СТАЛИН. ПУТЬ К ВЛАСТИ.
(часть четвёртая)



АГОНИЯ ОППОЗИЦИИ,
ИЛИ - СПОКОЙСТВИЕ ПОБЕДИТЕЛЯ


Политически ослабив Троцкого, Сталин решает избавиться от своих союзников Зиновьева и Каменева, которые более всего способствовали падению Троцкого. До поры до времени он был третьим в этой антитроцкистской коалиции. Но теперь наступило время расставить все точки над "i". Его поползновения переместиться на лидирующую роль не могло не расколоть этот союз. Испугавшись усиления сталинских амбиций, Зиновьев и Каменев попытались закулисными манёврами сместить Сталина с поста генсека, что и советовал сделать в своём "политическом завещании" Ленин. Сталину наверняка донесли о тайном совещании на квартире председателя ВЦИК СССР Г.Петровского, где обсуждался план, по которому на посту генсека Сталина предполагалось заменить Дзержинским. Но Сталина на этот раз выручил Орджоникидзе, дав понять, что назначение Дзержинского генсеком может лишь усилить позиции Троцкого, так как Дзержинский одно время поддерживал Троцкого. Этот аргумент свёл на нет дебаты заговорщиков о замене Сталина.
О.Шатуновская в книге "Об ушедшем веке" утверждает, со слов племянницы Яна Рудзутака, (зам. председателя Совнаркома и члена Политбюро), что Ленин именно Рудзутака намечал в качестве кандидатуры на пост генсека, когда в своём "завещании" предлагал сместить Сталина с этого поста и "назначить на это место другого человека". Когда Крупская, которой Ленин диктовал завещание, спросила его: "Кого ты имеешь ввиду?" - он ответил, - "Я имею ввиду Рудзутака". На её вопрос "Почему же ты не напишешь об этом прямо?" - Ленин ответил: "Не могу же я сам указывать наследника".
В своих мемуарах "Так было" А.Микоян пишет о том, что Зиновьев и Каменев, после смерти Ленина, хотели на одном из заседаний ЦК предложить вместо Сталина на должность генсека именно Рудзутака. Причём на заседании присутствовала Крупская, поддерживавшая в то время зиновьевскую оппозицию Сталину. Возможно, что именно она, выполняя пожелание Ленина, и предложила кандидатуру Рудзутака. Но Рудзутак, под предлогом болезни, не явился на заседание.
"После заседания мы зашли к Сталину, - пишет Микоян. - В разговоре я спрсил, чем болен Рудзутак, серьёзна ли болезнь, так как на заседании его не было. Сталин ответил, что Рудзутак фактически не болен. Он нарочно не пошёл на заседание, потому что Зиновьев и Каменев уговаривали его занять пост генсека. Они посчитали, что на этом заседании им удастся взять верх и избрать нового генсека. По всему видно, что Рудзутак с этим согласился и не пришёл на заседание, чтобы не быть в неловком положении, не участвовать в споре ни с одной, ни с другой стороны, сохранив таким образом "объективность"... Я не уверен знал ли Сталин это или предполагал".
Похоже, что Рудзутак не явился на заседание не без давления со стороны Сталина. Против Зиновьева с резкой речью на заседании выступил Рыков, сторонник Бухарина, давшего Сталину втянуть себя и своих единомышленников в антизиновьевский союз. Так Сталин опять загребал жар чужими руками, в данном случае, пытаясь руками бухаринцев расправиться с Зиновьевым. Оппозиционеры, включая и Крупскую, обиженные выпадом Рыкова, покинули заседание. Попытка сместить Сталина с поста генсека опять потерпела фиаско.
Многозначительно, что оба претендента на пост генсека: Дзержинский и Рудзутак, один в 1926 г., другой в 1938 г., как и другой претендент Киров в 1934 г., раз и навсегда перестали быть соперниками Сталина. Дзержинский вовремя для Сталина умер, официально от разрыва сердца, Рудзутак был в 1938 г. расстрелян, а Кирова нашла в Смольном в 1934-ом пуля некоего Николаева. Как заметил древнеримский историк Тацит: "Правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену".
К маю 1926 г. Зиновьев лишился всех своих 11 сторонников в ЦК. В течение последующих месяцев Сталину удалось, опираясь на поддержку Бухарина, добиться исключения Зиновьева и Каменева из Политбюро ЦК. На XIV съезде партии Каменев бросился было в атаку на Сталина, обвинив его в узурпаторстве, но, как и Троцкий, скатился вниз с кремлёвской вершины под ударами всё той же сталинской клики. Всё очень напоминало сцену партийной расправы с Троцким. "Шум, крики, возмущение разразились в зале после выпадов Каменева против Сталина - пишет автор книги "Коммунистическая партия Советского Союза" Леонард Шапиро. - А затем всё это было занесено в стенограмму съезда в назидание потомству". Обвинение же в узурпаторстве со стороны Каменева Сталин отвёл без каких-либо проблем, выгодно подчеркнув даже свою скромность и коллегиальность. "Можно ли, - задал он вопрос, - руководить партией без Рыкова, без Молотова, без Томского, без Бухарина? Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича. Глупо об этом говорить".
