На первом этаже старой «хрущевки», с нездоровым внешним видом и унылым внутренним содержанием, скромно ютилась поликлиника, такого же почтенного возраста, с соответствующим контингентом.
Дом, его обитатели и пациенты, не спеша и сообща дряхлели, не имея особых перспектив на «омолаживание своих потрошков». Основываясь на нетленных принципах добрососедской взаимоподдержки, жильцы дома укрепляли его стены бумажными обоями и душевными воспоминаниями, а он, в знак благодарности, щедро делился с ними песком.
Открытие нового кабинета в поликлинике поначалу вызвало интерес у завсегдатаев учреждения, тем более что пошли слухи о враче-чудотворце. Вскоре, когда выяснились особенности узкой специализации доктора, ажиотаж угас.
Чудеса, как оказалось, лекарь совершал в областях, именуемых не иначе как интимные. Приняв это за издевательство, обыватели бойкотировали все врачебные приемы, временно занявшись самолечением, а дом дал вертикальную трещину в границах пристанища «аморального целителя».
Появились новые слухи, что доктор якобы аферист, а дела его дивные сплошь одно мошенничество. И попал он в этот захолустный район не случайно, а спасаясь от гнева праведного разочарованных клиентов, добрая половина которых состояла из самых почтенных и уважаемых горожан. То есть, из «мэрских».
Однако время шло, а никаких силовых и прочих карательных мероприятий в отношении проходимца не проводилось и внимание к его персоне окончательно иссякло.
Тем не менее, в один из жарких августовских дней две тысячи одиннадцатого года кабинет отшельника принял своих первых «полноценных» пациентов. Супружеская пара, суммарный возраст которой превысил полутора вековой рубеж, робко вошла в помещение. В фонендоскопе доктора тихонько прозвучало несколько аккордов приветственного марша.
Врач нисколько не удивился появлению в своей вотчине представителей данной возрастной категории. Во-первых, других практически не было, а во-вторых, в конце концов, «любви все возрасты покорны». А он, по долгу службы и призвания, намерение имел одно - помогать всем возрастам «покорять любовь».
«Покорители», держась за руки, стояли у входа, не решаясь двигаться дальше, словно сомневались в правильности выбора.
- Если вы не к гериатру, - врач кивнул в сторону соседнего кабинета, - то проходите, не стесняйтесь. Располагайтесь, пожалуйста, на диванчике.
- Да мы уж и не знаем, к кому нам, доктор, - подал голос старик и взглянул на свою супружницу, - правда, Машенька?
- Да, Ванюша, - его спутница жизни смущенно отвела взгляд и покраснела.
Впрочем, ждать повторного приглашения они не стали и уместились на кожаном диване, не разнимая рук.
«Служитель панацеи», постукивая пальцами по автоматическому тонометру, внимательно разглядел клиентов, прижавшихся друг к другу словно голубки.
- Ну-с, и какая беда привела вас ко мне? - Он незаметно направил прибор для измерения артериального давления в сторону «представителя сильной половины человечества». Цифры зафиксировали результат идеальной нормы, установленной Всемирной организацией здравоохранения.
- Недурно, - подумал эскулап.
- Весьма, - вспыхнуло на циферблате тонометра.
- У нас необычная просьба, доктор, - решился, наконец, старик, нервно почесывая подбородок, - даже не знаю, как начать.
- В нашем деле нет ничего необычного, так что начинайте прямо с просьбы.
-Хорошо, - он снова глянул на жену, ища моральной поддержки. Та утвердительно кивнула и снова покраснела.
- Завтра у нас юбилей, «золотая свадьба», - «голубки» еще теснее прильнули друг к другу, - и мы бы хотели…, только не считайте нас сумасшедшими, доктор,… в общем, мы хотим быть такими, как пятьдесят лет назад.
- Однако! - Крупными буквами отреагировал тонометр.
- Что ж, желание ваше вполне нормальное, - врач выдвинул ящик стола и отправил в него «болтливый» аппарат, - всем хочется оставаться молодыми и здоровыми, но ничто, в том числе и медицина, не в силах изменить естественный ход событий. Я, конечно, многое могу, но вернуть молодость…
- Нет, нет, доктор,- супруг замахал руками,- вы нас не так поняли. Мы знаем, что вы способны творить чудеса и могли бы помочь нам вернуться в тысяча девятьсот шестьдесят первый год, ну… как бы сказать…
- Приехали! – «гагаринским» голосом напомнил о себе фонендоскоп.
- Секундочку! – доктор улыбнулся. - Вернуть вас в шестьдесят первый год? И каким же образом? Я не маг, не волшебник, а всего лишь врач высшей категории Калистратов. Согласен, обо мне многое говорят, но перенести вас в прошлое…., у меня ведь нет «машины времени».
