кто там меня слышит? До завтрашнего утра вам придётся кое-что мне передать. Записывайте: зубную щётку и пасту, ножницы, расчёску, зеркало, станок и гель для бритья, мыло – хозяйственное и туалетное, да побольше, шампунь от перхоти, какое-нибудь средство от вшей: по-моему, у меня в волосах кто-то живёт, да, ещё что-нибудь, чем делают эпиляцию, только с инструкцией. Ну вот, пока всё. Сегодня смотрите внимательней: я, может быть, кого-нибудь пообещаю исцелить, а вы уж постарайтесь поскорее выполнить мои обещания. Конец связи.
К тому времени, когда Варвара привела званых гостей, я успел навести почти идеальный порядок в землянке и возле неё. Весь мусор сгрёб в одну большую кучу и поджёг. Костёр весело запылал под серым небом, оживляя собой унылый пейзаж. Увлечённо работая, я одновременно размышлял, как использовать в своих корыстных целях басню о Великом и Ужасном Нике. Кажется, кое-что придумал.
Увидев гостей, я сразу понял, что мои самые худшие опасения подтвердились. Если Варькины подруги ещё хоть как-то походили на людей, то об их муженьках этого сказать было уже нельзя. Друг от друга они отличались только размерами, а в остальном все трое могли бы служить отличными наглядными пособиями для социальной рекламы о вреде алкоголя: заросшие, грязные, бородатые, воняющие перегаром метров за двадцать вокруг себя. Из-под буйной растительности на их лицах виднелись только красные носы и огромные синие мешки под глазами. Если добавить к этому сведения, полученные от Варвары, то вывод напрашивался сам собой: будет нелегко.
Удивлённые уже самим фактом приглашения, гости, судя по их поведению, были просто сражены наповал чистотой и порядком в моём хозяйстве, особенно заметными в свете горящего костра. Я решил, что единственный способ добиться успеха – продолжать шокировать их и дальше, не давая возможности опомниться. Поэтому, забравшись на бочку с водой, я завыл самым страшным голосом, который только смог извлечь из горла Фёдора:
- Великий и Ужасный Ник приветствует своих презренных потомков! Сегодня ночью он посетил меня во сне и промолвил: «Фёдор, я даю тебе часть своей великой и ужасной силы. Используй её для того, чтобы выбрать среди моего народа достойных и повести их за собой в новый, прекрасный и светлый мир, где все они станут счастливы и богаты. Только те, которые искренне раскаются в своих грехах, прекратят пьянствовать, грабить и убивать, начнут трудиться для своего блага: строить дома и дороги, обрабатывать землю, любить своих жён и мужей, рожать детей и заботиться о них, - пойдут за тобой. Остальные останутся здесь и будут вместе с этим миром вечно гореть в огне».
Красное зарево от догорающей мусорной кучи создавало, по-моему, неплохой фон для всей этой сцены. Как только я произнёс последнюю фразу своего выступления, куча с оглушительным треском просела, в небо взметнулся огненный фонтан искр. Большинство моих слушателей, закрыв головы руками, рухнули на колени. Но один из мужиков, судя по всему, тот самый Семён, который резал всех подряд, неожиданно заорал:
- Ты зачем, придурок, меня сюда звал? Даже не нальёшь, козёл?
Потом, достав из-за пазухи длинный ржавый нож, он двинулся в мою сторону. Мне пришлось воспользоваться электрошокером. Со стороны это, наверное, выглядело эффектно: вытянув руку по направлению к Семёну, я крикнул: «Раскайся, грешник», - и нажал синюю кнопку. Семён рухнул на землю, несколько раз дёрнулся и затих. Наступила напряжённая тишина. Я решил несколько сбавить обороты: если так пойдёт и дальше, то скоро слушать меня будет некому. Не только Семён, но и все остальные уже лежали на земле. Знаете такую позу: лицом вниз, руки на затылок?
- Встаньте. Он будет жить, - сказал я, указывая на лежащего Семёна. - Великий и Ужасный Ник даёт этому подонку ещё один шанс, чтобы исправиться, а иначе суждено ему вечно гореть в огне. А вы, дети мои, подумайте над тем, что я сказал. Если хотите отправиться со мной в прекрасный мир – сегодня же начинайте жить по-новому, как я вас учил. А завтра приходите в это же время, приводите побольше народу. Великий и Ужасный Ник дал мне силу не только карать грешников, но и лечить больных, правда, только тех, кто сам захочет излечиться и начать новую, счастливую жизнь.
Услышав противное карканье, я обернулся на этот звук и увидел вылетающую из-за холма крылатую тварь, отдалённо напоминающую крокодила с крыльями летучей мыши. Она летела к догорающему костру, как бабочка на огонёк. Подпустив этого монстра поближе, я нажал на красную кнопку электрошокера. Тварь пролетела у нас над головами на бреющем полёте, спикировала и грузно плюхнулась на мокрую грязь морского берега. Похоже, с ней было покончено. Спрыгнув с бочки, я поднял с земли Варвару и, нежно обняв её, повёл домой, сказав остальным на ходу:
- Расходитесь по домам, и Семёна заберите. Помните, о чём я говорил?

Я долго втолковывал напуганной до смерти Варваре, что бояться меня не надо, потому что никакой я не страшный, а, наоборот, очень даже хороший, и как сильно её люблю. Слова пришлось подкрепить делом, причём несколько раз. Когда Варвара, наконец, успокоилась, мы вместе с ней, немного отдохнув, приготовили ужин. Пришлось вспомнить свои былые кулинарные навыки, как из ничего сделать что-то съедобное. Потом стемнело, и мы уснули.
Проснувшись утром и нигде не обнаружив жены, я первым делом заглянул под кровать. Нашёл там несколько брусков мыла, ножницы, расчёску, коробку с какими-то пластырями и записку, как оказалось, от Кольки. Его корявым почерком там было нацарапано целое послание. Ниже привожу полный текст вместе с моими комментариями, которые я давал по ходу чтения, зная, что меня услышат.
«Васька, ты молодец. Если будешь и дальше продолжать в таком же темпе, то, может быть, всё успеешь сделать даже раньше срока. Только не забывай, что у нас тут время течёт немного медленнее, чем в твоём мире. Ещё и часа не прошло, как ты уснул, а тебе уже столько всего надо. Мы тут все с ног сбились, но всё равно ничего не успеваем…»
- Знаю я, почему не успеваете. Небось, собрались перед экранами, смотрите порнуху со мной в главной роли, и ржёте, как жеребцы. Вот вернусь – всех уволю. Хотя нет, это я пошутил. Ладно, что тут дальше?
«Поэтому не смогли передать всё, что ты просил. Остальное получишь завтра, потерпи немного. Насчёт шампуни и геля – это ты, конечно, загнул. Может, ещё захочешь лак для ногтей или крем от морщин? Короче, кончай корчить из себя метросексуала, а давай – приспосабливайся к условиям окружающей среды. Бороду и усы не спеши подстригать: будешь, как белая ворона, а вот эпиляцию на животе и ногах сделай поскорее, а то смотреть противно»
- Ага, что я говорил? Не нравится – не смотрите, - пробурчал я в ответ, потом, на всякий случай, добавил:
- Кстати, если кому-то в голову пришла бредовая мысль о том, что я веду здесь аморальный образ жизни, советую её поскорее забыть. Это у меня работа такая, а Варвара – моя законная жена. Но если кто наябедничает об этом Наташке – точно убью, когда вернусь. На этот раз я не шучу.
«Не обещай всем подряд исцеления: нам это будет сложно сделать. Алкоголиков, хромых, горбатых и тому подобное, я думаю, вылечим, а насчёт рака или последствий инсульта – не знаю, может и не получиться. В любом случае, не обещай выздоровления раньше, чем через неделю. Ну, пока всё. Удачи»
Я заказал нашим ещё какую-нибудь штуковину для усиления голоса – он у Фёдора оказался слабоватым, и петарды, которые решил бросать в костёр во время своих выступлений перед народом для усиления их эффекта.
Как только закончился сеанс связи, в землянку впорхнула счастливая Варвара. Пока я отсыпался после бурного вчерашнего дня, она успела приготовить завтрак и оббежала ещё нескольких соседей, которых тоже пригласила прийти к нам сегодня, всячески рекламируя чудесные превращения, случившиеся с её Фёдором. Я сильно подозреваю, что при этом Варвара делала особый упор на внезапно проснувшуюся у него могучую мужскую силу – во всяком случае, сейчас она только об этом и могла думать. Может быть, оно и к лучшему: такая реклама должна заинтересовать женскую половину местного населения, ну, а на своих мужей они уж как-нибудь повлияют.
Позавтракав, мы с Варварой искупались, постирали всё, что можно, в нагретой на костре воде, к тому же с мылом, чего здесь, наверное, никто не делал уже много лет. Потом подстригли друг друга, и Варвара приступила к эпиляции всего моего тела, которая неожиданно оказалась довольно-таки приятной процедурой, хотя, конечно, и очень болезненной. После этого мне довелось ещё несколько раз продемонстрировать возбуждённой Варваре свои способности – аппетит, как известно, приходит во время еды, а после обеда к нам привалила целая толпа народа – человек пятьдесят, не меньше. Моя популярность, судя по всему, росла.
Во время своего выступления я на этот раз постарался обратить внимание зрителей на светлую сторону моей великой силы, потому что все они и так уже были изрядно напуганы. Забравшись, как и вчера, на бочку с водой, произнёс короткую вступительную речь, в которой сообщил, что все, кто искренне раскается в своих грехах и сегодня же начнёт новую жизнь, очень скоро отправятся вместе со мной в прекрасную страну, где станут счастливыми, богатыми и здоровыми. А тех, кто уже успел очистить свои мысли от скверны и хочет выздороветь для того, чтобы служить людям, я могу исцелить прямо сейчас, то есть в ближайшее время. Спросил, кто считает себя достойными этого – оказалось, что все. Похоже, скромность здесь не считается пороком. Пришлось слазить с бочки и, подойдя к каждому по очереди, положив ему руки на плечи и пристально глядя в глаза, расспрашивать: как, мол, живёшь, чем занимаешься, какие грехи совершил в своей жизни, готов ли в них покаяться, от чего хочешь исцелиться и так далее. Большинство, конечно, врало напропалую – это было заметно по глазам и, вообще, по их поведению. Таким я отвечал примерно следующее: «Ты пока не убедил меня в чистоте своих помыслов, попробуй изменить свою жизнь, а потом мы ещё вернёмся к этому разговору». Некоторые, правда, очень немногие, производили впечатление нормальных людей, только уж очень несчастных. Троим из них, имеющим явные внешние признаки болезней, которых, как мне казалось, можно быстро вылечить, я пообещал скорое выздоровление, если, опять же, они сами того очень захотят.
Я понимал, что наши программисты, к сожалению, не смогут исцелить всех нуждающихся, поэтому старался не раздавать пустых обещаний – это, кроме всего прочего, могло подорвать мой авторитет. Решил сразу же после переселения в новый мир заняться развитием медицины, а пока в своих выступлениях призывать к здоровому образу жизни.
Вся процедура обхода заняла часа два, не меньше. Несколько раз она прерывалась появлением всё новых и новых тварей, которые лезли со всех сторон, привлечённые, наверное, большим скоплением людей. Не буду описывать этих монстров – я, честно говоря, старался к ним особенно не присматриваться: уж очень они были мерзкими. Их всех я прикончил проверенным вчера способом: электрошокер действовал безотказно, а мой рейтинг при этом рос на глазах.
Ну, а когда солнце начало прятаться за горизонт, я опять залез на бочку и заявил, что через два дня и три ночи, на рассвете, отправлюсь в путешествие по всей стране, в которое возьму с собой нескольких помощников – самых достойных из желающих. Остальные же, оставшись дома, должны будут каждую минуту доказывать, что они хотят переселиться вместе со мной в новый прекрасный мир. Великий и Ужасный Ник будет лично следить за каждым из них и, в зависимости от его поведения, решит, достоин он этого или нет.

