Слова «лох» в эти времена ещё нет в обиходе. Но есть множество других терминов, по смыслу таких же: пенёк, недотёпа, недоумок, идиот, неудачник, балбес, болван и ещё целые моря-океаны других. Через десяток лет они будут спрессованы в одно звучное, краткое и равноценное – ЛОХ! Да простят меня историки, воспевающие те времена (1975-1985 и чуть раньше и чуть позже). Дабы не мельтешить кучей разнообразных терминов, буду иногда пользоваться и новоделом, то есть этим самым, сейчас употребляемым, а тогда еще несуществующим словом – лох или лошара. По-китайски «лохань» вроде бы значит «молодой монах». Следовательно «лох» вполне может означать «молодой», то есть неопытный, склонный к ошибкам себе же во вред и на пользу другим со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями для такового. Не знаю, не буду умничать насчёт происхождения термина и прочего. Но результат…
…Скорость, с которой я просто нахраписто и самозабвенно погружаюсь в недра лоховщины, потрясающа. Позади изгнание с третьего курса (!!!) престижного в те времена столичного мединститута. Лопух! С трудом найденная работа на столичном же заводе сводится к неуклюжему и неумелому увиливанию от неё же. Балбес! А потом – горькие вздохи над мизерной зарплатой. Ну, долбень! И жизнь в столице постепенно превращается пусть и не в Бермудский, но губительный унылый треугольник же: винно-водочный отдел «Гастронома» – подворотня с бульканьем из «горла» или «ствола» – тяжелый пьяный сон в жалкой съёмной конуре. Какие такие театры, музеи, картинные галереи и прочее? Недоумку хватит десятка-другого процентов спирта в закрашенной водичке: бытие в эти минуты играет радугой и сам себе кажешься значимым. Ох и припиндонище! Даже светлая страница в жизни – я женился и стал папой – только подчеркнула мой тоскливый статус никчемы. Теперь-то у меня есть о ком заботиться! Но репутация ж на заводе! К станку на пушечный выстрел не подпустят. Скрежеща зубами, размахиваю метлой, убираю рассыпанный мусор вокруг грузовика с наращенными бортами – это чтобы побольше этого же мусора вместить. На уровне второго этажа многих цехов укреплён огромный бункер-мусоросборник, а то и не один. Моя задача, – после того, как причалит под бункер грузовик, – выбить крюк, удерживающий люк, и не попасть под лавину смердящего мусора. Иногда эту массу заклинивает в глотке бункера. Тогда я, стоя на дне вонючего кузова, длинным металлическим крюком вырываю жуткую смесь на себя. Когда она рухнет вниз – жизненно важно пулей вылететь из-под этого Ниагароподобия. Когда как! Душевые в цехе спасают каждый день, но что я буду рассказывать своей дочурке, когда она дорастёт до вопросов своему папе, дупель-идиоту. Стереоболван, квадродебил и исконное чмо в десятом колене. Своей жене-студентке я и словом о прелестях работы ни гу-гу. Тоже мне гигант – помои-мусор тоннами ворошить в компании с такими же, пусть и постарше, но забулдыгами! Работа в алкогольном окружении принимает забавный оборот. Несколько раз подряд, по воле жребия, я транспортирую дрянь на окраины столицы. И не успеваю. В смысле к соске. Народ цеховой ох и нетерпеливый. Возвращаюсь из поездки и вижу всю публику в состоянии «грогги». То бишь, мертвецки пьяная покатом отваленная толпа… Ну, подонки!!! В смысле, обитатели заводского дна. Хоть бы стакан пойла оставили! Сейчас! Оставят! Вслед за мной, пострадавшим, входит в помещение и начальник цеха, свирепый малый, замечу. То, что челядь валяется, где попало, его мало удивляет. Но то, что я трезвый и в таком табуне??? «А ты?» Пожимаю недоумённо плечами. Ну не объяснять же начальнику, что не успел. Несколько таких повторов, сволочи, и я становлюсь единственным в цехе непьющим (а-ха-ха-ха!!!) работягой. Со всеми вытекающими – премия, прогрессивка, фотопортрет на Доску Почёта, грамоты (а вот это на хрен – лучше деньгами). Улучшение матобеспечения не замыливает мне глаз. Был «гамновозом» (нет-нет, не «говновозом», пусть филологи пишут витиеватые диссертации по данной теме), «гамновозом» и остался.
