Уверен, что мои родители так никогда и не поняли, почему я пошёл тем путём, каким пошёл. Всё моё детство, характер, школьная жизнь не предвещали того, что Вильям Сомерсон когда-нибудь свернёт с хорошо проторенной тропы добропорядочного гражданина. Откуда было взяться предрасположенности к миру, где насилие, наркотики, оружие, проституция, нарушение закона – норма жизни и средство заработка на хлеб насущный? Ведь я жил в нормальной преуспевающей семье, никогда не знавшей недостатка не то, что в пище и необходимых для жизни вещах, но и в остальных благах цивилизации. У меня было всё, что я хотел. Более того, я никогда не был, как говорится, проблемным ребёнком: хорошо учился, не нарушал дисциплину ни в школе, ни дома, и, я думаю, у моих родителей были все основания гордиться мной…
До того, как я пошёл в армию.
Что повлияло на моё решение? Честно говоря, я и сам толком не понимаю, что повлияло на меня тогда. Возможно, осознание того, что не всё так гладко в этом мире. Это не было озарением. Решение было принято не сразу, оно зрело, как нарыв, вбирающий в себя гной, пока не лопнет от собственного внутреннего давления. Я смотрел по сторонам и видел, что вокруг происходят странные вещи: я жил хорошо, а в других странах люди умирали даже не от голода и болезней, а от недостатка простой воды. И всем нам, в большинстве своём, было на это наплевать. И мне, и моим родителям, и моим друзьям. Я понял, что мир, в котором я живу, не идеален, как мне казалось раньше, а очень даже жесток. Люди, которых я знал, совсем не добры и милы, а носят красивые маски, скрывающие их истинные сущности: гадкие, подленькие, лживые и трусливые. Я видел, как тупые спортсмены поступали в престижные колледжи, я видел, как мои друзья издевались над теми, кто слабее или умнее их, я видел, как пьяные водители дают взятки шерифу и патрульным… Много чего я видел, но, возможно, той последней каплей стало то, что моя мама изменяла отцу. Я понял, что разложение добралось и до моего мира, до самой его сердцевины.
В армии же всё было намного проще. Иди туда, куда приказывают, делай то, что приказывают, и всё это только тогда, когда приказывают. Здесь можно было не думать. И это было хорошо. Поначалу. Потом это стало привычкой.
Но, знаете, все мы рано или поздно меняемся, и я понял, что пора прекращать воевать. Я был в Персидском заливе, я видел, как там живут люди, и понял: что бы я ни делал, это не поможет им стать лучше, потому что ни я сам, ни армия Соединённых штатов, ни вся Америка целиком не лучше их. От этой войны выигрывают только те люди, которых я презирал, и от которых сбежал на эту самую войну. Ради того, чтобы они могли жить, пить, есть, одеваться, лгать друг другу, гибли ни в чём не повинные люди, гибли и становились калеками мои боевые товарищи…
Я сбежал во второй раз. По окончании военного контракта я осел в Нью-Йорке. К тому моменту я неплохо подзаработал на службе у государства, да и пенсия помогала на первых порах… Я с головой нырнул в жизнь большого города, но вскоре вынырнул, поскольку обнаружилось, что тот запас наличности, с которым я погрузился, иссяк, и меня просто вытолкнуло на поверхность этого моря жизни. С родителями я потерял всякую связь, да и желание общаться вообще.
Мне нужны были деньги.
В результате я устроился механиком на одну из станций технического обслуживания. Работа, конечно, не воевать, но здесь я научился делать кое-что руками и думать головой. В дальнейшем эти мои три года работы с техникой, инструментами, механизмами сослужили отличную службу, но тогда это мне казалось невероятно скучным и необходимым только потому, что приносило зарплату. В конвертике. Из рук главного бухгалтера. Но и это было неплохо.
В очередном моём побеге от общества, как водится, виновата выпивка и женщины. Это случилось на дне рождения Зануды Билла. Парень проставлялся нам в баре, и, когда все наши ребята из мастерской дошли до нужной кондиции, холостяки (а это был сам Зануда и я) начали вертеть головами в поисках женской компании. Таковая обнаружилась за угловым столиком бара. Правда, с ними сидела парочка парней, но разве это когда-нибудь останавливало настоящего мужчину, уже принявшего на грудь изрядное количество спиртного? Мы попытались подсесть к девушкам и натолкнулись на грубость со стороны их ухажёров. После стандартного обмена любезностями и фраз типа: «Давай выйдем!», обратного пути не было. Мы вышли из бара, и драка началась. Зануда Билл не был особо крепким парнем и довольно быстро вышел из боя, лёжа на асфальте, но я – совсем другое дело. Бывший сержант Вильям Сомерсон был неплохо подготовлен для дел такого рода. Я уделал этих сопляков, и уделал так хорошо, что они не смогли лично участвовать в судебном разбирательстве несколькими неделями позднее.
Неудачей, как мне казалось тогда, было то, что один из тех ухажёров оказался сыном какого-то полицейского, служившего в одном из отделений полиции Нью-Йорка. Это повлияло на исход дела, и обычная уличная пьяная потасовка превратилась в разбой с нанесением тяжких телесных повреждений. В результате, Зануда Билл отделался лёгким испугом, я же попал за решётку на долгих пять лет.
Тюрьма оказалась местом не для слабых духом людей. Я - сильный человек, и она меня не сломала. Было тяжело. У меня не было тогда авторитета в преступных кругах, поэтому постоянно приходилось доказывать разным парням, что я не козёл отпущения. Я был упорным, несгибаемым и очень осторожным. Это через некоторое время поняли даже самые непонятливые ребята. Нет, открытой войны не было, я же был один, сам по себе, а выжить в такой ситуации чрезвычайно сложно. Но мне это удалось и к концу срока у меня появились кое-какие знакомые и наметки связей, новое прозвище, несколько наколок и новых шрамов на теле. Меня прозвали Вилсом (анг. wheel - колесо), за то, что я постоянно (в силу сложившихся обстоятельств) находился в движении. Я был, как колесо автомобиля, которое любой своей частью всегда находит сцепление с дорогой.
Тюрьма мне напомнила боевые действия, когда ты чувствуешь, что постоянно ходишь по лезвию ножа, когда адреналин в крови просто зашкаливает, и ты напрягаешь всю свою волю, мышцы, инстинкты, ум, чтобы остаться в живых. Я понял, что когда выйду, то не смогу заниматься тем, чем занимался раньше, даже если кто-то и захочет нанять на работу бывшего заключённого. Вот так я оказался по другую сторону закона.
Я тогда не задумывался, что из себя представляет моя жизнь. Теперь странно думать о том, что я стал одним из тех, от кого бежал в юности, кого так презирал. Я стал жестоким человеком, способным на многое. Для меня стало нормальным врать, давать взятки, лицемерить, избивать людей (пусть и, зачастую, очень плохих людей). Я стал одним из тех червей, которые постоянно подтачивают Большое Яблоко, абсолютно не помогая тем силам, которые его наполняют и растят. Я стал преступником, но, как я уже говорил, я тогда об этом не задумывался.
Я жил в своё удовольствие. После отсидки я встретился с Салли Скрепкой и Тони Монахом. Они откинулись годом или двумя раньше. Именно они стали моими учителями и пропуском в довольно серьёзные круги общества. Салли много чему меня научил в плане разных штучек с замками. Этот маленький, щупленький человечек был гением взлома, и его недаром звали Скрепкой, потому что самой обыкновенной канцелярской скрепкой он мог открыть практически любой замок. Салли был спецом в своём деле. Он был именно тем, кто вам нужен был, чтобы незаметно проскользнуть в чужие владения (Салли – от анг. скользкий).