Точно в назначенный срок я отправился в гастрольное турне по всей стране. Группа поддержки состояла из пяти человек. Трое из них – те самые, которым я пообещал выздоровление и к тому времени, благодаря нашим ребятам, успел это обещание выполнить. Я не силён в медицине, но даже мои скромные познания позволили определить, что скромная девушка Настя, например, больна сколиозом – судя по горбу на спине и одному плечу, сантиметров на пятнадцать ниже другого, у неё был искривлён позвоночник. Огромный добродушный мужик Демид был с головы до ног покрыт лишаями, поэтому чем-то напоминал лягушку красного цвета, а у шустрого и смышлёного парнишки Ивана была заячья губа, да ещё и волчья пасть в придачу. Всего несколько дней назад каждый из этой компании своим внешним видом мог напугать до смерти любого смельчака, теперь же все они были абсолютно здоровы, можно сказать, даже красивы, а, главное, готовы сделать для меня всё, что угодно. Четвёртой была жена Демида Татьяна, ну, а пятой, понятное дело, Варвара.
Вообще, желающих сопровождать меня в этом путешествии было гораздо больше: конкурс составлял, наверное, не меньше десяти человек на место. Остальным пришлось вежливо отказать – водить за собой толпу, подобно Моисею, я не собирался. Хлопотное это дело, да и бессмысленное. Но проводить нас пришла вся округа. Я пообещал вернуться месяца через два, а потом, забрав с собой всех достойных, отправиться в новый мир. После этого наша маленькая группа начала своё путешествие.
Трудность его состояла в полном отсутствии дорог и каких-либо средств передвижения. Местные жители уже давно предпочитали не высовываться лишний раз из своих землянок, пещер или спрятанных в лесу избушек. Я их понимал: слишком велик был риск подвергнуться нападению не только чудовищных животных, населяющих этот мир, но и себе подобных тварей, позарившихся на жалкое имущество путешественника. Да и оставлять своё жилище без присмотра тоже было опасно: соседи, как правило, быстро растаскивали всё, что плохо лежит – здесь так было принято.
В этой стране не было городов, да и других населённых пунктов – тоже. Никакой власти – ни местной, ни центральной, не говоря уж об армии, полиции, медицине, образовании и прочих атрибутах любого цивилизованного общества. Промышленности и сельского хозяйства тоже не было, поэтому вся торговля сводилась к обмену между соседями, например, ты мне – штаны, я тебе – мешок муки. А если неосторожно отвернёшься – сам виноват: получишь этим мешком по голове, а я твои штаны получу даром.
Как ни странно, информация здесь распространялась удивительно быстро. Подобно тому, как при нагревании воды каждая её молекула толкает находящиеся рядом, так и каждый житель этого мира спешил поделиться услышанной новостью с соседями. Слухи о приближении целителя и чудотворца Фёдора, то есть меня, далеко опережали нас, поэтому представляться не было нужды. Народ с нетерпением ждал чуда и, как мог, готовился к нему, уже зная приблизительно, что для этого нужно делать, а мне оставалось только не обмануть их ожиданий.
Я не буду сейчас описывать все подробности этого путешествия. Может быть, расскажу о нём как-нибудь позже, если, конечно, захочу. Скажу только, что было трудно, но интересно: опасные приключения и забавные происшествия случались почти на каждом шагу. Опасности мы успешно преодолевали, а потом веселились до упаду в своё удовольствие.
Все мы здорово сблизились за это время, особенно Ванька с Настей. Между ними вспыхнула по-настоящему страстная любовь – первая для обоих, учитывая то, что ещё совсем недавно из-за своей уродливой внешности они никак не могли рассчитывать на то, что их не только кто-нибудь полюбит, а хотя бы станет относиться без отвращения. Теперь же и он, и она были молоды, красивы, полны сил и желания любить и быть любимыми. То, что Ванька оказался на несколько лет младше Насти, ничуть не мешало им делать это при каждом удобном и неудобном случае, иногда забывая даже о том, что нужно стесняться.
Демид с Татьяной, да и мы с Варварой, как вы понимаете, тоже любили друг друга. Так что насчёт этого в нашем дружном коллективе всё было нормально, так же, как и насчёт всего остального. У каждого было своё дело, которое он выполнял очень хорошо. Демид не только тащил на себе почти весь наш багаж, но и защищал всех нас от разного зверья во время переходов – ему для этого даже оружие было не нужно, а когда мы останавливались на ночлег, то занимался всеми хозяйственными делами.
Шустрый и пронырливый Ванька, чем-то похожий на меня двухлетней давности, умеющий втереться в доверие к любому, решал путём переговоров с местным населением все организационные вопросы: определял маршрут, договаривался о ночлеге, подыскивал самые подходящие места для моих выступлений перед народом, да и сами эти выступления организовывал, подобно настоящему шоумену. Например, вовремя и, главное, абсолютно незаметно для всех подбрасывал петарды в костёр во время самых кульминационных моментов моих речей, тем самым многократно усиливая их эффект. Кстати, Демид на этих шоу подрабатывал моим телохранителем, защищая от чересчур назойливых поклонников.
Ну, а женщины не только скрашивали наше одиночество, готовили еду и стирали, но и взяли на себя львиную долю моего общения с народом. Если бы не они, то мой язык отвалился бы, наверное, уже через неделю.