Наконец дерьмополоса моей жизни окончилась. Моя женушка, умница и красавица, получила и диплом детского врача, и распределение на работу. Для непосвящённых: распределение – это обязательно после учёбы отработать три года там, куда укажет госперст, то есть без вариантов. Взбодрённый премиями на помойном фронте, я решил, что и в селе с работой не будет проблем. Ну лошара, в квадрате лошарище, в смысле наивный.
…Село встретило приветливо, правда, без жилья. Да ладно! В столице жили. Там вообще без поползновений на эту тему тогда было. Мою супруженьку тут очень ждали. Ещё бы – долгожданный детский врач! А меня? Да кому я тут на… это, как его, ну, в общем, не нужен и за деньги.
Вопрос с трудоустройством был решен без моего участия. А чо? Женили, вот только тогда я и узнал, что эти пятеро детей, оказывается, мои! Подстарался главврач сельской участковой больницы. Прихватил и меня и мою половинку на приём к генеральному директору завода. Спиртзавода!!! Директор весело щебетал с главврачом, кокетничал с моей женой, и брезгливо морщил нос, завидев меня в поле зрения. Через (почти) два часа светски милой беседы, опять же, без моего участия, раскланиваемся. Я принят на работу! Помощником монтажника в заводской мастерской. Это сложная для восприятия должность. Но по-народному просто: «подай – принеси – пошёл вон».
Карьера моя рухнула после непродолжительной, но упорной взаимной неприязни с начальником цеха. И точку поставил я. Причём, в нерабочее время. Точнее, в воскресенье. А ещё точнее – на последних минутах футбольного заводского финала. Забив победный гол в последние секунды из отчаянно безнадёжного положения. Защитники все девяносто минут молотили меня по всем местам, куда только могли дотянуться. Рубка была беспощадной. Ещё бы! Работяги мастерской против интеллигентов заводоуправления. Да тут стоять только насмерть. Претензию ко мне – дескать, мол, дистрофанушка, влез в панскую игру – отметаю. На противоположном краю поля мой коллега – больше ста кг мышц – клюёт носом, задом, головой и прочими частями тела в газон так же часто, как и я. Какой дурень назвал его мягким, газон то бишь? Поцеловал бы оное место да разок в пушистое лоно с щедрой подачи защитников-бегемотов – усох-увял бы навсегда в лживом словотворчестве. И если моих семьдесят пять кг защитники и полузащитники пинали и месили без зазрения совести, то «Гуп! А-а-а!!!» в исполнении моего соратника на другом фланге говорят, что неслабые пацаны сошлись в лютой бойне. Я не славу себе сейчас стяжаю, а подчёркиваю – битва шла нешуточная. Били меня и по ногам и по… Да мне, слава Богу, и необидно, дети уже есть. Я к тому, что к концу этого побоища на мне не то чтобы живого места не было, психика была расшатана очень серьёзно. На последних минутах, когда молчаливый гад-судья (свисток, видите ли, у него не работает!) начал посматривать на часы, я решился на авантюру. Бью по мячу снизу, отчаянно его закрутив и послав дико вверх хитрый «парашют» для стража ворот. Вратарь должен выйти навстречу! Он это и сделал. Я получил удар по рёбрам чьим-то коленом – а поздно, мальчики! Прокатившись по «мягкому» газону, вскакиваю, чтобы увидеть судьбу моего последнего удара. Ты только иди вперёд! Это я вратарю внушаю, тяжко хрипя от боли. Есть!!! Устало выдыхаю последние силы, а зрители взрываются воплями, команда меня тормошит, куда ни хлопнут – всё равно больно. Подчёркиваю – не овацию сорвать, а жалко оправдаться хочу. То, что я побит аки пёс паршивый – так сам влез в это действо. Но то, что и начальник цеха вылез из толпы меня припоздравить – завело до бешенства. Не сдержался я – и нет мне прощения. Навстречу шефу цеха я не просто смачно плюнул – я ещё и выдал несколько своих коронных матерных фраз. Народ заводской потом с полгода фыркал, безуспешно пытаясь воспроизвести услышанное. Каюсь! Насчет образного мата – тут я могу. Но не от хорошей жизни. Победный мордобой в моём исполнении мне же и карьеру коверкал и жизнь портил. Лучше словами. Вот я и не поленился. И уже на следующий день, в понедельник…