- Запасной, - съехидничал фонендоскоп и тут же составил компанию своему коллеге из «Медтехники».
- Да нет же! – старик совсем разволновался.- Нас самих не надо переносить! Нас и здесь все устраивает! Мы чувства хотим испытать снова, как тогда!
- Чувства? Одну минуту, надо подумать.
- Придумайте, доктор, пожалуйста, чего-нибудь, чтобы нам вновь ощутить остроту тех чувств.
- Остроту чувств, пожалуй, можно….
- А страсть? – вступила в диалог бабушка и тут же покраснела «густо».
В ящике стола раздался недовольный ропот.
Врач встал, молча, подошел к шкафу и извлек из него блестящую коробку. Затем внимательно осмотрел ноги стариков, как продавец обуви, определяющий размер ступни клиента и высыпал содержимое коробки на стол. Взору визитеров предстали две пары изрядно поношенных и потрепанных кроссовок.
В душах просителей возникли смешанные чувства. Непонимание того, на что доктор намекает и стоит ли на это обидеться и уйти, сменилось любопытством с последующей надеждой на «чудо».
Врач Калистратов вернулся за стол.
-А теперь слушайте меня внимательно. Завтра, двадцатого августа, ровно в полдень, вы должны прибыть на Центральный стадион и обуть эти кроссовки. Пусть вас не смущает их внешний вид. Эта обувь произведена известной фээргэвской фирмой ровно полвека назад, в день вашей свадьбы. – Он протянул им обе пары. – Возьмите, они вам по размеру.
Когда супруги снова примостились на диване, держа и разглядывая импортный инвентарь времен «холодной войны», доктор продолжил, - не пытайтесь найти на них характерный лейбл в виде трилистника, он появился несколькими годами позже. Далее, вы должны зайти на беговую дорожку и встать на линию финиша. Да, да, именно туда, где написано: «ФИНИШ».
Старики с удивлением переглянулись. Личность доктора начала вызывать у них легкое недоверие.
А Калистратов, между тем, продолжал давать «тренерскую установку».
- А затем, собственно, начнется самое главное. Вы неспешно побежите по кругу от финиша к старту, как бы возвращаясь в прошлые годы. Сами, конечно, как я уже говорил, в прошлое не попадете, но…
Недоверие супругов возрастало.
-… но, вы снова будете испытывать те чувства и эмоции, разумеется, положительные и желаемые, какие пережили в своей жизни, только в обратном порядке, от нынешних дней до дня вашей свадьбы. И не только чувствовать, но и видеть события, связанные с ними. И если таких моментов у вас было много, то, думаю, к отметке «СТАРТ» вам удастся запастись приличным багажом ярких эмоций и ощущений. Все понятно?
-Да, вроде.- С сомнением в голосе ответила старушка вместо совсем растерявшегося мужа. - А как мы будем видеть?
- На табло стадиона.
- Да оно уж лет десять, как не работает. Стадион - то заброшенный.
- Лично для вас будет работать. – Врач открыл дверь кабинета. – Всего доброго. Удачи в погоне за острыми ощущениями и страстями. Только смотрите, не пораньтесь об них.
И уже вслед удаляющимся «молодоженам» крикнул.
- Не забудьте послезавтра вернуть кроссовки! Новенькими!
***
Яркое полуденное солнце освещало чашу полуразрушенного стадиона, как когда-то это делали все четыре мощных, ныне разобранных и растасканных по частям, прожектора. Снаружи городской «колыбели спорта» моросил дождик.
-Правильно ли мы поступили, Машенька, что согласились на эту авантюру? – вздохнул «жених» и посмотрел на часы.
Его благоверная попыталась отбросить все сомнения.
- Докторам надо верить, Ванюша, как мы друг другу.
- Ну, да, конечно, Машенька.
Они посмотрели на табло. На нем замельтешили какие-то буквы и черточки, как на старой советской кинопленке, в конце фильма, после титров. А затем появилась крупная надпись: «На финиш. Внимание. Марш»! И, не в силах больше ничему удивляться, «золотые новобрачные» «понеслись» в погоню за «лучшим прошлым», крепко взявшись за руки.
Первые несколько метров пробега по истоптанной тартановой дорожке никаких ощущений, кроме ломоты в коленных суставах, им не принесли. Уровень доверия к медицине в целом и к врачу Калистратову, в частности, стремительно пошел на убыль.
Но, в тот момент, когда сознание обоих начало продуцировать мысль о преждевременном сходе с дистанции, они увидели на табло черно-белые кадры кинохроники. А в главных героях этой ленты узнали себя. Самих себя, пятилетней давности.
- Смотри, Ванюша, это ж мы, на твоем семидесятилетии!
