Люба была бессарабкой, самой настоящей, до мозга костей. В ней соединилась молдавская, цыганская, и румынская кровь. Смуглая, черноокая, невероятно подвижная и общительная, она вырвалась из богом забытого бессарабского села в Одессу - поступать в культпросвет училище. Это учебное заведение готовило для советского народа работников культуры, а центром культуры в селе был клуб. Это сейчас сельская молодежь все вечера просиживает в прокуренных кафе «Романтика», «У Гали», «У Наташи», а в конце 70-х село собиралось в клубе - сначала кино, потом танцы. Люба была заведующей сельским клубом.
С утра она открывала старое, похожее на сарай здание, оставляла вместо себя библиотекаря и начинала обход села. Сначала в контору. Надо показаться вышестоящему начальству, присутствовать на планерке, изображая активную, культурную деятельность. Когда все важные дела были решены, Люба отправлялась в магазин. Магазин в селе - информационный центр. Или, если хотите клуб «Что? Где? Когда?». Вся информация стекалась с невероятной скоростью, и это при полном отсутствии в те годы мобильных телефонов! Итак, получив все необходимые сведения, Любовь Анатольевна возвращается на работу, но не сразу, спеша нести культуру в массы, а через куму. Время было уже обеденное, служба в церкви закончилась, а значит уже « сам бог велел!»
Кума Фрося работала почтальоном. Работа важная и ответственная. Переодики в 80-х выписывали много, почтовая машина приезжала из района часов в десять, и девочки быстро разбирали и утрамбовывали ее в большие, как мне казалось неподъемные сумки. К приходу Любы почта была закрыта на обед.
Бессарабия - винный край. Крепкие напитки пили не часто, в основном по праздникам, да и то не все. Вино! Вот что было в каждом доме, на каждом столе и в крови каждого бесараба. Причем возраст не имел значения. Бесарабы пьют вино с того возраста, с которого себя помнят.
Итак, перекусив, как всегда брынзочкой, салом, картошечкой в «мундире», и выпив при этом 3-4 стаканчика домашнего вина, Любовь Анатольевна отправлялась «окультуривать» массы. А кума Фрося грузила на себя сумку с почтой и шла от дома к дому, от кумы до подруги. Бессарабские села опутаны родственной связью как паутиной. Каждый кому-то кум, сват, или брат. При нормальном крещении ребенка, родители берут одного крестного и одну крестную. Все! Этого вполне достаточно для совершения таинства крещения. Но только не на Бессарабии! Даже не очень зажиточная семья старается взять как минимум две пары, а кто побогаче, то 3-4. Я видела, как в маленькой церкви крестили одного малыша, а народу там было не протолкнуться от одних только крестных, нанашулов и кумовей. Ничего себе «таинство крещения!». А еще каждый старается взять в кумовья местную интеллигенцию: магазинершу, зав.столовой, бухгалтершу, агронома, бригадира и т.д. Престижно и достаточно выгодно! А так как от «креста» отказываться не положено, то каждый бессараб к сорока годам имеет по 20-25 крестников. Представляете, какой у них веселый Святой Вечер?! У Фроси пол села были кумовья. И в каждом доме на столе под полотенцем лежала брынзочка, сало, ну и графинчик из зеленоватого стекла с гроздьями винограда по бокам. Не зайти - значит обидеть. Короче, не всегда свежая почта доставлялась в тот же день. Моя Бессарабия!