…Я иду почти под конвоем. Нет-нет! Можно спокойно пойти в отдел кадров и написать заявление. Понятно о чём. Но я безропотно иду с пухлым молчаливым коротышкой – моим новым начальником моего нового цеха. Интересно – надолго ли? И куда же это меня ведут? Но угнетает меня не новая неизведанная стезя. Давит то, что – оказывается – мне нет цены. Даже не дешёвка я! А, вообще, и пяти копеек за меня никто не даст. Даже людоеды оскорбятся, пододвинь меня к ним в виде угощения: Так не дерьмо же, а людей мы едим! Горько! Да это я о своих ощущениях, а не о ритуальном застольном свадебном скандировании…
Ещё не переступив порога цеха, я понял, что попал. По нынешним понятиям – серьёзно влип. Это не просто цех. Это огромная суперлаборатория. Четыре этажа напичканы так, что от одних названий голова идёт кругом. И не только сверхсложная технология пугает. Продукция цеха в полном объёме идёт «за кордон». Стеклянный флакончик в полмизинца величиной и щепоткой порошка внутри – чуть не на ползарплаты тянет по цене. Есть от чего побледнеть. И кем же это я тут буду да и трудиться? Помои из цеха выносить? Железяки тягать? А! Почти тонна мицелия пенициллинового грибка в сутки – нечто на жиденькую манную кашу похожее – вот что я буду таскать. Ну, это я могу! Почти полторы своей массы тащу, не ропщу, поднять ввысь не смогу, но уволочить на раз-мать-два-перемать без напряга, да ещё и весело.
Перемалываю информацию, бледнея от страха и покрываясь холодным потом от ужаса. Вижу, как в холл входит молодой, но постарше меня, мужчина в белом халате. Он прихрамывает. И я его узнаю без колебаний. Ещё бы! Заводская легенда! Воплощение вежливости и приветливости. Умница. Пишет диссертацию. Всех – только на «Вы». Этот цех ферментов вынянчил от первой пробирки на жалком столе лаборатории до масштабов чуть ли не космической станции. Он добродушно здоровается со мной, называет себя и называет меня по имени. Ясно! Радиосарафан или радиоюбка сельская уже оттранслировали мои спичи на футбольном поле. Краснеть? Поздно! Отдаю должное суперинтеллигенту. Он ни словом мне о моих же вербально-саливационных рекордах. (Verbalis-словесный, Salivatio-слюноотделение, латынь по памяти). Это я умничаю – ну стыдно же быть вообще законченным дриопитеком или неандертальцем. Хотя, подозреваю, что те ребята были похозяйственнее меня – лохаря.
Мы идём по этажам – он разъясняет. Опрометчивы, Вы батенька! Инокулятор, декантатор, элюатор, ферментёр и многое, многое другое. Последнее мне слегка знакомо. Экс-студент да и ещё и медик к тому же. А! Ферменты! Понятно. Я прекрасно понимаю, что попал на суперпроизводство, где раздолбаям моего пошиба по определению места нет. И как же я? Да мы же чемпион на сачкодавском поприще. Эмоции, которые проступили, очевидно, на моей, то ли роже, то ли харе (хотя после футбольного финала – это уже скорее сурло) замечены Главным. Он, дружелюбно улыбаясь, загоняет меня в прострацию: за год вы прекрасно освоитесь и справитесь. М-да-а! Агония лоха растянута на целый год – вот это кредит! А потом? Да доживи и будет это самое «потом».