Попавшие неожиданно в опалу Зиновьев и Каменев обратились за поддержкой к своему вчерашнему противнику Троцкому, убедив его организовать объединённую оппозицию Сталину. Троцкого, Зиновьева и Каменева объединила теперь не только их отчаянная попытка противостоять уже фактически захватившему власть Сталину, но и схожее отношение к тому времени к политическим и экономическим проблемам, служившим тогда основой раскола в партии. "Объединённая оппозиция" в их лице придерживалась точки зрения, разделявшейся в своё время Лениным, что конечный успех социализма в России может быть гарантирован только в том случае, если революция в России будет поддержана "международной пролетарской революцией", т.е. переворотом, подобным большевистскому, в других странах.
Они были убеждены в том, что это возможно. Социализм в России, по их мнению, будет всегда подвергаться опасности интервенции и буржуазной реставрации пока это не произойдёт.
В противоположность оппозиции, Сталин выдвинул свою концепцию безусловного построения социализма в одной стране, обвинив Троцкого, Зиновьева и Каменева в политическом пессимизме и высмеяв их претензии на роль спасателей социализма в России. Он поддержал на первых порах из тактических соображений отстаиваемую Бухариным политику компромисса в деревне и сохранения там на неопределённый срок ограниченного большевистским контролем частного предпринимательства - политику, против которой возражала "объединённая оппозиция". Этой оппозиции Сталин противопоставил свой союз с Бухариным, добившись окончательного изгнания оппозиционеров из центральных партийных органов, где бухаринские сторонники обладали большинством.
В борьбе с противниками Сталин не брезговал абсолютно ничем, всё шло в ход. Даже еврейское происхождение Троцкого и Зиновьева, как пишет Д.Кармайкл в книге "Троцкий", "тоже сослужило при этом неплохую службу: официальные пропагандисты начали зловеще намекать, что "не случайно-де против Сталина выступают одни евреи. Глядя сквозь пальцы на грузинское происхождение Сталина, его камарилья стала напирать на то, что она-де чистокровно русская, настоящая, коренная, а все прочие - пришлые враги".
В ноябре 1927 года, антисталинская "тройка" попыталась переломить ситуацию в свою пользу, решив, в пику официальному параду в честь годовщины Октябрьской революции, устроить в Москве и в Ленинграде свой контрпарад. За несколько дней до празднования оппозиция выпустила листовку "К демонстрации 7 ноября". В Москве, стоя на балконе дома, где жил "один из членов ЦК", лидеры оппозиции обратились к демонстрантам с речью. Сталин предупреждённый об этом, принял соответствующие меры. Демонстранты были избиты "рабочими" дружинами и милицией. За организацию демонстрации Троцкий и Зиновьев были исключены из партии. В декабре из партии вместе с другими сторонниками оппозиции был исключён из партии и Каменев. Что оппозиция упустила свой шанс свалить Сталина показал и инциндент во время последовавших за контрдемонстрацией похоронами покончившего самоубийством после тяжёлой болезни известного партийного деятеля Йоффе, вместе с Троцким участвовашим ещё при Ленине в переговорах с немцами в Бресте. Вот как вспоминал об этих похоронах свидетель этого события И.Якубович.
"Огромная толпа заполнила все улицы и затормозила на них движение. Троцкий с трудом пробирался сквозь эту толпу в сопровождении К.Радека и И.Муралова... Провожало много народу - главным образом, троцкистски настроенная молодёжь - комсомольцы-студенты. Было немало бывших военных и военно-политических работников, работавших в прошлом под руководством Троцкого. Провожавшие запели военные песни времён гражданской войны, упоминавшие имя Троцкого... На кладбище после официальной надгробной речи от имени ЦК партии, произнесённой Чичериным, говорили Троцкий, Зиновьев и Каменев. Речь Троцкого содержала в себе, главным образом, призыв к восстановлению партийного единства...в ней не было никаких резких выпадов, имя Сталина в ней вовсе не упоминалось. Зато Зиновьев говорил в запальчивом агрессивном тоне, говорил о преступлениях Сталина, предающего интересы партии, попирающего права её членов, фалсифицирующего волю партии. Когда после окончания траурного митинга участники его выходили из ворот Новодевичьего монастыря, невдалеке стояла в строю воинская часть, вероятно присланная для того, чтобы произвести оружейный салют. Из окружения Троцкого выделился один молодой человек, подбежал к воинскому строю и закричал: "Товарищи красноармейцы! Кричите "Ура!" вождю Красной Армии товарищу Троцкому!". Наступила критическая минута. Никто в строю не шелохнулся. Царила мёртвая, ненарушаемая тишина. Л.Д.Троцкий стоял в нескольких десятков шагов - тоже молча - и смотрел в землю. Потом повернулся и пошёл к автомобилю. За ним последовали Зиновьев и Каменев. Для свидетелей этой сцены должно было стать ясным, что дело Троцкого проиграно безнадёжно. Новое поколение красноармейцев не знало его, не участвовало в гражданской войне, было воспитано в новом духе. Для них имя Троцкого говорило очень мало или не говорило ничего". Характерно, что на похоронах не было Бухарина. Он был в тот период союзником Сталина в его борьбе как с Троцким, так и с Зиновьевым.