Тони же был здоровенным негром. Потому, наверное, за ним и прижилось это уменьшительное прозвище Тони (от слова тонна). Он в себе сочетал огромные размеры и незаурядный ум. Он был генералом в штабе нашей маленькой армии. Именно он искал людей, которые давали нам заказы, именно он искал возможности, чтобы мы могли на них заработать. Практически всё планирование, так сказать, операций ложилось на него. У Монаха было много разного рода знакомых в преступных кругах страны. Кроме этого у него был авторитет человека надёжного, всегда держащего своё слово. Тони был моим духовным наставником. От него я почерпнул немало информации о людях, с которыми можно и нужно иметь дело, о негласной иерархии города.
Одного я так и не понял тогда… впрочем, не понимаю и теперь: как он уживал преступную свою жизнь с набожностью. Помните, Тони называли Тони Монах. Он постоянно носил с собой Евангелие, цитировал его, наставлял, кого ни попадя, на путь истинный, посещал баптистскую церковь. Странным было осознавать, что такой человек мог, цитируя слова из библии, обворовать, покалечить или убить человека. Наверное, это можно назвать религиозным лицемерием, но выходило у него как-то складно и логично, подходило ко времени, месту и ситуации…
Из нас получилась хорошая команда. Салли был нервными окончаниями нашей группы, Тони – мозгом, а я был мышцами. Именно эти славные, в общем-то, ребята дали стартовый толчок моей карьере. У меня появились деньги, недоступные ранее развлечения и опасная работа.
Всё было хорошо до того момента, пока Монаха не подстрелили полицейские во время ограбления ювелирного магазина от Тиффани на Пятой авеню. Тони погиб на месте, Салли и мне удалось уйти с места преступления, оторваться от преследования. Когда мы бежали Скрепка получил пулю в спину, и к моменту, когда полиция отстала от нас, он уже был мёртв. Пуля попала ему в бок, разорвав, то ли печень, то ли почку, то ли селезёнку. Всё заднее сидение нашего форда было залито кровью, на нём, скорчившись от предсмертных судорог, в одежде, тяжёлой и бурой, как и само сидение, лежал Салли, а рядом с ним валялся кожаный чемоданчик…
Этот чемоданчик тремя днями позже я вручил заказчику, и с этого самого момента началась моя сольная карьера.
Салли и Тони оказались хорошими учителями, или, быть может, это я оказался способным учеником. Мои дела пошли неплохо. Знакомые Тони работали со мной сначала с опаской, но потом всё пошло так, как надо. Были заказы, безусловный авторитет, были деньги, развлечения, алкоголь, наркотики, девочки…
Я работал один. Опыт прошлого показал, что самая лучшая тактика, - всё делать самому. Тони и Салли погибли почему? Потому что кто-то из них сделал ошибку. Либо Монах где-то ошибся, когда планировал дело, либо Салли не справился с сигнализацией. Ошибся один, а погибло две трети нашей команды, и ещё чудо, что остался в живых я. Поэтому я всегда действовал один, чтобы исключить попадание в дело слабого звена.
Да, я был один, я скрывался от полиции, от обиженных мной преступников, я жил под многими именами, постоянно переезжал с места на место, из города в город, из штата в штат. В каждом новом городе я выглядел по новому, но мне это нравилось. Я чувствовал, что для этого рождён. Меня все искали, но показывался я только тому, с кем хотел иметь дело, кому доверял.
Одним из тех, кому я доверял, был Арчибальд Бонк. Познакомился я с ним ещё тогда, когда был жив Тони. Бонк был старым и надёжным клиентом, который любил, как и я, иметь дело только с проверенными людьми.
Не знаю, как он нашёл меня, но у действительно больших людей свои способы добычи информации. Я тогда жил в Пенсоколе штат Флорида, выдавая себя за коммивояжёра. Для вида ходил по домам, общественным собраниям, предлагал покупать у меня рубашки… Дело, конечно же, не шло. Мне кажется, что скоро такая профессия исчезнет вообще, её полностью заменят телевидение и реклама. И, в общем-то, это не удивительно. Если вы нормальный человек, и хотя бы раз десять в жизни сталкивались лицом к лицу с живым коммивояжёром или торговым агентом, тогда вам знакомо то чувство ненависти, когда хочется дать человеку в морду, чтобы он заткнулся и отвязался от вас со своими рекламными буклетами, визитками и всякого рода деловыми предложениями. Так и мне частенько говаривали: «Катись ты со своими рубашками!». И я катился.

Так вот. В один из таких дней я сидел на летней площадке одного из кафе и мирно пил свой кофе. Ко мне подошёл человек, явно не из местных, и присел за мой столик. Я поднял на него глаза и узнал Эрика Паули, правую руку Арчибальда Бонка. Это меня действительно удивило. Такие люди как Бонк, не отправляют своих непосредственных помощников за чёрт знает сколько миль, чтобы поговорить с таким человечком, как я. Я ждал, смотря на него, и Паули начал.
– Нам нужно поговорить, мистер э…
– Мистер Джонсон.
– Нам нужно поговорить, мистер Джонсон.
– Да, я вас слушаю, мистер Паули. ¬– Ответил я.
Он оглядел улицу и мягко улыбнулся.
– В более уединённом месте. Если это вас не затруднит. – Паули кивком головы указал на чёрный автомобиль с тонированными стёклами на другой стороне улицы, чуть позади меня.
Я последним глотком допил кофе и поднялся. Паули тоже встал и не спеша направился к автомобилю. Я пошёл за ним. Внутри автомобиля было прохладно – работал кондиционер, и от резкого перепада температуры меня сразу же бросило в пот. Я глянул на Эрика: он был спокоен и невозмутим, казалось, ему не мешает ни жара, ни его чёрный костюм, в котором на улице, должно быть, адски жарко. Паули понимающе глянул на меня и продолжил разговор.
– Мистер Вилс, вы, наверное, удивлены, нашей встречей…
– Немного есть, мистер Паули. ¬– Перебил его я.
В глазах Эрика блеснул холод.
– Я приношу извинения, что без приглашения вторгаюсь в вашу жизнь, но таковы обстоятельства. Все подробности вы узнаете при личной встрече с Арчи. Моя же обязанность убедить вас с ним встретиться. Насколько вы можете понимать, у мистера Бонка серьёзная проблема, и у него нет времени связываться с вами через обычные каналы. Поэтому я тут, а вы в этом автомобиле. Времени на раздумья нет. За городом, на поле, нас ждёт личный вертолёт Арчи. Если вы даёте своё согласие помочь, то мы немедленно вылетаем в Нью-Йорк. Там вы узнаете все подробности. Надеюсь, вы понимаете, что, решив сейчас помочь, забрать слово обратно у вас не получится. Скажу только, что дело опасное, но вполне выполнимое для человека с определённой подготовкой. И… учтите, мистер Вилс, Арчибальд Бонк, несмотря на весьма неплохой гонорар, станет вашим э… должником, ибо это не столько работа, сколько одолжение… с вашей стороны, естественно. – Эрик немного помолчал. ¬– Я жду вашего решения, мистер Вилс. Минут пять, не больше. – Паули открыл окно, достал из внутреннего кармана пиджака портсигар, вытащил сигарету и подкурил её, отвернувшись от меня.
Подумать было о чём. Тот факт, что Эрик появился в Пенсоколе, да ещё и на вертолёте, говорил о том, что дело было действительно важным и срочным. Бонк не прогадал с этим — Паули сыграл свою роль. У Бонка не было времени отправлять своих шестёрок и тратить время на переговоры. Само присутствие Эрика, даже без его слов, красноречиво говорило, что дело очень важное, и к нему нужно отнестись со всей возможной серьёзностью.
