В чём сущность жизни круговерти?
В богатстве, почестях, карьере,
В любви ли, в стойкости и вере,
Или в пренебреженье к смерти?

Седовласый Яаков Аллони, начальник Четвёртого отдела проектного управления военно-промышленного концерна, пригласил в свой кабинет руководителей конструкторских групп. Одним из них был я, Ноам Певзнер, двадцатисемилетний выпускник хайфского Техниона (технологический университет; А. Б.). Яаков познакомил нас с новым заданием. Отделу предстояло разработать прицел, обеспечивающий стопроцентное попадание артиллерийских снарядов в цель. Финансирование разработки было обеспечено, но начинать её приходилось с поиска исходной концепции. После визита к начальнику отдела, мы с Эхудом Шапиро, руководителем смежной группы и моим сверстником, живо обсуждали новое задание.
- Ничего себе, задачка! – иронически заметил Эхуд. – Таких прицелов нет ни у одной страны. Свыше ста лет попадание снарядов в цель не превышало десяти процентов, и вдруг подай им все сто.
- Нас с тобой забыли спросить, - пошутил я.
- А что ты смеёшься? – возмутился Эхуд. – Финансирование они обеспечили! Подумаешь! А задача-то невыполнимая.
- Так-таки уж и невыполнимая, - занял я позицию спорщика. – Если как следует подумать…
- И что ты придумаешь? – его глаза сузились в напряжённом ожидании.
- Если спутник, или беспилотный самолёт задаст координаты объекта обстрела, процессор может рассчитать положение артиллерийского ствола и передать данные на монитор, управляющий стволом.
- И это всё?! – удивился мой собеседник.
- Нет, конечно. Процессор должен включать в расчёт также текущие параметры атмосферы. И, кроме того, мы предъявим повышенные требования к самой артиллерийской системе.
- Что ты имеешь в виду?
- Всё то, что снижает естественный разброс попаданий – точность изготовления орудия и снаряда, минимизация температурных расширений ствола, гомогенность и дозировка пороха.
- С тобой можно поспорить, - прервал Эхуд естественное развитие обсуждения, - но… я сегодня так заработался, что остался без обеда. Пойду в заводоуправление. Там ещё не закрылся буфет.
На следующий день нас, вместе с начальником отдела, по тому же вопросу вызвали к Шмуэлю Гило, нашему главному инженеру. Он представил нам свою концепцию разработки. К моему огромному удивлению, это были те самые идеи, которые я вчера изложил Эхуду.
- Эхуд, что ты скажешь по поводу концепции шефа? – поинтересовался я, когда мы вышли из кабинета главного.
- А что я могу сказать? – приподнял он брови.
- Но он же в точности повторил то, что я вчера тебе говорил.
- Разве?! – удивился Эхуд. – Знаешь, я вчера так был озабочен своим пропущенным обедом, что не очень-то прислушивался к твоим словам. Но если два разных человека, ты и главный, порознь пришли к одним и тем же решениям, значит, они правильные. Так ведь?
Его логика показались мне сомнительной. Вчера, после нашего разговора, он поспешил в заводоуправление, якобы в буфет? Я пошёл к секретарше главного инженера. К этой двадцатичетырёхлетней выпускнице учительского колледжа я был неравнодушен. Но сейчас меня волновало другое.
- Дана, скажите, пожалуйста, вчера после обеда Эхуд Шапиро заходил к главному инженеру?
- А в чём дело? - недоверчиво покосилась она.
- Вчера я просил его передать вашему шефу некоторые бумаги, - соврал я.
- Да, вчера часа в три Эхуд заходил, - подтвердила секретарша. - Здесь в приёмной несколько
человек минут сорок ждали, когда же, наконец, они с шефом закончат беседу.
- Спасибо, Дана. Вы меня успокоили.
Вскоре начальник Четвёртого отдела вызвал меня для обсуждения плана разработки артиллерийского прицела. Это позволило мне ещё кое-что выяснить.
- На меня произвели впечатление предложения главного инженера, - осторожно заметил я.
- А меня его выступление крайне удивило, - признался Яаков. - Никогда раньше не слышал от него технологических предложений. Да и откуда им взяться. Он же попал на этот пост, как функционер партии Авода (израильская рабочая партия, А. Б.).
- Но главный инженер излагал свою концепцию с большим увлечением.
- Да, - согласился Яаков. – Он как будто демонстрировал нам свою инженерную состоятельность.
Постепенно складывалась версия. Познакомившись с моей концепцией нового прицела, Эхуд поторопился рассказать о ней главному инженеру. Сам он, опасаясь моего разоблачения, очевидно, не решился публично претендовать на авторство. Но представить её главному инженеру, как свою, он мог, попросив не раскрывать его имени, якобы с тем, чтобы не возбуждать зависти со стороны начальника отдела. А главный инженер, под давлением своего комплекса инженерной несостоятельности, относительно легко согласился озвучить концепцию под своим именем. Впрочем, мотивировка у него могла быть самой благородной – не важно, кто автор, важно, что это на пользу делу. Однако подобная версия вызывала у меня некоторые угрызения совести. Такие обвинения, не обоснованные вескими доказательствами, казались этически неоправданными.