Глава 4

Продолжавшееся почти два месяца путешествие, во время которого мы обошли всю страну, предоставив каждому её жителю возможность воочию убедиться в моих чудесных способностях и стать на путь исправления, наконец, успешно завершилось. Настал долгожданный день переселения в новый мир.
Мы прибыли домой накануне вечером. Почти всю ночь на вершине холма, расположенного по соседству с нашей старой землянкой, Демид сооружал деревянный помост для моего заключительного выступления. С самого утра начали подтягиваться первые группы переселенцев – кто налегке, а некоторые с нехитрыми домашними пожитками, сразу окружив помост плотным кольцом. Наверное, они рассчитывали на то, что, находясь поближе ко мне, получат больше шансов попасть в новый мир.
Надо заметить, что критерии здесь были совсем иные, чем расстояние до моей особы. Как написал мне Колька в одной из своих записок, «переселению будут автоматически подвергнуты индивидуумы, системный анализ логосов которых продемонстрирует достаточно позитивную динамику изменения». Такая динамика, как ни странно, наблюдалась у подавляющего большинства жителей этой страны. Причём это началось уже через несколько дней после моего прибытия сюда. Вопрос заключался только в том, достаточно ли её для переселения. Мой логос, увы, входил в число немногочисленных исключений из общего правила, о чём уже несколько раз тревожно сообщал Колька, торопя моё возвращение. Но, хотя я портился буквально на глазах, перспектива погибнуть вместе со старым миром мне не грозила: в качестве кандидата на переселение я выступал, как вы сами понимаете, вне конкурса.
А у остальных улучшение было заметно и без системного анализа, по тому, как изменилась сама жизнь. Клюнув на мои обещания, практически все дружно стали на путь исправления, желая показать Великому и Ужасному Нику, наблюдающему за ними, что именно они достойны попасть в новый прекрасный мир. Другое дело, что многие делали это неискренне, рассчитывая сразу после переселения взяться за старое, а некоторые – просто так, на всякий случай, не веря в то, что оно вообще произойдёт. Как бы там ни было, а убийства и грабежи прекратились.
Даже местная фауна почти угомонилась. Во время своего путешествия мы, судя по всему, перебили большинство самых мерзких её представителей, а оставшиеся, напуганные массовой гибелью своих корешей, предпочитали не высовываться.

И вот настал кульминационный момент. Все приготовления закончились. На холме вокруг помоста застыла в тревожном ожидании молчаливая толпа – тысяч пятьдесят народу, не меньше. Явилось почти всё население страны. Пора было начинать.
На вершину холма мы с Ванькой пробрались, устроившись за широкой спиной Демида, который прокладывал нам путь в толпе, как ледокол – каравану кораблей среди полярных льдов. Взобравшись на помост, я оглянулся вокруг: десятки тысяч настороженных лиц с выражением страха и надежды смотрели на меня со всех сторон своими широко раскрытыми глазами, а вместе с ними, как я подозревал, - ещё пара сотен невидимых мне лиц, собравшихся в нашей лаборатории у экранов комнаты обзора.
Перед такой аудиторией мне ещё не приходилось выступать. Справившись с непонятно откуда взявшимся волнением, я заговорил, и мой голос, многократно усиленный миниатюрными, но мощными динамиками, спрятанными у меня в карманах, загремел над всей округой:
- Братья и сёстры! Очень скоро этот мир погибнет, а вместе с ним – те из вас, кто не смог искренне раскаяться в своих грехах и не готов начать новую, чистую и безгрешную жизнь. Всем остальным Великий и Ужасный Ник даёт ещё один, последний шанс…
Меня перебил голос из толпы:
- Почему кто-то решает за нас? Мы – свободные люди и сами знаем, что нам делать и как жить!
- Правильно! Верно Устин говорит! Долой Федьку-самозванца! – послышались одинокие возгласы. Остальные испуганно молчали.
Начинающийся бунт был подавлен самым неожиданным образом: солнце начало быстро темнеть и, спустя несколько секунд, погасло совсем. Вместо него в небе появилась огромная, светящаяся зелёным, как будто фарфоровая, Колькина голова. Глаза у неё пылали красным огнём, а из всех остальных отверстий валил густой жёлтый дым. Это, наверное, было бы очень страшно, если бы не было так смешно. У меня, во всяком случае, сразу поднялось настроение. Но, судя по крикам ужаса, доносящимся из толпы, народ испугался не на шутку, особенно когда голова заговорила:
- Я, Великий и Ужасный Ник, заклинаю вас: слушайтесь Фёдора, как меня самого. Иначе…, - тут голова задумалась и скороговоркой закончила: - Будет плохо, - после чего исчезла. В наступившей тишине земля загудела, задрожала, хлынул проливной дождь, началась гроза. В частых вспышках молний было видно, что те, кто не успел грохнуться на землю при появлении Колькиной головы, делали это сейчас. Через несколько минут всё стихло, опора под моими ногами неожиданно исчезла, в результате чего я упал на что-то живое и тёплое. Это что-то испуганно пискнуло и принялось копошиться подо мной. Постепенно начало светлеть, и я разглядел, что сижу на Ваньке, который, наверное, спрятался под помостом ещё до его исчезновения. Ванька почему-то был абсолютно голый.
- Ты зачем разделся? – задал я глупый вопрос.
Тот, как всегда, не замедлил с ответом:
- Вы бы на себя посмотрели, Фёдор Иваныч. Срамота. Я-то думал, что на меня небо упало, а это всего лишь ваша задница. Может быть, вы слезете с меня, наконец?
Велев ему заткнуться и решив, что окончательно распустил своих подчинённых – надо будет как-нибудь заняться воспитанием этого малолетнего нахала, я встал с него и оглянулся вокруг. Было уже совсем светло: в зеленовато-голубом небе всё ярче разгоралось оранжевое солнце, сразу у подножья холма, там, где только что была наша землянка, начиналась широкая полоса красноватого песка, за которой до самого горизонта раскинулось изумрудное море, ослепительно блестевшее в лучах солнца. Краски вокруг были настолько яркими, что мои глаза, привыкшие за два месяца к туманной серости покинутого нами мира, сразу начали болеть и слезиться. Я ещё успел разглядеть большое стадо коров, мирно пасущееся невдалеке, а за ними – опушку густого леса, потом обзор начали загораживать постепенно поднимающиеся с земли люди, недоумённо оглядывающие себя и других. Помоста не было и в помине, поэтому осмотр окрестностей пришлось отложить до лучших времён. Сейчас надо было что-то срочно делать с этой толпой голодранцев. Забыть о такой мелочи, как одежда, - это похоже на Кольку. Судя по всему, о том, чем мы будем питаться первое время, тоже никто не подумал. Как всегда, решать проблему пришлось мне. Так как динамики исчезли вслед за моей одеждой, я заорал так громко, как только позволяли голосовые связки Фёдора:
- Великий и Ужасный Ник приветствует вас в своём прекрасном мире! Все вы родились на свет голыми, поэтому не удивляйтесь: то же самое произошло и сейчас, при вашем втором рождении. Вместе со старой одеждой вы избавились от скверны прошлой жизни. Идите следом за мной: искупаемся в море, смоем с себя остатки своих грехов. А тем временем Великий и Ужасный Ник, я надеюсь, позаботится о том, в чём нам ходить, и поскорее, - последние слова я произнёс, обращаясь к небу.
Постаравшись придать своему лицу как можно более приветливое и уверенное выражение, я стал важно спускаться по склону холма к морю. Народ почтительно расступался передо мной. Наверное, со стороны я сейчас выглядел чем-то средним между индюком, американским президентом, спускающимся по трапу самолёта, и голым королём из сказки Андерсена. Хорошо, что никто вокруг об этом, по всей видимости, не догадывался.