Это, конечно, так, но для меня все дела были важными, и к их выполнению я всегда относился серьёзно. Смущало меня два пункта: спешка и слова Паули об одолжении. Спешка, как всем хорошо известно, нужна только при ловле блох, но и она объяснима, особенно в делах, нарушающих закон, а вот моё одолжение…
Мне не нравилось, что в данной ситуации, Бонк хотел, чтобы я согласился работать, абсолютно ничего не зная о природе той проблемы, разрешить которую мне было необходимо. Возможно, это объяснялось тем, что у Бонка просто не было времени, чтобы каждому потенциальному исполнителю что-то объяснять. Арчибальд хотел услышать «да» или «нет». Если «да», то тогда ты получишь всю информацию, если же «нет» - ну, на нет и суда нет.
Вот только отказываться, как бы это объяснить... очень опасно, если не хочешь потерять свою, нажитую непосильными трудами, такую хрупкую репутацию, ведь у мистера Бонка очень много всякого рода знакомых и связей. Отказав ему однажды, в тот момент, когда твоя помощь была необходима, ты через некоторое время заметишь, что к тебе перестали обращаться с предложениями о работе самые старые и надёжные клиенты, что тебе объявили бойкот, что к тебе, может, уже слишком близко подобралась полиция, или, даже, старые, но ничего не забывшие и не простившие, враги…
Да, подумать было о чём, но, по сути, Бонк припёр меня к стенке просто своим предложением, отказаться от которого было бы самоубийством. Поразмышлять было над чем, но делать было нечего, и я… согласился.
– Кх, кх. – Я прокашлялся, и Эрик, бросив недокуренную сигарету, вопросительно глянул на меня, приподняв левую бровь. – Мистер Паули, вы очень хороший оратор, потому что смогли меня убедить сделать сейчас то, в чём любому другому человеку я бы отказал. Я согласен сделать одолжение мистеру Бонку и принимаю его заказ, хотя абсолютно не знаю в чём он заключается, и каковы будут условия этой сделки. Я надеюсь, что вознаграждение будет учитывать эти факторы?
Паули спокойно улыбнулся, странной такой улыбкой, абсолютно ничего не обозначающей: ни радости, ни печали, ни презрения.
– Безусловно, Мистер Вилс.
¬– Ну и ладно, поехали к вашему вертолёту, ведь, насколько я понял, время не ждёт…
Через несколько часов мы приземлились прямо на посадочную площадку у особняка Арчибальда Бонка, находившегося в пригороде Нью-Йорка.
Это был не дом – крепость. Повсюду камеры слежения, охрана, собаки очень неприятного вида… как и охранники, впрочем. Можно подумать, что попал в летнюю резиденцию президента страны, а не к рядовому бизнесмену.
Да, Арчибальд Бонк официально был добропорядочным гражданином. Поскольку ни полиция, ни налоговая, ни ФБР не смогли к нему подкопаться, то исходя из принципа презумпции невиновности, он был честным и достойным уважения человеком. С одной стороны это было смешно, но с другой – становилось понятно, кем и для кого написаны наши законы.
О Бонке я знал, что начинал он с неорганизованной преступной деятельности, но, благодаря неординарным способностям, через некоторое время добился признания в незаконных кругах общества, которых ужу можно было отнести к разряду организованной преступности. Для прикрытия своей деятельности Бонк использовал фиктивные фирмы, но вскоре его заинтересовал и честный бизнес, который тоже мог приносить неплохой доход.
И странно, при его способностях и деньгах, Бонк, казалось, был абсолютно не честолюбив. Он не рвался к власти, не лез в политику. С другой стороны, вполне возможно, что он мог быть своеобразным серым кардиналом, дёргавшим за ниточки, к которым была привязана пара-тройка конгрессменов в правительстве. Всё может быть.
Бонк ожидал меня в своём кабинете. Когда я вместе с Паули вошёл в кабинет, Арчибальд поднялся из-за своего массивного дубового стола, тёмного, блестящего от лака, абсолютно пустого, не считая пары фотографий в рамках, письменных принадлежностей, интеркома, и, добродушно улыбаясь, заговорил.
– О, как я рад тебя видеть, Вилли! Проходи, проходи…
Я подошёл к нему, и мы обменялись рукопожатием. Бонк, как и его рукопожатие, был сильным человеком. Несмотря на то, что его возраст перевалил за шестой десяток, он был в неплохой физической форме. Высокий, напоминающий немного поправившегося спортсмена тяжелоатлета, он к тому же был чертовски умным, хитрым и опасным человеком. Особенно опасным для своих врагов. Глядя сейчас на его добродушное широкое лицо эдакого флоридского фермера, легко можно было забыть, кем этот человек является на самом деле.
– И я рад нашей встрече, мистер Бонк. – Ответил я на приветствие.
– Что ж, приятно слышать, приятно… Присаживайся, Вилли, поговорим. – Он улыбнулся опять и указал ладонью на кожаное кресло у своего стола.
Я уселся. Паули молча сел на диван у стены.
– Тебе чай или кофе? Извини, ничего крепче не предлагаю, ты сейчас мне нужен трезвый.
– Что ж, в таком случае чай.
– Вот это правильное решение.
Бонк, нажал кнопку вызова на интеркоме и попросил принести три чашки чая, а потом опять обратился ко мне.
– Вилли, прости меня за то, что я несколько негостеприимен и не предлагаю тебе поесть, ведь ты, наверное, голоден, но время не ждёт. Мы поужинаем после, если наш разговор сложится удачно. Так что потерпи немного.
Я подумал и понимающе кивнул в знак согласия.
– Хорошо, мистер Бонк, я вас слушаю.
– Вилли, нужно решить одну проблему. О ней я расскажу немного позднее. Сейчас я тебя попрошу кое о чём, а ты подумаешь и решишь, возмёшься ли помочь мне. Вилли, я знаю, что обычно ты работаешь один и сам продумываешь, как всё провернуть. Это, в принципе, хорошо и правильно. Я понимаю, почему ты так поступаешь, но… – Бонк сделал маленькую паузу, отпив глоток чая, и тут я понял, почему речь пошла об одолжении. Он хотел, чтобы я работал с помощниками или вошёл в состав какой-то группы помощником сам.
Это было неправильно, как было неправильно вообще соглашаться прилететь сюда. Это не лезло ни в какие ворота! Я нахмурился, осознавая, что попал в безвыходное положение, потому что фактически уже на всё дал согласие, прибыв сюда. Обратного пути не было. Чисто теоретически, я, не зная пока подробностей дела, мог бы отказаться помогать, но последствия были бы, как я уже упоминал, очень плачевными для меня. Я был в полнейшем замешательстве и был готов уже сказать, что так не пойдёт, но сдержал себя, решив дослушать всё до конца.
Бонк, вероятно, прочитав всё на моем лице, продолжил.
– Но, Вилли, обстоятельства таковы, что тебе просто необходима будет помощь. Ты не сможешь решить мою проблему в нужные для меня сроки. Пойми, я тоже хочу, чтобы всё получилось так, как надо, и провал меня не устраивает. Если что-то пойдёт не так, второго шанса ни у тебя, ни кого-либо другого не будет, а я потеряю кучу денег и, возможно, поимею проблемы с законом. Понимаешь, дело таково, что его нужно решить сегодня-завтра. У тебя просто нет времени на составление плана и подготовку. – Он посмотрел на Паули. – Поэтому мы с Эриком уже всё обдумали в общих чертах. Если ты дашь согласие, то вместе с тобой мы откорректируем детали, отшлифуем, так сказать, всё до блеска. Теперь слово только за тобой.
