ТИХОН КУРКОВ.

Серёжке посвящается.

Это было в середине июня, через год и один месяц после твоей смерти. Произошедшее всколыхнуло всех, кто о нём узнал. Чем? Возникшими вопросами, которые потребовали ответов, недоумением, которое вызвало размышления, недоверием, которое открыло слух глазам.
Но особенно оно ошпарило властьимущих – страхом. А кое-кого, и Прозрением...
Событие было настолько лавинным, настолько таранно-прямым, что сумело пробиться даже в моё отсутствие. Но только на короткую и узкую щель времени.
И по тому, каким оно было огромным и всё же не сумевшим меня реанимировать, ты сможешь представить себе, каким оно было, моё приближающееся, и ставшее последним лето в Ленинграде...
Вот почему, дальнейшее повествование, -- только со слов участников этих событий, причём, -- в первых рядах.
Подчеркну лишь, что все они мне стали известными только много времени спустя.
Наверное, ты спросишь, почему опять ''качели'' времени взметнулись на полгода вверх? Почему я опять забегаю вперёд?
Только посредством такого скачка я смогу показать тебе истинную глубину тому разговору, который произошёл у меня на следующий же день с Волжановой и Дориной. И причину его страшных, добивающих последствий...

По Ленинграду, со скоростью вихря, пролетело известие о намечающихся гастрольных концертах группы Santana. Вся молодёжь буквально опьянела от радости. Несмотря на то, что июнь – месяц сессий, студенты говорили и думали только о вожделенном событии. И едва открылись кассы Юбилейного дворца спорта, где оно должно было состояться, возле них грандиозным морем заколыхалась живая масса молодости.
Конечно, счастливых обладателей билетов оказалось значительно меньше, чем желающих их приобрести. И кое-кто, на этом даже неплохо заработал, продав ''лишний билетик'' за баснословную цену. Но разве можно было измерить в рублях счастье услышать воушию и увидеть воочию знаменитого рок-певца?!
Тихону повезло на половину. Тоня, 20-летняя девушка -- его первая, молниевая любовь, оказалась среди избранных. Кто-то из её ближайших друзей смог достать ей пропуск к счастью. Но только один. Что ж, Тихон всё равно был на седьмом небе -- если не он, так хоть она! Какая разница? Ведь он был в ней, а она -- в нём!
Они познакомились, когда им было по 18 лет, на сельхозработах. В тот год на такие работы студентов посылали после окончания первого курса. Это потом, на мой год поступления, эту установку поменяли. И впервые Тихон увидел Тоню именно на морковном поле, куда пригнали его и ребят забирать уже собранный девчатами овощь. И он никогда не забыл ни Тоню, ни их первую, побрызганную мокрой небесной пылью и обвеваемую сентябрьским ветром встречу.
Всё произошло до банальности обычно: одна девушка неожиданно разогнула спину, подняла голову, сняла шапочку и встретилась с его глазами. Тут же порыв ветра услужливо отбросил назад её русые, густые, длиннющие волосы и он... он просто ослеп, онемел и потерял ощущение реальности.
Свершилось! – Тихон попался в сети любви с первого, но никогда уже не поблёкшего взгляда. И его можно понять. Девушка была настоящей красавицей: синие глаза, пухлые, никем ещё не тронутые губы, высокий лоб, розовые щёки и немалый рост, при стройной, атлетической фигуре – она занималась лыжным спортом.
Но тогда он не подошёл к ней. Не смог. Только вечером, на танцах, осмелился пригласить её на вальс. Они даже разговорились. Но он продолжал глупейшим образом полузаикаться.
Словом, остаток дней “морковки” они провели вместе. Но, -- ни разу к друг другу не прикоснувшись.
У них даже интересы совпадали, -- кроме спорта, Тоня, как и он, изучала японский язык. И, по возвращении в Ленинград, они стали им заниматься вместе. Учили японский, а ему казалось, что они признаются друг другу в любви. Гуляли по городу, а ему казалось, что они летают над ним. А когда они сидели в кино, на экране светились её глаза. И ни разу, ни разу он не посмел до неё дотронуться.
