Я пристроилась на краешке большой кровати. Сижу и вглядываюсь в лицо худой изможденной чудовищной болезнью женщины, пытаясь отыскать знакомые с детства родные черты матери. Но всё тщетно. Женщина эта мне незнакома. Да и меня она не узнаёт. Её померкшие глаза глядят на окружающий мир, пытаясь понять, а может, и осмыслить происходящее. Иной раз их взгляд останавливается и на мне, но не задерживается, а устремляется к открытому настежь окну, будто бы там она сможет увидеть то, что доступно лишь её взору.
Мне кажется, что я уже целую вечность неподвижно сижу на кровати и держу в своей руке её ссохшуюся руку. Рядом лежит старый семейный фотоальбом, которым я хотела заинтересовать мать. Но она и по фотографиям, как ранее по мне, скользит невидящим взглядом. Всё то, что когда-то в той другой, теперь недоступной ей жизни, радовало, волновало, составляло ценность, сейчас оказалось ничего не значащим мусором.
Для неё, но не для меня. Я всматриваюсь в знакомые лица. Отыскиваю себя. И вспоминаю те счастливые мгновения, которые можно по достоинству оценить лишь в дне сегодняшнем.
Одну фотографию рассматриваю дольше других. Стараюсь повернуть альбом так, чтобы этот снимок увидала и мама. Но она по-прежнему смотрит в окно.
Праздник! Первомай! Я держу маму за руку. Она молода, весела и нежна со мной.
Мама нарядно одета. И моё розовое платье с красивой вышивкой на груди, и огромные банты во вьющихся длинных волосах, и её незаурядная внешность привлекают взоры прохожих. Мама смеётся радостно и задорно. Ей нравится выделяться. Ведь она молода и красива.
Сейчас, когда сижу подле матери, мне кажется, что помню тот радостный солнечный день, запечатлённый неизвестным фотографом. Вряд ли это так. Слишком мала я была тогда. Но мне приятно видеть маму молодой и счастливой.
Сердце больно сжимается в груди, и я с силой захлопываю альбом. Ни я, ни эта женщина, которую по-прежнему называю мамой, мы обе не можем любоваться старыми фотографиями. Для каждой из нас это непосильный труд. Но во мне всё ещё теплится надежда хоть чем-то привлечь материнское внимание. И я опять, в который уже раз, пытаюсь пробиться к ней сквозь пелену беспамятства.
Взбиваю скомканную подушку. Поправляю сбившееся одеяло. Даже слегка встряхиваю податливое, ничего не весящее тело. Но все мои попытки тщетны. Старая женщина глядит вдаль. Её глаза цвета морской волны лишь изредка следят за моими движениями. Мне боязно оставаться рядом, но и уйти, покинуть её - нет мочи. И тогда громким шёпотом, в надежде на то, что она меня всё же услышит,я прошу её:
- Мама, вернись!..