Отрывок из книги II "Путь Черной молнии"

Одна из историй о Соликамской тюрьме.

Белый лебедь.

Получив пятнадцать особого режима, Сергей Крутов поначалу был от-правлен во Владимировскую тюрьму для отбытия первых пяти лет.
Начальник тюрьмы и главный опер сразу определили его на год в одиночную камеру . Так в открытую и сказали ему" Чтобы не мутил воду".

Первые три месяца отдыхал душой, приводил мысли в порядок. Затем изрядно поднадоело в одиночестве и решил заняться чтением литературы.
Варвара Филипповна – библиотекарша всегда подбрасывала хорошие книги. Читал в основном приключенческие романы. По тюрьме гуляло несколько романов А. Дюма, которые зачитывались заключенными "до дыр".
Бывало, на прогулке слышишь через стены:
– Это, пять-один , когда добьете "Графа Монте-Кристо?".
– Серый, чуток осталось, завтра через Варвару передадим.
– Смотрите, протянете, я тогда "Графиню Монсоро" в другую хату передам.
– Не-не! Крут! В натуре передадим. Братан, нам в первую очередь, как договаривались.
Однажды Варвара Филипповна принесла Сергею книгу о пиратах Р. Штильмарка "Наследник из Калькутты". Крут никогда в жизни не читал таких приключенческих романов. Он проглотил ее за полтора дня и в добавок получил рецензию о книге от библиотекарши, что автор романа написал свое произведение, будучи, находясь в заключении.
Крут был поражен мастерством Штильмарка.
Чтобы не застаивался организм, Сергей занимался зарядкой, упорно отжимаясь от пола и приседая до изнеможения.
Как - то Крута вызвал к себе кум и начал прощупывать его на предмет "стойкости", может вор изъявит желание после отсидки в одиночке восьми месяцев отойти от воровских принципов и отказаться от воровской короны… После чего утер со своего лица смачно запущенный Крутом плевок.
Посадили уже по счету третий раз в карцер. Наезды оперчасти продолжались до тех пор, пока Крута не определили в другую крытую тюрьму.

"Столыпинский вагон", плелся в самом хвосте состава, перевозившего багажные грузы. В нем и содержали вора в законе Крута, которого этапировали к его месту временного пребывания - в Соликамскую тюрьму ВК-240/2.
Для Сереги Крута не было тайной, что представляет из себя данный острог.
Если судить официально, то власти называют его ЕПКТ , куда со всего союза сгоняют воров в законе, отрицал и воров – рецидивистов. Зэки же называют тюрьму - всесоюзным БУРом.
"Белый лебедь-это последнее пристанище самых отпетых уголовников страны",- так выражалось тюремное начальство, принимая очередных этапированных сюда заключенных.
А для "спецконтингента" это была не просто тюрьма, а место земного ада, который создали не "черти", а обыкновенные люди в погонах.

Здесь власти решили напомнить бродягам
Про Ад на земле, где сгорает душа
И выстлав в крови все пути бедолагам
Сплоченную веру на части круша.

Там белые стены, снаружи на воле,
И лебеди в камне застыли навек
Стоят во дворе, они тоже в неволе,
Как тот, сотворивший их человек.

Четыре зэка на двенадцать квадратов,
В глазах настороженность, на сердце тоска
Здесь пытки и ломки в почете у гадов,
Которых в прессхату согнали сюда.

Белый лебедь, отмечен крестами
В лихом лихолетье, свой след начертав,
Где Вася Бриллиант был удушен ментами
Корону свою, так властям и не сдав.

Забудем на время все распри и ссоры
Помянем несломленных духом людей,
Не многие в жизни бродяги – бесспорно!
Дожили до наших, безоблачных дней.