Сказка продолжалась больше года. Да, ты правильно поняла -- целый год они говорили о любви и обнимали друг друга только глазами. Но однажды…
Это было под Новый год, второй Новый год, который они собирались встречать вместе. Они сидели у неё в общежитии, и она вслух читала японский текст. Под вечер, когда соседки по комнате ушли в кино, Тоня спокойно заперла дверь, включила магнитофон и подошла к Тихону. И выжидательно застыла. Молча.
Знаешь, что я поняла? Если хочешь сохранить маску – ни в коем случае не допускай молчания. Оно, как ничто другое, оголяет чувства, мысли, желания. Словом, быстро и уверенно сбрасывает с нас пришлое. И, если то, что под ним окажется, совпадёт с нашей мечтой, уверенно уничтожит наш разум и наши здравые решения. Бесследно! Не замечала?
Тихон сорвался с места. Утопая в её губах, неумело и нервно раздел её. Она помогала ему, тоже задыхаясь и теряя равновесие от желания. А когда они оказали в постели, оба девственника, можешь себе представить, что у них получилось. И как больно. Ей пришлось сцепить зубы, чтобы не заорать. Когда же всё кончилось, он только и смог, что попросить у неё прощения...
Очень долго я не соглашалась с теми, кто утверждал, что искусству любить нужно учить в школе отдельным предметом. Потому что имела, как и подавляющее большинство людей, недостаточный уровень интеллекта (в моём понимании этого слова), чтобы здраво рассуждать на эту тему. Была закомплексована извращёнными понятиями о стыде, вбитыми в сознание людей церковью. Потребовались годы жизни, чтобы наполнить моё озеро настолько, чтобы оно смогло поднять меня над всей этой, да и не только этой, наносной шелухой, и увидеть Истину.
А Истина -- только одна: любовь – единственный и всеобъемлющий смысл нашей жизни, пропускной билет в Бессмертие, о чём, кстати, так гениально и коротко сказал и поэт Гнедич в приведённом выше четверостишье. А настоящая любовь без этого не бывает...
Задай себе вопрос: какие инстинкты, хозяином которых является сам Бог, есть самые главные у человека? И найдёшь их только два: инстинкт самосохранения и продолжения рода. В первый войдёт и пищеупотребление, и защита от врагов, и долг мщения за нанесённые беды. Почему именно долг мщения? Потому что люди должны сохранять свои жизни – Жизнью данный приказ в форме инстинкта. А оставлять в живых врагов, значит продолжать подвергать свои жизни риску. Кстати, подвергать риску те самые жизни, за которые евангелиевский, церковный Христос пошёл на крест...
Но если вспомнить его же, Христовое указание о второй щеке, которым он опровергает другое, ранее самим Отцом его написанное, о зубе и оке, то получится явное противоречие. Не говоря уже о том, что Христос-то был только его сыном…
Так как прикажешь понимать это несоответствие? Ведь как ни крути, сколько не думай, а найдёшь ему только два объяснения -- или сын посчитал себя умнее Отца, или, что Отец сам, вдруг, поумнел и поменял свою же точку зрения.
Согласись, оба ответа – полный абсурд. Значит, истина не там. А где? Может, именно в том объяснении, которое я не раз уже слышала от разных людей и в разное время?
Вот оно: люди тех времён, когда писался ветхий завет, в силу недоразвитости своего интеллекта не могли понять настоящую истину. Вот почему были написаны наиболее для них простые и удобоваримые указания, типа зуба и ока. Потом, когда они, так сказать, поумнели, была раскрыта и настоящая истина -- о щеке.
Увы, взятое только до сюда -- не тянет, потому что тогда ставятся под сомнение и сами евангелия, со всеми их уверениями о том, что они -- последние, с их рассказами о воскрешении и суде, об апокалипсисе и вечном рае для спасённых. Почему? Потому что после этих евангелиев, мы опять неминуемо поумнели, и значит, созрели для новых, более настоящих истин. После которых, неминуемо созреем для других, потом -- ещё для других. И так -- до бесконечности… И комплексованный ум станет в тупик.
Давай теперь поработаем над этим предположением, вернее, над выводами из него вытекающими, всеобъемлющим умом.