Я сидел, думая только о том, как бы выкрутиться из этой ситуации, но чем больше думал, тем отчётливее осознавал, что не смогу отказаться. Хотя я и панически боялся, полагаться в деле на кого-нибудь, кроме себя самого, но и жить я тоже хотел. Я понимал, что очень рискую, впутываясь в какую-то непонятную историю, играя по чужим правилам, но так у меня был шанс остаться в живых…
Мой чай остыл, да и желание пить его у меня пропало. Я с лёгким стуком поставил наполовину пустую чашку на дубовый стол, привлекая к себе внимание хозяина кабинета. Он поднял на меня глаза.
– Хорошо, мистер Бонк. Я согласен, но … – Он нахмурился. – При одном условии.
– Каком же, Вилли?
– Ответьте мне сначала на один вопрос. Почему именно я? Если вы всё уже решили и продумали, почему не нанять какого-нибудь парнягу, чтобы он всё сделал? ¬– Бонк улыбнулся.
– Ты не знаешь подробностей, Вилли. Сейчас мы всё обсудим, и ты сам поймёшь, что какой-нибудь там «парняга», как ты говоришь, мне не подойдёт. Мне нужен профессионал. Мне нужен человек, который имеет практически сто процентов шанса на успех, а для этого нужны не только мышцы, но и кое-что в голове.
– Вот как?
– Да, именно так. Ты, исходя из предыдущего опыта нашего сотрудничества, подходишь.
– Хорошо, мистер Бонк. Вы меня заинтриговали. Давайте перейдём непосредственно к делу, теперь мне необходимо знать всё. Настал момент бросить карты рубашками вниз.
– Отлично! Давай, давай перейдём к делу. – Краем глаза я видел, что Паули потянулся к своему портсигару, щёлкнул зажигалкой и закурил, приняв расслабленную позу. – Вилли, ты знаешь, что я занимаюсь крупным бизнесом, помимо всего прочего? – Я кивнул в знак согласия. – Так вот, в сферу моих интересов лет десять назад попала фармацевтика. Это очень выгодный бизнес, хотя и очень нечестный и грязный. Можно сказать, он находится на краю границы нарушения закона и иногда перешагивает через неё… Кстати, чаю ещё хочешь?
– Нет, апельсиновый сок пожалуйста.
Бонк попросил принести стакан сока. Когда сок принесли, он раскурил сигару, и продолжил.
– Что ж, продолжим. Два года назад, на моём предприятии начали разработку антибиотика нового поколения, крайне эффективного антибиотика. Сейчас мои эксперты говорят, что на завершение проекта и испытания нужно ещё где-то полгода. Всё бы ничего, но … Увы, у нас в стране не одно предприятие такого рода. Кое-какая конкурирующая структура шла по тому же пути, что и мы, но пришла к финишу быстрее. От моих информаторов мне стало известно, что они уже готовят пакет документов в патентное бюро, а это, как ты сам понимаешь, никуда не годится. Я теряю огромные деньги, как в виде уже потраченных, так и тех, что можно было бы заработать.
– Так, и что же предлагаете делать, ведь ситуация, вроде как, безвыходная.
– Вилли, выход есть всегда. Где-то я слышал, что учёные заперли обезьяну в комнате и оставили ей только четыре варианта выхода. И что же ты думаешь? Она нашла пятый. Ты же понимаешь, Вилли, я никогда не теряю надежды и всегда думаю немного наперёд. Сейчас документы находятся в офисе одной из юридических фирм в Нью-Йорке, которая работает на наших конкурентов. По чистой случайности. – Он улыбнулся. – В охране здания, где находится офис, работает несколько человек, которые, скажем так, мне должны. Они тебе помогут попасть незамеченным в здание. Попав в офис, ты должен будешь найти нужные документы и принести их мне. Всё, в принципе, просто: ты знаешь, что искать, и будешь знать, где именно искать.
– Но, мистер Бонк, я и теперь абсолютно не понимаю, зачем вам понадобился именно я? С этим справится практически любой …
– Погоди, Вилли, не спеши с выводами. Мне нужно, чтобы не осталось никаких следов взлома и кражи. Всё должно пройти так, чтобы никто из сотрудников юридической фирмы ничего не заметил. Дело в том, что мне нужно первым подать патент. Если кто-то что-то заподозрит, они постараются как можно быстрее протолкнуть документы, тогда моим спецам просто не хватит времени обработать информацию. Поэтому мне нужен именно ты, мне нужен, как я уже говорил, настоящий профессионал, умеющий работать в экстремальных условиях, потому как просто проникнуть в здание невозможно. Офис находится на предпоследнем этаже, и добраться до него тебе нужно будет, спустившись с крыши. Попасть на крышу здания можно с верха стоящей рядом гостиницы. Для этого у тебя будет два помощника из моих людей. Они помогут тебе подобрать всё необходимое для дела и попасть в офис с документами. Там ты найдёшь всё, что нужно, не оставив при этом никаких следов своего пребывания, и с помощью моих ребят переберёшься обратно на крышу гостиницы…
– Извините, мистер Бонк, а что это за ребята?
– А? Да. Сейчас они сюда подойдут, и ты сможешь с ними познакомиться. Это отличные парни, они тебя не подведут, уверяю.
Бонк вызвал по интеркому моих помощников.
– Сейчас мы вместе обсудим все детали плана, а после ты с ребятами побеседуешь лично, объяснишь, что каждый из них должен делать конкретно. Когда закончите, они тебя отвезут в город, чтобы ты выбрал необходимое оборудование для нашей… акции.
В дверь кабинета постучали, и в комнату вошло двое мужчин.
– Вилли, это твои помощники: правая и левая рука. – Бонк ухмыльнулся и указал рукой на парня, который стоял чуть впереди. – Это Чарли, а это ¬– Джонни.
Я подошёл к ним, и мы пожали друг другу руки. Что ж, могу подтвердить, что Бонк не обманул меня. Эти ребята в дорогих костюмах действительно были тем, что надо, если вы меня понимаете, конечно.
Чарли и Джонни были братьями. О Чарли я знал больше, потому что он тоже побывал в своё время в местах не столь отдалённых и весьма неплохо зарекомендовал себя там. Если я не ошибаюсь, он лет на пять старше Джонни, и именно он ведёт игру в их паре. По слухам оба брата выросли в одном из неблагополучных квартальчиков Нью-Йорка в классической для этого места семье. Отец и мать пили, о детях, в общем-то, не заботились. Поэтому Чарли взял под опеку младшего брата. Жизнь их была совсем не сахар. Напившийся вдрызг отец избивал и жену, и детей, и соседей заодно, если те пытались вмешиваться. Неизвестно, чем бы это закончилось для братьев (или для отца), но его подрезали во время одной из пьяных драк в какой-то третьесортной забегаловке, и он скончался по пути в больницу. Мать, не имея ни образования, ни желания работать, пошла по уже проторенному многими женщинами пути, оказавшимися в таком же положении: стала дешёвой проституткой. Собственные дети её не интересовали абсолютно, были скорее обузой, чем объектом материнской любви и заботы.
Сама среда обитания толкнула братьев на путь криминала. Они занимались мелким разбоем, грабежом, состояли в какой-то местной банде. С наркотиками, вроде, не связывались, но всё это рано или поздно приводит к двум вещам: тебя либо убивают, либо ты попадаешь в тюрьму. Последнее и произошло с Чарли. Он попал в полицию и загремел в тюрягу. Брата ему каким-то чудом удалось выгородить, взяв всю вину на себя. Там он обзавёлся знакомыми и, откинувшись, завязал с мелким криминалом. Благодаря новым знакомствам братья стали работать на Бонка.
