Дождь должен идти ночью. Днем - какой от него смысл? Все тут же разбегаются по каморкам квартир, по железным коробкам транспорта, раскрывают лепестки зонтов и, ежась от мерного постукивания капель, бегут от него, холодного, косого, даже несильного. И тихо переговариваются.

- Ну что же такое? - капризно вопрошает дама, полная, с накрашенными яркими губами и густой тушью ресниц. - Ведь сейчас вся косметика размажется.

- Но ведь мы ехали туда-то, - возразит ей, возможно, ее супруг-мужчина-любовник, с которым дама неторопливо шла по улице. Он ищет в своем пакете зонтик, но зонтик забыт дома.

- Нет, нет, оно подождет, - говорит дама, и они идут к ближайшей остановке.

А в остановке уже жмутся под дождем три девчонки с голыми ногами, какие-нибудь сухонькие старичок и старушка и пара молодых людей. Все они сядут на первый же автобус, а то и на газельку, убегая от дождя.

Дождь продолжит свой бег без них...

Другое дело ночью. Ночью его никто не видит, все дети уже спят в своих кроватках, взрослые сидят и смотрят свои ненужные и глупые фильмы. Они не знают, что там, за окнами, победно шествует по земле он, дождь.

Косые струи и капли мерно падают оземь, разбиваются о ветки и крышу, покатую, косую крышу старой, но еще очень крепкой двухэтажки. Свет там горит в трех или четырех окнах из всех, еще в паре мерно мерцает телеэкран. Люди не видят дождя, не видят темного силуэта котельной, не слышат мерных шагов.

И лишь одна из всех, одна, на окне сидит девушка, глядя в темноту. Там нет ничего - лишь свет фонаря у чужого подъезда, лишь далекое зарево неспящего города. А она смотрит в темноту, осененная прохладой.

Она видит дождь, и больше ей ничего и не надо.