ЛЕНИН В СМОЛЬНОМ.
ОПАСНОЕ НАЧАЛО.

часть вторая
Из истории большевистской власти


Против ратификации договора с немцами выступили видные большевистские деятели: Бухарин, Урицкий, Бубнов, Крестинский, Радек, Колонтай, Куйбышев, Менжинский, Пятаков и др. Среди противников "Бреста" был одно время Председатель ВЧК Дзержинский. В мирном договоре с Германией сомневались даже сами руководители большевистской делегации в Бресте: Троцкий и Каменев. "Нет миру с германскими империалистами!" - заявили местные советы Москвы и Петрограда. На заседании ЦК Ленин "категорически потребовал принятия германских условий", пригрозив в противном случае выйти из правительства и ЦК.
Большевистская партия была как никогда близка к расколу на две непримиримые враждебные группировки, причём с перевесом не в пользу Ленина. Бухарин назвал политику Ленина "гибельной для революции" и, в знак протеста, подал заявление о выходе из состава ЦК. "Во всех руководящих учреждениях партии и государства, - вспоминал о тех днях Троцкий, - Ленин был в меньшинстве". В кулуарах шли упорные разговоры об отстранении Ленина от власти. Бухарин всё чаще упоминался среди наиболее вероятных кандидатов на роль нового лидера большевистской партии. Заслуг у него, в глазах "антиленинцев", было не меньше, чем у Ленина. Ведь в 1917 году именно Бухарин был одним из руководителей большевистским переворотом в Москве, аналогичным ленинскому в Петрограде. Бухарин был давним оппонентом Ленина. Их серьёзные разногласия и полемика, ещё до октябрьского переворота, в 1916 году, привели к временному охлаждению отношений между ними, хотя окончательного разрыва удалось тогда избежать.
"Левые эсеры, - пишет автор книги "Бухарин" американский историк Коэн, - предлагали (левым коммунистам) поддержку в формировании нового правительства взамен ленинского" и бухаринская фракция готова была, говоря словами единомышленника Бухарина Ломова "взять власть без Ильича и идти на фронт, на войну (с немцами)". Совпадение позиций Бухарина с левыми эсерами было столь разительным, что Ленин как-то назвал бухаринцев "недоношенными левыми эсерами".
Шесть лет спустя, в январе 1924 года, Бухарин признается в том, что левые эсеры предлагали ему заключить Ленина под стражу. Сам он склонялся к тому, чтобы арестовать Ленина всего на 24 часа и тем "облегчить смену правительства". То есть речь шла, по сути дела о "дворцовом перевороте", о заговоре левых эсеров и левых коммунистов против Ленина. Ограничилось бы всё для Ленина только 24 часами или более длительным сроком, скажем, в Петропавловской крепости, - это вопрос. А может быть, после сурового и короткого суда, его "шлёпнули" бы свои же "товарищи" где-нибудь в одном из подвалов уже неконтролируемого им ВЧК. В любом случае, Ленин был на волосок от того, чтобы потерять власть, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но, несмотря на явно проигрышную для него ситуацию, Ленин сумел ликвидировать раскол внутри своей партии и обыграть уже уверенных в своей победе левых эсеров. Он оказался прав, когда в беседе с Троцким предсказал: "Левые побалуются, а затем - если даже доведут до раскола, что не неизбежно, - возвратятся в партию". Прежде всего в партию вернулся "блудный сын" Бухарин. Несмотря на то, что он казался левым коммунистам самой подходящей фигурой для замены Ленина, у него на последнем этапе не хватило решимости для внутрибольшевистского переворота. "Разве я обладаю необходимыми данными, чтобы стать руководителем партии? Нет, не надо обманывать себя", - парировал он упрёки в нерешительности со стороны своих сторонников. Словно пытаясь закрепить в нём эту нерешительность, Ленин нередко называл Бухарина "букашкой". Что "букашка" Бухарин явно не дотягивал в то время до "большевистского Цезаря" показали все его колебания у партийного Рубикона, который он так и не решился перейти.
Отныне, несмотря на некоторые теоретические расхождения с Лениным, он окончательно примкнёт к нему и отмежуется от своих сообщников, от тех, "кто, - как он выразился, - меня целует".
В июльские дни 1918 года всех большевиков объединил страх. Страх перед угрозой оттеснения от власти левыми эсерами и перед прямой интервенцией начинавших уже терять терпение немцев. Ленин сумел внушить большинству своих соратников, что, в случае беды, пострадает не только он, т.е. утвердить в их сознании то, что так удачно сформулировал в споре со своими оппонентами во время американской революции Бенджамин Франклин: "Мы должны держаться вместе, или нас, несомненно, повесят поодиночке".
Итак, "бунт на большевистском корабле" был Лениным подавлен. Остались лишь раскачивавшие корабль его власти левые эсеры. Окончательно выиграть шахматную партию с ними помог Ленину его "ход конём" - убийство германского посла Мирбаха. Убийство, разработанное, похоже, до мельчайших деталей им и Дзержинским.
Благодаря агентам Дзержинского внутри эсеровской партии, Ленину было известно об эсерах всё. Он знал, что сначала они замышляли убить ни много ни мало, как самого кайзера. В Берлин были уже посланы убийцы. Но Карл Либкнехт и другие немецкие коммунисты встретили эту затею в штыки и эсеры решили довольствоваться более "мелкой" сошкой в лице германского посла. Правда в левоэсеровской партии не было единства в том, что касалось убийства Мирбаха, но намерения на этот счёт и обсуждаемые группой эсеров планы убийства немецкого посла совпали к тому времени с планами Ленина устранить Мирбаха.