Учитывая, что нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто принимает мнения толпы о богах (Епикур), что души привлекает больше ложь, чем истина (Секст Эмпирик) и что часто та ложь, которой поверили, становится истиной (А. Македонский), давай не побоимся поставить под сомнение всё (что является, между прочим, признаком живого ума, ибо сомневаться во всём было испокон веков девизом великих. И если бы это было не так, мы бы находились ещё в пещерном веке, конечно, если бы вообще ещё существовали! Будь трезв и умей сомневаться! Эпихарм.), и евангелия тоже, и пойдём дальше.
И что же? Получим жёсткую цепь логики. Очень сильной логики, называемой плечами, и заставляющей, как минимум, призадуматься: а что, если это в самом деле так? Что, если евангелия имели тоже свой срок жизни, как и ветхий завет и они, эти новые истины уже пишутся? Все -- взаимовытекающие и взаимосвязанные между собой, все -- на плечах старых истин, но раскрывающие новые, истинно подлинные фундаменты понимания себя и своего места во Вселенной? И той же вечной жизни? И той же щеки, и того же зуба? И того же последнего суда?
Подумай, ведь прошло уже 2000 лет! И разве не смешно забывать об этом (причём, умышленно!, ибо нигде, ни в какой религии об этом даже не заикаются!) и интеллект того человека, потенциал того разума ставить в одну плоскость с современным?
Моё предположение реально хотя бы потому, что все открытия и научные факты, противоречащие религиозным догмам (вспомни хотя бы такую деталь, как слово твердь в применении к небу!), нельзя постоянно объяснять происками дьявола. Это уже в самом деле настоящий кретинизм: например, отрицание существования провидцев, экстрасенсов, привидений, ретропамяти, коматозных ощущений. Это неминуемо отлучает людей от Бога, ибо редко кто способен отделить церковь от Него.
А такое отречение неминуемо приводит и к потери смысла существования, т.е., веру в то, что твоя жизнь и смерть нужны.
А что может быть хуже потери Веры?
И именно поэтому мы сегодня имеем то, что имеем – почти нулевой, если не отрицательный, планетный духовный заряд...
Впрочем, об этом мы ещё не раз поговорим, дополняя и рассматривая поднятую тему со всех 360 углов зрения. Ведь чтобы увидеть мир не плоским, надо посмотреть на него как минимум, с двух точек...
Но вернёмся к определению второго главного инстинкта. От него нам останется сделать всего один несложный шаг логики, чтобы убедиться в правоте моего первоначального вывода: как я уже писала, настоящая любовь -- это всегда желание одушевить её в новой жизни. А новая жизнь без этого смогла родиться, по библии, только у девы Марии…
Впрочем... давай заглянем поглубже в ту же библию. И что узнаём? Что уже после так называемого грехопадения, в первой же инстанции, Ева рожает первого сына Божьего (не презрел свою проклятую Евушку Бог-Отец!).
И кого именно она рожает? Каина! Убийцу!! Цитирую: “приобрела я человека от господа.“
Как же не вспомнить тут русскую пословицу: яблоко от яблони?
Кстати, может поэтому и было позволено Каину убить брата Авеля, -- Авель-то не был божественного происхождения!
Почему я написала слово позволено? Потому что проклятие Бога, Отца Каина, вовсе не было проклятием. Он ведь не только дал сыночку охранное клеймо, чтоб его никто не посмел убить, -- “всякому, кто убьёт Каина, отомстится всемеро”, но и “Пошёл Каин от лица господа и поселился в земле Нод, на востоке от Эдема и познал Каин жену свою (интересно, где он её взял, если на всей земле ещё никого, кроме его мамаши и папаши, не было??) и она зачала и родила Еноха и построил он город и назвал город по имени сына своего“.
И это называется проклятием? Напомню его: “И ныне проклят ты от земли... когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя. Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. “
А через три строчки этот скиталец строит себе уже город!
Между прочим, если учесть, что (цитирую): “...и она (Ева) родила сына и нарекла ему имя Сиф. Потому что бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин. “, получится вообще интересная картина: Иисус -- третий сын Бога, рождённый от земной матери.