…Сказка, и не одна, рассказана, колыбельная спета мною моей доченьке. Она уже, порадовав меня своим радостным смехом, спит. Моя супруженька – активный враг алкоголизма – безропотно провожает взглядом то ли пятую то ли шестую порцию спирта в мою глотку. Я не в истерике или в предсамоубийственном состоянии – я уже безвольное растение. И ни во что не верю, а в себя – тем более. Мне – хана! Жена же – ты справишься, ты умница… Спасибо, родная. Это ты так думаешь. А что будет завтра – я даже подумать боюсь, уснуть не хочу и не могу! Спасибо алкоголю…
Как началась моя деятельность – помню смутно. В то время я был готов парню, сказавшему: «Жизнь прекрасна!», тщательно и добросовестно повыбивать зубы в шахматном порядке. И опять оказался неправ! Цеховое братство встретило меня так, будто я просто из отпуска вернулся. Ого! Ни один мой вопрос не остался без дружелюбного ответа. Да не терпение у них железное, а обычная манера общения из-за неслабой работы. Всегда готовы помочь, потому что и на мою помощь рассчитывают. Годовой график «въезда» ломаю нещадно. К исходу уже первого месяца не только что и как называется, но и вкратце – зачем оно надобно – знаю без напряжения. Дальше – больше. Сижу и болтаю с аппаратчиками (к партиям никакого отношения не имеют, поскольку колдуют с цеховой всевозможной аппаратурой). Гул цеха для кого-то может быть и бестолковая смесь звуков, а для меня – уже песня. Вскакиваю, хватаю минимум инструмента и со словами: «Насос на третьем этаже хочет издохнуть!», уматываю, провожаемый изумлёнными взглядами коллег. Я уже самостоятельный. В смысле, тружусь на сменах без присмотра и поводыря. Немножко даже и доволен собой. Ещё бы! Два месяца, а обо мне уже с уважением все смены поговаривают. Вы скажете, так радуйся? Шаг за шагом – и от твоей лоховщины и следа не останется? Да всё это так. Но у меня же ещё один нехилый грешок – я люто невзлюбил-возненавидел такие явления как труд, работа, пахота, вкалывание и тому подобное в моём исполнении. Ну не хочу я весело строить какое-то мифическое «светлое будущее», фактически за жалкие копейки организовывая кому-то упитанное настоящее. Эти ребятки, толкающие зазывные лозунги, отлично знают своё дело. Эта ненависть стала не второй даже, а уже первой, основной натурой. Вы скажете, так трудись и перевоспитывайся! Ага! А если я скажу, что на «панели» можете легко и приятно заработать – так вы ж мне в морду зарядите очень даже свирепо и не единожды. Давайте друг друга не агитировать и не призывать к тому, что не свойственно собственной натуре. Просто «давить сачка» я здесь не могу – и люди прекрасные и работа очень даже нужная. Но и не «давить сачка» тоже не могу – не враг же я себе и не шавка безропотная.
Чтобы «давить сачка» за деньги и без претензий со стороны дающей руки, необходим статус «привилегированный». На отлаженном до мелочей производстве достичь такого новичку иногда и невозможно. А успешно я постигаю премудрости сложных процессов только для того, чтобы виртуозно увиливать от работы. Провожу артподготовку. Регистрирую в заводском бюро по рационализации и изобретательству несколько своих предложений по улучшению, усовершенствовании, экономии и тому подобному. Получилось! После тщательной проверки мои словеса приняты цехом и внедрены в производство. За каждый «рац» получаю премию. Статус нехилого работяги у меня уже есть. Но нужна «бомба». Где же тебя, родная, изыскать!?