После 1980 года по указу генерал - майора Сныцерева, возглавлявшего управление Усоллага , был создан транзитно - пересыльный пункт при ИТК-6
Своеобразный концентрационный Советский лагерь для уголовных преступников, где отсортировывались лица - воры в законе отдельно. Рецидивисты тоже, от основной массы зэков.
Во многих пересыльных тюрьмам Круту доводилось слушать разные истории из первых уст. В Белом лебеде шла настоящая "ломка" уголовных авторитетов и "отрицал".
Бывалые люди сравнивали это положение, схожее по своим принципам с существованием насекомых. Например, пауков. Это надо же было Советской власти догадаться о таком методе "перековки" воров, превращая их в послушную, безропотную и работоспособную рабсилу. А принцип заключался в том, что самых отъявленных отрицал, сажали в одну камеру и методично создавали невыносимые условия для пребывания в ней. Выживали только сильные, как и пауки – сжирая, поедая друг друга, а в конечном результате выскакивал с этой мясорубки только волевой, сильный духом арестант, которому уже потом не был страшен и сам "черт".Но это еще пол - беды, практиковались прессхаты, куда сгоняли тех - же сломленных бывших воров.
Последней новостью, будоражащей умы "непокорных", было известие о смерти знаменитого вора в законе Васи Бриллианта, который по невыясненным причинам скоропостижно скончался после двух дней прибывания в тюрьме особого режима. Это произошло в 1986 году. Много ходило слухов о его смерти: кто говорил, что его задушил наемник, или по другой версии, будто бы Вася поскользнулся и, ударившись головой о бетонный пол, отдал Богу душу. Знаменитая и последняя в своей жизни фраза Бриллианта стала достоянием людей:
– "Не списывайте все преступления на воров и не делайте из них козлов отпущения. Мы несем свой крест чистоты воровской жизни. Она чище, чем вся ваша государственная конюшня. Сегодня вы нас в петлю толкаете, а завтра, когда мы уйдем, удавка затянется на вашей шее. Я неслучайно парюсь в одиночке. Сижу без грева. А все потому, что хотел собрать общий сход. Братва должна понять, что нам грозит разложение, нас хотят натравить друг на друга. Откуда этот ветер дует? Похоже, с Запала. Видно, опасаются нашей идейной сплоченности и хотели бы нас разобщить. Сиволапые топтали зоны, потом двинули за кордон. А там сообщили, что значит в России сила нашего братства. Вот вспомнилось! Я встречался с Буковским на централе во Владимире. Он хотел тогда втянуть братву в политику, чтобы преступный мир поддержал диссидентов. Но у нас нет хозяев, а у них у всех хозяева на Западе. Наша позиция пришлась не по вкусу политическим. И теперь для них преступный мир, как и Россия, словно кость в горле".
Но до людей эти слова дошли только спустя годы путем опубликования их в официальной печати.
Крут, тщательно готовился к предстоящей "ломке", он знал, что оперчасть и режимка обязательно подыщут ему "особую" камеру, где его - вора в законе попробуют "уговорить" отказаться от воровских идей.
В таких условиях полагаться на собственные силы может только умный и дерзкий человек, способный дать отпор беспредельщикам-зэкам, подкупленных тюремным начальством.
Но тщательный шмон исключает пронос в тюрьму острорежущих предметов, и рассчитывать придется только на силу и ловкость своих рук и ног.
Много дней и ночей он стачивал о бетонный пол рельефные изображения на двадцатикопеечных монетах, превращая их в гладкие металлические бляшки. После этого сделал на них по два отверстия, пробив гвоздем. Затем затачивал их до идеальной остроты. Если крепко зажать такую пластинку между главным и указательным пальцем, то она превратится в опасное оружие, которое способно вскрыть не только вены, но и горло противнику.
Крут размял кусок хлеба, превратив его в тесто, добавил пепла от сигарет, отчего тесто стало черным и закатал в него пять блях по отдельности, предварительно просунув в отверстия две тонкие спички. Когда тесто засохло, он обточил бляхи, уже напоминавшие по своей форме пуговицы и до блеска отполировал их, затем пришил все пять "пуговиц" к куртке, которую разрешалось иметь среди личных вещей.