Как видишь, Танька и Ленин тысячу раз правы: вместе с грязной водой можно выбросить и ребёнка. Став же и на их плечи, добавлю: но в грязной воде очень трудно увидеть ребёнка. А не зная чистой воды, и помои принимаются за родник!
Так что, круг опять замкнулся: знания нужны, только знания и ещё раз знания, чтобы никому не позволить водить себя за нос!
Но вернёмся к предыдущей теме. Скажи, кто захотел бы заниматься продолжением своего рода, если бы только воспоминание о его процессе вызывало бы, в лучшем случае, гримассу отвращения?
Впрочем, даже Библия завещает нам плодиться и размножаться. И Бог для этого наградил нас такой силы удовольствием, что оно вытесняет на задний план даже муки, сопутствующие им. И сколько детей уже родилось, и ещё родится от такого забывания! Я одна знаю девятерых детей таким образом родившихся.
Словом, первый блин у незадачливых влюблённых прошёл комом. Ничего, на первый раз прощается. Всегда. Это на второй раз запрещается. А чтобы не допустить его, этого “второго”, Тихону надо было заняться самообразованием, порыться в соответствующей литературе, поднабраться теории, обсудить её с Тоней. Но…
Он до этого не дотянул. И допустил не только “второй”, но и “третий” раз. Тот самый, когда уже запрещается. Правда, до него ещё было далеко...
Они по-прежнему встречались и не один раз были близки. Но Тоня всё никак не могла понять, из-за чего это поднят сыр-бор вокруг половой любви. А её избранник продолжал понимать это в одиночку... И дорого за это поплатился. Но, повторяю, позже, много позже…
Обладать билетом на такой концерт было, как обладать местом на космическом корабле, летящим на Луну. И когда, всего за полчаса до начала концерта, власти объявили об его отмене, пределу возмущения и гневу взбешённой молодёжи не было конца. Последней же каплей оказалось сообщение, что деньги за возвращённые билеты выдадут лишь на следующий день.
Чаша терпения переполнилась. Под возмущённые крики толпы, кто-то начал речь, полную чёрных, кипящих эмоций в адрес властьдержащим...
Между тем толпа росла. Выступающие сменялись, возгласы в их поддержку становились всё более общими, а головы воспламенялись мщением.
----------Что они себе думают? Что мы – рабы?, что будем проглатывать любую их ложь?! Любое унижение?!
И когда был достигнут пик возбуждения, брошенный клич: “Вперёд!” мгновенно сдвинул с места бушующую, клокочущую массу. И направил её к Литейному проспекту, 4 -- зданию управления КГБ...
Порыв огромной массы людей всегда завораживает. А этот был настолько ярким, искренним и единым, что заразил даже тех, кто находился за три девять земель от политики и музыки -- ведь были и такие, которые желали попасть на этот концерт лишь с целью заработать: записать на магнитофон, а затем распродать плёнки.
В первых рядах колонны пошли ''политические''. Среди них были и Лугов со своими единомышленниками, включая Тихона с Тоней, и их друга Славу со своей молодой женой Олей, которая несмотря на то, что была на четвёртом месяце беременности, наотрез отказалась оставить мужа одного...
Это было первое, массовое, спонтанное, более, чем 10.000-ое выступление молодёжи против власти. Толпа увеличивалась буквально с каждым десятком пройденных метров, впитывая в себя и сочувствующих, и любопытных, и трезвых, и выпивших. И чем больше она бухла, тем больше из неё отжимался разум...
Вскоре, толстый, пёстрый клин взбунтовавшегося народа беспрепятственно пересёк мост Строителей и, оставив за спиной Растрельные колонны, где собралась небольшая группа молодёжи, громко певших под гитару не очень-то позволительные, с точки зрения блюстителей закона, песни, поползла к Дворцовой площади, где произошёл её раздел. Меньшая часть колонны, около полутора тысяч человек, выбрали более короткий путь, свернув на набережную Невы. Оттуда, пройдя мимо Кировского моста и Летнего сада, они намного быстрее начали бы штурм Литейного.
Основная же группа бунтарей, значительно пополнившись демонстрантами, уже принявшими первый бой с милицией на Дворцовой площади – там тоже был митинг, жестоко сорванный властями, -- вышла к Невскому проспекту.