БУХАРИН,
КАК СТАЛИНСКАЯ ТОЧКА ОТСЧЁТА

В 1925 году Сталин бросится на защиту Бухарина, отбивавшегося тогда от критикующих его зиновьевцев: "Крови Бухарина требуете? - бросит он им.- Не дадим вам его крови, так и знайте!" Делая упор на слове "кровь" и приписывая жажду крови другим, Сталин сознательно утрировал и драматизировал негативное отношение Зиновьева и его сторонников к Бухарину. Никто из них, разумеется, не требовал крови Бухарина. Но в то время целью Сталина было столкнуть лбами ненавистного ему на самом деле Бухарина с не менее ненавистными Зиновьевым и Каменевым. "Бухарчика мы в обиду не дадим" - повторяет он это опять и опять, несколько варьируя всё это, при каждом удобном случае. "Мы стоим и будем стоять за Бухарина" - уверяет он всех, но прежде всего, конечно, самого Бухарина. Даже, когда костоломы на Лубянке выбивали из его друзей показания на него для задуманного Сталиным процесса, Сталин пытается успокоить разволновавшегося по этому поводу Бухарина:
"Николай, не паникуй. Разберёмся...- ответил он ему по телефону. Мы верим, что ты не враг..." В Политбюро были всё ещё колеблющиеся "товарищи", не принимающие безаговорочно намерение Сталина подвести "дело Бухарина" к расстрелу, да и выбитых следователями показаний всё ещё было недостаточно по сталинским меркам.
Он будет использовать против Бухарина излюбленный и уже опробованный им метод: сочетание внешне дружелюбного отношения к Бухарину с "подкопом" под него, пока Бухарин не окажется совершенно погребённым под бесчисленными обвинениями в "пособничестве кулачеству", "контрреволюционном заговоре", "шпионской деятельности" и т.д., окончательно сломленным человеком, довольным хотя бы тем, что он ещё жив, дышит, полон робких надежд, что всё ещё как-то обойдётся. Тогда ослабленного вконец ожиданием худшего он возьмёт его голыми руками, уверенный в том, что у того уже нет сил к какому бы то ни было сопротивлению. Но пока... Пока они союзники, чуть ли не приятели. "Знаешь, почему я подружился с тобой" - скажет ему тогда Сталин. - Ты не склонен к интригам". То был период обхаживания Сталиным Бухарина. Бухарин нужен был ему для окончательной расправы с Зиновьевыи и Каменевым, в то время заключивших антисталинский союз с Троцким. Сталинский намёк на то, что Бухарин "не склонен к интригам" должен был предупредить какие-либо попытки Бухарина найти компромисс с оппозиционерами, настроить Бухарина на абсолютную приверженность к их довольно-таки странному в глазах многих союзу. Со временем, по мере обострения конфликта между ними, когда на кремлёвском "шахматном поле" останутся, по сути дела, только два игрока в борьбе за власть, Бухарин сделает отчаянные попытки поколебать растущий авторитет Сталина среди партийной верхушки. Он будет задираться, интриговать, иной раз даже провоцировать Сталина, видимо, в расчёте вывести того из равновесия, заставить его нервничать, будет намекать другим колеблющимся между ним и Сталиным на силу своих позиций, а, может, просто из желания самоутвердиться в силу собственных колебаний и недостаточной уверенности в себе. Во второй главе я писал уже о выходке Бухарина во время встречи с советскими писателями на квартире Горького. "Подвыпивший Бухарин, сидевший рядом со Сталиным, неожиданно взял его за нос и сказал: "Ну, соври им что-нибудь про Ленина". Сталин был оскорблён..." Он затаил обиду и отреагировал на свой манер туда позже, когда обстоятельства, связанные с борьбой за власть, станут меняться явно в его пользу. Он ничего не забывал и ничего не прощал, просто откладывал на время свою месть, вытаскивая в подходящий момент из копилки своей памяти имя того, кто не расплатился ещё по старым счетам. Отношения между Сталиным и Бухариным приобретали всё более напряжённый характер. Вот впечатляющая своим драматизмом сцена, описанная в книге В.