Бывалые люди подсказали ему, как в Белом лебеде можно "проскочить" флокс . Заплатив хорошую сумму кое-кому из тюремной охранки. В каждой смене надзирателей были типы, не брезговавших мздой. Не смотря на жесто-чайший отбор среди сотрудников тюрьмы, находились такие, через которых удавалось пронести в камеры запрещенные предметы.
Подполковник Глинский, начальник оперчасти Белого лебедя, внимательно изучив дело Крутова, обратился к нему с вопросом:
– Кто и где короновал тебя?
– Я обязан отвечать на твой вопрос,– Крут, старался держаться независимо.
– Мне необходимо знать, в какую камеру тебя направить. Может быть ты самозванец. С тебя спросят авторитеты, а мне потом отвечать за тебя.
– Слышь, ты, что под полковником ходишь! Я похож на узбекскую тюбетейку?
Глинский поднял брови от удивления.
– Крутов! Не борзей!
– Начальник, ты мне по ушам - то не езди, я, что не вижу, что ты мне слюнтявку пробрасываешь.
– Прекрати выражаться по "фени" и отвечай на вопрос. У кого в положенцах ходил?
– У Леньки Брежнева. Знал такого босяка?– не моргнув съязвил Крут.
– Знал, знал! – Ответил Глинский с ехидцей,- теперь я знаю, в какую хату тебя запереть.
– Ну, и в какую?
– Там где сидят отличники производства, звено Коммунистического труда,- ухмыльнулся подполковник.
– А не боишься, что такой тип, как я, дезорганизует твое звено и сделает его неработоспособным.
– Да, я вижу наглости тебе, не занимать, но что же, как говорят "цыплят по осени считают",– и нажал кнопку звонка.
Дверь открылась и на пороге кабинета стояли охранники в форме.
– Куда его? Спросили вошедшие,– в одиночку?
– Перебьется, хоть он и вор, ведите его в двадцатку, шмон, с двумя повторами и все личные вещи отнять. Пусть каптер выдаст ему робу.
– Э-э! Мы так не договаривались,– возмутился Крут,- я уже прошел шмон и баул мой уже обшманали.
– Что стоим? Приказ ясен! – Строго обратился Глинский к офицерам.
Крута увели, даже не дав ему повозмущаться до конца. Ведь все вещи и в том числе куртка с "особыми" пуговицами осталась у кума в кабинете.
Камера, куда его определили, была прессхатой, закрепленной за оперчастью. Конечно, для Крута было неизвестно о статусе данных зэков.
Шесть нар, пристегнутых к стенам в дневное время, большой стол, две лавки и параша - туалет справа в углу камеры.
Десять пар глаз вперились в Крута, когда он вошел и спросил, куда положить остатки вещей. Не услышав ответа, Сергей поздоровался и повторил вопрос:
– Братва, куда бросить шмотки .
– Ты кто? – спросил его здоровенный амбал. Похоже он был в хате за главшпана, потому как все остальные сокамерники взглянули на него, как бы спрашивая "Что с ним делать?".
– С Владимировского меня пригнали, погоняло мое - Крут. Три года в положняках отходил. Коронован в N-ке.
– Кто порученцы? – спросил Лось, тот, что был главным в хате.
– Аркан, Паша Гром и Мераб. Эти имена вам о чем-нибудь говорят?
– Что ты лепишь! Аркан давно уже боты завернул, – окрысился на Крута Святоша, еще один их сокамерников.
– Да живой он! Это мусора его похоронили.
– А нам другую рассказуху о нем подогнали, что, мол, развенчали твоего корешка и на сходняке приговорили.
– И вы верите этой шняге!? Аркан, босяк еще старой закалки, у него корешей по всему Союзу, как грибов в лесу.
– За что купили, за то и продаем,– смягчился Лось,– А где шмутки твои?
– У кума в кабинете остались. Сука, решил меня на прочность прощупать.
– Ну и как? Промацал он тебя, –спросил Святоша.
– Это, братва, может, представитесь, а то я не в понятке, с кем базар веду.
– Потом узнаешь. Хата чистая, не запомоешься,– ответил Лось,– у тебя филки есть? – спросил он Крута, – попробуем твой баул вернуть.
Серега кивнул головой и взяв тазик, стоявший под бачком для питья воды, установил его на каменный выступ параши. Засунул два пальца в рот и искусственно вызвал рвоту.
Сокамерники заулыбались. С этой примочкой им приходилось сталкивать не раз. Бывалые арестанты умело сворачивали деньги в "кубик" и заглатывали перед шмоном, а потом, выворачивая нутро, освобождали его от надежно укрытых денег.