Вот об этой-то бойне я только и помню, благодаря случайной встрече с несколькими ребятами, побывавшими в той переделке и вынужденно покинувшими поле брани. Я встретилась с ними в общежитии, на лестнице, сильно избитых и ободранных. Узнав среди них одного парня, я поинтересовалась, что случилось.
----------Лягавые. Поливали из шлангов, сбивали с ног, а потом избивали. Палками. Одну девчонку прямо по груди били, в фургон тащили. Я вступился. Так меня так огрели… Сознание потерял…
----------Что?! Как это? За что? Почему?!
----------Да ты что, не слышала про Сантану?
----------Слышала, ну и что?
----------Так отменили же, концерт-то! Запретили! Ну, молодёжь и возмутилась, собралась на Дворцовой. Пели под гитару нелегальные песни, выступали с речами. А тут, милиция понабежала и давай всех из шлангов поливать. И бить. Как изверги…
Помню, что у меня даже дар речи пропал. Даже дыхание! Но они прошли мимо и…. всё… Больше в памяти ничего нет...
Основной поток мятежников беспрепятственно прошёл весь Невский проспект. Но у Мойки их уже ждали. И милиция и кгбишники.
Всё дальнейшее произошло, как в полной темноте.
Ударили брандспойты, и начался конец света. Страшное мессиво криков, стонов и падающих тел были его главными действующими героями. А на окраине этой сцены, синими фуриями, металось с палками к руках одухотворённое зло. И избивало тех, кому посчастливилось отбежать, отползти, отковылять в сторону, спасаясь от этих безжалостных жерновов запировавшего на земле ада…
Когда и Тихон получил свою порцию по груди, он тоже не устоял. Тут же попытался подняться, ища глазами Тоню. Но его догнала ещё одна, уже боковая струя озверевшей воды, и стодвадцатикилограммового детину, как лёгкое брёвнышко, перекатом, смыло в речку.
Не сразу к нему вернулось сознание. Зато, вовремя – не захлебнулся. Но увидел и услышал он вокруг себя всё тот же ад -- падали в воду, истекали кровью, барахтались, звали на помощь, орали и матюгались люди. Много людей. Очень много, обезумевших от страха и запаха крови, людей...
Подсветка воды возле него тоже стала розовой. Быстро сообразил, что ушедшая под воду, в двух метрах от него девушка, была ранена, в голову. Тихон нырнул, вытащил её на поверхность, но до берега добраться не смог – река кишмя кишела человеческим адом.
Тогда он позвал на помощь. Рядом с ним лавировал меж телами незнакомый парень. Он помог, и они вдвоём дотащили девушку до берега. Но там продолжалась бойня, девушка была без сознания, и сбежать от поимки они не смогли...
Впрочем, основное поле брани было уже пусто – часть молодёжи, штурмом взломав заслон объединённых сил милиции и КГБ, сумела взять мост через Мойку и разъярённым клинком прорвалась на Литейный проспект. Курков же, вместе со своим новым товарищем и остальными ребятами, -- мокрыми, сильно побитыми и в многочисленных кровавых ссадинах, оказался задержанным. Их согнали в кучу, и младший лейтенант милиции, связавшись с кем-то по рации, попросил дальнейших указаний насчёт этих “молокососов”.
Тихон слышал его разговор, щедро пересыпанный матерными словами. Изумился, даже не поверил своим ушам, когда понял, что милиционер пытался уговорить кого-то на другом конце волны отпустить пойманных.
----------Так, -- сказал, в конце концов, младший, выключив рацию и сурово-зло посмотрев на ребят, -- Пусть они там орут что хотят, но я грех на свою душу не возьму. Слишком хорошо знаю, что они там с вами сделают. А потому, пизд.. те на все четыре стороны! Да по домам! Ясно? И чтоб духу вашего здесь не было!
Значит, и в доме зла бывают дезертиры? Впрочем, они везде бывают, в любом доме. Особенно, в большом. Но, как видно, не всегда быть дезертиром -- плохо.
