В ЗАСАДЕ
(из воспоминаний отца)
Разведке стало известно, что в ближайшее воскресенье в деревне N состоится свадьба дочери одного из вожаков украинских повстанцев, которых мы называли просто бандеровцами. Было установлено, что на свадьбу из леса под видом обычных крестьян прибудут поодиночке вояки местного повстанческого отряда, которые в массе своей были жителями этого села и родственниками молодых. Сначала предполагалось накрыть всех прямо на свадьбе, но замполит выступил против по морально-этическим и политическим соображениям. Как ни странно, его поддержал начальник особого отдела:
- Нас и так местное население не жалует, а представляете, какой шум поднимется, если мы проведём операцию прямо на свадьбе? Этих возьмём, а взамен получим ещё больше врагов. Да и попробуй разобраться на гулянке кто бандит, а кто честный крестьянин. Вряд ли кто-то будет при себе иметь оружие. Обозлим народ и только.
- Что там разбираться, - возмутился начальник штаба , - все они там бандиты, все против советской власти. Придушить эту гадину, когда все головы соберутся до кучи и все дела!
- Вы не горячитесь, Фёдор Панкратьевич, - спокойным тоном осадил его командир, - мы сегодня здесь, а завтра нас перебросят в другое место, а кому-то здесь жить и новую жизнь налаживать. Тут надо хорошенько подумать, чтобы не наломать дров.
Стали думать. Сил для полной блокады деревни было явно не достаточно. Точного направления отхода известно не было. По опыту знали, что уходить будут группами ночью. Затрудняло проведение операции географическое расположение деревни – вокруг лес и совсем рядом горы. Решили поставить пулемётные точки в направлениях вероятного отхода противника.
Таких направлений, судя по карте, было, как минимум пять. Значит необходимо выбрать пять позиций для скрытой установки пулемётных расчётов. Остальную массу солдат, чтобы сохранить операцию в тайне, решили держать наготове, но на достаточном удалении и о ходе операции личный состав проинформировать в последний момент, так как многие солдаты имеют контакты с местным населением, преимущественно женского пола. На какой позиции завяжется бой, туда и направлять взвод солдат, закреплённый за данной точкой. Просчитали время. Получалось, что на машинах добраться до самого дальнего секрета, можно было за восемь минут. Дальше смысла не было, так как начинались горы, а в горах ночью с оуновцами воевать - себе дороже.
Нашему пулемётному расчёту досталась самая близкая к селу позиция. Через поле приблизительно в километре от села начинался лес, много было валунов, принесённых потоками воды с гор, за которыми можно легко укрыться. Выбрали место утром, а под покровом темноты установили свой «максим» между двух валунов, поросших мхом и колючим кустарником. Перед нами как на ладони простиралась живописная поляна при свете луны принимавшая сказочный и очень мирный вид. Быстро приготовив оружие к бою, мы стали с тревогой посматривать в сторону, откуда ожидали появления противника. Но долгое время ничего не происходило. Из села слышались мирные украинские песни и лай собак. Веселье было видимо в разгаре, мы понемногу успокоились.
- Слушай, Птица, - сказал мой напарник, - кто их знает, когда они закончат гулять. Может быть, под утро пойдут, может не в нашем направлении, а может, совсем сегодня не пойдут.
Птица – это я. Прозвище получил из-за птичьей фамилии. Старший расчёта тоже я, а мой напарник - рядовой Курицын, родом из российской глубинки.
- Что ты предлагаешь? – спросил я, хотя уже догадался, о чём пойдёт речь.
- Давай подремаем по очереди. А то проторчим тут всю ночь без толку, а поспать нам потом не дадут. Слышишь, как горланят? Ещё долго не угомонятся. Чего время зря терять: солдат спит – служба идёт. Хочешь, Толя, сначала ты часок, потом я, или наоборот. Ты старший, тебе решать.
Я колебался, но зная напарника, не сомневался, что через полчаса всматривания в темноту, он будет спать несмотря ни на что.
- Ладно, - согласился я, - поспи часок. Я всё равно не усну. У меня нервы не такие как у тебя, смотри только войну не проспи.
- Ты же меня знаешь, Толян, я, как только, так и сразу… Ты только шепни – я как штык.
Он постелил под себя шинель и, уже впадая в дремотное состояние, произнёс:
- Как хорошо, что шинельки догадались взять, а то земля совсем холодная, хотя и лето.
- Будешь храпеть – прибью, - предупредил я.
- Не-не, я тихонько, - успокоил меня Курицын. И действительно через минуту он уже тихо спал, неслышно было даже дыхания.
Курицын имел характер непрошибаемого флегматика, не помню случая, чтобы он на что-то разозлился или что-то вывело его из тупого равнодушного состояния. По натуре был человеком добрым и не жадным, мог отдать последнее. Как-то ротный пошутил, противопоставляя ему меня: «Курицин - не Птица!» Теперь без упоминания моего прозвища к нему из солдат никто не обращался, произнося слитно: «Курицыннептица». Но он никогда не обижался, тем более что это не так обидно звучало как предыдущее прозвище Курица.
