VII

Следующим летом опять мы в Будановке, предвкушая два-три часа степного дорожного разнотравья. Но все бегут через пути, и мы запоздало срываемся следом: оказывается, за лесоскладом стоит автобус.

– Довезёт во Вторую Воробьёвку?
– Он все Воробьёвки объедет.

Отличный дилижанс – мало того, что останавливается, где кому надо, им же ещё и вернуться можно: обратно пройдёт через нашу Воробьёвку вечером между пятью и шестью. Так что всего минут двадцать на весь путь и понадобится.

Нас высадили у сельмага, автобус сворачивает и уходит вверх по долине Тускари к иным Воробьёвкам. А эта – наша, несомненно. Потому что за хатами, через луга Ирина увидела уже усадьбу.

Конечно же, дом так и строили, чтоб его отсюда рассматривать. Верхний этаж приветливо и ярко белеет над курчавой зеленью террасы, и только пара деревьев по бокам выше его. Мы здесь второй раз, но тёплой ответной радостью озаряется начало пути.

По этой дороге время от времени проходят странные люди. Теперь вот и мы, паломники поэзии...

Меж тем поэтическая дорога осложняется – ветер поднялся и туч нанесло от реки. Вороны взлетались над хатами и тополями, наверное, не очень сидится на ветках, когда они так опасно раскачиваются.

Фета привлекали большие летающие птицы, может быть, как символ ненастья. В стихах попадаются и грачи, кружащиеся тёмным стадом, – «не в силах улететь и не решаясь сесть», как раз как сейчас. И одинокий ворон, тяжело машущий крылами против бури. Но ворон и грачи чужие, на здешних ворон Фет почему-то не обратил поэтического вниманья, хотя их здесь очень много. Вечером небо надолго заполняется чёрными кружащимися стаями. Живут вроде бы по триста лет, притом это мудрая птица с хорошей памятью. Кое-кто из них наверняка мог бы припомнить самого Фета.

Вот птиц более светлых и радостных он здесь заметил, хотя их и тогда было, наверно, значительно меньше, чем ворон:

С гнёзд замахали крикливые цапли...

Опять птичья символика, под стать здешним местам. И это воробьёвское:

Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть, –
То кулик простонал или сыч...

На луг из села дорога выходит рядом с одним из изгибов Тускари. Тут река много петляет, но купы ракит сразу выбалтывают все её бывшие и настоящие направленья. Ракиты не очень-то пышные, да и луг пересох – земля сухарём, плантации колючек. Особо уныло сейчас, когда дождик вот-вот начнётся, и носятся с пылью холодные ветры.

Положим, про дождик я знал, но молчал из боязни, что Ирина запросится в город. Я видел ещё в Будановке – обычно весёлые граммофончики кремнистой насыпи чугунки закрылись к непогоде. И кубышки на Тускари, вероятно, вообще не всплывали от ночного подводного сна.

Только ласточка весело нас облетает на пыльной дороге. Это типичный деревенский элемент – знаменитая касаточка, пещерная птица – вильчатый хвост. В отличие от городского собрата – башенного стрижа, в городе жить не желает и отступает в глубинку по мере наползания на природу технического прогресса.

Вот и гигантские серебристые тополи, без которых не обойтись ни одной курской улице, не могут выдерживать возрастающего рёва машин, а может быть, и ещё чего-то, что мы ясно пока не понимаем. Улететь, как касатки, не могут и молча умирают. Особенно за Московскими воротами – сохнут букетами исполинских стволов с характерным очерком крон, шелестевших высокими мыслями. А тех, что не сохнут, упорно стремятся спилить.

Облетает касаточка. С звенящим щебетом бросается на ветер, круто сворачивает над нами, исчезает и снова стремительно возникает откуда-то сзади. Всё это так быстро, что не успеваешь заметить, что у неё синее – спина или пузичко? Можно подумать, что она любопытная: кто это тащится к Фету? На самом деле она просто охотится возле нас за мошкарой. Это рои мирных некусачих комариных мужиков, которым кроме сока травы ничего и не надо. Пусть себе роятся, они это делают над любыми вертикальными предметами.

Внезапно всё кругом исчезает под сильным холодным дождём. Только брошенный трактор уныло скособочился у дороги, и рядом в реке флотилии гусей шумно радуются такому обороту дела. Едва успеваем домчаться до мостика, и ливень отдуло куда-то за шлях.

Мостик тоже такой, что стоит восторгов, – на балках накатаны брёвнышки и сверху присыпано землёй, даже перил нет. Тут он, наверно, такой испокон... Экипажи его проезжали...

Сейчас всё сырое. Мы сами промокли, бежавши по лугу в дожде, особенно Ирина в своём несущественном сарафане. Пока я весь мостик облазил, она ушла вверх по дороге и ждёт возле школьной калитки, возле дома, где жил Фет.