И они покатились. Врассыпную. Бегом. Кто куда, а Тихон – искать Тоню. Но нашёл
только Славку. И тот тоже разыскивал Олю:
---------Я очень переживаю. Её какие-то лягавые от меня оторвали. Тут тогда ещё фургон их стоял. Помнишь? Я бросился за ними. Но один, как хряснет меня палкой, прямо по голове. Я и сознание потерял. Но ненадолго. Видел, как они отъезжали и номер машины запомнил.
-----------Наверное, в отделение повезли, -- предположил Тихон., -- Я вот тоже Тоню не могу найти.
-----------Может, она уже дома?
-----------А что? Это идея. Поеду, узнаю.
-----------Давай. Только сначала переоденься. А то всех перепугаешь.
А в это время, второй, меньший поток молодёжи достиг Летнего сада. Там-то и произошла у них первая стычка с властями.
Сегодня я могу продолжить свой рассказ, просто процитировав письмо, полученное мною недавно из Австралии, от парня по имени Гарик, друга Тихона,-- от одного из аполитичных участников той демонстрации. В нём он очень красноречиво и доходчиво описывает произошедшее в тот день:
''... Сначала никакого гебья там не было, были только три ментовоза, и мы с ними сцепились.'' Но биться голыми руками было по-крайней мере глупо, поэтому, не долго думая, ''... мы вскрыли зимний сарайчик-бытовку в Летнем саду, вооружились совковыми лопатами, граблями и т.п. (ох, из-за них потом таскали нас!) и бросились в бой. В общем, ментов поколотили, и дошли почти до Литейки. Там нас тормознули окончательно, всего в 2-х кварталах от цели, пожарные машины и войска КГБ. Кого-то смыли в Неву, меня и Димку с легонца отдубасили палками и забрали в ментовку.
Там, в целом, к нам лояльно отнеслись, взяли адрес, телефон, позвонили домой -- проверили, с матерями побазарили, и отпустили. А здоровенный капитан, прощаясь, мечтательно сказал: ''Мало вы гебью вломили. Ох, я бы этим гадам по самое никуда... Ладно, пизд..те отсюда. Я в протоколе написал, что вы там случайно оказались, а лопаты, грабли в руках отродясь не держали''. Потом меня и моих карефанов-закадык ещё мало-мало потягали в контору, но мы всё время одно и то же говорили, и дело заглохло. Я уже много забыл, что тогда делали, что говорили. Потом, через два года после этого, я из Союза свалил. (этот парень по национальности еврей – прим. авт.) Неужели ты об этом напишешь!!?? Вот здорово!! Позвони Кирке Б. в Нью-Йорк, он ещё что-то вспомнит'' .
Но Кирке в Нью-Йорк я не позвонила. Решила, что будет вполне достаточно написанного Гариком да расказанного Тихоном, его другом Славкой и теми ребятами, с которыми я лично перебросилась парой фраз на лестнице в моём общежитии.
Но вернёмся к основной колонне. Итак, прорвавшись к Литейному, молодёжь погнала к зданию КГБ. Но почти сразу наткнулась на новый заслон. И их остановили. Не только потому, что притивник уже значительно превосходил их в числе, а и потому, что все герои оказались, в основном, 17-18-летними подростками.
Их арестовали.
Теперь я продолжу о Тихоне.
В то время, когда он безуспешно пытался найти свою Тоню, она обессиленно сидела на тротуаре, всего в трёх кварталах от него, облокотясь о стену дома. Мимо пробегали люди, удивлённо на неё посматривая, но никому даже в голову не пришло, что эта девушка только что прошла через нечеловеческую пытку. И выжила.
А всё произошло так. Когда Тихон ударом струи был сбит с ног, следом за ним упала и она. Но её не смыло – её подняли жёсткие руки, одетые в синий мундир, и поволокли к фургону. Она попыталась освободиться. Удалось. Побежала. Но когда получила удар по голове палкой, всё исчезло...
Очнулась Тоня в какой-то комнате. Руки её были закованы в наручники, прицепленные к чему-то сверху. Рядом с ней, в таком же положении, были ещё две девушки. Одну Тоня видела впервые, но во второй узнала Олю. Кроме них, в комнате присутствовали ещё три милиционера, с развязными, грубыми, ржущими голосами...