Такой чистой и тёплой морской воды я нигде на земле не встречал, хотя в детстве не раз ездил с родителями на разные моря. Правда, здешняя оказалась совсем не солёной. Следом за мной в воду залезли Ванька, Демьян и наши жёны, как раз успевшие очухаться после пережитого шока, ну, а за ними – все остальные. Никто из них никогда раньше в море не купался – это было слишком опасно в их мире, кишевшем всякой нечистью. Я подозреваю, что на этот раз они сумели так быстро преодолеть страх вовсе не из уважения ко мне или благочестивого желания смыть свои грехи, а просто потому, что хотели спрятать под водой обнажённые тела.
Как бы то ни было, но уже через час полоса побережья длиной километра два напоминала самый обыкновенный нудистский пляж. Забыв от восторга о стеснительности, народ в перерывах между морскими ваннами нежился на чистом песочке под тёплыми лучами солнца. Судя по всему, никого, кроме меня, уже нисколько не волновало, что мы будем есть, во что одеваться и где ночевать. А я боялся, что все мои усилия последних двух месяцев пойдут коту под хвост: любые, даже самые мелкие бытовые проблемы могли вызвать массовые недовольства среди этого морально неустойчивого контингента. Ну, а дальше – бунт, насилие и всё, считай, пропало.
Но на этот раз, кажется, обошлось. На противоположной от моря кромке пляжа я неожиданно заметил что-то новенькое, чего не было раньше. При ближайшем рассмотрении это что-то оказалось протянувшейся вдоль пляжа в обе стороны, насколько было видно, полосой, состоящей из аккуратно сложенных на песке новеньких, белых с красными сердечками семейных трусов. За ней стояли в несколько рядов одинаковые кастрюли, до краёв наполненные какими-то желтоватыми комочками.
Натянув на себя трусы, я съел несколько комочков. Несмотря на неаппетитный внешний вид, они оказались вполне съедобными, можно сказать, даже вкусными. Судя по всему, мне довелось-таки отведать той самой белковой пищи, которой когда-то, на заре цивилизации, Колька кормил кумира местного населения Великого и Ужасного Ника и его супругу Нику.
Все остальные поспешили последовать моему примеру. Ни у кого не было повода для обид: трусы, так же, как и еда, оказались абсолютно одинаковыми, даже одного размера, предназначенными как для мужчин, так и для женщин – такая себе мода «унисекс». Тот факт, что не было ничего для прикрытия женских грудей, похоже, никого не огорчил, а уж меня – тем более. Я всегда был последовательным противником подобной дискриминации по половому признаку. Действительно, почему мужской пляжный костюм состоит из одного предмета, а женский – из двух? По мне, так большинство женщин даже одного не заслуживает. Хотя, это, наверное, тоже дискриминация. Ладно, пусть будет равноправие.
Белковая пища здешнему люду, не разбалованному кулинарными изысками, судя по всему, понравилась. Таким образом, проблемы с одеждой и едой были временно решены. Ну, а предстоящая ночёвка под открытым небом никого не пугала – было тепло, да и дождя не предвиделось. Я отправил Ваньку и Демида в разные стороны с поручением обойти весь пляж. Нужно было, во-первых, проверить, все ли сыты и одеты, во-вторых, объяснить людям, что ночевать сегодня все мы будем прямо на песочке или на травке – как кому больше по душе, в-третьих, передать народу мою просьбу о том, что нужно поблагодарить Великого и Ужасного Ника за еду и одежду, в-четвёртых, пригласить всех прийти завтра после рассвета на наш холм – пора было начинать новую жизнь.

Я как-нибудь обязательно напишу очень умную книгу, основанную на собственном опыте. Назову её «Переход от первобытнообщинного строя к развитому капитализму за шестьдесят дней», или «Как из ничего построить социализм в отдельно взятой стране», или как-нибудь иначе, но в том же духе. Как вы поняли, насчёт названия общественного строя я не уверен, потому что не силён в политэкономии. Скорее всего, получился не капитализм или социализм, а что-то третье. Вообще, всё было организованно как работа крупного предприятия, но с элементами религиозного поклонения его руководителю, то есть мне. Если честно, без ложной скромности, то такое отношение к себе я, наверное, заслужил, полностью изменив жизнь этого народа всего за несколько месяцев – от беспросветно тоскливой, в которой не было ничего, кроме нищеты, пьянства, воровства, насилия и страха, до становящейся с каждым днём всё более весёлой и зажиточной, наполненной большими и маленькими человеческими радостями, главной из которых стала уверенность в завтрашнем дне. Опять стали актуальными такие давно забытые понятия, как любовь, дружба, уважение и взаимопомощь.
Оказалось, что люди здесь знают и умеют очень многое – начиная от земледелия и заканчивая производством и обработкой стали, Раньше ничем этим они почти не занимались, потому что не было ни сбыта продукции, ни рыночных отношений, ни даже денег. Теперь же надо было всего лишь дать возможность каждому проявить свои способности.
Мне не хотелось бы сейчас углубляться в экономические дебри, описывая, например, принципы становления финансовой системы или доказывая необходимость опережающего развития производства средств производства перед производством предметов потребления. Это, наверное, неинтересно. Забегая вперёд, скажу только, что уже за несколько лет после переселения в новый мир, прожитых людьми этой страны в нормальных, благоприятных для работы условиях, которые мы им создали, они совершили гигантский скачок вперёд. Я не берусь сравнивать достигнутый ими уровень развития с нашим, так как пути этого самого развития очень отличались. Например, там вовсе не понаслышке знали о том, что такое электричество, построили к тому времени первые гидроэлектростанции, вплотную подошли к использованию атомной энергии. С другой стороны, в этом мире не было нефти, а вместе с ней – и ничего похожего на двигатели внутреннего сгорания. Зато нефтяное лобби, в связи со своим отсутствием, не мешало разрабатывать двигатели, построенные на совершенно других принципах, гораздо более экономичные и не загрязняющие окружающую среду. Перечень таких отличий можно было бы продолжать до бесконечности, но это – не предмет данного повествования.
Что касается общественной жизни и социальной защищённости людей, то с ростом благосостояния начала развиваться демократия, заработали правоохранительные органы. Были там и медицина, и образование, только меня, к сожалению, к тому времени уже не было.
Тело Фёдора, и раньше не отличавшееся богатырским здоровьем, не выдержало бешеного темпа жизни, предложенного мной, и начало разваливаться буквально на глазах. Только перечисление всех моих болезней заняло бы, наверное, несколько страниц – я стал самой настоящей ходячей медицинской энциклопедией. От мелочей, вроде катаракты и геморроя, наши программисты меня смогли вылечить, но более серьёзные заболевания только прогрессировали, а новые появлялись каждый день. Колька в своих записках всё настоятельнее требовал от меня поскорее заканчивать свои дела и возвращаться, а я, как мог, оттягивал момент ухода – до тех пор, пока был способен сделать хоть что-то полезное для этой страны, которую действительно полюбил. За три месяца, прошедших после переселения, я успел подготовить себе достойную замену и так организовать жизнь этих людей, что теперь они могли обойтись и без меня. К тому же, теперь этот мир можно было контролировать извне, нашими программными методами. Короче говоря, пора было прощаться.
Обсудив известным вам способом условия своей кончины, я сумел убедить Кольку в том, чтобы моё, вернее (типун мне на язык) тело Фёдора, к которому я уже успел привыкнуть, было немедленно удалено из памяти компьютера, проще говоря, исчезло из этого мира. Не хотелось, чтобы его начали потрошить, бальзамировать, растаскивать по частям на святые мощи, сооружать какой-нибудь мавзолей или пирамиду, да мало ли что могло им прийти в голову: человеческая история – яркое тому подтверждение. Здесь были дела гораздо важнее, чем вся эта религиозная возня.

Если уж я начал сравнивать организацию общественной жизни в этой стране с работой предприятия, такого себе агропромышленного концерна, то и термины буду употреблять соответствующие. Хотя дело, конечно, не в названиях. Например, главного бухгалтера можно обозвать как угодно: министром финансов или, допустим, главой Центробанка, а начальника охраны – министром внутренних дел. Суть от этого не меняется, только количество их подчинённых при таком переименовании почему-то многократно возрастает.
Так вот, я собрал на совещание расширенный совет директоров, в том числе начальников подразделений и главных специалистов – всего ровно пятьдесят человек, тщательным отбором которых я занимался всё то время, пока жил в этом мире. С одним из них, моей правой рукой и техническим директором предприятия, всеми уважаемым Иваном Лукичом, вы уже знакомы – это тот самый Ванька, всего пять месяцев назад щеголявший своей заячьей губой.
С трудом доковыляв до своего директорского кресла, в качестве которого служил обыкновенный стул с деревянной спинкой, я начал прощальную речь:
- Сегодня у нашего совещания не совсем обычный повод. Дело в том, что Великий и Ужасный Ник решил забрать меня к себе, поэтому прошу не шуметь и слушать меня очень внимательно: всё, что я сейчас скажу, является моим завещанием.
Все вы – умные и грамотные люди, знающие, что и как нужно делать. Это – ваш мир, и вы должны улучшать его с каждым днём. Мы с Великим и Ужасным Ником будем постоянно следить за вами, помогать, а, если понадобится, то и наказывать. Вместо меня остаётся Иван Лукич – прошу его уважать и слушаться так же, как и меня. Года через три обязательно проведите всенародные выборы руководителя страны – можете назвать его президентом или как-нибудь иначе, а потом не забывайте делать это каждые пять лет. Избранному руководителю легче управлять, потому что он опирается на доверие людей. Это, кстати, называется демократией, то есть властью народа. Во всяком случае, народ так думает. Развивайте её, только не очень увлекайтесь.
Вы должны заботиться о стариках, которые уже не могут работать, и, самое главное – о детях. Запомните: деньги, вложенные в воспитание детей и образование, приносят максимальную прибыль. Стимулируйте рождаемость, потому что наиболее высокий уровень жизни возможен при численности населения страны от одного до пяти миллионов человек – это подсчитал сам Великий и Ужасный Ник. Кстати, вы бы назвали его как-нибудь иначе, потому что не такой уж он и ужасный – можете мне поверить. Когда вы видели его перед переселением в этот мир, он просто был в очень плохом настроении. Пусть лучше будет Великий и Могучий – это ему больше понравится. Или, например, Святой Николай. Его так иногда называли ещё до того, как он вас создал.
Лет через пятьдесят, а, может быть, семьдесят, вы, если будете хорошо себя вести и следовать моим советам, переселитесь в новый мир – огромный и ещё более прекрасный, только на этот раз – вместе со всей вашей страной. Она станет маленькой частью нового мира, который окажется в полном вашем распоряжении. Это создаст замечательные условия для дальнейшего развития, но сам процесс переселения может сопровождаться землетрясениями, наводнениями и другими стихийными бедствиями. Начинайте готовиться к этому прямо сейчас. Конечно, немногие из вас проживут так долго, но ваши дети и внуки должны преодолеть эти трудности с наименьшими потерями. Я постараюсь к тому времени вернуться, хотя и в другом облике, так что можете рассчитывать на мою помощь.
Любите и уважайте своего создателя и покровителя – Великого и Могучего Ника, да и меня не забывайте. Поверьте, для меня было честью жить и работать с вами. А теперь прощайте.