Так как днем в клубе делать было нечего (активная жизнь начиналась вечером), Люба успевала сбегать домой, «дать їсти качкам, принести дрова, нагріть води, а якщо вспіє, ще й постірать». Люба была хозяйка! Она умела совмещать работу, дом, и сама выглядела при этом безукоризненно. Всегда веселая, жизнерадостная, с горящими глазами, она как магнитом притягивала к себе людей. Ее любили все! В том числе и мужчины. И она их любила! Об этом знало все село, и с любопытством наблюдало за ней и Славунчиком. Славунчик - Любин муж. Не бесараб, не молдаванин, не румын, и даже не кацап! Простой советский муж. В жизни он умел ходить на работу с 9 до 17, любить Любцю, и очень сильно ее ревновать. Причем ревновал он ее громко и наглядно. Ни одна гулянка в селе не проходила без Любиного участия, она была душой любой компании, много и хорошо пела, танцевала, шутила. Королева! А домой шла на три метра впереди Славунчика. Во - первых, что бы не догнал, потому что грозился убить, а во вторых, если упадет - поднять и дотащить своего Отелло домой. Бросить на улице законного, пусть даже буйного и орущего не возникало даже мысли. Воспитание…
Началась перестройка. Не достроив коммунизм, мы начали строить капитализм на советский манер. Сначала разрушим и разворуем все, что уже есть, а потом как бог даст… Клуб закрыли - Люба со Славунчиком уехали.
Года через три, нам с подругой пришлось срочно съездить в Измаил. Уладив все дела, решили не ночевать в чужом городе, а вернуться домой. Доехав до Татарбунар, поняли, что не успеваем на последний, автобус. Решили добираться на попутках. На каких?! Ночью, зимой по селам никто не ездит. Может быть рядом с Одессой жизнь бурлит, а в глуши Бессарабии с темнотой жизнь замирает.
Идем пешком второй час. Темень непроглядная. Первый час смеялись, хихикали, последний идем молча. Хочется раздеться, помыться и лечь. Уже не важно где, только бы поскорей. Подруга говорит, что за следующим поворотом будет село, в котором живет ее кума Люба. Та самая. Надеемся переночевать у нее. Село не показалось ни за вторым, ни за третьим, а только за пятым поворотом после четвертой лесопосадки. Наконец - то!
Во всем селе ни одной горящей лампочки - нет света. Дорог тоже нет. Осенняя грязь холодная, вязкая, противная. Ноги стали тяжелее кг. на 5. В темноте не можем найти дом кумы. Кричим в ближайший двор. Собака «разрывается», вышла бабуля в огромных, глубоких калошах, одетых поверх теплых, вязанных, овечьих носков, - спросила кто мы, показала дорогу.
У Любы темно, никто не отвечает. Идем через дорогу к соседке. Нам открыли, впустили. На кухне жарко, топится печка. На ней казаны с запаренной дробленкой для свиней, кастрюля с водой, что бы помыться, рядом сушатся сапоги. Пахнет селом. Зажгли керасиновую лампу - расселись. На столе, как у всех: сало, брынза, большая сковородка с яишницей, которую едят прямо из нее же, и конечно же графинчик с красным, приторным, пахнущим бочкой вином. Пока мы обошли первый круг ( вино пьют из одного стограммового стаканчика, по очереди), соседка послала сына шукать Любцю.
Она не зашла в дом, она ворвалась! Ее голос был слышен еще на улице. Яркая, звонкая, она принесла с собой свет! Те же глаза, та же улыбка, только на голове платок. Интересуемся, что за метаморфоза произошла с нашей Любой? Шапочка, или кокетливый беретик - вот головной убор работника культуры, но уж никак не платок. Стареет?! Все оказалось намного интересней. В селах клубы закрыли, работы нет, куда пойти творческой натуре? В церковь, певчей! Работа ежедневная, хорошо оплачиваемая, с Любиным голосом востребованная…
Мы засиделись далеко за полночь. С детьми, брынзочкой и графинчиком, все переместились к Любе. Появился Славунчик, уже достаточно «веселенький», но очень довольный что у него гости. Мы много разговаривали, вспоминали, графинчики с вином откуда - то появлялись полные, по мере их опустошения… Люба много шутила, смеялась, а когда она по нашей просьбе начала петь церковные песни, при этом комментируя, и изображая своих «коллег» по хору - мы хохотали так, что разбудили соседских собак! Бессарабия!..