Баранова "Горький без грима": "В перерыве (съезда писателей) произошёл инциндент, который произвёл на всех ошеломляющее впечатление. Сталин вышел из комнаты, куда удалился с Кагановичем, Мехлисом и другими, и подошёл к одной из групп, на которые разбились писатели. Здесь был Горький, Гладков, Бахметьев, Безыменский. Был и Бухарин. Сталин подошёл молча. Чувствовалось: чем-то недоволен. Налили вина... Вдруг Сталин, обратившись с бокалом в руке к Бухарину, посмотрел на него жёстко-неприязненным взглядом и сказал: "Ну, и скоро ли ты нас предашь?". Спросил, словно только что, в соседней комнате, получил какие-то сведения, о которых не мог знать никто. Все опешили. Все, включая, разумеется, и Бухарина. Он начал растерянно уверять, что нет никаких оснований подозревать его в чём-либо и уж тем более заводить об этом речь на таком собрании... Минуя Бухарина, Сталин чокнулся со всеми остальными и вдруг с ещё большей ожесточённостью сказал: "Ну, смотри, это может плохо кончиться".
Постоянные колебания, импульсивная попытка что-то изменить и в то же время нерешительность Бухарина - качества, которые проявились в нём во время совместной с левыми эсерами конфронтации с Лениным (см. статью "Ленин в Смольном. Рискованное начало") оказались для него роковыми в столкновении со Сталиным. Они были для многих его последователей и сторонников знаком его явной слабости, ненадёжности. А ведь его сторонниками в своё время были такие влиятельные партийные деятели, как Дзержинский, Ягода, Куйбышев, Орджоникидзе, Ворошилов, Калинин. Все они покинули, в конце концов, лагерь Бухарина и перебежали к Сталину не только потому, что он умело интриговал и нередко шантажировал часть из них собранным на них компроматом, что тоже имело место. Они приняли сторону Сталина потому, что почувствовали в нём в какой-то момент победителя, волевого, уверенного в себе лидера и, кроме того, потому, что сами были свидетелями того, как легко приносил Бухарин в жертву своих сторонников, "отмежёвываясь" от них опять и опять, когда всё принимало слишком рискованный в его глазах оборот, или не соответствовало требованиям данного момента.
Так, он дал согласие на применение репрессивных мер против своих единомышленников и друзей Преображенского, Смирнова, Фишелева и многих других бывших друзей, с которыми он "не имел", как он выразился, "ничего общего".
Осенью 1927 года он получил от одного из них письмо. В нём, среди обвинений в том, что он стал "тюремщиком лучших коммунистов", отдав их на расправу таких как Я.Агранов ( в то время занимавший один из руководящих постов в ГПУ), прозвучали и прямо-таки нострадамовские пророчества, которые должны были заставить Бухарина содрогнуться: "Осторожнее, т.Бухарин. вы частенько спорили в нашей партии. Вам, вероятно, придётся ещё не раз поспорить. Как бы Вам нынешние товарищи тоже когда-нибудь не дали в качестве арбитра т.Агранова. Примеры бывают заразительны".
Бухарин, как и Зиновьев, и Каменев явно опоздал со своим прозрением насчёт Сталина. Его отчаянные попытки создать антисталинскую коалицию из тех, кто ещё вчера находился под огнём его беспощадной критики, отдавали трагикомедией и не произвели впечатление ни на Троцкого, ни на Зиновьева. Слишком глубоки были их обиды на Бухарина, слишко свежи были раны, нанесённым им Бухариным. Ведь это он, вместо того, чтобы объединится в своё время с зиновьевской оппозицией, дал Сталину возможность разгоромить её, используя свой, в те годы достаточно высокий авторитет в партии.
Его неожиданный в то время визит к Каменеву, которого он вместе со Сталиным совсем недавно третировал, ничего не дал, лишний раз продемонстрировав только его отчаяние и, как выразился Сокольников по адресу Бухарина, всю "трагичность его положения".
Вот некоторые, наиболее примечательные подробности этого визита, законспектированные Каменевым непосредственно после беседы с Бухариным и приведённые в сборнике Ю.Фельштинского "Разговоры с Бухариным".
Каменев, отмечая, что Бухарин во время визита выглядел "взволнованным и замученным до крайности", пишет далее о том, что сказал ему Бухарин:
"...Я знаю (или предполагаю), что к вам обратятся и сталинцы. Вы, конечно, как политики будете пользоваться этим положением: "набивать цену", но я этого не боюсь. Решать будет политическая линия, и я хочу, чтобы вы знали, вокруг чего идёт борьба.
Каменев: "Да серьёзная ли борьба-то?"