Глава 5

В наступившей после этого полутьме я долго летел внутри какой-то трубы, потом, неожиданно открыв глаза, обнаружил себя в своём старом, вернее, молодом и здоровом теле, лежащем на кровати в окружении многочисленных проводов. Два наших лабораторных врача – нейрофизиолог и психотерапевт внимательно рассматривали меня. Один их них наклонился так близко к моему лицу, как будто хотел поцеловать, обдавая меня своим не очень свежим дыханием.
- Зубы давно чистил? – хмуро поинтересовался я. Он, чему-то обрадовавшись, отодвинулся подальше. В этот момент мне в голову пришла очень интересная мысль, но додумать её до конца я так и не успел: раздался грохот и в комнату ворвался запыхавшийся Колька, похоже, забыв при этом открыть дверь – такое с ним иногда бывает.
- Васька, ты как? – заорал он.
Меня почему-то покоробило такое панибратское обращение, несмотря на то, что исходило оно от самого Великого и какого-то там ещё Ника. Вообще, на душе было тоскливо – хоть вой. Наверное, сразу после того, как умрёшь, всегда так бывает.
- Вам лучше знать. Как я спал? Не храпел? В туалет часто ходил? Кстати, который час?
- Девять утра, пятое января, - радостно сообщил Колька. - Ты проспал ровно неделю.
- Тогда доброе утро, - уныло выдохнул я, - и с Новым годом.
- Ну да, - согласился Колька. - Ты что, не в духе? Ничего – пройдёт. Я тебя спросил: как себя чувствуешь?
- Пока никак. Можно встать?
- Быстро снимите с него все датчики, - приказал Колька врачам.
- Нельзя, мы должны закончить обследование Василия Ивановича, - ответил один из них.
- Долго?
- Часа два, как минимум.
- Вы с ума сошли? – заорал Колька, - снимайте немедленно.
- Только под вашу ответственность. Смотрите, как бы кто-нибудь другой не сошёл с ума.
Встав через несколько минут с кровати и несмело сделав первый шаг, я подпрыгнул чуть ли не до потолка, чему нимало удивился. На протяжении нескольких месяцев, проведённых в больном теле Фёдора, для того, чтобы шагнуть или даже просто пошевелиться, мне приходилось прикладывать такие усилия, которых теперь, наверное, хватило бы для установления мирового рекорда в любом виде спорта. Надо было опять учиться всё делать в одну десятую или сотую долю своей силы.
- Ну, как? – опять спросил Колька.
- Знаешь, как это здорово, когда ничего не болит?
- Догадываюсь.
- А я знаю, что это такое, когда болит всё, - пожаловался я.
- Ладно, Васька, одевайся. Помнишь, где одежда?
Натягивая джинсы, я обнаружил, что здорово похудел. Сразу захотелось есть.
- Поехали домой, тебя там ждут, - предложил Колька.
- Давай немного позже.
- Тогда – в комнату обзора?
- Извини, хочется немного побыть одному, - признался я.
- Я могу составить тебе компанию?
- Ты можешь. Пойдём в мой кабинет. Надеюсь, его ещё никто не занял? Скажи кому-нибудь, пусть принесут поесть.

Пока я уплетал хрустящие гренки, запивая их горячим куриным бульоном, Колька, тактично помалкивая, сидел напротив. Только пытался заглянуть мне в глаза, а я старательно отводил взгляд. Но, благодаря присутствию брата, да ещё, наверное, вкусной еде, моё настроение немного улучшилось.
- Ты, Васька, молодец, - сказал Колька, когда я наелся. - Всё правильно сделал. Мне без тебя тут было скучно. А ты вернулся какой-то совсем другой.
- Я теперь такой и есть. Чувствую себя здесь чужим. Наверное, это раздвоение личности?
- Ничего с твоей личностью не случится: как раздвоилась, так и сдвоится, - оптимистично заверил меня Колька. - Главное сейчас – не попасть в лапы врачей. Ты для них, судя по всему, любопытный экземпляр. Я это предвидел, ещё когда три дня назад ты перестал интересоваться, как дела дома, как Наташка.
- Да? Ну, и как? – спросил я.
- Нормально. Вот-вот должна родить, а без тебя не хотела. Очень за тобой скучает, все остальные, кстати, тоже.
- А у Леопольда как дела?
- Так себе, - махнул рукой Колька. - Переселились в новый мир нормально, а теперь живут, как американцы на диком западе. Выживает сильнейший: ничего не поделаешь – естественный отбор. Какой-то Леопольд слишком воинственный, отвязывается по полной программе, хотя у него Прохор тоже был – ещё тот тип, не то, что твой полуживой Фёдор. А ещё там у него такая нереальная любовь образовалась, что, когда эта дамочка сбежала к другому, столько народу перебили… Троянская война номер два. Короче – сплошной разврат и насилие. Прогресс, конечно, есть, и в материальном, и в моральном плане, но медленнее, чем у тебя. Леопольд, по-моему, делает людей своего мира ещё более агрессивными, чем они были, причём считает, что с учётом конечной цели – создания оружия, так и надо.
- Ещё рано. Им вначале надо увеличить своё население, хотя бы раз в сто, и достичь гораздо более высокого уровня развития. А поцапаться между собой они всегда успеют – дурное дело нехитрое.
- Я тоже так считаю, - согласился Колька. - Но попробуй, докажи это Леопольду. Начальник всё-таки. Но главная проблема в том, что он ни в какую не хочет возвращаться в своё старое тело.
- И что нам с этой тушей делать? Утилизировать? За это по головке не погладят, - удивился я.
- Ты, Васька, стал ещё более циничным. Я ему всё это объяснил, конечно, помягче. Он понял и согласился вернуться, но при условии, что в нашем мире не будет ничего помнить о своей жизни в теле Прохора. Не знаю, что и делать.
- Делай то, что он говорит, - посоветовал я. - Леопольд ведь не дурак. Возьми меня, например. Там я был смертельно больным человеком, можно сказать, полной развалиной. Здесь – молодой, здоровый, жизнь только начинается, отличные перспективы, все меня любят, на днях должен стать отцом. Ну, и что? Сплошная депрессия, ещё хорошо будет, если не свихнусь окончательно. А Леопольду каково возвращаться в свою старую, жирную, больную тушу? Ты, Колька, пойми: ему там очень хорошо, а здесь, сохранив воспоминания об этом, он не сможет нормально жить.
- Жалко терять информацию, - вздохнул Колька.
- А что делать? Толку от неё всё равно не будет, а того, что узнал я, хватит на двоих. Пойдём будить. Хватит ему валяться, пусть работает. А Прохора там кто-нибудь прикончит, и дело с концом.
- Откуда в тебе столько злости? Ладно, только давай пару дней подождём, может, передумает. Пусть ещё поспит, отдохнёт, немного похудеет. Даже ты, заморыш худосочный, и то килограмм пять сбросил. А у Леопольда – вон какой запас прочности.… Ещё спасибо скажет. Да и мы от него чуток отдохнём.