До конца смены ещё далеко, но я уже вовсю болтаюсь без дела. И причём никто и слова против сказать не сможет. А сделано мной положенное. Ведь «помогать» это очень даже не «работать вместо». С чистой совестью наслаждаюсь досугом, околачиваюсь по цеху, развлекаю себя как могу. Из-за всеобщей занятости откладывается начало такого серьёзного процесса как «центрифугирование нативного раствора». Да ладно! Просто надо отделить грибную кашу от ферментного раствора. Работа коллективная и будут её выполнять несколько смен подряд. Работа опасна тем, что любой «хлопок ушами» будет стоить кучи долларов. Вот это и выбираю для своей «бомбы» – рвать, так рвать! Беру со стола сменного технолога секундомер и показываю его начальнику смены. Одобрительный кивок головы – пользуйся! Он даже не подозревает, зачем он мне понадобился. Топаю к цеховой большой центрифуге. Проверяю подающий и отборный патрубки. страховочная ёмкость – под центрифугу. Другая – в четверть тонны – рядом для очищенного раствора. Проверяю продуктопроводы. Можно начинать! Центрифуга ужа набрала свои мощные обороты. Стартовая загрузка. Щелкаю секундомером – буду ждать ровно четыре с половиной минуты вместо положенных пяти. Я давно заметил, что время засекают по наручным часам – это глупо. Сейчас я совершу технологическое святотатство, производственную ересь, промышленное грехопадение. Отбор жидкости и контроль чистоты – полный порядок. Новая дозагрузка, щелчок, четыре уже минуты. Отбор – контроль – класс! Уменьшаю время с каждой дозагрузкой на ходу на полминуты. Дохожу до минуты. Дальше нельзя! Но и эта минута – процесс в пять раз быстрее!!! Половина принимающей тары заполнена. Останавливаю центрифугу, закатываю рукава и лезу внутрь удалять спрессованную массу, мою всё, запускаю, загружаю. И: минута – отбор с контролем, минута – отбор с контролем, минута – отбор с контролем… Я клацаю зубами от страха и ни секунды не теряю. Всё! Перемываю не только оборудование, но и пол вокруг. Протираю даже тряпьём поверхности. Процесс закончен меньше чем за четыре часа. В помещение входит Главный – он в курсе, что слив задерживается. Весело здоровается и столбенеет, глядя на полную принимающую ёмкость. «Сам?!» – сереет лицом. Понятно! Самонадеянный новичок не справился с делом, уронил в канализацию фермент по цене золота и долил водички, чтобы жалко замести следы. Он огорчённо и укоризненно смотрит на меня – ну не ври же так. Сознайся – тебя же поймут и за честность простят! Он отбирает пробиркой контрольную пробу – это обычная практика. Необычно, что это делает сам Главный. Не прошло и десяти минут, как Главный… да, прибежал. А это уже не шутки!!! Он тщательно перемешивает жидкость стальным веслом, отбирает новую пробу и уходит. Ещё десяток минут – и появляется заведующая общецеховой лаборатории. Тщательно перемешивает и отбирает три! пробы. Что же их там так обеспокоило? Работу я сделал чисто, продукта ни капли не пропало. «Не может быть!» – это Главный подходит ко мне. Он сейчас рухнет в обморок, ей Богу! Рухнуть он конечно, рухнул – но на ступени и закостенел. Глаза открыты, но ничего не видят и, ого, он уже ничего и не слышит. Ясно! Зубр микробиологии вне пределов Солнечной системы. Деликатно удаляюсь. Начальник смены: «То, что ты рекордсмен – это понятно. Но откуда лишних десять процентов фермента взялось? Все в шоке! Этого не может быть! Но есть! Ну ты даёшь!» – молодым жеребцом заржал мой командир. Ого! Да это не просто бомба! Да она же ядерной оказалась!
Ну и чего ты добился? Вспоминаю старый анекдот. Курица – презрительно другой курице – Ага! Мои яйца на базаре по десять копеек за штучку, а твои – по восемь! Ответ: П-с-с!!! За две копейки задницу рвать?!
А моя работа в этом симпатичном окружении, во-первых, не две копейки, а уже – двойная ставка. Мало? Так без даже минимального напряжения. Времени свободного на сменах столько, что я даже поступил на заочное обучение – буду в столичном университете изучать для собственного удовольствия математику. А что? Сачковать, так с музыкой! Все мои на смене чувствуют себя в моём присутствии как за каменной стеной. Без ложной скромности – я супергранд, я надёжная защита. Любая ситуация для меня уже семечки. И пусть меня считают трижды лохом, но здесь я, фактически, заново родился. Эти классные ребята поддержали меня, когда я отталкивался ногой от дна.
Прошло много лет, но и сегодня я отвешиваю им всем земной поклон! Спасибо, родные!
Прошлое можно вспомнить, а настоящее, вот оно, рядом. Но будущее… Кто сказал, что оно будет таким, как его нарисовали?
Долой светлое будущее – человеку необходимо и жизненно важнее иметь светлое настоящее!