Но у меня была возможность уточнить ещё некоторые детали. Я заглянул в комнату, где работала группа Эхуда и, убедившись, что его самого на месте нет, подошёл к знакомому инженеру.
- Привет, Меир. Мои сотрудники говорят, что от вас вчера кто-то мне звонил, где-то в половине второго, - я специально указывал обеденное время. - Может быть, это ваш руководитель группы?
- Нет, - покачал головой Меир, - в половине второго мы вместе с ним обедали в столовой.
Итак, Эхуд врал мне, что пропустил обед. И в заводоуправление он ходил не ради буфета, а с тем, чтобы встретиться с главным инженером. Это были доказанные факты. Мотивы его поведения были непонятны. Но, примерно через год, разъяснились и они. Когда почтенный Яаков Аллони уходил на пенсию, на освободившееся место начальника Четвёртого отдела назначили Эхуда Шапиро. Секретарша Дана обмолвилась как-то, что Яаков предлагал на этот пост меня, но главный инженер настоял на кандидатуре Эхуда. Он де проявил недюжинные способности при реализации концепции нового артиллерийского прицела. И действительно, разработка прицела продвигалась, как нельзя лучше.
- Спасибо, Дана, - поблагодарил я её. – А какие ещё аргументы приводил главный инженер?
Она помолчала, очевидно, колеблясь.
- Шмуэль сказал, - решилась она, наконец, - что для него, опытного организатора, о достоинствах Эхуда говорит сама его внешность - волевое лицо, сосредоточенный взгляд.
Я сразу же подумал о том, чего, возможно, не договорила Дана, а, может быть, и сам главный инженер. Что, кроме выражения лица, весьма впечатляла и рослая фигура Эхуда с ладно сидящим на ней костюмом. И что моя внешность подобного эффекта не производила. Правда, Эхуд не мог в мгновение ока предложить концепцию нового прибора. Но для жизни и карьеры, видимо, это было несущественно. Зато он быстро разобрался в психологических комплексах главного инженера, вовремя принял во внимание предстоящий уход на пенсию начальника отдела и филигранно осуществил рискованную интригу с негласным присвоением себе чужого авторства. Он был явно успешнее меня.
Узнав о предстоящем назначении Эхуда, я решил перейти в смежный Третий отдел. Конечно, во мне говорила обида. Но основным аргументом было опасение превратиться в пожизненного донора концепций при инженерно-несостоятельном начальстве без каких-либо перспектив служебного роста. Перевод в Третий отдел я поспешил оформить, пока ещё расположенный ко мне Яаков Аллони дорабатывал свои последние дни в должности нашего начальника.

К концу первого дня работы в новом отделе у меня было отвратительное настроение. У выхода, в фойе, я задержался около большого зеркала. На меня тусклыми глазками неуверенно смотрел рыжеватый шатен с короткой стрижкой и неприметными чертами лица. С какой же стати красавица Дана станет влюбляться в столь серую личность. И за её прохладную доброжелательность спасибо.
Я вышел на улицу и зашагал к автомобильной стоянке. Передо мной медленно передвигалась
грузная женщина. Пришлось обходить её слева. Но, словно прознав о моём намерении, она стала
дрейфовать влево, оттесняя меня на проезжую часть дороги. Нечто подобное происходило почти всегда при попытке обогнать какого-нибудь пешехода. Как будто люди, даже не видя меня, демонстрировали враждебность, пытаясь помешать моему продвижению вперёд. Посмеиваясь над самим собой, я пытался объяснить подобный феномен своими психологическими комплексами. Каких-то существенных проблем эти явления не создавали. Но они выражали отношение ко мне окружающего мира.
На пути к автомобильной стоянке я увидел на автобусной остановке знакомого инженера Меира. Он жил в пригородном посёлке Азор и добирался на работу автобусом. Я подошёл к нему.
- Пойдёмте, Меир, я подвезу вас. Сегодня нам по пути.
Никакой необходимости ехать в Азор у меня не было. Просто хотелось как-то отвлечься от невесёлых мыслей. Мы выбрались из города. На загородном шоссе, с двумя полосами движения, впереди шёл тяжелый автопоезд. Я включил левый указатель поворота, перешёл на левую полосу и стал обгонять его. Но водитель автопоезда сам стал смещаться влево, как бы пытаясь мне помешать. Увы, это была хорошо знакомая ситуация. С автомобилями происходило то же, что и с пешеходами.
- Смотрите, Меир, что он делает.
- Ему, наверно, тоже нужно перейти на левую полосу, - предположил мой спутник.
Я всё же обогнал автопоезд, прижавшись к левому краю дороги.