Крут осторожно выудил из таза пять кубиков и промыв их под проточной водой прошел к столу. Бережно, чтобы не порвать, развернул двадцатипятирублевые бумажки, что в целом составили сто двадцать пять рублей.
– Сколько нужно, чтобы мусоров зарядить?
– Полтинника хватит, – ответил Лось.
На следующий день, пришедших с прогулки заключенных ждал вещме-шок, принадлежавший Круту.
–" Однако все у них здесь заточено",– подумал Крут. Первым делом он достал одежду и скинув с себя казенную робу, одел "реписовый" костюм, убе-дившись, что пуговицы на месте. Выложил папиросы, сигареты, поделился с сокамерниками, кинув им по пачке.
– Кидай все на общак, все равно отаварки не скоро тебе видать. Крут выложил все курево, оставив себе пару пачек.
– Что, в натуре кроишь, выкладывай все, - произнес с ехидой Сутяга, который в камере был, что-то вроде шестерки у Лося.
– Ты это мне говоришь?! Чудо брыластое,– одернул его Крут,- упал на лавку и не суй свой шнобель в мой сидор.
– А не много ли на себя берешь? А Крут? За базаром следи, – Лось под-нялся, за ним последовали все четверо сокамерников.
– Вы что, братва, не по делу наезжаете. Я вам что, сявка какой, чтобы на меня полкана спускать. Крут тоже поднялся и продолжил:– О-о! Да я вижу у вас ко мне претензии. Что побазарить захотелось? Сдается мне, что не по понятиям арестантов принимаете. Да и вообще! Кто вы такие?
Лось прищурил глаза и выпятив нижнюю челюсть произнес:
– Завтра узнаешь, вор Сибирский,– и гневно зыркнув на сокамерников, добавил, – разбежались по углам, а то сейчас мусора "запикуют ".
Крут лег после девяти вечера, когда отстегнули нары от стен, отвернув-шись лицом к стене. Место ему досталось пока на втором ярусе. Он отвернул две пуговицы и надкусил их. На кусочки разлетелось затвердевшее хлебное тесто. Серега приготовил две заточенные до остроты бритвы пластины и делая вид, что заснул, всхрапнул несколько раз.
Резкий удар по голове заставил Крута вскочить на ноги и добавить боль, ударившись о своды потолка. Перед глазами все поплыло, но времени прийти окончательно в себя не оставалось. Он увидел как трое держали что-то в руках, напоминающее пращу. Крут догадался - завернутые в полотенца кружки, наполненные солью. Святоша размахнулся и со всей силы ударил Сергея по ноге.
Нестерпимой болью полоснуло по всему телу и дошло до мозга. Опять в глазах помутнело.
–" Похоже это козлячья прессхата",– думал он, перепрыгивая на соседние нары. Но там внизу, его уже ждал Лось с тазом в руках.
– Ну, Суки! – выкрикнул Крут и бросился со вторых нар в гущу напавших на него козлов.
Первому досталось Святоше. Удар заточенной пластиной пришелся ему под левый глаз, распластав при этом мочку носа. Кто - то успел ударить Крута по левому плечу кружкой и он падая успел зацепить еще одного гада, распоров ему сбоку шею.
Когда упыри в погонах открыли дверь, то их взору открылась нелицеприятная картина. Крут лежал на полу весь в крови, "прессовщики" пинали его по всему телу. Двое сидели тут же на полу и содрав с постелей простыни старались унять кровь, сочившуюся из глубоких порезов.
Менты приказали двоим из хозобслуги уволочь бесчувственное тела вора в отдельную камеру - карцер и бросили его там на холодный бетонный пол.
На следующий день, карцер посетил Глинский и посмотрев на скорчившегося вора, усмехнулся и проронил:
– Да, двоих работников ты вывел из строя, но спешу тебе сообщить, что сегодня в третью смену ты будешь "занаряжен" на работу. Выходить не нужно, к тебе сюда принесут работу, так что, не сделаешь нормы, продлю тебе срок пребывания в карцере. И зло, ухмыляясь, вышел.
Сидя у себя в кабинете Глинский уже отчитывал смену контролеров, принимавших Крутова в тюрьму.
– Где ваши глаза были, недоноски! Как он мог пронести режущие пластины?
– Товарищ подполковник, мы самым тщательным образом осматривали его самого и вещи. Даже заставляли его присесть раз десять. Ну, не мог он протащить в камеру "заточки".
– А это что по вашему? Хрен на постном масле! – бросил он на стол две заточенные монеты.
