XIV

Вне монастырских стен – полдень провинции. Пылят нечастые грузовики – это здесь, пожалуй, пока единственная примета современности. Ну, ещё стенд с жутким названием: «Крокодил идёт по Свободе». Я ж говорю про чудеса!

Почта с навесом и деревянными ступеньками, чуть ли не специальная коновязь, во всяком случае, лошадь с телегой и жеребёнком тут есть. Отделение связи провинции... – приют и надежда забытых командировочных.

Улица прямо курская, разве что пошире многих. Те же высокие серебристые тополи, кирпичные арки ворот в городские дворы, кокошники фасадов, круги, гребёнки всякие. Окна вовсе не сельского вида.

Вот двухэтажный дом на перекрёстке – угол обрезан по моде раннего модерна, на срезе балкончик, висящий над улицей. В высоких комнатах сейчас, наверное, прохладно, а на том балкончике... хорошо, вероятно, при полной луне: серебристые тополи, тихая улица, мальвы. Живи я тут раньше, меня наверняка тянуло бы в столицы, а сейчас – душа растерянно греется случайно не потухшим огоньком милой отстойной провинции.

Кроме монастыря в Коренной была ярмарка, одна из трёх главных в России в начале прошлого века. Товары сюда приходили из Лейпцига, Вены, Кяхты... Екатерина Вторая поручила одному из лучших архитекторов России – Кваренги – строительство в Коренной Гостиного двора – ряды магазинов с колоннадой и форумом. Кстати, в облике окон и наличников строений монастыря – что-то тоже от него, но это всего лишь моё впечатление.

Считается, что всё это давно разрушилось и не существует. Тем не менее, совсем недалеко от монастыря, через пару улиц, сохранился квартал развалин весьма значительного комплекса – каре длинных строений. Это руины Кваренги? Внутри квартала тоже какая-то школа механизаторов, войти нельзя.

Иные стены искрошены настолько, что поверху образовалось что-то вроде почвы, потому что по стенам качаются рощицы карликовых берёзок, как в тундре, ростом не выше обычной травы. Всё крошится, сыплется, вроде осенних листьев, которых уже много скопилось здесь между тропинок, среди тополей и берёз.

История отняла свою руку от этих мест. А случись по-иному, тут мог быть город не меньше Курска. Дошёл бы сюда и модерн, и конструктивизм. Ну, а башни новостроя сюда доберутся независимо от истории.

Казалось бы, тишайшее местечко. Заросли мальв, утки плещутся у колонки. Но рядом указатель на мемориал командного пункта Центрального фронта второй мировой войны – надолбы, блиндажи, бомбы. Фетовские дали – и монастырь. Грузовики и тракторы у стен Кваренги...

Уже мы идём по высокой террасе, уже по степи, против Крестного хода. Тут сначала кирпичный заводик, наверное, эпохи татарских нашествий. При полном бездюдьи что-то скрипит и постукивает, цепи ползут от сарая к сараю ажурных немыслимых форм. Ниже обрыв выгрызается каким-то ленточным приспособлением – бесконечная цепь со скребками. Дальше – та церковь, похожая издали на «Ласточкино гнездо», хотя вблизи это сходство теряется. Окна под небом, вход заперт крепостным замком. Однако взять эту крепость весьма просто: сбоку под ступеньками входа пробит лаз, достаточно широкий, чтобы проникнуть вовнутрь. Там что-то воет и грохочет, и дальше трёх метров, как только исчез внешний свет, мне лезть расхотелось. Да и вообще – дело к сумеркам.

Но вверх по железной двери, если встать на замок, можно заглянуть через решётку с выбитыми стёклами. Глянул... и чуть не свалился. В лицо мне смотрела жуткая оскаленная адамова голова в нелепом окруженьи!

Потом я рассмотрел, что это всего лишь роспись на стене – святой Пётр в рубище и с посохом, но кто-то процарапал до самой штукатурки ему глаза, нос и рот. И череп почти что из тьмы высвечен красным закатным лучом. Ветер воет в узорные рамы, стучит и грохочет железо на крыше – там, в высоте, наверное, всегда нешуточные шквалы. Почти горизонтальные лучи не могут осветить весь внутренний объём, хотя всё же видно, что церковь ещё не вполне разорена и убранство не тронуто. Ветер, горобцы, железо грохочет. Надвигается тьма, такое нечасто увидишь, и я подсадил Ирину на дверь, конечно, предупредив о черепе. Кому это понадобилось? Ведь исполнение кощунства на такой высоте было непростым делом.

Место открытое и высокое, а с колокольни, может быть, видно до самого города. Я бы поднялся туда, но лезть через подвал... даже за божественными впечатлениями у меня нет желания встретиться с нечистой силой.

Церковь закрыта, но эта крепость уже отдана на волю случая – всякий может залезть, несмотря на замок и высокие окна, если, конечно, решится. Но ведь кто-то пробил туда лаз?

Церковный дворик в чаще сирени, разросшийся сад – спелые сливы и яблоки. Никто тут не бывает и никто не охраняет. Пустая сторожка у входа во дворик. Меж тем, в этом доме со строгим фронтоном и узорными наличниками вполне бы можно жить... Правда, кладбище рядом, там и сейчас похороны.

Сидя на лесенке храма, мы слушали ветер, вкушая плоды из церковного сада. Коротали закат.

... Уже давно идём в сторону Курска по старинной дороге, которая, впрочем, ничем не отличается от обычных районных дорог. Дорога пуста от машин, только селяне далеко растянулись с похорон и ласково здороваются, когда мы их обгоняем. Только острая гранёная башенка колокольни «Ласточкино гнездо» ещё «торчит», по выражению Фета, из молодых дорожных и кладбищенских посадок. И высокий купол уже не освещается лучами только что ушедшего солнца.

... Свежесть вечерняя, река напускает туманы, но ветер ещё упруго толкает приливами памяти тёплого дня.

... Мостик, осоки. Всё можно охватить – неведомые дали, дикие поля, туманы. Мы только что прошли то место, где Репин мог писать свой «Крестный ход», если вообще это та самая дорога.

... Деревня пошла на подъём.

... В полутьме возникают колодцы. Их было много на Крестном пути, на этой неповторимой дороге, по которой мы с радостью готовы прошагать всю ночь.