I

В начале пути мы знали лишь, что усадьба находилась в селе Воробьёвка, недалеко от центра Золотухино, куда можно доехать на поезде, а дальше пешком сколько-то километров. И ещё – что там школа теперь и вроде бы ничего фетовского не сохранилось. Конечно, с такой информацией в саму Воробьёвку мы попали не скоро.

Дело двинулось, когда знакомая моей спутницы Ирины директриса кинотеатра из Золотухино пообещала подбросить нас чуть ли не до самого места – ей надо вести куда-то коробки с лентой.

– Вот только до какой Воробьёвки?

Сюрприз, чёрт возьми! Воробьёвок, оказывается, три, и неизвестно, в которой усадьба. Наобум едем, да ещё и обратно самим выбираться.

Тучи и холод, но всё-таки майское утро, утро дороги и приключений, а дороги вокзала неистребимы.

По этой чугунке едут на север – в Москву, к горизонтам Пальмиры. А нам до Золотухино всего километров сорок.

На полпути весь вагон электрички оживляется – Будановка. И влево за лугом на высоком холме виднеется церковь и вроде бы крыши монастырских построек Коренной Рождество-Богородицкой пустыни. Мостик, опять остановка на разъезде, и вот – Золотухино.

Через пару часов киношный газик вырулил на большую дорогу. Просёлок без всяких надежд и гарантий, особо коварный сейчас, в начале холодного мая.

Сразу нас стало бросать и водить, пару раз мы садились по оси, вылезали толкать, солому бросали под бешеные колёса. И всё же заглохла наша карета среди чернозёмной грязи. Шофёр углубился в хозяйство машины и ничего хорошего не обещает.

Мне эта возня надоела безмерно. Особенно злит, что торчим почти рядом с тем самым разъездом, где поезд останавливался пред Золотухино. А все Воробьёвки – к востоку, там синие тучи разбухли от снега, и ещё ничего не маячит. Время идёт. Чтоб глаза не глядели, ушёл понемногу вперёд, к далёким посадкам берёз.

И ветры дороги меня обласкали. Что есть приключенья? – их надо в лицо узнавать и не злиться. Не так ожидал приобщиться? Но синие тучи и яркая зелень озимых, даже и грязь чернозёма, уже получили значенье. Ведь Фет всё равно начался.

Вполне вероятно, что этой дорогой... Чугунки с разъездом, конечно же, не было, столбы телеграфа не шли по холмам и увалам. В остальном всё ведь так и осталось? И те же вороны? И эти холодные волны земли?

Тут немало от именно русской тоски и поэзии. Представить: вот какой-нибудь мелкий помещик сидит безвылазно в степи у себя и дни напролёт – только зяби и пажити, уходящие вверх к горизонту. И тучи. Вороны орут. И дикие блюзы ветров, тягучие вопли для альта или женских хоров. Когда-нибудь глянешь на этих ворон и жнивьё и, наверно, потянет повеситься. А мало таких, что вместо разумного вервия выдирали перо из гуся и писали стихи под стать настроению? Фет – это другое дело.

Гудят мне оттуда. К машине возвращаюсь просветлённый и взволнованный, хоть знаю заранее, что сейчас скажут. Конечно, сломался коленчатый вал, и ехать нам можно только назад. Почему не вперёд – это тайна шофёра, но чёрт со всем этим – мне все невезенья уже оправдались с лихвой.