Контролерам так и не удалось объяснить начальству, как все - таки вору удалось пронести в камеру острые предметы.
Крут лежал с закрытыми глазами, боясь, лишний раз сделать движение, по всему телу невыносимо пробегала боль. Особенно болела голова с правой стороны. Он нащупал большую шишку, следствие удара кружкой. Одно его успокаивало, еще три пуговицы находились на месте, видно менты в "запарке" не успели раскусить его. Он скрутил пуговицы, освободив их от затвердевшего теста. Осмотрел всю камеру. Железный стол, видно вделанный в бетонный пол, такая же табуретка. Нары пристегнуты.
Протянул руку и стал запихивать одну из пластин между уголком нар. Долго не мог найти щель, но, в конце концов загнал монету. Вторую положил в самый угол на пол. Третью сунул в карман куртки. Знал, что скоро менты прибудут со шмоном.
Глинский повертев в руках круглые заточки, пристально вгляделся в них и его озарило. Он тут же нажал кнопку звонка. Подполковник протянул вошедшему прапорщику монету и спросил:
– На что похоже? Тот повертел ее в руке и заметив две дырки, сказал:
– Да вроде, как на пуговицу.
– Так что ж ты стоишь здесь, а не наводишь шмон у этого вора. Ну- ка быстро к нему, и переверните мне все там верх дном, но остальные пуговицы чтобы лежали у меня на столе.
Крут вовремя спрятал пуговицы. Дверь моментально открылась и его первым делом раздели до трусов, сняв с него даже майку. Превознемогая боль он вышел в коридор. Смена перетрясла всю одежду и обнаружила еще одну заточку, в кармане штанов другую нашли в углу на полу.
Его били, допытывались, где еще одна пуговица. Состояние и вид избитого арестанта нисколько не смущал "чертей" из "адской" тюрьмы. Сколько через этих "воспитателей" прошло заключенных, можно было только догадываться. Крутова снова забросили в камеру и оставили в раздетом виде на ледяном полу.
Глинский остался доволен осмотром карцера, но пожурил контролеров за то, что не нашли последней заточки. "Хотя",- как рассудил он, она могла оторваться и во время драки. Но осмотр прессхаты ничего не дал, пуговица как сквозь землю провалилась.
После отбоя отстегнули нары и Круту закинули матрац и одеяло со сплющенной подушкой. Он с блаженством упал на нары и провалился в сон. Проснулся, вспомнил, что с ним произошло и, первым делом нащупал монету между уголком нар. Долго не мог выцарапать ее из щели и наконец – то вытащил.
Заложил за щеку и задремал. Очнулся от того, что кто – то выхватив из под его головы подушку, принялся душить его. Руки у Крута были накаченные, недаром он во Владимировском централе делал по сотне отжиманий. Как ни странно, но боли в своем теле он не почувствовал. Схватил за запястья напавшего на него и что есть силы отшвырнул того в сторону. Им оказался Лось, он ударился боком об угол железного стола и закрутился юлой от боли. Второй заключенный попытался ударить Крута каким - то предметом, напоминающим палку, но вор парировал удал рукой. Сергей моментально схватил себя за щеку и зажав монету в пальцах правой руки со всего размаху удалил Лося в область шеи. Тот сначала не понял в чем дело. Но когда догадался, что ему располосовали горло, с диким рычание кинулся вон из камеры. За ним последовал и другой. Контролеры решили добить вора и втроем ввалились в карцер. Крут гаркнул на них:
– Ну что, мусарня драная, крови моей захотели? На - те! И полоснул себя заточкой по венам. Развалилось пока еще обескровленное мясо. Тут же следом фонтанчик крови брызнул из раны. Крут неистово бил себя по руке. Затем полоснул по груди от плеча сверху вниз. Даже повидавшие на своем веку всякого, охранники оторопев отступили назад. Никому не хотелось стать жертвой разъяренного заключенного.
Крут стоял и зловеще улыбался. Он наслаждался тем, как эти упыри при виде его крови испугались и продолжали бездействовать. Он сделал шаг к ним, но дорогу ему преградил высокого роста капитан, он размахнулся и ударил вора по голове дубинкой. Сергей сделал еще один шаг и как подкошенный рухнул без сознания лицом вниз.