- Правда, Машенька, - старик, чуть не споткнулся об торчащий край резинового пласта беговой дорожки, - это когда и дочь с зятем приезжали, и внучка с мужем!
- Впервые всей семьей собрались тогда, после внучкиной свадьбы. Вот радости сколько было!
В правом верхнем углу табло, которое двигалось вдоль периметра стадиона, по ходу бега супругов, неожиданно появилось изображение пробирки с криво наклеенным куском пластыря, на котором синей пастой было написано: «Индикатор накопления эмоций». Пробирка уже успела вместить в себя небольшой запас в виде непонятного содержимого голубоватого цвета.
Последующие метры «кросса страстей» ознаменовались чередой приятных и ярких событий, всплывавших сначала на экране, а затем и в памяти бегущих.
В обратном хронологическом порядке они заново переживали душевный подъем, приносимый из прошлого. Сначала свадьба внучки, а затем и радость от ее рождения. И огромное счастье от переезда на постоянное место жительства в город из опустевшей деревни. А вот и дочь выходит замуж за нормального мужика, городского, непьющего! А как здорово было, когда она делала свои первые шаги! И как жаль, что почти забылись те чувства, когда она появилась на свет! Да сколько же всего хорошего было, оказывается! Даже покупка автомобиля, красного «москвиченка», да еще с прицепом!
- Помнишь, Машенька, я тогда на радостях из старой телеги ось вытащил и об колено сломал!
- Колено твое сломанное помню, а ось, Ванюша, что-то не припоминаю.
И еще ряд видеовоспоминаний, не столь знаменательных, но доставивших немало приятных минут промелькнул перед их глазами. Как смогли забыть про «барахтанье» на сеновале? А на уютном ложе застрявшей в огромной луже телеги, не отправленной пока в утиль!?
Выход на «стартовую прямую» приближал их к окончанию забега. Пробирка с индикатором небесного цвета была почти полна. Логическое завершение «трусцы желаний» в виде свадебной церемонии шестьдесят первого на отметке «СТАРТ» с последующим переполнением любящих сердец острыми ощущениями и страстью было неминуемо. Но…
Первым «осечку» дал старик. Вот оно проклятое подсознание со своими похотливыми, рвущимися наружу, как дикие звери из клеток зоопарка влечениями!
В целующихся, то ли при полной луне, то ли при большой двухсот - ваттной лампочке, что висела в сенях, старик себя узнал сразу, даже со спины. Чего нельзя было сказать о его супруге, которая долго присматривалась к изображению и, наконец, притормозила.
- Постой-ка, Иван, что-то не пойму, ты это с кем? У меня никогда в жизни не было крепдешинового платья! А там есть! – и негодующе махнула рукой на табло.
Дедок вжал голову в плечи, предпочитая отдать инициативу в поиске ответа своей жене. Та недолго пребывала в исканиях. Оттолкнув мужа и внимательно вглядевшись в кадр, завопила.
- Так это ж Стюрка, стерва, из сельпо, которая всех мужиков в деревне перепортила! Да как ты мог с ней связаться, Козлов!? Старый ты кобель!
- Маш, да я это, ну,… по пьяни получилось. Но вот то, что там, - сразу обеими руками указал на обличающую в неверности картинку, -… в тот раз, только это было, больше ничего! Поверь!
- Ах! В тот ра-а-аз!?
Лампочка в сенях (все-таки это была она) лопнула, и табло погрузилось во тьму. А «невидимая» им совратительница Анастасия «черным» ангелом взмыла в небо и, торопливо ступая по макушкам сгрудившихся от любопытства тучек, направилась на вечные поиски своей второй половины, не обремененной супружескими обязательствами. Ее фигура, в новенькой, приталенной мини-телогрейке слегка сгорбилась под тяжестью заплечного груза, коим оказалась наспех кем-то сделанная надпись белым мелом: «перпетум рамблерум».
- Ах! В тот ра-а-аз!? Еще и другие разы были!?
- Да нет же, Маша, только один раз! – Подавленный изменник едва шаркал ногами. – Когда ты на курорте была.
Как по заказу, «ожило» табло. У Марии перехватило дыхание.
- На каком курорте? – голос задрожал.
- Ну, в Сочи, помнишь?
Под звуки фанфар, раздавшихся из невесть откуда взявшихся динамиков, экран табло украсили разноцветные буквы: «Сочи – 66»!
Бабуля, опустив голову, ускорила шаг, пытаясь оторваться от мужа на безопасное расстояние. А тот удивленно смотрел в экран, с которого какой-то мужчина, с обнаженным торсом посылал ему воздушные поцелуи. Осознание того, что это не его «приятные минуты прошлого» и поцелуи предназначены другому, пришло сразу. И кем был этот другой, сомневаться не приходилось.