Бухарин: "Вот об этом я и хотел поговорить. Мы считаем, что линия Сталина губительная для всей революции. С ней мы можем пропасть. Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьёзнее всех бывших разногласий с вами. Я, Рыков и Томский единогласно формулируем положение так: "было бы гораздо лучше, если бы имели сейчас в ПБ (Политбюро) вместо Сталина Зиновьева и Каменева...Я со Сатлиным несколько недель не разговариваю. Это беспринципный интриган, который всё подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать".
Я: "Каковы же ваши силы?"
Бухарин: "Я+Рыков+Томский+Угланов (абсолютно)...Украинцев Сталин сейчас купил, убрав с Украины Кагановича...Ягода и Трилиссер - наши...
Ворошилов и Калинин изменили нам в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями. Наша задача постепенно разъяснить гибельную роль Сталина и подвести середняка-цекиста к его снятию. Оргбюро наше".
Я: "Пока он снимает вас".
Он: "Что же делать? Снятие сейчас не пройдёт в ЦК. По ночам я иногда думаю: "А имеем ли мы право молчать? Не есть ли это недостаток мужества?" Но расчёт говорит: надо действовать осторожно".
Комментарии Каменева: "Тон - абсолютной ненависти к Сталину и абсолютного разрыва. Вместе с тем метания - выступать открыто или не выступать. Выступать - зарежут по статье о расколе (в партии). Не выступать - зарежут мелкой шахматнйой игрой, да ещё свалит, взвалит ответственность, если хлеба в октябре не будет.
Я: "А на что они надеются, чтобы получить хлеб?"
Он: "В том-то и дело, что на воспроизведение чрезвычайных мер (выселение кулаков и ускоренная коллективизация) при воспроизведении трудностей". А это военный коммунизм и зарез".
Я: "А вы?"
Он: "Может быть придётся идти на ещё более глубокий манёвр, чтобы мириться с середняком. Кулака можно травить сколько угодно, но с середняком мириться. Но при Сталине и тупице Молотове, который учит меня марксизму и которого мы называем "каменной задницей", ничего сделать нельзя".
Я: "Что же ты хочешь от нас?"
Он: "Сталин хвалится, что вы у него в кармане. Ваши всюду ангажируют за Сталина. Это было бы ужасно. Вы сами, конечно, определите свою линию, но я просил бы, чтобы вы одобрением Сталина не помогали ему душить нас. Сталин, вероятно, будет искать контакта с вами. Я хочу, чтобы вы знали, о чём идёт дело. Не нужно, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече. Не говори со мной по телефону, ибо мои телефоны прослушивают. За мной ходит ГПУ, и у тебя стоит ГПУ... О том, что говорил с тобой, знают только Рыков и Томский. Ты тоже не говори никому, но скажи своим, чтобы не нападали на нас".
Из записки Каменева о встрече с Бухариным, адрессованной скорее всего Зиновьеву: "потрясён он чрезвычайно. Порой губы прыгают от волнения. Порой производит впечатление человека, знающего, что обречён". Приписка: "Всё это было заискивание. Другого слова не нахожу: политически, конечно".
Как ни беспокоился Бухарин о соблюдении тайны о его встрече с опальным Каменевым, всё стало известным Сталину. Сталину это дало дополнительный повод резко осудить Бухарина, а самого Бухарина это в ещё большей степени удручило, лишив его последних остатков воли к сопротивлению. Сталину оставалось теперь, ничем не брезгуя, добить своего бывшего союзника.
Но ведь и Бухарин не брезговал ничем в политической борьбе. "В революции побеждает тот, -сказал он как-то, - кто первым проломит голову другому". В применении к разного рода "революциям" внутри партии это звучало очень по-маккиавелевски. И хотя Бухарин, судя по всему, не готов был пойти в "проламливании голов" так далеко, как Сталин, и был довольно непоследователен в войне со своими партийными оппонентами, противниками и соперниками, тем не менее в арсенале его средств имелось всё необходимо для расправы с теми, кто оказывался у него на пути: заговоры, интриги, пропагандистская казуистика и пр. Да, он участвовал в своё время в заговоре левых эсеров против Ленина, но испугался на финише. Да, это он, будучи редактором газеты "Правда" и союзником Сталина, не гнушался беспардонной травлей Троцкого, являвшегося в то время в глазах Сталина и Бухарина их главным соперником в борьбе за власть в партии. Видимо, не без внутреннего удовольствия, именно Бухарин от имени Политбюро сообщил Троцкому, под негодование последнего, о высылке в Алма-Ату. Никто иной, как Бухарин, напечатал подборку писем ссыльных троцкистов в "Правде" под заголовком "Подрывная работа против Коминтерна", снабдив таким образом Сталина и подчинённое уже ему ГПУ дополнительным компроматом против Троцкого, что, как пишет историк Ю.Фельштинский, "не кажется высокоморальным даже по стандартам партийных устоев того времени".
