Г Л А В А XLI.


Уже с начала 1799 года Талейран всерьез думал о том, чтобы оставить свой пост министра и с ближайшей оказией перебраться в Египет к Бонапарту. Непопулярность Директории росла день ото дня вместе с ее неуправляемостью. Отдавая приказ Журдану перейти Рейн 1 марта, директора пребывали во власти ностальгических воспоминаний о лучах военной славы, в которых удалось погреться исполнительной власти в дни былых итальянских побед. Град военных неудач, постигших армии республики в конце марта и в апреле, стал для них холодным душем. «С Директорией произошло то, что всегда происходит с деспотами. Пока никто не мог противостоять армиям, которыми она располагала, ее ненавидели, но боялись. Когда ее армии были разбиты, ее стали презирать. На нее стали нападать в газетах, в памфлетах, наконец всюду», - напишет об этих днях Талейран в своих мемуарах. Положение сделалось настолько серьезным, что Баррасу удалось заставить своих коллег смириться с признанием собственной их неадекватности и во избежание худшего произвести скорейшее обновление состава Директории. Из Берлина был вызван Сийес. Автор знаменитой брошюры «Что такое третье сословие», вписавший свое имя в историю Французской революции золотым пером ( «Что такое третье сословие? Всё. Чем оно было до сих пор в государственном строе? Ничем. Чего оно домогается? Сделаться чем-то» - более краткого и емкого определения сути Французской революции никому не удалось дать до сих пор), аббат Сийес был одним из немногих участников политической бури 1789 года, чьи выдающиеся способности никем не оспаривались, и кому, тем не менее, удалось не только остаться в живых в годы террора, но и снискать за десять лет репутацию политика, к чьим советам неизменно прибегали, когда возникала необходимость внесения изменений в государственное законодательство Франции. Секрет заключался в том, что честолюбию этого человека было вполне достаточно этой репутации незаменимого эксперта, и он всегда умел вовремя отступить в тень, как только возникала опасность оказаться на пути кого-нибудь из участников непрекращающейся борьбы за власть. Эта его черта делала его кандидатуру чрезвычайно удобной для всякого рода временных политических комбинаций, а потому Баррас, Талейран и Бонапарт не только заранее наметили Сийеса как будущего участника заговора, но и отчасти посвятили его в свои планы, когда он, подобно Бонапарту, временно был отправлен подальше от столичной суеты, полномочным послом Франции в Берлин. Миссия Сийеса увенчалась успехом: взамен обещания Франции не оказывать поддержки местным якобинцам Пруссия сохранила нейтралитет, предоставив России право носить на фронтах новой войны каштаны из огня для Австрии. Сийеса в Париже ждали с таким нетерпением, что заочно ввели в состав Директории, а когда он в первых числах мая наконец объявился в столице, предоставили ему полную свободу рук: в компании с Сийесом Баррас не боялся быть оттертым на третьи роли, а потому был заранее согласен на вторую. Влиятельные члены обоих Собраний изъявили свою полную готовность беспрекословно исполнить все, что Сийес сочтет целесообразным в сложившихся обстоятельствах. Сийес начал с того, что, по обычаю всех оракулов, пожелал немного набить себе цену и взял тайм-аут, чтобы «всесторонне изучить обстановку». По прошествии некоторого времени он изрек, что предварительным условием должна быть очистка обоих Советов от представителей крайних партий и замена троих членов Директории (разумеется, кроме него и Барраса) на удобные для него подставные фигуры. Условие было немедленно исполнено: 11 мая результаты весенних выборов были отменены, в обеих палатах укрепилось большинство умеренных республиканцев, каковым был и сам Сийес, никогда не менявший своих политических убеждений, троих директоров сменили согласно его пожеланиям. По-видимому, Сийес полагал, что остальное сделает за него Баррас, но тот был не промах, и зная слабую струнку своего коллеги, всячески льстил его самолюбию, предлагая продолжить партию первой скрипки, столь убедительно им начатую. На этот раз раздумье затянулось надолго. Наконец, Сийес объявил, что необходима военная победа, после чего состав Директории нужно будет укрепить победоносным генералом. Возможно, он имел в виду Бонапарта, но Баррас сделал вид, что не понял намека: он уже решил еще раз попытаться разыграть карту, которую не получилось разыграть с Гошем двумя годами ранее. Баррас знал, что рядом с Бонапартом его собственная политическая карьера продлится очень недолго, а потому приложил максимум усилий для того, чтобы никому не пришло в голову послать Брестскую эскадру в Египет. Когда 27 мая большой франко-испанский флот вышел из Тулона и взял курс на Геную и Ливорно, чтобы доставить подкрепления армии Моро и корпусу Макдональда, лишь одно посыльное судно, отделившись от эскадры, отправилось к берегам Египта. Оно везло курьера с секретным поручением довести до сведения Бонапарта желание Директории видеть его как можно скорее во Франции во главе армий республики. Таким путем Баррас надеялся обеспечить себе алиби на случай возвращения Бонапарта во Францию. Что касается флота адмирала Брюи, то по завершении своей миссии у побережья Италии он вернется в Тулон, а оттуда, с заходом в Картахену и Кадикс, проследует в Брест, где и бросит якорь 8 августа. Этого Бонапарт не простит ни Баррасу, ни Сийесу.