Число однодневных беспорядочных связей давно достигло и превысило свою критическую норму. И представить жизнь без этой будоражащей голову и мысли окружающих канители уже невозможно. Все глаза, губы, ногти слились в одном бушующем водопаде, и отыскать что-то членораздельное в непрекращающемся гуле голосов, накладывающихся друг на друга, словно пальцы гитариста, переливаясь с одной струны на другую, создают непрерывный и нескончаемый божественный аромат мелодии, нет ни малейшего шанса. Я радовалась и даже была горда собой, я чувствовала некую власть над этими мужчинами, когда они приходили ко мне с мольбой в глазах и готовы были упасть передо мной на колени и целовать кончики моих пальцев на ногах так, как никогда не целовали губы женщины. И лишь от моего едва заметного кивка зависела их судьба. Я ничего не помнила на утро, но мне казалось, что там, ночью, я погружаюсь в только свой и одной мне ведомый мир, в котором играю роль Бога, решающего кому дозволено переступить порог заветной спальни, а кому суждено остаться за воротами. Но вскоре из всех полурасплывчатых воспоминаний я выделила одно, которое не испаряется даже с наступлением рассвета и, с настойчивостью ребёнка, повторяется из ночи в ночь, изо дня в день, из года в год, крепчая и пуская всё более длинные корни в моё сердце. Это не голос и не взгляд. Это отвращение. Прошло немало времени, прежде чем я подобрала единственно верное слово к своему чувству. Отвращение не к тому, чем я занимаюсь, а к самой себе. Оно так сильно, что не выходит из моей головы ни на секунду, занимает всё пространство и скоро перерастает в безудержную ненависть. Я понимаю, что все мужчины, которые приходят, жаждут не встречи со мной, а удовлетворения своих и только своих желаний, желаний продемонстрировать свою силу и мощь. Будь на моём месте другая, они бы и перед ней падали на колени и так же, как и мне, целовали пальцы ради только того, чтобы ублажить свою необъятную самовлюблённость. Мой Бог повержен. Отвращение, ненависть и боль растут в моей душе с утроенной силой. Мне противно от того, что я за всю жизнь так и не смогла влюбить в себя мужчину, тогда как другие женщины бросают лишь взгляд и весь мир готов, подобно тёплой морской пене, улечься у их ног. Я уже давно сменила статус Бога на слугу, и беспощадно втаптываю себя в пыль своими же ногами.
Через несколько лет я забеременела от некоего господина, чьего имени не помню и, хоть у меня достаточно средств для аборта, я решаюсь на роды.
Я нахожусь уже на восьмом месяце беременности, когда моя квартира неожиданно сгорает. Хотя ничего в этом мире не происходит случайно. От полученного шока у меня начинаются преждевременные схватки, я рожаю недоношенного ребёнка. Но он жив, это девочка.
С чётким намерением начать новую жизнь, уезжаю к маме, с которой не виделась много лет. Она тяжело больна. Быт связывает меня по рукам и ногам, забота о дочери и больная мать не оставляют ни места ни сил для дыхания. По настоянию матери выхожу замуж за одного бедного предпринимателя, к которому, разумеется, не испытываю ни капли чувств.
Мать умирает.… На следующий день, не дождавшись похорон, я бросаю мужа и дочь, и уезжаю обратно в столицу. Шок от смерти матери на мгновение развязывает мне руки, но этого вполне достаточно, чтобы я смогла вырваться из окружающей меня жизни. В голове – звон фанфар, я смотрю безумными глазами на стены домов и лица испуганных людей, которые, едва увидев меня, стараются убраться с моего пути. Единственная цель, движущая мною в тот момент – вновь вернуться в мир фантазии, вновь ощутить себя хоть призрачным, но всё же Богом!
И вот я. На высоких каблуках, мужчины с благоговением целуют мои ноги. Однако за пять лет запах благовоний и страсти выветрился из моего сердца. Чтобы вернуть свой потерянный мир на прежнее место, или хотя бы создать его зеркальное отражение, я начинаю принимать наркотики. Про семью забываю вовсе, для меня больше не существует вчера или завтра, я окончательно теряюсь во времени, демонстративно снимаю все часы в квартире, моя жизнь теперь делится только на день и ночь.
Вскоре заболеваю СПИДом, хоть и не догадываюсь пока об этом. А ещё через пять лет, от этого самого СПИДа, приправленного множеством венерологических и других заболеваний, умираю в страшных муках, лёжа в своей квартире, в гордом одиночестве.