ТРАДИЦИЯ
Любой горняк знает кто такой Шубин. О духе горных копален ходит много легенд. Лично мне больше нравится та, в которой рассказывается о том, как хозяин рудника запал на жену своего рабочего и, чтобы обладать ею, устроил завал в глухом забое, замуровав там горемычного конкурента на веки вечные. С тех пор не покаянная душа Шубина ходит по горным выработкам Донбасса и выискивает свои жертвы. Можно по-разному относится к этой легенде, но шахтёры так же как моряки, шофёры и артисты народ суеверный и, спускаясь в забой, на тему о Шубине стараются не шутить. Многие верят: если увидел Шубина – считай, что увидел смерть, живым на поверхность уже не выйдешь. Когда в верхних слоях породы происходит перемещение и раздаётся приглушённый треск, старые горняки говорят: «Слышите? Шубин ходит», если лава даёт посадку и порода с орудийным гулом обрушивается на почву: «Шубин играет», а если кто-то погибает, говорят: «Шубина увидел» или «Шубин забрал».
Но не стоит напрягаться. История, которую я хочу рассказать скорее комическая, чем трагическая. Как я говорил, шахтёры в массе своей народ суеверный, но есть люди, которые переходят за рамки приличия суеверия. Такой проходчик работал в нашей проходческой бригаде. Раньше про таких говорили: не от мира сего, а мы считали его просто малость с приветом. Звали его Петя Кузякин, но мы звали его каждый кто как хотел: Пеца, Кузя, Петруха, Кузякин и он всегда откликался и никогда не обижался. Петя был страстным поклонником Порфирия Иванова, даже пытался какое-то время ходить зимой в одной рубашке, брюках и сандалиях на босую ногу. Но после того как подхватил двустороннее воспаление лёгких прекратил попытки издевательства над своим организмом. Однако, что касается самого учения старца о единении человека с природой, так называемые «детки», чтил больше, чем «Правила безопасности в угольных и сланцевых шахтах». Приходя в забой, он кланялся и торжественно произносил: «Здравствуй, Забой!» Выезжая на поверхность, не менее торжественно восклицал: «Здравствуй, Солнце! Здравствуй, Небо! Здравствуй, Трава!» Мы сначала посмеивались над ним, но потом привыкли и не обращали внимание. В конце концов, это право каждого, как ему поступать. Не мешает ни кому и ладно. Вот только с Петрухой это сыграло злую шутку.
Случилось это в аккурат на День ВМФ. Наш коллега Вадик Самсонов имел счастье служить на флоте и в этот день, согласно традиции, выставлялся. Настроение у всего коллектива было приподнятое, Вадик как всегда шутил, рассказывая флотские небылицы, мы слушали и смеялись. Пришли в свою выработку, возле электроаппаратуры под единственной лампочкой сели кружком, развернули тормозки, стали неторопливо есть, Вадик-мореман продолжал травить свои байки.
- А вот однажды мы стояли в Болгарии и добрые болгары подогнали нам бочку вина, но с условием, что бочку вернём. Кому-то пришла в голову мысль спрятать вино в огнетушителях. Вроде бы и на виду и начальство не додумается. Сказано – сделано. Выдраили огнетушители, залили их вином и повесили по своим прежним местам, а бочку вернули добрым людям, наполнив её стиральным порошком в знак ответной благодарности. Правда болгарам наша щедрость не понравилась, так как они посчитали, что бочка безнадёжно испорчена. Ладно. Идём мы через Средиземное море, попиваем винцо втихаря, и всё бы ничего, если бы все меру знали. То один попадётся пьяным, то другой. Пытать бесполезно, кто ж признается. Но хитрый старпом решил выследить. И однажды один салага прокололся. В тот момент, когда салабон присосался к огнетушителю, бедного старпома чуть кандратий не хватил. Он подумал, что матросы уже до щёлочи опустились. Что было потом – уже не было смешно.
Мы посмеялись над весёлым рассказом Вадика, доели томозки и звеньевой сказал:
- Ладно, Кузя, всё равно ты не куришь, сходи в забой поздоровайся, а заодно посмотри надо затяжку брать и выдвижное стоит или нет.
Петруха, молча, пошёл в забой, который от нас находился в каких-нибудь сорока метрах. Он не мог знать, что в забое на куче породы, отбитой буровзрывным способом, с выключенным в целях экономии светильником, лежал, дожидаясь звена, проходчик из предыдущей смены, которому нужен был отгул, и он остался на вторую смену. Это был Славик Боритько. Он забрался на тёплую породу подальше от вентиляционной трубы, чтобы не так дуло, в расчёте подремать во время пересмены. Кузякин как обычно, подойдя поближе к груди забоя, поклонился и уважительно произнёс:
- Здравствуй, Забой!
Дремавший Славик открыл глаза, узнав Петруху, произнёс сонным голосом:
- Ну, здравствуй, Кузякин.
В том, что Петруха здоровается с забоем, не было ничего удивительного, но чтобы забой здоровался с Петрухой… Рывку Кузякина позавидовал бы любой спринтер. Он пронёсся мимо нас, опрокидывая вентиляционную струю, едва не вызвав панику своим воплем:
- Шубин, Шубин! Там Шубин!
Превозмогая страх, мы все вместе направились в забой, предполагая всё, что угодно, но увидев Славика быстро сообразили в чём дело и полсмены не могли прийти в себя от смеха. Вот только самого Кузякина встретили уже на поверхности.
- Кузя, - сказал ему звеньевой, - завтра с тебя бутылёк. Мы за тебя всю смену отпахали, так что колись на бутыль. А сейчас пошли испуг выливать будем самогоном.
Расположившись в посадке, на обустроенной полянке в каких-нибудь ста метрах от комбината, мы на газетах разложили нехитрую закуску, в центр «стола» поставили бутыль с самогоном и тут виновник торжества, приколист и балагур Вадик Самсонов вдруг рухнул на колени и произнёс как молитву:
- Здравствуй, сало! Здравствуй, хлебушек! Здравствуй, бутылёк!
На последних словах он наклонился и поцеловал стеклянную тару. Это вызвало бурный смех и ещё больше подняло всем настроение, даже Кузякину.
С тех пор мы всегда произносим это заклинание, прежде чем приступить к распитию спиртного. Так Петя Кузякин зародил в нашем коллективе новую традицию. А что, нам даже нравится. В этом что-то есть…