Работёнка, из разряда выбить дурь из должников, отвезти кое-что или кое-кого кое-куда, и более серьёзные и деликатные поручения Бонка давались им, благодаря расчётливости, спокойствию и живому уму Чарли, легко.
Как я уже упоминал, Чарли в паре главный. Он – мозг, а Джонни – его мышцы. Да, Джонни действительно был мышцами. Братья очень контрастировали внешне. Джонни был на голову выше Чарли, и гораздо сильнее физически (но не характером), благодаря систематическим посещениям тренажёрного зала. Не знаю, Бог ли обделил Джонни терпимостью и умом, то ли отец в детстве чересчур сильно приложился к его голове, но у Джонни бывали вспышки необузданной ярости, усмирить, которую мог только Чарли. Несмотря на этот недостаток, Бонк очень ценил и Джонни, и, конечно же, Чарли. Братья, как бы, дополняли друг друга. Чарли делал Джонни более уравновешенным, а тот, в свою очередь, готов был для брата сдвинуть горы, как говорится.
В общем, эти ребята были хорошими и ценными исполнителями.
Когда все расселись, Бонк продолжил, обращаясь к братьям.
– Парни, это тот самый Вилс, о котором я вам говорил. Сейчас мы проработаем подробности операции, а позже вы втроём между собой перераспределите роли, которые будете играть в этом деле. – Бонк взглянул на меня. – Итак, Вилли, твои соображения по этому поводу?..

После разговора с Бонком я с Чарли и Джонни мотанулся в город, где мы приобрели всё необходимое для дела. Уже глубоким вечером я подъехал на такси к зданию гостиницы и без проблем снял себе номер на самом верхнем этаже. Обследовав выход на крышу, я понял, что незаметно попасть на крышу можно легко, не прилагая особых усилий. Чарли и Джонни тоже сняли себе номера, но встречаться с ними до следующей ночи не было необходимости, поэтому я просто завалился спать, как человек заслуживший отдых и сон после дел праведных.
Проснулся я в полдень, отлично выспавшимся и отдохнувшим. Вчерашние события казались каким-то невразумительным сном, но, чем больше я над этим думал, тем яснее осознавал, что даже сны не могут быть такими абсурдными. Вся эта история, казалось, сошла со страниц какого-то детектива или с экрана какого-то голливудского боевика, где главный герой легко перебирается с крыши на крышу, проникает в засекреченные лаборатории, ловко разбирается с сигнализацией и охраной, крадёт оттуда документы, образцы технологий или штамм смертоносного вируса. Ну… и целый или слегка подраненный выбирается из передряги, попутно спасая город или даже весь мир от неминуемого разрушения. Наш план, конечно, был менее глобальным, но и то, что было задумано, вряд ли удалось совершить обыкновенному и неподготовленному вору. Реальность отличается от кино, и кому, как не мне, знать это.
Вдруг меня резанула какая-то тоска. Словами этого не передать. Меня придавило чувством опасности, неуверенности в себе, предчувствием провала и, быть может, собственной неминуемой смерти, а так же такой безысходности, что захотелось закричать. Что же делать? Что же делать-то? Бежать? Но куда? Бля, я попал в дерьмовую ситуацию! Настолько дерьмовую, что навряд ли смогу разгрести её. Чёрт! Чёрт побери этого Бонка с его грёбанными проблемами!..
Тут мои размышления, а вместе с ними и разгоравшуюся панику, прервали – принесли обед в номер и свежую газету. Аппетита не было, но я заставил себя поесть. Потом взял газету и принялся за кофе.
Ну и везёт же мне! Мало того, что на душе хреново от своих проблем, так и пресса не радует. На первой странице заголовки кричали об очередном убийстве, о неком «Карсоне, который живёт на крыше»: ещё одном психанутом маньяке. Можете мне поверить, на своём веку я повидал немало смертей, но то, о чём писали, вообще не лезло ни в какие рамки. Неизвестный убийца непонятным, таинственным образом ночью похищал детей из их комнат и убивал. Причём убивал странно: затаскивал на крыши многоэтажек, разрывал (да, там так и было написано) им горло и выпускал кровь. Больше никаких увечий и следов насилия на телах детишек не обнаруживали. Только страшные раны на шее и ни капли крови ни в теле ни поблизости от оного.
Я содрогнулся, представив себе всю ситуацию. Первые жертвы, должно быть не один день, а, может, и не одну неделю лежали, разлагаясь, на крышах высоток. Не погребённые, обескровленные – пища для птиц и мух, поедающих мёртвую плоть, кишащую червями и личинками…
Я поставил чашку с недопитым кофе на стол – ни глотка больше в меня не лезло. Какие же уроды живут в этом долбанном мире! Кем этот псих себя возомнил? Вампиром хреновым? Убивать детей? Так, спокойно… спокойно… успокойся, друг.
Я взглянул на руки — они дрожали. Я отбросил газету в другой конец комнаты номера, встал и пошёл в ванную комнату. Мне срочно требовалось восстановить душевное равновесие, и ни что так не способствует этому, как обыкновенный душ.
Незамысловатые водные процедуры помогли, и я отбросил все лишние мысли, сконцентрировавшись на предстоящем деле. Еще раз тщательно всё прокрутил в голове...
Проснулся я за час до выхода. Ещё раз проверил, всё ли положил в сумку, а затем вышел из номера. Гостиница мирно спала. В коридорах горел мягкий, приглушённый свет. Было тихо, лишь из некоторых номеров доносились какие-то невнятные звуки: то ли постояльцы шумели, то ли смотрели кабельное телевидение. Бесшумно ступая по мягкому ковру, я подошёл к двери с табличкой «Пожарный выход», открыл её и по лестнице поднялся ко входу на крышу. Здесь меня уже ждали братья. Тихо открыв запертую на замок дверь, мы вместе вышли на крышу.
– Ну и жара! – Сказал Джонни.
Мы понимающе кивнули. После кондиционированного воздуха отеля на нас волной накатил жар – словно на плечи свалился мешок с песком. Лето было жгучим и безветренным, а в этих железобетонных джунглях и просто адским. За день город прогрелся так, что ночью, как гигантская сковородка, безжалостно поджаривал поздних гуляк и тех, кто не имел в домах кондиционеров.
– Ладно. Давайте, ребята. Начинаем. – Сказал Чарли и принялся собирать свою лебёдку.
Джонни и я переоделись в чёрные обтягивающие комбинезоны, чем вызвали улыбку у Чарли.
– Хм, красавчики, вам бы в балете танцевать.
– Чарли, дорогуша, дай я тебя поцелую… – ответил я.
– Не, не, не. Я занят, как-нибудь в другой раз.
– Ну вот, всегда так с вами – мужчинами: и комплименты и подарки, а как до дела… ¬– Подхватил разговор Джонни, и мы дружно рассмеялись.
Это разговор немного разрядил нашу напряжённость. Мы понавесили на себя вещи из сумок, и все вместе проверили лебёдку на устойчивость. Всё было нормально. Всё было готово. До назначенного времени оставалось пятнадцать минут. Ребята затихли, периодически поглядывая на часы.
Я подошёл к краю крыши и посмотрел на город. Он сиял. Светились огни рекламы, окна зданий, дорожные фонари – над городом горело зарево. Наша цель – соседнее здание, находилась впереди в тридцати ярдах и ярдов на пять ниже. Я взял в руки ружьё с гарпуном и так стоял, пока не наступило два часа ночи. В голове ничего не было: ни сомнений, ни страхов, только готовность действовать, да желание, чтобы всё поскорей закончилось.