Неудивительно ли, что Троцкий, воспользовавшийся "откровениями" о секретной встрече Каменева с Бухариным, поспешил сделать этот сугубо секретный разговор достоянием гласности. Получился такой себе дружеский обмен бумерангом. Да и Зиновьев с Каменевым решили, что коварный, хотя и впавший в отчаянье Бухарин, не заслуживает доверия. Решив, в конце концов, сдать Бухарина Сталину, они надеялись "разминировать" свои напряжённые отношения со Сталиным, который намекал им, что готов забыть прошлое и вернуть их, опальных, опять на кремлёвскую вершину. Такими намёками он нейтрализовал возможный союз своих политических противников. Зиновьев был исключён из партии и, после раскаяния, вновь восстановлен, именно в этот период ему было невыгодно принимать сторону ставшего опальным Бухарина и идти на риск прямой конфронтации со Сталиным.
Так, каждый из основных соперников Сталина: Троцкий, Зиновьев, Каменев и Бухарин, впряжённые неблагоприятными для них обстоятельствами в подобие крыловской телеги, вместо того, чтобы забыть о своих разногласиях и раздорах, упорно тащили её в разные стороны. Главную задачу - не дать врагам сговориться Сталин решил чисто по-римски: "разделяй и властвуй". Был и другой фактор, ослаблявший позиции его соперников - их затянувшаяся боязнь, что откровенной партийной войной они продемонстрируют нестойкость большевистского режима, поставят под вопрос и под риск соблюдаемое, по-крайней мере внешне, единство партии, боязнь быть при этом обвинёнными в расколе партии. На фоне тогдашнего всё нарастающего недовольства коммунистической властью это могло грозить серьёзными последствиями для неё. Фетиш под названием "единство партии" сковывал длительный период Троцкого и не давал ему пойти так далеко в войне со Сталиным, как это нужно было бы в его случае. "Никто из нас не хочет и не может быть прав вопреки партии. Можно быть правым только вместе с партией и внутри неё" - отвечал он примирительно, отбиваясь от яростных обвинений Зиновьева в том, что он - враг партийного единства. Этот же фетиш стал явным тормозом и на бросившихся запоздало в атаку Зиновьева, Каменева и Бухарина. В отличие от них, Сталин, внешне тоже отстаивая единство партии и напрополую ловко манипулируя этим принципом, не был ни в коей мере заворожён и загипнотизирован им. Всё, что интересовало и беспокоило его - это единство в его рядах, внутри его собственной фракции. Если он и нервничал порой, то чаще всего эта тщательно скрываемая нервозность была связана именно с этим и только с этим.
После разгрома "объединённой оппозиции" - изгнания из Советского Союза Троцкого, ссылки Зиновьева и Каменева, Сталин, значительно укрепивший своё положение в партийном руководстве, начинает всё чаще открыто выступать против Бухарина. Разрыв отношений между ними стал неизбежен. Дальнейшая война Сталина за безраздельную власть на крнмлёвской вершине теперь, за отсутствием Троцкого и Зиновьева, зависела от того, кто одержит победу: Бухарин, с его всё ещё достаточно большим числом сторонников среди партийной верхушки и рядовых членов партии, или Сталин, достаточно серьёзно расширивший число тех, кто его поддерживал и решивший теперь расставить все точки над "i" в их отношениях. Конфликт между ними принял отныне явно враждебный характер, скрываемый иногда, на короткое время, лишь налётом обманчивого показного примирения со стороны Сталина. "Бывшие дуумвиры, - пишет историк С.Коэн, автор книги "Бухарин" - больше друг с другом не разговаривали, и их личные отношения были полностью порваны... Он (Бухарин) отзывался о Сталине тоном "абсолютной ненависти", выраженной откровением: "Это беспринципный интриган, который всё подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории в зависимости от того, кого он в данный момент хочет убрать". В данный момент этим "кем-то" оказался Бухарин. Причём речь шла о физическом устранении его.