Большевики получали от немцев колоссальную финансовую помощь. Мирбах на первоначальном этапе был явным сторонником такого рода помощи. При всём при этом, в германском генштабе разрабатывались запасные варианты на случай падения власти большевиков, в связи с чем, от Мирбаха требовали чёткого анализа ситуации в России. От его рекомендаций зависела в немалой степени судьба ленинской власти. Между тем, её будущее вновь оказалось под вопросом. Мирбах присутствовал на одном из заседаний съезда Советов и был свидетелем жестокой перепалки между сторонниками Ленина и левыми эсерами. Положение большевиков усугубилось в ещё большей степени начавшимся в то время успешным наступлением против них чехословацкого корпуса, а также высадкой английского, французского и американского десантов в Мурманске и японского во Владивостоке.
Среди ленинских сотрудников нарастает паника и чувство обречённости. Георгий Соломон, выполнявший одно время различные "деликатные" поручения Ленина на Западе, приводит в своих воспоминаниях горькие откровения большевистского дипломата в Берлине: "Мы обречены и должны тянуть до последней возможности...Наша попытка кончится провалом и нас ждёт суровая расправа". Даже всегда рассудительный Троцкий впал в июле 1918 г. в панику: "Мы уже фактически покойники, теперь дело за гробовщиком".
Само собой разумеется, что от "недремлющего ока" германского генштаба не ускользали эти апокалиптические настроения большевиков. Их оппоненты - левые эсеры выглядели, по крайней мере, на том этапе, куда более уверенными и задиристыми. Кризис ленинской власти был очевиден. Не удивительно, что депеши Мирбаха в Берлин всё чаще напоминали медицинские бюллетени о состоянии явно агонизировавшего больного. "Сегодня, - писал он в одной из таких депеш, - после более чем двухмесячного внимательного наблюдения, я не могу более поставить благоприятный диагноз большевизму, мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного, и, хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но, в конечном счёте, он обречён". Его совет Берлину - "подготовиться к перегруппировке сил". По мнению Мирбаха, умеренные монархисты и кадеты, совместно с представителями деловых кругов, "возможно составят ядро будущего порядка" и потому стоило бы "с должными мерами" предосторожности и соответственно замаскированно начать с предоставления этим кругам желательных им денежных средств".
Мне не удалось выйти на документы, которые могли бы подтвердить инфильтрацию агентами Дзержинского германского посольства или перехват депеш Мирбаха в Берлин, но вполне вероятно, что это имело место. Убийца Мирбаха Яков Блюмкин, который возглавлял отдел по борьбе с контрреволюцией при ВЧК, в своих показаниях утверждает, что в том, что касается так называемой "внутренней разведки", т.е. агентуры в немецком посольстве и добываемой ею информации, он "постоянно советовался с президиумом комиссии ВЧК", в том числе, с комиссаром по иностранным делам Караханом и членом ВЧК Уншлихтом. Кроме того, настаивает он, "вся моя работа в ВЧК...проходила под непрерывным наблюдением председателя комиссии т.Дзержинского и т.Лациса".
"Диагноз" Мирбаха, вынесенный партии Ленина, должен был взбесить лидера большевиков. Угроза лишиться германской поддержки, прямого вмешательства в российскую политику на стороне антибольшевистских сил, а также активно обсуждавшийся левыми эсерами план отстранения его от власти настроили Ленина на самый решительный лад.
В книге "Ленин" Д.Волкогонов приводит "записочку" вождя одному из военных руководителей того времени Э.Склянскому: "Прекрасный план! (Речь идёт о задуманной Лениным провокации на советско-польской границе) Доканчивайте его вместе с Дзержинским. Под видом "зелёных", мы потом на них свалим, пройдём на 10-20 вёрст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия: 100 000 р. за повешенного..."
Нечто подобное (свалить на других) он замышлял и для левых эсеров. Дискредитировать противника, представить собственную провокацию как провокацию левых эсеров, свалить с больной головы на здоровую - не в этом ли был весь ленинский фокус-покус в убийстве германского посла? Хотя в уголовно-политическом деле, связанном с убийство Мирбаха, много неясного, может быть, "собака зарыта" в весёлом откровении Ленина, свидетелем которого стал большевистский нарком промышленности Л.Красин. Ленин, говоря с ним об убийстве Мирбаха и о своём плане удовлетворить требования немцев о наказании виновных за счёт левых эсеров, бросил ему с улыбкой:
"Мы произведём среди товаришей эсеров внутренний заём...и таким образом, и невинность соблюдём и капитал приобретём". Красин был шокирован тогда цинизмом Ленина, но Ленин, очевидно, пришёл к выводу, что от недоброжелателя Мирбаха удобней всего избавиться так, чтобы это выглядело акцией левых эсеров. По схеме: эсеры негодовали больше всех по поводу брестского договора с немцами, значит они и убили посла. А затем, по этой же ленинской схеме, приступили к запланированному давно мятежу против большевиков и захвату власти. Это обвинение дало Ленину предлог для скоропалительного ареста громадной делегации левых эсеров, принимавшими вместе с большевиками участие в проходившем тогда Съезде советов.