Когда Чарли сказал, что время пришло, я поднял ружьё, прицелился и нажал на спуск. Послышался негромкий хлопок выстрела, и гарпун, разматывая моток троса, полетел к соседней крыше. В ночной полутьме рассыпались искры от удара калённого металлического наконечника о бетон здания, и с некоторым запозданием донесся глухой звук. Гарпун засел в крыше. Мы втроём дружно налегли на трос, чтобы проверить прочность крепления. Он выдержал наши усилия. Пока всё шло нормально. Чарли закрепил трос на лебёдке и покрутил её рукоять, пока он не натянулся.
Не задумываясь о риске сорваться вниз, если что-то не выдержит, не задумываясь, отключили ли подкупленные охранники сигнализацию, я скользнул по тросу вниз. Желудок поднялся вверх, дыхание перехватило, казалось всё – падаю, но через несколько секунд крыша ударила в ноги, и я пробежал ещё несколько ярдов, гася инерцию. Потом повернулся к братьям и махнул рукой, мол всё нормально. За мной последовал Джонни, тоже успешно добравшись до места назначения.
Джонни достал из своего рюкзака верёвку и спустил меня к нужному окну.
Сигнализацию действительно отключили, потому что я без проблем и шума попал в офис. Через полтора часа поисков в сейфах, шкафчиках, полочках, жёстких дисках офисных компьютеров я обнаружил и скопировал всю необходимую документацию, не оставив после себя следов своего пребывания в помещении. Всё шло отлично.
Оставалось только попасть в отель, а потом доставить документы Бонку, а уж потом… потом завалиться в какой-нибудь бар, надраться там до полусмерти. Кстати, можно прихватить с собой и братьев, отпраздновать успех, так сказать: снять девиц, потрахаться и хорошенько выспаться… Но для этого нужно попасть к Бонку.
Я подёргал за верёвку, давая знак Джонни приготовиться. Дождался ответа, прицепил карабин к своему поясу, дёрнул ещё два раза и шагнул в пропасть. Повиснув в пустоте, я плотно прикрыл за собой окно, и Джонни, ухая в такт движениям своих рук, поднял меня на крышу.
– Как там? Нашёл?
– Ага. Всё нормально, братишка. Давай двигать отсюда, я хочу сегодня напиться. – Ответил я ему.
– Ты умеешь читать мысли, парень.
– Все мы люди, Джонни, а значит и хотим, почти всегда, одного и того же…
Мы смотали верёвку, и Джонни три раза дёрнул за трос, свисавший с крыши гостиницы. Чарли ответил. Тогда я прицепил к гарпуну карабин с небольшим колёсиком с вогнутым ободом. Тем временем Джонни вытянул ещё ярдов сорок троса, продел его между колесом и краем дужки карабина, прицепил к концу верёвки грузик, размахнулся и кинул его по направлению к Чарли. Трос перелетел через край крыши отеля, где его подобрал Чарли. Через некоторое время трос опять натянулся, слегка провиснув.
Я опять пошёл первым. Чарли перетащил меня за пару минут. Вслед за мной перебрался Джонни. После этого, Чарли перерезал трос и смотал его. На соседней крыше остался гарпун, но вряд ли его быстро заметят, если заметят вообще, а даже и заметив, вряд ли поймут что к чему.
Чарли обернулся к нам.
– Ну и как там, Вилли?
– Всё хорошо, Чарли, давай линять отсюда. Хочу побыстрее отделаться от этой работы.
Чарли расслабился и улыбнулся.
– Ух! Хорошо, что хорошо!
Тут он не торопясь потянулся рукой в карман. Я напрягся: неужели Бонк приказал братьям убрать меня после дела? В моей голове бешеным вихрем завертелись мысли. Бля, вот оно! Чувствовал же с утра, что всё будет хреново. Что делать?
Я напрягся и немного подал тело вперёд, готовясь к прыжку под ноги Чарли. В случае, если он захочет застрелить меня (хотя мы и договаривались не брать с собой оружия), лучше всего быть к нему поближе. Там пистолет ему не поможет, а в рукопашной он мне не ровня. Джонни парень покрепче, но стрелять он не сможет, если я буду возле его брата… Чарли вытащил из кармана сотовый телефон.
Я с шумом выдохнул.
– Сука ты, Чарли!
Он непонимающе взглянул на меня, потом на телефон. Через мгновение на его лице появилось выражение понимания.
– А-а.. Э-э.. Извини, Вилли. Нужно доложить боссу, не хотел тебя пугать. – Он улыбнулся.
– Ладно, всё окей. Звони, и дёргаем отсюда.
Чарли набрал номер и поднёс телефон к уху. Тем временем Джонни начал собирать лебёдку и складывать её в сумку.
– Алё… Босс, это Чарли… Да, всё нормально, товар у нас. Да, слушаю… Ага... Минут через сорок будем у вас… Да, до встречи, босс.
Чарли закончил говорить, положил телефон в карман и стал помогать Джонни. Мы переоделись, взяли сумки в руки и двинулись к двери, ведущей не пожарную лестницу.
Мы сделали всего пару шагов, и тут я услышал перепуганный голос Джонни… Нет, не так. Сначала я услышал детский то ли плач, то ли визг.
– Отпу-у-устите меня!!! Мама!!! Мамочка, я боюсь!!! И-и-и-и!!! – Этот крик повис на тонкой истерической ноте, от которой я весь покрылся гусиной кожей.
Да, сначала я услышал ребёнка, а уж потом голос Джонни.
¬– Нихрена себе!!! Это что за дерьмо?!! – В его голосе перемешались недоумение, растерянность и страх.
– Дерьмо… собачье… Вилли, ты только глянь, это…– Голос Чарли звучал так, будто ему в рот влили стакан мёда: как-то невнятно, складывалось такое впечатление, что ему трудно говорить – как после сильного удара в челюсть, или распития бутылки виски на двоих в ударном темпе.
Я обернулся и увидел братьев, смотрящих куда-то левее. Их лица, в свете ночного города казались беловато-синими, как у мертвецов, причём мертвецов, погибших ужасной смертью, потому что выражение их лиц испугало меня. Испугало до чёртиков. Двое матёрых преступников, повидавшие за свою жизнь немало страшного, сами были перепуганы до полусмерти.
Я посмотрел туда же, куда и они. То, что я увидел там… это трудно передать. Меня обуял какой-то первобытный ужас. Сердце стучало так, что, казалось, вот-вот проломит рёбра, но при этом я не мог даже шевельнуться. Как в кошмарах: чудовище уже близко, ты затылком чувствуешь его смрадное дыхание, зубы готовые впиться тебе в шею или спину; твой разум активно посылает команды двигаться, убегать как можно быстрее, но тело... тело не повинуется, кажется, что время замедлилось, но замедлилось только для тебя, потому что зверь движется быстро… слишком быстро…
В нескольких метрах от бортика крыши слева от нас я увидел тёмный силуэт человека… Нет, не человека, потому что это существо парило ярдах в полторах от поверхности, а люди на такое просто не способны. В правой руке существа тоже силуэтом виднелась фигурка ребёнка, свисавшая вниз головой. Тёмная фигура, держа ребёнка за ногу, висела в воздухе и смотрела на нас. Там, где должна была располагаться голова, светились, вернее, горели красным огнём глаза, как палец, когда ним закрыть светодиод лазерной указки.
Это был не человек. Это было порождение потаённых страхов. Это было чудовище. От него, даже с расстояния в несколько ярдов, ощутимо веяло холодом. Этот холод парализовал, лишал воли тело, проникал в сознание, вызывая безотчётный ужас.
