ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



ЛЮБИ И УКРАШАЙ... 19. Путь "в греки из варяг"

Автор:
19. ПУТЬ «В ГРЕКИ ИЗ ВАРЯГ»

Командировки – окна в природу, те, что в Курской области. Как правило, под вечер возвращаюсь: неоновые буквы – буквы автостанции, но темнота ещё не наступала.

За газом автостанции ещё открыты дали. Забудь, что где-то там аэропорт. Забудь о Диком поле, надпойменной террасе. Свет автостанции – волшебные мгновенья.

Идёшь домой и серебристый лох, маслины дикие, непоправимо южные. Ещё кусты акаций. И цветы ночного табака, те беленькие звёзды на фоне ночи.

Домой, что несомненно. И сразу к подоконнику. Верхушки тополей. Моя каюта, которой не устану восхищаться. Прохлада, чистота, душевное здоровье.

Командировки мне отнюдь не в тягость. И Обоянская дорога – дилижанс. Конечно, утомительно. Попутки, ожиданья. И чайные, конечно. И пиво полустанка.

Такая жизнь по мне. Бездумность приключений, и, засыпая, видишь их в каком-то другом свете. В том, что обещан мне первоначально и проявляется таким вот странным образом.

И я стал забывать Дальний Восток. Реликты, треуголка – проходят стороной. Не то чтобы совсем без сожалений, но как-то безболезненно. Я становлюсь курянином.

Последний раз – ансамбль из Сингапура, о чём уже упоминал. Один концерт и то за Южной автостанцией. Куда-то за Рышково. В клуб комбината «Волокно». Капрон, лавсан. Две пересадки.

И как нарочно ливень, едва ли не тропический. Потоки вдоль трамвая, кирпичные углы. Порой Курск неожиданен. Вот в полумраке ливня углы домов старинных, углы домов кирпичных и развёрнутых.

Концерт какой-то сборный. Индусы и малайцы. Китайская бригада со знамёнами. Да, Сингапур, и где-то там тайфуны, кораллы и кокосы прорастают.

Перед началом – слово. Ответственная дама читает по бумажке. Что «нам понятны жесты и позы редкие». Вообще, нам всё понятно: гуд бай, бхай-бхай и дружба с народом Сингапура.

Да, позы были редкие. И зонтики крутились всякие. И чудо-тройка с знаменем китайским. Не знаю, как той даме, меня это не трогало, пока один индус не сел за барабаны.

Ритм сразу по десятку барабанчиков. Естественно, рукой, без колотушки. И вдруг запел, как флейта. Естественно без слов. Про южные моря, про джунгли, про хоры какаду и обезьян. Путешествия.

«Открой зонт и танцуй!» – так на другое утро. Девчонки с зонтиком на нашей Красной площади, наверно, тоже были на концерте.

Я, собственно, на почту. У почтамта стоит автобус с дверцами открытыми. Экскурсия артистам. Один индус в сторонке. Я подошёл, и мы заговорили по-английски.

Я – про ту флейту, скрипку. Тот выразил готовность немедленно позвать артиста, но я остановил. Курск очень подозрителен, мне ни к чему доносы. Пожали руки и – счастливый путь!

Я рад, что говорю свободно на английском. Это – с Москвы, ещё из общежития аспирантуры. Арабы и индусы, отчасти итальянцы. Там только по-английски говорить.

Да, рад, что не забыл. Вообще, иная жизнь, с чем так непросто взять и примириться:

Вот как бы мне теперь
Попасть в тот Сингапур.
И попросить чалму,
И скрипкой говорить...

Мне – пивзавод судьба. По договору: кинетика твердения бетонов, цементы разных марок, образцы – не очень-то наука, но деньги обещают.

Но за какие деньги проходная! Пыль, дожди и облака. Разве мне пренебрегать всем этим за Рышково в июле со склонностью ко всяким технологиям?

Мои орёлики, те самые кружковцы, которые чинили потолок, готовят образцы, опилок натаскали. Мы строим саркофаг для долгого твердения.

Работа трудоёмкая, все руки отмотаешь. Зато потом стоишь на Барнышовке – там бочки с пивом, там я обыватель. Там транспарант: «Приём стеклопосуды».