Мне спать совсем не хотелось. Лето, звёздное небо, прекрасный чистый воздух, насыщенный хвойным ароматом, тишина, нарушаемая только далёкими звуками пения и редким лаем собак, мирный тусклый огонёк в окнах сельских хат располагали совсем не к военным мыслям. Вспомнился родной дом, мама, напевающая такие же украинские песни, ночи, проведённые у Днепра. Нестерпимо захотелось домой. От осознания того, что в родные места попасть даже в отпуск доведётся нескоро, стало ещё тоскливее на душе. Чтобы отогнать нахлынувшие мысли о доме я, нарушая категорический запрет, закурил папиросу. Для светомаскировки затягивался в рукав шинели, которую так и не одел, несмотря на спустившуюся с гор прохладу. После нескольких затяжек немного полегчало, и я затушил окурок, бережно спрятав его в трофейный портсигар. Время тянулось медленно. Я молил эти звёзды о том, чтобы повстанцы шли к себе в схроны другой тропой. Убивать совсем никого не хотелось. И когда казалось, что всё так и будет, со стороны села почувствовалось какое-то движение. Показались тени и послышались негромкие голоса. В это время луна зашла уже мне за спину и хорошо освещала открытую местность. Прямо на меня двигалось порядка двух десятков силуэтов. Шли беспечно, обычной толпой, нисколько не таясь. Луна была на столько яркой, что через некоторое время я стал различать нарядные вышиванки на некоторых мужчинах, совсем не похожих на безжалостных бандеровцев. Хотел растолкать напарника, но вдруг чистый мужской голос запел: «Ой, у гаю при Дунаю». Это было волшебно красиво. Я как зачарованный смотрел на поющую толпу сквозь прицел, а пальцы были уже наготове. Немного поколебавшись, когда люди ступили на залитую лунным светом поляну, я дал длинную очередь… над головами …
Курицын подпрыгнул и был готов подавать ленту, как будто и не спал крепким сном.
- А-а… уже… идут…- первый раз я увидел ярко выраженные эмоции на лице напарника.
Повстанцы были вояками опытными – рассыпались мгновенно, растворившись в лесной темноте. На выстрел не ответили. Только из зарослей уже на большом расстоянии раздался крик: «Дякуемо!» Они прекрасно поняли, что стреляли не в них, что с такого расстояния промахнуться при желании было невозможно.
- Что они кричат, Толя? – Курицин не знал украинского языка и не понимал значения этого слова – «спасибо».
- Матерятся, - ответил я.
- Так стреляй! Что задумался!
- Куда?! – крикнул я, но очередь по деревьям выпустил, чтобы успокоить напарника.
Через пять минут к нам подъехали машины с солдатами. А утром я стоял уже перед начальником особого отдела майором Квашниным.
- Если бы я не знал тебя ещё по Пруссии, то даже не стал с тобой разговаривать, - сказал майор, сверля меня глазами и поигрывая желваками на скулах.- От того, что ты мне сейчас расскажешь, зависит твоя судьба и даже жизнь. Станешь выкручиваться и юлить – получишь на всю катушку, а расскажешь правду, подумаю, что с тобой делать. Отвечай, почему не стрелял.
Я хорошо знал Квашнина и сказать «стрелял, но промахнулся» - значило подписать себе смертный приговор. Ия не нашёл ничего лучшего как произнести:
- Спивалы дуже гарно.
- Ты это так шутишь, солдат? – удивился майор.
- Понимаете, товарищ гвардии майор, не смог я.
- Птица, ну ты же воевал, как же так?
- Там были немцы. А тут: поют украинские песни, идут в вышиванках, нарядные, весёлые…Ну не правильно это… Не мог я… рука не поднялась. Я как представил, что вот они только что гуляли, веселились, свадьбу играли, все счастливые такие и тут я с пулемётом… Я что, Бог?
- Э-э-э, куда тебя понесло, - с грустью в голосе сказал особист, и добавил совсем беззлобно: - Они тоже не боги, а берут на себя его функции. Сколько невинных душ загубили и ещё сколько загубят.
- А ещё я подумал: может быть из них тоже после этого… ну, после того как его пожалели… он может быть тоже не выстрелит в другого…
- Наивная простота, - вздохнул с горечью майор, - ты думаешь, спасая бандеровцу жизнь, ты тем самым спасаешь жизнь кому-то из наших, что у него тоже дрогнет рука в подобной ситуации. Ах, если бы так, если бы так. А там… кто его знает, - пожал он плечами.- Ладно, ступай. Подумаем, что с тобой делать дальше. Что не крутил – молодец. Тут и замполит за тебя хлопотал. Жалеет тебя!
Дружба майора с замполитом для меня не была тайной и я понял, что самое страшное для меня уже позади.
Как я и предполагал, это дело осталось без последствий, только больше меня не привлекали ни к каким боевым операциям. А вскоре отправили учиться в школу сержантского состава.