Ребёнок, судя по голосу – мальчишка, перестал выть и снова заговорил, всхлипывая.
– О-от-т… от-т-тпустите, меня пожалуйста, по-п-пожалуйста отпустите, н-н-не тро-о-огайте м-м-меня... – Но видя, что чудовище неумолимо, закричал опять. – Мамочка, помоги!!! М-а-а-а-м-а-а-а!!! А-а-а-а!!! – Голос мальчика опять сорвался в визг.
Чудовище не обращало на свою… жертву, наверное, абсолютно никакого внимания – оно разглядывало нас, решая, видимо, что делать.
Я не мог оторвать глаз от адского света глаз силуэта и, затаив дыхание, весь дрожа от страха, ждал, что будет дальше. На мгновение мне показалось, что монстр улетит, исчезнет, растворится в воздухе, так и не тронув нас, но тут громыхнул выстрел.
Я вздрогнул. Сердце остановилось, опустившись куда-то вниз, а затем опять часто забилось. Оцепенение начало проходить, словно с меня спали какие-то чары. Я резко обернулся к братьям и увидел Джонни с автоматическим пистолетом сорок пятого калибра в руке. Из ствола пистолета вился голубоватый дымок. Джонни заорал не своим, пронзительным, истерическим голосом.
– Вот тебе, сука!!! Получай, ублюдок!!!
Мы договаривались идти на дело без оружия, но Джонни ослушался, за что и поплатился жизнью. Не знаю, зачем он стрелял. Возможно, потому что попросту псих, возможно, потому что малыш напомнил ему его самого. Может, Джонни в детстве тоже также плакал, умолял своего отца, чтобы тот не бил его, звал на помощь мать… Не знаю, но он сделал то, что сделал.
Я опять посмотрел на висящее в воздухе чудовище. Оно рычало то ли от боли, то ли от ярости, то ли от того и другого разом. Рука монстра, казалось, опустилась на три-четыре дюйма ниже. Разрывная пуля практически оторвала ему руку, и та висела на коже и сухожилиях. Чудовище выпустило мальчика, и тот, упав, откатился, отчаянно вопя, к бортику крыши.
Монстр спикировал на Джонни. Тот ещё несколько раз инстинктивно, не целясь, выстрелил.
БАБАХ!!!
– Сука!!!
БАБАХ!!!
Пуля случайно попала в правое колено. Из него брызнула во все стороны кровь и осколки кости. Нижняя часть ноги монстра теперь болталась на лоскутке кожи.
– На, сука, жри!!!
БАБАХ!!!
– Су-у-у-к!..
Окровавленная фигура налетела на Джонни, и они, сцепившись, покатились по крыше. Пистолет вылетел из рук стрелявшего и заскользил куда-то мне за спину.
Теперь я точно увидел, что это страшное существо действительно чёрное. Его тело было похоже на тело человека, но, вместе с тем, было в нём что-то звериное. Мышцы бугрились под чёрной лоснящейся кожей, перекатывались. Все его движения были сильными, резкими и быстрыми, как у хищного животного во время охоты или драки.
Джонни кричал.
¬– А-а-а-а!!! Сука!!! Чарли, помо-о-оги-и-и-и!
Монстр, несмотря на то, что был серьёзно ранен, явно был сильнее Джонни. Лёжа на крыше, они боролись. Джонни отчаянно пытался защитить свою жизнь, но у него просто не было шансов. Чудовище, рыча как зверь, рвало огромными острыми когтями здоровой руки одежду на человеке. Во все стороны летели ошмётки ткани, кожи и брызги крови. Потом в неясном неоновом свете блеснули звериные клыки и впились Джонни в шею. Крики Джонни превратились в хрип, он ещё был жив, но взгляд его остановился и утратил осмысленность. Ещё несколько мгновений назад в нём читался ужас и дикая боль, а теперь Джонни стало всё равно. Его тело, руки, ноги подёргивались, но это были предсмертные конвульсии. Чудовище приумолкло, слышны были только жуткие чавкающие, сосущие звуки.
Я смотрел в лицо Джонни – не мог оторвать от него взгляд. Я чувствовал тепло мочи струящейся по моим ногам, но моё сознание не находило в этом ничего предосудительного. Я не мог поверить своим глазам, мой разум отказывался принять происходящее… Вдруг глаза Джонни ожили, и из его рта, набитого алой пеной, донеслись последние в его жизни слова, хриплые и тихие — шёпот умирающего.
– Чарли, помоги… Убей эту суку…
И всё – Джонни умер.
Это доконало Чарли. Джонни был его смыслом жизни, единственным родным человеком. Наверное, тогда Чарли съехал с катушек. Он заорал.
– Джонни!!! Джонни, нет!!! НЕ-Е-Е-ЕТ!!!
Его голос был глухим, трубным что ли, казалось, исходил не из горла, а из самой груди, нутра Чарли. У него в руке блеснула сталь ножа, и он бросился к чудовищу, пожиравшему Джонни живьём.
Монстр ничего не замечал. Он то ли грыз шею мертвеца, то ли пил его кровь, так что Чарли без проблем подбежал к нему и, падая на колени, со всего размаха вонзил нож в спину существа. Потом ещё раз, ещё, ещё… Кровь ненадолго – фонтанами – брызгала каждый раз, когда лезвие выходило из тела, чтобы через секунду опять вонзится в него. Чудовище взревело, развернулось к Чарли, так что нож, воткнутый по самую рукоятку, остался в спине, обхватило рукой шею визжащего брата и вгрызлось в неё.
Чарли дёрнулся, пытаясь сбросить с себя монстра. Он вырвался из клыков и повалился на живот. Чудовище накинулось на шею со спины. Чарли в последнем усилии протянул ко мне руку, безмолвно – глазами – прося о помощи. Его лицо было полностью залито кровью, которая лужей растекалась под ним. Его взгляд выражал такую муку и боль, каких я еще никогда и нигде в жизни не видел.
Не знаю, как долго это продолжалось, но вдруг голова Чарли резко опустилась, глухо шлёпнув лбом по луже под ним, и откатилась в сторону. Монстр в ярости зубами отгрыз Чарли голову и закрыл от меня кошмарную рану, из которой из артерий струями, пока ещё работало сердце, вылетала кровь, присосавшись во всю глотку к шее. Я опять услышал эти тошнотворные чавкающее-сосущие звуки.
Ещё через пару секунд я понял, что буду следующим – эта тварь тоже убьёт меня, как уже убила братьев. Я увидел возле бесформенного тела, которое недавно жило и называло себя Джонни, сумку. Молния на ней разошлась, и из неё торчало остриё запасного гарпуна. Не думая, чисто инстинктивно, я бросился к сумке, достал гарпун, размахнулся и, что было сил, всадил его в спину монстра.
Металлическое острие с лёгкостью прошло сквозь плоть и звякнуло о гудронированный бетон крыши. Острая боль пронзила мои руки, древко гарпуна завибрировало в ладонях так, что они онемели.
Чудовище опять взвыло, оторвавшись от тела Чарли, и попыталось кинуться на меня, но гарпун засел в покрытии крыши, так, что оно смогло только схватить меня за ногу. Я повалился на спину и свободной ногой ударил монстра прямо в клацающую острыми клыками пасть. Рука убралась с моего ботинка, и я, сидя на заднице, отпихиваясь ногами и не отрывая глаз от этого живого кошмара, стал отползать.
Монстр яростно пытался освободиться от гарпуна, чтобы добраться до меня. Я с ужасом увидел, что рана на правом плече стала значительно меньше – она заживала на глазах. Рука действовала вяло, но ведь всего несколько минут назад она была практически оторвана от тела. Правая нога, отвалившаяся окончательно во время возни с Джонни, лежала возле его трупа, а на её месте росли кости, быстро покрываясь сочащимся кровью мясом. Я, крича от ужаса, отползал. Все наши старания оказались напрасными – монстр и не собирался умирать.