- Та-а-к! И что это за мурло!? Откуда этот мужик с тобой, Марья Степановна!?
- Ну, что ты, Ваня, это так, просто знакомый, - оправдывалась супруга, - он мне помогал тогда арбузы и дыньки выбирать, - еще прибавила скорости, - я же в них не разбираюсь. А он, местный, хорошо разбирался, простукивал их, - застегнула «молнию» на спортивной куртке. Затем «взвинтила» темп до максимума, - ощупывал, … чтоб спелые были.
- Уж не твои ли спелые «дыньки» он ощупывал? – догнал неверную Иван, совершив спринтерский рывок.
- Ух, ты! – выдохнул сочинский мужик и поспешно ретировался их кадра. Из пробирки с индикатором хлестала через край черная жидкость. Картинка на табло сфокусировалась в бледно-серую точку, и оно угасло. Навсегда.
Неожиданный финиш застал обоих врасплох. Преграда в виде прозрачной стены возникла перед ними, как только их ноги, экипированные в разваливающиеся по швам спортивные тапочки, ступили на «СТАРТ».
- Дорогие молодожены, - заговорили динамики голосом председателя сельсовета, - разрешите мне поздравить вас со столь знаменательным событием в вашей жизни….
Звонким, беспокойным эхом, при полной тишине, как сводка Совнаркома, отдавалось каждое слово в мозгу. - …. И в жизни нашего села. По поручению обкома партии, принимая на себя функции временно ушедшего от нас в декретный отпуск представителя Загса, объявляю …
- Развод!! – Отчаянно, в унисон, завопили две обманутые души.
Над стадионом разверзлась молния. Грязно-серые тучи моментально заняли свободное пространство над ареной.
Старики не понимая, что происходит, топтались на месте, оглядываясь по сторонам.
- Все что могли, истоптали уже, - из-под ног пока еще супругов с громким чпоканьем выскочили буквы, некогда составлявшие слово «СТАРТ». Укоризненно взглянув на людей, потерявших доверие друг к другу, они, словно повинуясь чьей-то высшей силе, нехотя воссоединились. Но уже в другом порядке.
Перечеркнутое жирной чертой «ТРАСТ» напряженно и с какой-то безысходностью повисло в воздухе.
- А это что за черта появилась? - пробормотал старик, прищуриваясь.
Деревянная, потертая временем и непосильными нагрузками палка, вдруг развалилась на две половины и, отделившись от слова, зависла над головой деда.
- Не узнаешь, Иван Кузьмич, купивший «Москвич»? Я та самая ось, которую ты лишил будущего и предал забвению. Ничему вас жизнь не учит, не бережете ни себя, ни других. Проучить бы, тебя, да надавать тумаков как следует.… Хотя, сейчас у вас итак ничего не осталось кроме этого.
- Чего? – оба обеспокоенно «схватились» за сердце. Каждый за свое.
Ось, больше ничего не говоря, превратилась в «ОСЬ» и присоединилась к остальным собратьям по «великому и могучему».
- «СТАРОСТЬ», - прошептала сквозь подступившие слезы Мария.
- Ага, - усмехнулась «СТАРОСТЬ», - унылая, одинокая, у каждого в своем закутке. Думай, Ваня, думай.
Иван повернулся к жене.
- Да это что же мы творим-то, Машенька? Как же так?
- Ванюша, родненький! – бросилась ему на шею жена.
Стоя посреди развалин, в атмосфере соединившихся времен, в которой их прошлое еще не успело покинуть стадион, настоящее скрепляло объятия и жаркие, страстные до беспамятства, поцелуи, а будущее выступало в качестве хранителя от непогоды, разгоняя тучи, они вновь обретали доверие и любовь.
Крепко прижавшись к мужу, с готовым вырваться из груди от распирающих чувств сердцем, Машенька согнула ногу в коленке. Носком ступни, облаченной в новый, только что изготовленный кроссовок, уперлась об упругое резиновое покрытие. Западный ветер коротким дуновением нагнал аромат свежей фабричной кожи и баварских жареных колбасок.
Светлые, кучерявые облака посторонились, уступая место искристым солнечным лучам, и стыдливо пустили растроганную слезу на восточную трибуну.
Буквы, ничуть не удивленные произошедшей метаморфозой, скорее ожидавшие ее, плотно сгруппировались, пошептались о чем-то. «ОСЬ» благодушно отделила от себя один из отломков, который моментально превратился в восклицательный знак.
Секунду спустя они, увеличившись в размерах, возвели на фоне небесной лазури свою окончательную, как вердикт Божьего суда, конструкцию: «О СТРАСТЬ»! .....