Взял сразу пару. Рядом человечек – в калошах почему-то, пьёт маленькую кружку. Здоровье ещё есть, не позволяет пенсия. Отдал ему свою вторую кружку.

Потом мы повторили. Он коренной курянин. Он открывал балы Дворянского собрания! Он видел и Уфимцева – «безбожник, террорист».

Зал Дома офицеров (Дворянского собрания) был раньше много больше, теперь всё переделали. «Я чёрным вихрем пролетал по залу». Летел, как говорит, «сменив четыре барышни».

Рассказывал: Курск – на пещерах. Самая известная – подземный ход между монастырями, там атомоубежище обкомовцев, то есть, персон для Курска самых ценных.

И тайный спуск к колодцу – из кремля. Ещё какой-то – к Куру. Мелоподобный камень отлично держит свод, легко долбится. Естественно, в избытке.

Новый знакомый поведал ещё одну историю, прямо из «Тома Сойера». Не знаю, верить ли. За пивом-то мне верилось.

Давно, ещё в гимназии, он и ещё товарищ нашли пещеру. Вход в кустарнике у Кура, где-то в районе улицы Садовой. Тут и сейчас застройка не очень-то активная.

Жёлтые ирисы, обрывы меловые. Заросли тальника. Болотная осока. Почти что в центре города такое вот местечко. Почти всегда тут встретишь художника с мольбертом.

Ну, гимназисты. Ну, запас верёвок, свечей, провизии. Почти по Марку Твену. Ползли, попали в камеру, где черепа валялись. Чугунный люк и крест слоновой кости.

Открыть люк не смогли, но ход свой потеряли. Какой-то вывел их на Сапогово. Больше суток шли. До Сапогово – лишь только по прямой пятнадцать километров.

Мы были в Сапогово. Это психбольница. И психи неопасные разгуливают запросто. Заросший лесом берег всё той же речки Тускари. Красивое местечко, старинная лечебница.

В Воронеже мамаша одной моей знакомой здесь начинала путь по жизни психиатра. Пешком до Сапогова? Но молодость, что значит пятнадцать километров?

Мы только заглянули и дальше не ходили. Унылое местечко. Река в нависших ивах, пух и волны. Справа обрыв, а мы на этой стороне. Гудит бельгийский мостик через Тускарь.

Я, таким образом, рекорд свой превзошёл. Поля кувшинок, мели. Кувшинки мне теперь в любое время. Я живу в Лимончике, а он почти над Тускарью, лишь за военной зоной, где гуляет конь.

Я – взяточник, о чём намерен рассказать. Признаюсь в факте взятки, в грехе на моей совести. Но если бы не я, то лаборанты, тем нечего терять и совесть их не мучает.

Экзамен у заочников. Бывают и способные. Бывают те, кому нельзя быть без диплома. Так что и знания различны по оценке. Оценка, разумеется, моя.

Одну заочницу прогнал, хорошенькая, впрочем. Другая ещё бормочет что-то неразборчиво. Ну, посадил, дал книгу: «Читайте, расскажите!». Хоть что-то пусть останется в убогой памяти.

Лепечет что-то. Тройка, чёрт с тобой! И слово дай, что выучишь как следует от сих до сих хотя бы. Соглашается. К утру всё будет знать.

Она последняя. Но та, которую прогнал, просунула в дверь голову. Идите, вот задание. Клянётся, что к утру... Она клянётся. Заочники, ну, что с ними поделаешь.

Я должен верить, что всю ночь читали. То есть, смотрели в книгу, как я им приказал. Расчёт бетона требует каких-то оснований, а этим – не более зачёта.

Однако на другой день прихожу, и лаборант Володенька: «Вот кто-то тут поставил. Бутылка коньяка, а кто принёс, не знаю. Выходил». Он выходил, и кто-то мог поставить.

Чтоб не торчал прилюдно, убрал в рабочий стол. Но лаборанты знают кто, что видно по их мордам. Ирина говорит, что выпьют всё равно. Уж лучше мы, раз некому отдать с негодованьем.

