Москва. Конец семидесятых.
На шестнадцатом году Митя так неожиданно вытянулся, что весь мир уменьшился, поэтому Митя немного сутулился. Его тело вдруг стало взрослым. Митю удивляло и немного пугало это несоответствие. Он ещё не чувствовал себя взрослым. Солдатский ёжик Митиных волос был таким мягким, что всем так и хотелось его погладить. Круглые очки совсем не портили его крупные, чётко очерченные черты лица, а скорее подчёркивали какой он красивый и умный, правда, немного сумасшедший. Митя был эрудитом. Он любил математику и шахматы.
У Мити был собственный храм любви. Это был огороженный высоким забором пустырь - замороженный строительный объект. Высотных домов поблизости не было, поэтому пустырь не просматривался.
Убедившись, что поблизости никого нет, Митя входил в свой храм, сдвинув вбок висящую на одном гвозде доску.
Он становился на середине пустыря, как артист на арене цирка, расправлял плечи, вдыхал полной грудью и, запрокинув голову, выдыхал разноцветные, полупрозрачное, огненные кометы величиной с теннисный мяч. Кометы то летали над пустырём хороводом, то чертили самостоятельные траектории полёта. Иногда Митя дирижировал ими или гонял их как голубей.
Он приводил на пустырь женщин и занимался там с ними любовью.
Каждую женщину, входящую в Митин храм любви окружал рой разноцветных комет, женщина загоралась страстью и кидалась в объятья Мити. Каждая комета имела свой оттенок страсти, поэтому любовные игры на пустыре были полны разнообразия. За короткое время единовременных свиданий женщины получали от Мити больше любви, чем им потом им удавалось собрать за всю оставшуюся жизнь.
Митя давно догадывался, что существует в симбиозе с какой - то инородной силой.
Митю часто мучила жажда любви и тепла, ему мало кто нравился, он тяготился любой формой отношений, и больше одного раза ни с кем не встречался.
У Мити была лёгкая форма аутизма «Conduct Order».
Митя, как большинство людей, с этой формой аутизма был яркой индивидуальностью, не подчинялся общепринятым правилам, но педантично следовал собственным правилам. У него была абсолютная память, он впитывал информацию как губка. Его переполняла кипучая энергия, которой он щедро наделял тех, кто принимал его правила игры. При первом знакомстве он казался открытым и отзывчивым. Он воспринимал каждое слово, каждое движение своего нового друга и, казалась, готов был исполнить любое желание.
Импульсы не давали ему покоя. На гребне усталости у него часто открывалось второе дыхание, которое было огненным дыханием дракона. Митя становился нетерпимым и впадал в ярость по малейшему поводу. В этом состоянии он не знал жалости и если не получал отпора, то в упоении жестокостью мог зайти далеко. Раскаяние приходило, но слишком поздно и забивалось бравадой самообмана.
Митя потерял невинность в пятнадцать.
Будучи более развитым,чем большинство сверстников он тянулся к взрослым.
Однажды он прибился к компании кутящих геологов и на незнакомой квартире принял участие в пьяном групповой сексе. Отвращение прожгло его как током. Ему предстояло, потом всю жизнь отмываться от гадостного чувства оставшегося после первого опыта близости с женщиной. Мите то и дело вспоминался её вульгарный, циничный смех и пустой усталый взгляд.
Пятнадцатилетней Любке Луговой повезло с мамкой. Мамка у Любки была авантюрная красавица, которая зацепила знатный улов – выскочила замуж из мухосранска в Москву за крутого профессора.
Любке, переведённой из хрущёбной мухосранской школы строгого режима в элитную московскую школу, казалось, что она попала на другую планету.
Ирина Петровна, классная руководительница класса «Б», объявила, что сейчас приведёт в класс новенькую. Класс замер в ожидании. У двери послышалась какая- то возня. Это Ирина Петровна пыталась втолкнуть Любку в класс, а та упиралась, как Ивашка, которого Баба Яга запихивала в печку.
Наконец дверь распахнулась, и Любка влетела, зажмурившись от ужаса, готовая принять девятый вал бобровой агрессии. Но, как ни странно, никто не расхохотался, никто не обозвал обидным словом, никто не стал плевать в неё из трубки или стрелять из рогатки. Странные дети смотрели на неё спокойно и доброжелательно. Они были похожи на детей, а не на потенциальных особо опасных преступников из старой школы в Мухосранске.
Любка быстро поняла, что у неё есть то чего не было ни у одной девочки из нового класса – бюст второго размера. Мальчишки как загипнотизированные смотрели, как подрагивали эти упругие мячики под Любкиной майкой на уроках физкультуры.
В старом классе Любка была как оленёнок Бемби среди тёлок и кобыл. Одноклассники приносили ей соболезнования и называли глистом во фраке.
В новом классе Любка стала самой популярной девочкой благодаря своему бюсту.
Её смешило это неожиданно пришедшее сознание, что у неё взрослая грудь. Во всём остальном она была как все – тоненькая с детской мордашкой.
Именно этим она привлекала и взрослых мужчин, что тоже немало её забавляло. То и дело появлялись на горизонте алые паруса небритых щёк со всевозможными предложениями. А заведующий близлежащего продуктового магазина так влюбился, что на полном серьёзе предлагал её бросить школу и начать работать у него в колбасном отделе.
Люба не помнила папу. Он безвозвратно ушёл из семьи, когда Любе не было и года. На танцплощадках в домах отдыха он галантно представлялся дамам инженером одиночкой, живущим в однокомнатной квартире и ищущим спутницу жизни, а потом, если что, пожимал плечами и базарно – малороссийским голосом говорил: -«Какие ко мне претензии?!
Я конкретно ничего не обещал!»
«Какой у меня был класс!» - голосила в учительской Ирина Петровна через пару месяцев после появления новенькой – «Эта Люба Луговая совратила мне весь класс!»
Люба носила на груди значок с буквой «Б» - «Я учусь в классе «Б»!
Какие ко мне претензии?!» - говорила Люба совершенно папиным тоном.
Школьную форму она больше не носила. Люба приходила в школу в коротенькой мини-юбке и облегающей трикотажной кофточке с глубоким вырезом. Мама уходила на работу раньше. Пользуясь этим, Любка одевала мамины туфли на высоком каблуке.
До приезда в Москву Любка заплетала свои длинные волосы в косу , которую закручивала на затылке, как старушка. Освоившись в столице, Любка обрезала надоевшую косу скромницы и воспряли духом её кудряшки. Они торчали в резные стороны, как рожки чертёнка.
Безопасность и успех пьянили. В майские тёплые дни Любка стала приходить в школу в полупрозрачной майке на голое тело. Она флиртовала со всеми популярными мальчиками в классе. Достав список телефонов, она звонила и объяснялась в любви анонимно всем подряд, но её выдавал провинциальный акцент, тогда она стала писать анонимные письма в стихах, прилагая к ним наброски с себя обнажённой, которые она делала, глядя в зеркале.
В конце концов, незлобные одноклассницы озверели – они подловили Любку в туалете, потребовали, что бы она надела заранее купленный вскладчину лифчик, и поставили ультиматум - она должна выбрать одного мальчишку и перестать дурить голову остальным – иначе бойкот.
Мите нравился бойкий взгляд Любки, её сексуальность, понарошку. Её непуганая бравада.
Он пригласил её в кино, а там будет видно.
Продолжение следует.