Наконец, у твари получилось освободиться от гарпуна, и она поползла, лежа на животе и работая обеими руками, ко мне. Монстр уже не был так быстр и резок, как вначале атаки на Джонни. Похоже, что он тратил много сил на залечивание ран, нанесённых нами. Обычный человек уже давно был бы мёртв, а это существо просто ослабело. Оно стало существенно медленнее, но всё же настигало меня. Я попытался ещё раз оттолкнуться ногами от крыши, чтобы отползти, но моя спина упёрлась в бортик – дальше ползти было некуда.
Я безостановочно кричал, матерился, молился, просил Бога, чтобы он спас меня… Я смотрел на чудовище, а оно неумолимо приближалось ко мне.
Полтора ярда.
Ярд.
Половина ярда.
Вот оно схватилось за мои ноги и ринулось на меня, целясь в горло. Я отклонился, опершись правой рукой о крышу, и поднял левую руку, защищая шею. Это меня и спасло. Монстр впился клыками в мою ладонь. Я видел, как мои пальцы исчезли в его пасти, послышался хруст ломающихся костей, и в этот момент правой рукой я нащупал пистолет, вылетевший из рук Джонни. Особо не задумываясь, что делаю, я уткнул ствол пистолета твари в грудь и два раза выстрелил. Чудовище отбросило назад, проделав в нём огромную дыру, из которой мне на ноги выплеснулось содержимое разорванного взрывами желудка. Меня залило кровью братьев. Я сидел в огромной луже крови, а на моих штанах лежали бесформенные куски человеческого мяса и два моих собственных пальца – оно проглотило их целиком! Секунду я смотрел на эти отделённые от меня кусочки моего же тела, а потом… потом страх прошёл. Меня захлестнула волна безумной ярости. Взревев, я вскочил на ноги и подошёл к корчащемуся и завывающему монстру. Тот сделал слабую попытку схватить меня за ногу и повалить, но я устоял, а затем прижал пистолет к его затылку и выстрелил ещё раз. Пуля разорвала череп, как кирпич спелый арбуз. Во все стороны полетели осколки костей, клочья кожи и волос, брызги мозга и крови… Я нажимал на курок ещё и ещё, но патронов больше в магазине не было.
Тело чудовища мелко подёргивалось, руки и ноги продолжали совершать бессмысленные движения. Я понял, что оно ещё живо. Тогда я выдернул нож Чарли из спины монстра и во второй раз склонился над телом проклятой твари. Оно было практически обезглавлено. На шее, вывернувшись вбок, держалась нижняя челюсть, усеянная острыми зубами, и часть черепа, которая находится ниже затылка. Видимо, та часть мозга, которая находится в первых позвонках шеи, всё ещё поддерживала жизнь монстра, пыталась восстановить тело – отрастить внутренние органы, рёбра, голову... Но я ей не дал. Я перерезал позвоночник почти у самых лопаток, полностью отделив остатки головы от тела. Чудовище затихло. Постояв над ним с ножом наготове ещё несколько минут, я понял, что оно наконец-то окончательно подохло. Тогда я поднял лицо к небу и закричал. Так, наверное, кричат гориллы, победившие в смертельном поединке врага.
Не помню, сколько я так вопил над останками, поверженного монстра, но мои ноги подкосились , и я рухнул вниз, как Вавилонская башня от гнева Господня. Из глаз ручьем потекли слёзы. Меня трясло в приступе лихорадки. Я лежал и благодарил Бога, за то, что остался жив.
Когда меня начало отпускать, я вновь услышал детский плач. Это был тот мальчишка, которого принёс на крышу монстр. Он сидел в десяти ярдах от меня, плотно прижавшись к бортику крыши. Невзирая на острую боль в руке, подгибающиеся ноги, я встал и с трудом доковылял до малыша. Парнишке было лет восемь-десять. Светловолосый, симпатичный, он рыдал, бесконечно повторяя только одно слово: «мама».
Я присел возле него, обнял, перепачкав его кровью, и прижал к себе.
– Тише, тише, малыш. Всё в порядке. Всё уже закончилось. Тише… не плачь… всё будет хорошо… тише…
Так, обнявшись, мы просидели минут пятнадцать, пока над нашими головами не послышался шум вертолёта и на крышу не упал мощный луч прожектора. Круг света шарил вокруг, выхватывая из полутьмы кошмарные свидетельства произошедшего. Наконец он осветил нас и остановился. Раздался усиленный динамиками голос, приказывающий лечь лицом вниз и сцепить руки за головой. Через пару минут послышался скрип открываемой двери выхода на крышу, и топот сапог, приближающийся к нам.
Наверное, кто-то из постояльцев отеля услышал шум выстрелов и наши крики на крыше, вызвал службу охраны, а те уж в свою очередь – копов. На меня одели наручники, резко подняли и грубо потащили вниз, даже не зачитав моих прав. Но, как вы понимаете, я не возмущался...

Бонк так и не получил, документов, их копии у меня изъяли в полиции при обыске. Там на допросе, я рассказал всё, что произошло, скрыв только имя своего нанимателя, хотя это их очень интересовало. Бонк не бросил меня в беде, наняв для меня хорошего адвоката. Через крючкотвора я рассказал Арчибальду о том, что случилось, но он, мне кажется, так до конца и не поверил. Полиция выдала на гора официальную версию: известный преступник убил маньяка – того самого Карсона, который живёт на крыше, спас ребёнка, личность маньяка устанавливается, ведётся расследование.
Кем был этот Карсон? Жил ли он среди людей? Что случилось с его телом? Не знаю. Скорее всего, им занялись ребята из ФБР или ЦРУ, а, может, из нацбезопасности. Не знаю… и желания выяснить это у меня нет.
По решению суда я за свои грехи перед законом был осуждён на десять лет тюремного заключения. Я не жаловался. Возможно, мне в то время нужно было уединение и крепкие, высокие стены вокруг.

По истечении срока, я завязал со своим прошлым.
После отсидки прошло уже пять лет. Денег у меня хватает – в своё время припрятал прилично их. Сейчас живу в небольшом городке во Флориде. Открыл свою мастерскую по ремонту автомобилей.
Те ужасные события практически стёрлись из моей памяти. О той ночи я уже не вспоминаю. Днём. А ночью мне опять стали сниться кошмары, как в первое время после ТОЙ ночи. Вернее кошмар. Каждую ночь один и тот же. Ночь за ночью.
Мне снится вампир, вгрызающийся в плоть… но не мою. Мне снится, что вампир это я, что это я кусаю того мальчишку. Я чувствую, как его кровь течёт по моему горлу, не солёная, а сладкая и тёрпкая. От неё немеет язык, как от героина. Я чувствую зов крови, я чувствую невероятную силу, заполняющую меня. Я чувствую свободу, дикую и прекрасную.
Я просыпаюсь, крича от ужаса. Я дрожу всем телом, мокрым и холодным от пота.
Потом наступает день, и всё забывается, прячется в моей памяти до наступления следующей ночи.
У меня появилось необъяснимое чувство жажды, которое ничем невозможно утолить. Ни водой, ни виски. За последние два года у меня на теле исчезли все шрамы, а моя левая ладонь стала невыносимо зудеть, и, вроде, начали отрастать откушенные Карсоном пальцы.
И, кажется, я догадываюсь, что тут к чему, если вы меня понимаете, конечно…



Винница. 5 июля 2010 года.