К Лимончику мы ходим различными путями. Сегодня вот – от Кировского моста. Вдоль Тускари, навстречу её течению, через осоки и обрывы меловые.

У одного обрыва мы сели и коньяк открыли, раз вернуть его нам как бы некому.

Шары пустынные, шары «перекати». И белые, и синие, и жёлтые.

Да, чуть к обрыву растительность пустынь. Чуть ниже – луговая. Осоки, стрелолисты. Поля кувшинок, где река мелеет. О, этот запах их, неповторимый в принципе.

Сидим и по глоточку на меловом обрыве. Закат свершается там, где-то за обрывом. Не знаю, как Ирина, но я проникся степью. Коньяк пить надо малыми глотками.

Там, ниже, «копанка», бетонное кольцо. Мы часто там купаемся среди кувшинок. А за тем берегом, что называют, старица, там ненюфары, заросли из белых-белых лилий.

Путь в «греки из варяг». Действительно, зимой мы видели подобие какой-то, вроде, кладки, входящей в глубину. Но это только кладка, ещё не доказательство пути варягов в греки.

Вот Сейм – другое дело. Его встречал и в Рыльске, и в моём Курске, и даже там, за Псёлом. Ладьи – не корабли. Вообще в эту историю не хочется вникать, мне ближе ненюфары.

Обрыв, где мы сидели, сливается с оврагом, идущим до шоссе, достаточно глубоким. Там смыло некогда Анюту незабвенную, когда был дождь внезапный и тропический.

Тропинка вдоль обрыва, по сути дела, горная. Овраг безмерен. Осыпи, породы меловые. Верней, мелоподобные. В них тайна. Загадки жизни кремнеорганической, то есть отнюдь не углеводородной.

Тупик в процессе общей эволюции. Иного смысла спрессованные жизни. Мелоподобный трепел сочится родниками. По Тускари до Коренной Пустыни.

Чуть ближе Сапогова – заводик, где из трепела формуют кирпичи. Я как-то был там со студентами. Водил их этажами вдоль конвейера.

Палубы и трапы, всё движется, грохочет. Я руку подаю, смотрю, чтоб не свалились мимо трапика, стою под ним, пока все не пролезут.

Так по ТБ, а группа сплошь девчачья. Вперёд кормой спускаются курянки. В Курск, верно, завезли белые трусики. Так по ТБ, такое наблюденье.

Провёл экскурсию и усадил в автобус. Сам пересёк Московское шоссе.

Сельхозпруды, посадки в виде опыта. После пойдёт природа – овсы, клубники, травы.

Природа Курской области безжалостно затоптана. Но сила заповедная наверняка осталась. Всего лишь пару месяцев дождей, и эта пышность трав, поля клубники белой.

Возле овсов у самой обочины дороги согнал дикую утку. Взлетела как-то косо. А где сидела – плотненькая кладка, круг из шести яичек, зеленоватых в крапинку.

А чтобы много лет так? Раскрошится асфальт, обрушатся панельные дома. Вернётся степь во всей красе аспектов, каштановые рощи, степные баобабы.

Так всё я о Лимончике, о его окрестностях. Что говорить, удачная квартира. Я сам в ней изменился и даже потолстел. Но на руках хожу и даже нож бросаю.

Последнее, конечно, не в системе. Просто идём с Ириной в магазин, там по пути подвал, дверь деревянная. Мальчишки нож бросают, у них не получается.

Взял у них нож, не отобрал – взял. Нашёл центр тяжести, метнул в два поворота. Нож не упал, а впился в дверь подвала. Мальчишки онемели, а больше всех Ирина.

С тех пор, как мы появимся, мальчишки умолкают. Проходим, а нам вслед: «Киньте ещё, дядя!» Но больше не кидаю, боюсь эффект испортить. Кроме того, я «дядя» давно и окончательно.

С соседями я мудро не общаюсь. Приходит только избранная публика. И мы – то у Ирины, в её кинотеатре, то на выставке, то где-нибудь в концерте по типу сингапурского.



Читатели (515) Добавить отзыв
 

Проза: романы, повести, рассказы