Как и следовало ожидать, Леопольд не передумал. Проснувшись через два дня, молча выслушал Колькин рассказ о том, что произошло за неделю, которую проспал – он сам, понятное дело, этого не помнил. Потом, пожаловавшись на плохое самочувствие, уехал домой. И всё – никакой благодарности мы от него, конечно, не дождались.
В тот же день, как раз на православное Рождество, я стал папой замечательного мальчишки, названного, как вы сами, наверное, догадались, Колькой. Выбирать имя не приходилось, ни о какой оригинальности не могло быть и речи. Рождение сына и последовавшие за ним приятные хлопоты ускорили моё возвращение в этот мир.
Наши родители, как-то вяло отреагировавшие три месяца назад на рождение своего первого внука, на этот раз, окончательно смирившись с ролью бабушки и дедушки, решили устроить грандиозные коллективные крестины, причём, понятное дело, приурочили их на Крещение. Мои попытки объяснить им, что Иисуса крестили вовсе не через двенадцать дней после рождения, а через много лет (честно говоря, я и сам не знаю, сколько), и уж, конечно, не в такой, как сейчас, мороз, остались без внимания.
Креститься предстояло не только младшим Ваське и Кольке, но и старшим. Наши родители, забыв это сделать своевременно, теперь решили наверстать упущенное. Не представляю, каким чудом мы с братом сумели прожить нехристями так много лет.
Это мероприятие своей грандиозностью превзошло даже нашу прошлогоднюю свадьбу. Гостей, во всяком случае, было больше. Самое интересное, что свою тёщу, незабвенную Лидию Павловну, я на этот раз действительно не узнал, чем окончательно похоронил себя в её сознании. Не пришлось даже притворяться идиотом – я её на самом деле совершенно забыл, пока был Фёдором. К счастью, это, похоже, стало единственным провалом в моей памяти.
Помню, слегка подвыпивший Колька полез ко мне обниматься, а потом заявил:
- Теперь ты, Васька, мне и кум, и брат, и сват.
- Ну, насчёт свата ты немного погорячился, - не согласился я с ним.
- Почему?
- Знаешь, кто это такой?
- А кто?
- Ты, Колька, дебил? – вежливо поинтересовался я. - Это когда твой Васька женится, то отец его жены станет тебе сватом. Понял? Так что на меня можешь не рассчитывать.
- Почему?
Ну, и дальше в том же духе. Пробелы в Колькином образовании и его беспросветная тупость в некоторых вопросах меня всегда поражали.
Потом отец, упорно называя моего сына Николаем Вторым, с жаром доказывал всем, как это символично, что он, то есть Колька, родился именно на Рождество Христово. Меня такие сравнения немного раздражали. Я, конечно, не имею ничего против этих людей, погибших насильственной смертью, просто не хотелось бы желать такой судьбы своему сыну.

После пробуждения Леопольд несколько дней почти безвылазно просидел в комнате обзора, наблюдая за своей жизнью в теле Прохора. Ничто другое тогда его, похоже, не интересовало, ни на какие внешние раздражители он почти не реагировал. Я тоже немного посмотрел вместе с ним: всё это напоминало плохой вестерн с Прохором в главной роли. К счастью, после того, как в одной из потасовок его убили, жизнь у них начала входить в нормальное русло. Люди нашли себе занятия, более полезные, чем гоняться друг за другом с оружием, но Леопольду это было уже не интересно. Не знаю, где целых десять дней потом его носили черти, но на следующее после крестин утро он появился – печальный и какой-то помятый, что, впрочем, не помешало ему сразу же вызвать нас с Колькой к себе на совещание.
- Рассказывайте, ребята, - начал он, даже не поздоровавшись.
В ответ Колька долго и очень подробно описывал всё происходящее в трёх параллельных мирах и в сказочной стране. Рассказал и о подготовке к запуску проекта «Планета Ников», осложнившейся теперь в связи с необходимостью создавать уже не одну, а целых три планеты. Слушая Кольку, я решил, что дела идут совсем неплохо. Леопольд, похоже, был того же мнения, потому что сказал:
- Вы здорово поработали. Правда, из четырёх параллельных миров, которые были созданы без вашего ведома, остались только два с половиной, но зато какие! К сожалению, я в отличие от Василия Ивановича, не справился со своим заданием. Увлёкся, зарвался, дал волю чувствам, переоценил свои силы, короче, хотелось, как лучше, а получилось как всегда.
Я решил вмешаться:
- По-моему, всё нормально. Теперь у нас есть три совершенно разных мира, каждый из которых идёт своим путём развития. Второй и третий миры, если мы немного ускорим их время, за счёт начавшегося там всплеска рождаемости и увеличения продолжительности жизни, через несколько месяцев догонят первый по численности населения, а по уровню развития в некоторых отношениях перегонят даже нас. Первый мир нельзя сравнивать с ними – он развивается совсем иначе, но там уже сейчас имеются замечательные идеи, которые скоро можно будет использовать.
- Не забывайте, что нашу лавочку неизбежно закроют, если до конца полугодия, то есть через пять месяцев, мы не положим начальству на стол проект нового оружия, - с тоской в голосе перебил Леопольд. - А что мы можем предложить? Есть идеи?
Колька, почесав затылок, тяжело вздохнул и сказал:
- Второй и третий миры к тому времени точно не успеют, а вот в первом уже сейчас есть кое-что интересное. Правда, это не оружие в традиционном смысле этого слова. Дело в том, что там заканчивают разработку устройства, позволяющего передавать мысли любого человека на большие расстояния, причём это можно делать целенаправленно, то есть узким лучом. Это что-то вроде нашего радио, только приёмником служит мозг человека.
- Но радио каждый слушает, когда захочет – его можно выключить, - перебил Леопольд, - а это напоминает какой-то массовый гипноз. Вы не боитесь, что люди потеряют индивидуальность?
- Боимся, поэтому даже готовы немедленно уничтожить результаты этой разработки, как только они появятся. Но мы надеемся, что до этого дело не дойдёт, потому что они одновременно разрабатывают индивидуальное устройство, позволяющее полностью или частично защищать мозг каждого человека от телепатического воздействия извне. Дело в том, что из-за увеличения плотности населения там у них всех уже такой шум в голове, что хочется хоть немного побыть в тишине.
- Это замечательно, но нам-то что даёт? – продолжал тупить Леопольд.
- Сами посудите: с помощью первого устройства мы сможем внушать предполагаемому противнику нужные нам мысли – это несложно, потому что люди не будут им противиться, воспринимая их как свои. Ну, а если вдруг понадобится защититься самим, то можно использовать второе устройство.
Слушая Кольку, я в этот момент, наконец, вспомнил об идее, пришедшей мне в голову сразу после пробуждения. Суть её заключалась в том, что если чей-то логос, пусть даже бывший когда-то моим, но всё равно чужой, можно записать мне, то почему нельзя – какому-нибудь другому человеку, например, самому главному начальнику нашего предполагаемого противника? Сделать это на расстоянии, конечно, намного сложней, но, по-моему, возможно. Я тут же поделился своими соображениями. Наступило молчание, которое вскоре прервал заметно повеселевший Леопольд:
- Если использовать всё то, что вы предложили, то получится какое-то абсолютное оружие. Правда, непонятно, зачем тогда нужна армия…
- Так же думали после изобретения атомной и водородной бомб, - перебил я, - но никуда эти армии не делись. А если денутся на этот раз, то ничего страшного, по-моему.
- Пожалуй, это даже не оружие, а инструмент для достижения полного господства во всём мире. Попадёт в лапы политиков и военных – мало никому не покажется. Ладно, я подумаю, как лучше преподнести всё это нашим заказчикам, чтобы заинтересовать их продолжать финансирование нашей работы. А вы доводите до ума эти идеи – время у нас есть. Хорошо было бы, конечно, для начала предложить им что-нибудь другое, менее глобальное. Но, на худой конец, и это сойдёт. Я вот ещё что хотел спросить. Василий Иванович, ты там побывал и, в отличие от меня помнишь всё, что с тобой произошло. Этот мир и люди, живущие в нём – насколько они реальны? Как ты думаешь?
Я уверенно ответил:
- Настолько же, насколько реальны мы. Вообще, мне кажется, что понимание реальности субъективно, то есть зависит от точки зрения. Мы можем считать себя реальными, а Ников – виртуальными, для них же реальными являются они сами, а мы – нечто непостижимое. Возможно, и нас считает виртуальными кто-то, недоступный нашему пониманию.
- Ты сам понял, что сказал? – удивился Леопольд.
- А я понял, - вмешался Колька. - Если перевести это на нормальный философский язык, то получится что-то, немного напоминающее некоторые идеи Рене Декарта из «Начал философии». Вы, наверное, помните, что в этой работе он обосновал понятие дуализма, то есть равноправия двух начал мироздания – духа и материи, хотя сам этот термин появился позже. А что касается современной, или, как у нас раньше говорили, буржуазной философии, то подобные мысли можно найти у Соловьёва и Бердяева. Последний был, кстати говоря, родоначальником персонализма, согласно которому личность – первичная творческая реальность, а весь мир – проявление творческой активности «верховной личности», то есть бога. Мне сейчас не хотелось бы затрагивать основной вопрос философии об отношении бытия и сознания…
- И не надо, - испуганно перебил Леопольд. - Кстати, этот Соловьёв, о котором ты только что сказал, случайно, не ваш родственник?
- По-моему, брат нашего прапрадедушки, - сказал я, а в ответ на Колькин удивлённый взгляд пояснил:
- Когда-то в детстве нашёл в ящике отцовского стола нашу родословную.
- Разве мы собаки? – неожиданно спросил Колька.
- Почему? – в свою очередь не понял я.
Зашедший в тупик диалог прервал Леопольд, которого всё это, похоже, начало забавлять:
- Ну, всё. Понятно, в чём дело: наследственность - страшная штука. Ладно, ребята, вы меня убедили. Я буду драться, как лев, за то, чтобы наш проект не закрыли.
На этом совещание закончилось.