В 1928 году Бухарин поднял с полу кабинета заседаний Политбюро обронённую Сталиным записку, в которой сталинской рукой будет написано: "Надо уничтожить бухаринских учеников". Легкомысленный Бухарин не придал тогда записке серьёзного значения. Он посчитал, видимо, что в данной записке речь идёт о теоретическом разгроме его последователей и слово "уничтожить" в сталинском лексиконе означает вот такой, чисто теоретический разгром. Бухарин не понял, что, на самом деле, он совершенно случайно проник в святая святых Сталина - его методологию расправы со своими соперниками. Сталин не зря начал расправу не с Бухарина, а с его учеников и последователей. Таким образом он создавал вокруг намеченной жертвы что-то вроде "мёртвого поля". К Бухарину, в то время главному редактору газеты "Известия", были приставлены сталинские "комиссары", сначала Савельев, а потом - Мехлис. Они не давали ему пошевелиться, одним своим присутствием постоянно напоминая Бухарину о сталинском "дамокловом мече" нависшем над его головой. В 1936 г. Бухарин обнаружит себя без друзей и последователей, наедине с преданной Сталину кликой, очищенной к тому времени от тех, кто в силу своего авторитета мог бы помешать Сталину в его планах уничтожить Бухарина. Подозрительно вовремя был застрелян в коридоре Смольного Киров, очень вовремя покончил с собой (по официальной версии) Орджоникидзе. Вовремя, по сталинским меркам, оказалась и внезапная смерть Куйбышева. Все они на разных этапах симпатизировали Бухарину и были явными противниками кровавых партийных чисток, на которые настроился Сталин.
Бухарин в последние годы перед арестом, судя по воспоминаниям его жены, при всяком очередном обострении отношений со Сталиным, считал главным для себя рассеять подозрения Сталина на свой счёт, наивно полагая, что дружеские жесты Сталина время от времени - это намёк на возможное спасительное для него примирение и компромисс. Как же, ведь сам Сталин поднял тост в честь него на банкете весной 1935 года: "Выпьем, товарищи, за Николая Ивановича (Бухарина). Все мы его любим и знаем, а кто старое помянет, тому глаз вон!" Ведь это сам Сталин его, уже растоптанного и ожидающего со дня на день ареста, пригласил вдруг занять место среди партийной элиты на трибуне ленинского мавзолея.
Бухарин будет идти на компромиссы со Сталиным, находясь уже в тюремной камере, веря до самого конца, даже после вынесения ему смертного приговора, что всё ещё может обойтись, что Сталин всё-таки сменит гнев на милость и, в самом крайнем случае, вышлет его с женой заграницу, как он это сделал с Троцким. Пытка надеждой была в арсенале Сталина и он ею часто пользовался по отношению к своим потенциальным жертвам. Несмотря на "дурные предчувствия", Бухарин отказывался верить в то, что Сталин решится его уничтожить.
Жорес и Рой Медведевы, ссылаясь на А.В.Снегова, ознакомившегося с документами о последних днях Бухарина, пишут, что Бухарин "попросил перед самым расстрелом карандаш и лист бумаги, чтобы написать последнее письмо Сталину. Это желание было удовлетворено. Короткое письмо начиналось словами: "Коба (старая, с подпольных времён кличка Сталина), зачем тебе была нужна моя смерть?" Эту предсмертную записку Бухарина Сталин хранил в одном из ящиков письменного стола до своего последнего часа".
Читая как-то книгу "Курс русской истории", Сталин подчеркнул место в книге, которое привлекло его внимание. Вот оно - "Чингиз-хан перебил много людей, говоря: "Смерть побеждённых нужна для спокойствия победителей". "Чингиз-хан партии", как назвал его однажды Бухарин, Сталин и приносил в жертву своему спокойствию побеждённых соперников. Бухарин не был последней жертвой сталинского спокойствия на кремлёвской вершине. Впереди было много других. Но с его падением и смертью наступила безраздельная и неоспоримая личная диктатура Сталина. Начался сталинский отсчёт времени.