И она испугалась. Не зря, потому что когда они замолчали…
После первого, качнувшего сознание удара, Тоня рефлекторно перевернулась. Прижалась животом к стене, пытаясь защитить его и грудь. А когда до неё дошла вся истина происходящего, между ритмичными ударами, она прокричала:
----------Девочки, спрячьте животы!
Их били короткими палками, предшественниками знаменитых резиновых дубинок-демократизаторов. Били ровно, методично и долго, смеясь от вожделения. Её – до полуживого состояния, незнакомую девушку, -- до потери сознания. А Олю…
Тоня больше не думала. Ни о чём. Только одна мысль жила в её плясавшем сознании – спасти живот. Но остальные девушки громко кричали, рыдали, вертелись на вытянутых, заковынных в наручники руках, и получали удары именно по тем местам, по которым женщинам получать их никак нельзя. Особенно, беременным… Но их продолжали бить. Спокойно, от души, со смаком.
Когда вторая девушка повисла безвольным телом, Тоня услышала хрип Ольги:
----------Я беременна…Что же вы делаете… О, господи…Фашисты…
----------О! Что же ты сразу-то не сказала?, -- раздался голос одного из палачей, -- Это же восхитительно -- трахать беременных. Ребята! Кончай с этими двумя. Выбросьте сначала одну, потом вторую. И возращайтесь, с этой пообщаемся…
И довольно заржал.
Их забросили в фургон. Отъехали на какое-то расстояние, остановились и вышвырнули на улицу. Сначала незнакомку, ещё не пришедшую в себя, потом, проехав ещё немного, Тоню. А вернувшись, по-очереди, стали насиловать Олю, не торопясь, запивая паузы водкой и не обращая внимание даже на то, что из неё уже полилась кровь…
Только ночью, -- белой, сказочной ленинградской ночью, её оставили в покое, бросив на тихой улочке, где ни одного человека не было, все спали.
Слава узнал о жене на следующее утро. Когда он прибежал в больницу, там уже были её родители и младший братишка. Все плакали. И у него подкосились ноги, потому что на их лицах он прочёл то, что они, его ноги, никак не могли выдержать…
Тихон нашёл Тоню дома. Она была одна, лежала ничком на кровати и тихо стонала. А когда он всё узнал, его жизнь, его судьба стали окончательно предрешёнными. И прошлое, сентябрьское, почти случайное знакомство с Александром Луговым смачно вздобрилось...
Вечером, придя в себя ровно настолько, чтобы поведать Славе о том, чего не знала Тоня, Оля умерла…
Когда судебно-медицинская экспертиза дала заключение о несчастном случае, одним из тех, какие бывают, когда толпа, беря штурмом двери только что открывшегося магазина, в животно-безумном желании урвать в нём хоть что-нибудь, растаптывает насмерть упавших, Слава понял, что правды он у закона не найдёт...
С этого часа, все силы и мысли друзья посвятили поиску того милиционера, которому так приятно было проводить время с беременными.
И нашли. И Слава ещё долго и упорно выслеживал его, не волнуясь и не делая необдуманных шагов, спокойно выжидая момент, ради которого он жил, и который рано или поздно, но должен был наступить. Обязательно! И когда он в самом деле наступил, в середине июля, рука у него не дрогнула, а сердце запело…
А между тем, где-то через две недели после описанных мною событий под кодовым названием “Сантана” подошла очередь и Тихона узнать, что это такое -- собирать посеянное – подкрался и его очередной “третий раз”.
Сдав последний экзамен неожиданно быстро, он прибежал к Тоне в общежитие. И когда она, наконец, открыла дверь, сначала он увидел растерянное лицо любимой, а затем и покрытую досадой, как плёнкой, физиономию раздетого парня, лежавшего на её кровати...
-----------Тиша,… ты только не волнуйся. Это совсем не так, как тебе кажется, -- залепетала девушка, стараясь не смотреть ему в глаза -- Я всё объясню… Ты только сядь...