А жизнь продолжалась. Почти всё моё время занимала работа, кроме того, надо было не забывать и про учёбу. Для того, чтобы не вылететь из университета, второкурсником которого я в то время числился, тоже приходилось прикладывать определённые усилия. Правда, я уже давно понял, что в нашей стране хороший юрист – это не умный и грамотный специалист, а человек, имеющий полезные знакомства, знающий, кому и сколько дать на лапу, и умеющий делать это так, чтобы взяли. Но, всё равно, диплом был нужен, да и отца не хотелось расстраивать.
А ещё во мне проснулся, причём со страшной силой, отцовский инстинкт. Меня, как магнитом, тянуло к сыну – такому маленькому и родному Кольке. Хотелось быть с ним каждую свободную минуту, которых, увы, почти не было. Да и племянника Ваську, своего тёзку и крестника, почти такого же маленького и родного, я любил ничуть не меньше. А ещё любил брата, жену, родителей, да и Веронику, честно говоря, тоже – вот такое сплошное семейное счастье.

Леопольд в последнее время заметно повеселел и, похоже, окончательно вернулся к жизни: он смог запудрить мозги нашим таинственным работодателям, поэтому проблем с финансированием на ближайший год не предвиделось. Теперь Леопольд всё чаще появлялся в лаборатории, причём, надо отдать ему должное – не самодурствовал, никому почти не мешал и даже иногда помогал ценными советами.
Однажды он заявил, что предстоящее вскоре переселение Ников на подготовленные для них планеты, вернее, вызванные им природные катаклизмы, могут отрицательно сказаться на темпах развития Ников, поэтому в каждый из трёх миров необходимо командировать наших агентов, которые руководили бы подготовкой к переселению и ликвидацией его негативных последствий.
- Это было бы здорово, - согласился я. - Тем более, что во втором мире меня ждут. Там сейчас за главного Ванька – мой бывший помощник. Так вот, он, да и все остальные, зная, что я их вижу и слышу, постоянно просят меня вернуться, к тому перед своей смертью я имел неосторожность пообещать им это. Хорошо было бы появиться там лет за десять до переселения, а лучше – ещё раньше, чтобы успеть всё подготовить. Я за ними наблюдаю и, честно говоря, подаю им иногда некоторые знаки, чтобы не забывали обо мне, а несколько раз, когда у них были серьёзные проблемы, даже передавал Ваньке записки, которые они называют священными письменами…
- Эвгемеризм, - вдруг сообщил Колька, потом, заметив наши недоумённые взгляды, пояснил:
- Это доктрина, объясняющее происхождение религий посмертным или прижизненным обожествлением знаменитых людей. Её придумал Эвгемер ещё в четвёртом веке до нашей эры. Между прочим, язычник, как сейчас принято говорить. Ни христианства, ни, тем более, ислама тогда ещё и в помине не было, а буддизм только-только начал зарождаться где-то очень далеко…
- Это ты о чём? – я был вынужден его перебить.
- Да вот думаю: почему в твоём мире совсем забыли о Великом и Ужасном Нике, теперь только и молятся за Фёдора-чудотворца? - пояснил Колька. Похоже, ревность опять пробудилась в нём, правда, на этот раз в столь причудливой форме, что я решил покончить с ней раз и навсегда, поэтому сказал:
- Я твоего Ника пиарил там, как мог. Но у них был выбор. Не знаю, почему они предпочли меня, но после появления в небе твоей зелёной рожи с красными глазами я бы на их месте тоже хорошенько подумал: стоит ли верить в такого бога?
Колька собрался что-то возразить, из его ушей опять чуть было не повалил дым, но Леопольд решительно призвал нас к порядку, после чего я, показав Кольке язык, продолжил:
- Короче, там ждут моего второго пришествия и готовы к нему. Я это к тому, что было бы неплохо пожить там в собственном теле, если это, конечно, технически возможно, - я вопросительно посмотрел на Кольку.
- Почему бы и нет? – ответил тот, как всегда, быстро успокоившись. - Но я категорически против того, чтобы твой логос с памятью о жизни в том мире устанавливать назад. Во-первых, для этого тебе придётся проспать уже не неделю, а месяца три, как минимум, что само по себе плохо. Во-вторых, я помню, каким ты вернулся тогда, прожив совсем недолго в больном теле Фёдора, причём в ужасных условиях, поэтому боюсь, что на этот раз будут очень серьёзные проблемы, даже если ты согласишься вернуться.
- Ты меня так убеждаешь, как будто я спорю, - удивился я. - Честно говоря, у меня самого нет ни малейшего желания три месяца проваляться в виде трупа, а потом сойти с ума от раздвоения, точнее, теперь уже растроения личности. Я лучше вместо этого недельку посижу с сыном, а когда он будет спать, немного подтяну успеваемость. Дадите мне недельный отпуск, Леопольд Юрьевич?
- Я думал, вы обо мне уже забыли, - ответил тот. - Дам, конечно, только при одном условии: ты отправишься и в два остальных мира. Я этого не могу доверить никому, кроме тебя, теперь даже себе.
- Спасибо за доверие, только не знаю, справлюсь ли…
- Да ладно, не скромничай: ты хитрый – справишься как-нибудь, - сказал Леопольд точно так же, как когда-то Колька, как будто хитрость – главная черта моего характера. - Только в третий мир, где когда-то был я, тебе лучше не соваться со своим телом, там в цене мужики помощнее. Мы тебе подберём такого. Здесь будем действовать по старой схеме, только без спешки. А вот с первым миром будет посложнее.
- Почему?
- Ты забыл о телепатии? – встрял Колька. - В своём теле тебе там точно делать нечего, а появятся ли у тебя такие способности, если твой логос окажется в чужом теле, я не знаю. Едва ли, но дело даже не в этом. Представь себе, как отреагируют остальные Ники, узнав, о чём ты думаешь. Их ведь не обманешь.
- Ну, и что же делать?
- Устанавливать твой логос новорождённому – другого выхода нет.
- А ты подумал, как я себя буду чувствовать в таком теле? – спросил я. - А что почувствуют счастливые родители, прочтя мысли своего ребёнка? И столько лет пройдёт, пока я вырасту…
Колька протёр свои очки, опять нацепил их на нос и заявил:
- Попробуем удалить из твоего логоса лишние знания, а потом, по мере взросления, восстанавливать их.
- Какой смысл? Мне ведь всё равно ничего нельзя будет знать о своей настоящей жизни – вычислят сразу. Тогда уж лучше подкорректировать логос какого-нибудь Ника, может быть, за несколько шагов.
После паузы Леопольд сказал:
- Мне кажется, Василий Иванович прав. В этом мире наш агент бесполезен, да и не нужен. Достаточно внести в логосы нескольких Ников аргументированные знания о предстоящем переселении, о том, как нужно к нему готовиться и что делать дальше, и проблема решена: все остальные тоже узнают об этом. Ну, не мне вас учить, ребята. Действуйте. А ещё подумайте о том, как после запуска нового проекта ускорить виртуальное время, при условии, что денег на дополнительное оборудование нет, да и не будет.
- Никак, - сразу ответил Колька. - Возможности компьютера на пределе, да и контролируем всё происходящее мы уже с трудом. Если ускорить время, Ники начнут двигаться с такой скоростью, что полностью выйдут из-под контроля.
- А если делать это постепенно, зафиксировав скорость на нынешнем уровне? - неожиданно для самого себя предложил я.
- То есть, ты предлагаешь ускорять время не в ручном режиме, а с помощью изменения физических законов?
- Наверное, можно и так сказать. Кому ещё изменять законы, как не нам? Будем считать себя законодательным органом.
- Так, давай думать, - Колька оживился, почуяв своим безошибочным чутьём запах чего-то новенького. - Скорость – это метр, делённый на секунду. Время ускоряется, значит, секунда уменьшается. При сохранении постоянной скорости метр тоже должен уменьшаться. Для нас их размеры не установлены, поэтому мы этого не заметим. А вот с точки зрения Ников при постоянном объёме условного виртуального пространства их относительное уменьшение будет выглядеть как расширение этого пространства. Если даже при этом постепенно заполнять его планетами, звёздами и прочей ерундой, всё равно, такое ускорение времени, скорее всего, не потребует дополнительного оборудования. Васька, ты действительно гений, хотя надо ещё немного подумать.
- Вам это не напоминает теорию большого взрыва, расширяющуюся Вселенную? – спросил Леопольд.
- Немного. Интересно, Ники до этого когда-нибудь додумаются?