_______

Использованная литература

Дмитрий Волкогонов
"Триумф и трагедия"
И.В.Сталин.
Из-во Агенства печати Новости.
М.1989 г.

Роберт Такер
"СТАЛИН.ПУТЬ К ВЛАСТИ".
Из-во "Прогресс".
М.1991 г.

А.Авторханов
"ТЕХНОЛОГИЯ ВЛАСТИ"
Из-во "Посев", Германия.
1976 г.

Д.Кармайкл
"ТРОЦКИЙ"
Из-во "Москва-Иерусалим"
И.1980 г.

Григорий Беседовский
"НА ПУТЯХ К ТЕРМИДОРУ"
Из-во "Современник"
М. 1997 г.

Лев Троцкий
"СТАЛИН"
Из-во "Чалидзе"
США. 1985 г.

Рой Медведев
"О СТАЛИНЕ И СТАЛИНИЗМЕ"
Из-во "Прогресс"
М. 1990 г.

Жорес Медведев, Рой Медведев
"НЕИЗВЕСТНЫЙ СТАЛИН"
Из-во "Фолио"
М. 2004 г.

Леонард Шапиро
"КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА"
Из-во "Аврора"
Флоренция. 1975 г.

С.Коэн
"БУХАРИН"
Из-во "Ардис"
США. 1986 г.

"РОССИЯ И МИР", кн.2
Из-во "Владос"
М. 1994 г.

Анастас Микоян
"ТАК ЭТО БЫЛО"
Из-во "Вагриус"
М. 1999 г.

Ю.Фельштинский
"ВОЖДИ В ЗАКОНЕ"
Из-во "Терра"
М. 1999 г.

Роберт Конквест
"БОЛЬШОЙ ТЕРРОР"
Флоренция. 1974 г.

Александр Орлов
"ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ
СТАЛИНСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ"
Из-во "Время и мы"
Нью Йорк. 1983 г.