СЕСТРЫ
история из жизни

Родители ждали двух мальчишек, а родились две девочки. Специалистка по УЗИ не разглядела некототорые важные местечки. Ну, девочки так девочки. Но с именами загвоздка. Молодая мамочка Александра, по домашнему Алика, с детства и навсегда обожала Жоржа Сименона, не уставала перечитывать. Вот и имена заготовила соответственные: Жорж – это Егор, можно Жорой называть, или Жоржиком, а второй – Семен будет, значит Сёма. Пришлось теперь на девочек переиграть, но не кардинально: Женя и Сима. А в остальном – всё то же самое, что мальчики, что девочки – любить, растить и воспитывать.
Воспитывать – это главное. А может, главное – любить? Тут у Алики с мужем Левой постоянно разногласия возникали. Лева за то, чтобы воспитывать, и посуровей. Алика же – за любовь, поскольку девочки же, они суровость плохо воспринимают. Когда родители говорят, что они детей любят одинаково, это неправда. Они хотят любить одинаково. Но не получается. Потому что дети не одинаковые, даже близнецы. Как правило, родители «делят» детей, мама любит больше одного ребенка, а папа другого, как-то само собой так получается. Или подсознание так избирательно работает, никакой Фрейд этого не объяснит. А тут как-то неправильно вышло, потому что папа Лева любил больше Симу. А мама Алика... тоже любила больше Симу.
И это абсолютно понятно. Вот пример: Сима и Женя живут в одной комнате. Комнатка маленькая, тесная. Этот шкафчик тебе, этот мне. Этот столик для занятий твой, этот мой. Комнатка строго разделена на две половины, только что черта на полу не прочерчена. На половине Симы порядок идеальный. Белье сложено на одной полочке, кофты-джемперы-джинсы на другой, плюшевые звери и куклы на третьей. Белье выстирано, колготки-носочки-трусики тоже разложены по пакетам. Книжки-теради-учебники в стопочке на письменном столике. Карандаши подточенные в красивом стакане. Одна радость глядеть на всё это. А глянуть на Женькину сторону – волосы дыбом. Всё в кучу, всё ворохом. Какие там стиранные колготки-трусики! Какие точеные карандаши? Найти что-либо, только если выгрести и свалить всё на пол, там и искать. Или по тихому шмыгнуть на другую сторону и осторожно вытащить из пакета колготки и быстренько надеть. И так же быстренько уйти по своим делам. Хотя расплаты всё равно не миновать, но позже. «А-а-а! Опять Женька мои колготки стащила!! Мама, скажи ей! Почти новые! А-а-а! Отдай назад! Нет, пойди постирай сначала! И больше ни-ког-да ни-че-го моего не бери! Поняла?». Женька поняла, что больше ничего не возьмет. До другого раза, когда срочно что-нибудь понадобится.

Сима не только аккуратная, но и прилежная. Учится хорошо, тетрадки не замусоливает. Арифметика отлично, литература тоже. Родителей в школу не вызывают. Женька... ну ясно уже всё. Только география и физкультура отлично – неизъяснимая любовь к дальним странам и точные пасы на волейбольной площадке. Тетрадки – словно на помойке побывали. Родители по количеству вызовов должны ночевать в школе. Поэтому туда не ходят. Бесполезно же. К чему выслушивать упреки и замечания, они и так всё знают. Как-то родительница всё же пошла и её спросили: «Вчера ваша Женя мячом окно в классе разбила, она вам сказала? Нет? Ясно. И вообще, почему у вас девочки такие разные?». Ответа на этот вопрос у Алики не нашлось, она заплатила за окно и больше в школу не ходила.
Так что с Симой хлопот никаких, с Женькой куча проблем. Безалаберная, бестолково-отчаянная, неряха. Где проблемы – там нежностей меньше. Потому что и провинности и беспорядок постоянно, когда же приголубить и по головке погладить? Где отыскать тот промежуток времени, когда всё хорошо и можно гладить, хвалить... И со временем уже настолько привыкаешь, что этого промежутка попросту не возникает, а когда он всё же появляется, то... самой Алике некогда, или раздражение от недавнего проступка еще не совсем утихло. Точно так же и у папы Левы. Да он и рукой на Женьку махнул – неисправимая! И вышло так, что любовь – в сторону Симы. К тому же Сима не такая красотка как Женя, значит, ей больше ласки требуется. Женька, оторва, и так свое в жизни возьмет, а Симе еще постараться надо.

Однако, жизнь развернула сестер по-своему. Симе не пришлось сильно стараться, всё само упало в руки. Правда, из Женькиных небрежных ручек. У Женьки всегда кавалеров – миллион! Когда много – как ценить и кого выбрать? Задача. Но эту задачку, в отличие от школьных, Женька решала с легкостью. Она кавалеров расшвыривала по сторонам, никого не ценя и не любя. Но один парень проявил настойчивость и продолжал упорно ходить. Куда ходить? – в их комнатку, естественно. Симе Гриша тоже нравился, и скрыть это в столь тесных условиях было трудно, поскольку она на него всё время смотрела. И это было неправильно. Сима подсобрала денег, перемыв гору посуды в соседнем кафе, и уехала на юг, море повидать.