Больше всего в моей работе мне нравится то, что слова у нас никогда не расходятся с делом. Всё запланированное рано или поздно претворяется в жизнь, если это, конечно, возможно. Причём, как правило, рано, а не поздно, и ничего невозможного для нас, по-моему, вообще не существует.
Через два месяца после разговора, свидетелями которого вы только что стали, я отправился в два параллельных мира, одновременно оставшись в этом, а ещё через два месяца вместе с обитателями этих миров и их странами переселился на подготовленные для них планеты. Не берусь судить, насколько успешно это произошло – трясло и заливало нас, конечно, изрядно. Скажу только, что мы делали всё возможное для того, чтобы уменьшить негативные последствия переселения, да и сами Ники успели подготовиться и поэтому пережили его с минимальными потерями. Ну, и, конечно, я, прожив там до момента переселения почти десять лет, как мог, пытался помочь им в этом. Зато теперь Ники, да и я вместе с ними, получили в своё распоряжение замечательные планеты и неплохие возможности для дальнейшего развития.
Одним из законов существования их миров стало постепенное ускорение времени с одновременным уменьшением их размеров относительно общего виртуального пространства. Стало освобождаться место, которое мы собираемся заполнять различными небесными телами. Я думаю, что к тому времени, когда Ники заинтересуются процессами, происходящими вне их планет, они смогут узнать много интересного для себя.
Мы собираемся наладить регулярные контакты трёх параллельных миров между собой и, конечно же, со сказочной страной – это должно быть интересно. Дело в том, что в результате сбоев компьютера такие контакты иногда происходят и сейчас, внося, как мы заметили, разнообразие в жизнь Ников.
Я почти ничего не рассказал вам о сказочной стране, в которую, как вы помните, мы полгода назад переселили наиболее интересные экземпляры генных гибридов-мутантов, как людей, так и животных, из всех параллельных миров. С тех пор, из-за недостатка времени, мы практически не вмешивались в развитие этой страны, если честно, почти забыли о ней, а недавно вспомнив, обнаружили там такие интересные вещи, что просто обалдели. О происходящем в сказочной стране можно было бы написать десятки романов. Если когда-нибудь побываю там, обязательно расскажу вам об этом, а пока, наверное, не стоит и начинать.

Эпилог

Я так и не получил обещанный мне Леопольдом недельный отпуск – тогда было, конечно, не до отдыха. Зато теперь, после успешного запуска нового проекта, такая возможность появилась, причём не только у меня, но и у Кольки, чем мы сразу же поспешили воспользоваться. Начальство на этот раз не возражало. Долгожданный отпуск удачно совпал с моими летними университетскими каникулами – я, хоть и с горем пополам, но всё-таки окончил второй курс, поэтому можно было отдыхать с чистой совестью.
За границу нас никто выпускать, как вы сами понимаете, даже не собирался, но к нашим услугам оказался неплохой ведомственный пансионат на берегу Чёрного моря. Конечно, так себе, но всё же лучше, чем ничего.
Сейчас я сижу на пляже, развалившись в шезлонге под зонтиком. Рядом Колька с задумчивым видом жуёт кукурузу. Напротив нас Колька-младший, которого не пускают в море, решил сделать себе индивидуальный бассейн, вырыв в песке большую яму, которую Вероника безуспешно пытается наполнить водой, таская её из моря детским ведёрком. Судя по надутым губам, сынуля крайне недоволен тем, что вода убывает гораздо быстрее, чем прибывает, и вот-вот готов разреветься. Немного дальше Васька, понятное дело, тоже младший, после тщетных попыток Наташки вытащить его из моря на берег, неизменно заканчивавшихся рёвом такой силы, что бычки всплывали вверх пузом, а у автомобилей, стоящих возле пляжа, срабатывала сигнализация, теперь, довольный тем, что добился своего, плавает, как щенок, а Наташка пытается не пускать его на глубину. Васька научился ходить уже здесь, на море, а плавать, похоже, умел ещё до своего рождения. Тот факт, что Вероника и Наташка перепутали детей, совсем неудивителен: для них они оба уже давно свои, впрочем, так же, как и для нас с Колькой. Кстати, скоро и одна, и другая опять станут мамами, но на стройности их фигур это пока не сказалось.
Я опять заметил пристальное внимание к нам со стороны трёх загорелых качков, одетых в одинаковые чёрные плавки. Расположившись со своими дамами, вернее, под их прикрытием, в разных местах пляжа, они через каждые десять-пятнадцать секунд бросают на нас беглые взгляды, стараясь делать это незаметно. Такая картина наблюдается уже не первый день, вот только дамы почему-то постоянно меняются. Судя по всему, нас с Колькой опять охраняют. Зная образ мышления нашего начальства, я этому даже не собираюсь удивляться. Оно, конечно, учитывает близость границы и в связи с этим предполагает наличие на пляже и в его окрестностях огромного количества агентов иностранных спецслужб, каждый из которых только и мечтает о том, чтобы выведать у нас какую-нибудь государственную тайну. А знаем мы действительно немало. Дело в том, что наша работа начала окупаться: Ники создали много интересных вещей, причём не только в области науки и техники, но и в искусстве. Всё это почему-то засекречено, но мы-то с Колькой в курсе дела. Я, во всяком случае, - точно. Может быть, парочку тайн и стоило бы продать, если, конечно, получится договориться о цене, да только пока некому.
Кстати, насчёт окупаемости. Кое-какие мелочи, придуманные Никами, нам удалось-таки запатентовать. Теперь насчёт финансирования проекта можно особо не заморачиваться, зато появилась новая забота: куда вложить деньги. Живём-то при капитализме.
В марте, на свой день рождения, я получил от Кольки в подарок диктофон. Для того, чтобы это дорогая штуковина не лежала без дела, я решил рассказать ей обо всём, случившемся со мной за последние три с небольшим года, с того самого, так круто изменившего нашу жизнь памятного дня, когда Колька приобрёл свой первый сексуальный опыт. В течение нескольких месяцев я каждую свободную минуту что-то бубнил в диктофон. Ещё лет десять назад меня за такое поведение могли бы, наверное, упрятать в психушку, но теперь не обращают внимания - думают, что я разговариваю по мобильному телефону: сейчас много таких придурков. Наташка, как верная и любящая жена, а к тому же ещё и будущий филолог, терпеливо расшифровывала, приводила в порядок и записывала моё бессвязное бормотание. По-моему, сделать это было ничуть не легче, чем разобраться в том, что написано на глиняных табличках древних шумеров. Уже здесь, на море, я от нечего делать решил подкорректировать Наташкины записи: убрал все названия, изменил, насколько это было возможно, имена и фамилии, и теперь, сидя на пляже, заканчиваю свой рассказ. Я почти не надеюсь всё это когда-нибудь опубликовать, потому что создавал не литературное произведение, а хронику событий, происходивших в моей жизни – больше для самого себя, ну, и, может быть, для потомков, если им, конечно, будет интересно.
Скорее всего, я как-нибудь продолжу это своё занятие. Мне девятнадцать лет, и, несмотря на то, что я уже успел прожить несколько жизней, а один раз даже по-настоящему умереть, надеюсь на то, что у меня всё ещё впереди. Даже сейчас, в одном из параллельных миров, под оранжевым солнцем, сияющем на зелёном небе, живёт точно такой же человек, как и я. По сути, он и был мною первые девятнадцать лет своей жизни, а теперь уже состарился. Несмотря на то, что его воспоминания никогда не станут моими, мы с ним благодаря постоянному общению обмениваемся знаниями и жизненным опытом, взаимно обогащаемся, особенно я.
Вот уж где действительно всё только начинается, так это в созданных нами виртуальных мирах. Я надеюсь прожить достаточно долго и увидеть, будут ли их жители повторять ошибки людей. Интересно, например, как они станут решать вечный вопрос об отношении бытия и сознания – путём тысячелетних бесплодных споров о том, что первично, или сразу поймут: и то, и другое – это две стороны одной монеты? А как далёкие потомки нынешних Ников будут объяснять своё происхождение? Так же, как люди, найдя в земле кусок черепа какого-нибудь давно умершего местного дегенерата или неизвестно как попавшего в их мир мутанта из сказочной страны, с умным видом заявят на весь мир о том, что это – их общий предок, а все они произошли от него с помощью эволюции путём естественного отбора? Или поймут, что без внешнего вмешательства никакой эволюции нет, а есть только деградация и вырождение? Я это уже знаю: стоит ненадолго отвлечься – и всё надо начинать сначала. А, может быть, Ники начнут, наконец, выполнять определённые их логосами задания, или, говоря театральным языком, играть свои роли, и тогда процесс эволюции действительно пойдёт сам собой?
Если я когда-нибудь узнаю ответы на эти, да и на многие другие интересующие меня вопросы, тогда, может быть, и с вами поделюсь своими знаниями. А пока – всё, пора заканчивать.