Он поверил бы в любую ложь, если бы под её халатиком виднелась хотя бы нижняя часть нательного белья…
Дальнейшее поведение Куркова было самым обычным. А точнее, таким, каким оно бывает у ненаполнителей, у которых на их глазах убивают любовь – жизнь обрывом теряет смысл. Она просто куда-то сбегает, и сознание становится только орудием чувств, ставших вдруг рвотно-призрачного цвета. Поэтому Тихон не сказал Тоне ни слова. Вышел из комнаты и уверенно пошёл к мосту. Но по дороге сообразил, что поскольку он хорошо плавает, инстинкт самосохранения наверняка не позволит ему сложить ручки и пойти на дно. И поехал домой -- за грузом и верёвкой.
Через час, неся в руках самодельные восьмиколограммовые гантели, он снова быстрым шагом приближался к Неве. Дойдя до середины моста, Тихон очень педантично обвязался принесённым железом, и спокойно прыгнул в воду...
Но звонарь на той колокольне не дремал, хоть и было уже давно сонно-послеобеденное время. Он во всю мощь своих чугунных колоссов и неслабых рук бил тревогу. И её услышал проходящий мимо… милиционер, который, вмиг сообразив что происходит, бросился спасать Тихона.
----------Слушай, -- ещё часто дыша проговорил спаситель, добравшись со спасённым до берега, – знаешь, что за такие вещи я должен отвести тебя в отделение и сдать соответствующим врачам из жёлтого домика?
----------Знаю.
----------Знает он…, -- покачал головой мужчина., -- Хоть, из-за чего? Любовь?
----------Ага.
----------Ясно. Только её не водой лечат, а водкой. Или ты не русский?!
----------Русский..
----------Ну, раз русский… Ладно, пошли, тут недалеча. А по дороге высохнем..
Вечером Курков вернулся домой в таком состоянии, что его родители даже не попытались с ним заговорить – он именно “не вязал лыка”. Но зато все его мысли о смертях полностью растворились в водке. Видимо, они хорошо растворяются только в ней. Да, милиционер оказался прав.
Через несколько дней Тихон уехал долечиваться в следующий стройотряд. Но уже -- работой, каторжной работой, которая лечит ничуть не хуже водки -- знаю по себе.
В конце августа Тихон вернулся в Ленинград. И узнал, что Славка сидит в тюрьме -- пойманный им долгожданный момент он использовал на всю катушку. Этому Курков не удивился, сам поступил бы точно так же. И не только в то время, когда у них с Тоней всё было, как в сказке, а и сейчас. Удивился он другому: что арестовали Славку сразу. Буквально на следующий день, как только нашли труп того милиционера. Значит, ни для кого не было секретом, что именно стояло под тем судебно-медицинским заключением о несчастном случае.
Произошедшее же на судебном процессе воистину стало сногсшибательным! Ведь не было никакой возможности провести настоящее расследование. Ни-ка-кой! Не только потому, что экспертизу, в таком случае, пришлось бы объявить фальшивкой. Но и потому, что пришлось бы повытаскивать на свет божий тех, кто приказал её сфальсифицировать. А этим, что и было самым главным, бросилась бы несмываемая грязь на все органы исполнительной власти.
И знаешь, как они выкрутились? Засудили Славу за политическое убийство. (!!)
Конечно, во всех странах и во все времена были и есть законы, которые таковыми являлись и являются не для каждого. (Вспомни хотя бы даже рассказ о наказании Каина, сына Бога, убившего своего брата -- простого смертного!)
Нет человека, который бы не улыбнулся, услышав знаменитую фразу, что закон одинаков для всех. Есть даже изречение кого-то из великих, давно уже ставшее поговоркой, что если убъёшь человека – станешь убийцей, а если миллионы – гением. Есть и другие полупословицы, типа: укради рубль -- сядешь в тюрьму, укради миллион -- в неё не поместишься, ''а судьи, кто?'' и т.п.
Но если такое случается в государстве, хозяином которого является народ, тогда или народ таков, как и происходящее в нём, или, что скорее, народ уже давно перестал быть его хозяином.
Но тогда, кто же он, истинный хозяин этой державы? Ответ прост: каждый народ имеет того пастуха, которого заслуживает!
Помнишь, “рабы -- не мы, мы -- не рабы”? – круг замкнулся…

Отрывок из второго тома моей книги Исповедь.