Тут всё и решилось, Женька осады, да еще каждый раз наедине, без свидетелей, не выдержала, не устояла. Родители тоже были вполне согласны – парень хороший, уже с высшим, и зарабатывает. Пока Сима купалась в море, Гриша успел вселиться к Женьке, и Женька успела забеременеть.
Сима вместо одного месяца вернулась через три, с морским загаром и сиянием в глазах, и тоже беременная. Что, от кого – не сказала, молчок, не ваше дело. Но из комнатки ушла. Сначала в коридорчик, на узкий диванчик. Но папа с мамой пересчитали свои невеликие накопления, еще взяли в долг, и купили Симе маленькую квартирку в одну комнату, с крошечной кухонькой и совместным санузлом, и главное, дом стоит рядышком, в одном дворе. Пусть живет, пусть рожает, чем можем, поможем. А что ей помогать, Сима и сама со всем справилась. Родила мальчика, назвала Иркой, Ираклий полное имя. Ясно, что в честь кого-то, так и непоявившегося.
А Женька чуть раньше, всего на месяц, родила девочку Полю, Полину. Мамочки часто бегали друг к дружке, дружными стали, не то, что в детстве, колготки больше не делили. И детей с собой таскали. Как-то Женька спросила: «А ты об Ирке сообщила? Ты написала? Напиши!». Сима поупиралась, но письмецо написала, куда-то в южные края. Ответа не получила.

Родители между тем переехали в другой город, насовсем, к деду с бабкой, чтобы их в старости поддержать, и Женьке с Гришей досталась вся квартира, целых три комнаты, не считая большущую кухню и отдельную ванную. Они обрадовались и родили еще девочку, хотели Симой назвать, но та не разрешила, тогда назвали Сашей. Сестрички Поля и Саша с братом Иркой водились, и он их любил и признавал, и даже порой уступал свои игрушки.
Какой Женька наводила в своей квартире порядок! Всё разложено по шкафчикам, по полочкам, полы блестят, одежда выстирана-выглажена. Она словно теперь соревновалась с сестрой, которая много работала и не успевала во-время прибрать. Да и переменилась Сима, не была уже такой тщательной и аккуратной, как прежде, могла застыть посреди разбросанных вещей и игрушек и надолго задуматься.
Ирке четвертый год пошел, стал про «папу» спрашивать. Дальше чаще. Врать Сима не хотела, никогда и ни в чем не врала. Сима написала длинное письмо. Про сына, про его вопросы, про себя. Про свою непрошедшую любовь, про тоску. В конце письма очень просила приехать, чтобы сына увидел, Ирку.
Она так ждала ответа, так надеялась, что приедет, захочет посмотреть на сына, и на нее тоже... Ведь была же у них любовь, у нее и не пропала никуда, куда же любовь денется, говорят, всё проходит – неправду говорят.

Сима получила ответ, записку в несколько слов. Забудь навсегда, не пиши больше. Про Ирку ни слова. Она читала записку, а Ирка стоял рядом, держал в руке конверт и рассматривал цветные марки. Вдруг спросил: «Это от папы письмо?». Сима с трудом удержала слезы. Сказала: «Да, от папы. Но он пока не приедет, очень занят». Она подумала, впервые именно так, совсем безнадежно: Ирка подрастет и осудит ее. За то, что родила неизвестно от кого, за то, что тот не хотел ее знать, значит, оказалась недостойной, за то, что правду не сказала, ведь и дальше не сможет сказать, не найдет сил. За всё осудит, и будет прав.
Сима уложила Ирку спать. Навела порядок в комнате, помыла посуду в кухне. Отперла входную дверь. Раскупорила бутылку коньяка, дожидавшуюся призрачной встречи, налила в стакан, отпила немного – больше не смогла, не привыкла пить. Подождала, прислушиваясь к себе. Взяла снотворное – всё, что нашлось в аптечке. А нашлось много, три упаковки, потому что давно страдала бессонницей. Глотала горстями, без колебаний и раздумий, и, морщась, запивала остатком коньяка.

Ирку усыновили Женька с Гришей. Он скоро стал называть их мама и папа, но при этом рос совсем непослушным, ни мама, ни папа ему были не указ. Горячий, непоседливый, упрямый, он явно пошел в того, непоявившегося папу. О котором ничего не знал, и Симу тоже через год не помнил. Но лет в двенадцать Ирка узнал всё. Найдутся всегда участливые люди и расскажут. Про маму, про таблетки, про неизвестного папу. У Ирки снесло крышу. Ночевки неизвестно где, плохие компании, аресты за кражи, и в заключение подвигов – колония. Он словно хотел отомстить всему миру, а больше всех маме и папе, которые ими не были. Наверно, именно за то, что не были, а говорили, что были. Ирка ложь не выносил. В Симу пошел. Он просидел в колонии два года и вышел досрочно – за хорошее поведение.
Дома Ирка перерыл все документы, пересмотрел все конверты, никто не помешал, родители на работе, сестры в школе. Потом позвонил Женьке на работу и сказал, что уезжает. Но прощаться ни с кем не захотел, хотя очень любил своих сестер. Как он теперь знал – не родных, а только двоюродных.
Куда Ирка мог уехать – никто догадок не стал строить. Прибрать в разворошенных ящиках, сложить обратно бумаги и ждать. Может напишет, или приедет к родителям. Они себя все равно считали родителями. Других-то у Ирки нет. Но он, видно, посчитал, что есть.

-------------------------