- Теперь, Меир, смотрите, что он будет делать дальше, - попросил я, продолжая наблюдать за автопоездом в зеркало заднего вида.
А автопоезд, благополучно разминувшись со мной, вернулся на середину своей правой полосы и продолжал движение, как ни в чём не бывало.
- Странно, - удивился Меир, - оказывается, он и не собирался переходить на левую полосу.
- И как вы это объясняете?
- Не знаю.
- А вы когда-нибудь наблюдали подобное явление? – допытывался я.
- Нет, хотя у нас в семье есть автомобиль, и я нередко им пользуюсь.
Вот так. Теперь у меня был свидетель. Никакие это не комплексы.

Я отвёз Меира в Азор и вернулся в Тель-Авив. Ехать домой не хотелось. Боялся остаться наедине со своими мыслями. Неприятности на работе, бесперспективность личной жизни, враждебность улицы замыкались вокруг меня безысходным кругом. В подобной ситуации люди и принимают роковое решение уйти из жизни. Моё внимание привлекла яркая вывеска на одном из домов: «Предсказательница Дебора. Астрология. Карты Таро. Исправление кармы». Она и раньше попадалась мне на глаза. Но теперь… Я оставил автомобиль на обширном дворе дома и вошёл в офис предсказательницы.
В просторном помещении никого не было. Задёрнутые гардины создавали полумрак. Напротив входа располагался стол с компьютером и некоторыми предметами, чьё предназначение казалось загадочным. У боковой стены стояло несколько стульев. Я опустился на один из них. Вскоре из боковой двери появилась высокая дама лет сорока семи, в тёмном, длинном наряде, изобилующем бесчисленными рюшами, накладками и карманчиками. На её морщинистом лице доминировали пронзительные чёрные глаза, подведённые тушью. Почти такой мне и представлялась предсказательница.
- Геверет Дебора? – я встал.
- Да. Извините. Я выходила на минутку, - она безжалостно рентгеноскопировала меня своими глазами. – Пожалуйста, к столу. У вас проблемы? Вижу. Но ничего не объясняйте. Сообщите только, где вы родились и когда, вплоть до минут, если можно.
Я удовлетворил её просьбу. Она углубилась в компьютер.
- О, молодой человек, - вскоре воскликнула Дебора,- да вы уникум!
- В чём же моя уникальность?
- В редчайшем сочетании планет! – она как будто говорила сама с собой. – Венера и Марс в непримиримом противостоянии! Такая судьба в моей практике встречалась только один раз.
- И что это была за судьба? - я не мог скрыть скептицизма по поводу её актёрской патетики.
- Нет, если вы не верите, мы можем и не продолжать, - произнесла она обиженным голосом.
- Извините, Дебора. И, всё-таки, какая это была судьба?
- Трагическая, - она помолчала и добавила, - но только потому, что он отказался от моей помощи.
Это звучало дёшево и наигранно. Я встал.
- Геверет Дебора, к сожалению, мне пора. Сколько с меня причитается? – я нащупал в кармане брюк наличные, полученные недавно из банковского каспомата.
- А я не возьму с вас денег.
- Почему?! – растерялся я.
- Ваш двойник, который повесился, дал мне урок на всю жизнь. Я должна была обслужить его бесплатно и даже навязать ему помощь. Тогда бы он не погиб. Вы понимаете, в чём ваша уникальность?
- В редчайшем сочетании планет, - пробормотал я, снова опускаясь на стул.
- Да. А в результате, у вас чудовищное несоответствие между внутренним и внешним мирами.
- Что вы называете моим внутренним миром? - попытался уточнить я.
- Это ваши замечательные творческие способности и этические принципы.
- А внешний мир?
- Ваша внешность и взаимоотношения с окружающими. Эти миры не просто не соответствуют, они враждебны друг другу. Так жить невозможно.
- Я знаю, - невольно вырвалось у меня. - Но что вы можете с этим поделать?
- Приведу их в соответствие друг с другом,- горячо пообещала Дебора.
- Каким же это образом? – усомнился я. – Поднять мой внешний мир до уровня внутреннего невозможно. Вы не можете удлинить мои ноги, изменить черты лица, цвет волос и глаз. Значит, вы понизите мой внутренний мир до уровня внешнего. То есть, с помощью внушения или гипноза заблокируете мои творческие способности, сделаете меня нечестным и жестоким. Но только я не согласен.
- Боже мой, - горестно вздохнула Дебора, - как трудно работать с клиентом, имеющим такой Ай Кю (интеллектуальный коэффициент; А. Б.). Ну, и что в этом плохого? Вы сразу же испытаете облегчение. Перестанете безнадёжно влюбляться в красавиц. У вас исчезнут основания претендовать на повышение по службе, и, значит, не будет жалоб на несправедливость начальства. Никто не преградит вам дорогу, потому что вы никого не будете обгонять. И опасность суицида исчезнет.
- Нет, Дебора. Лучше умереть из-за нереализованных потенций, чем стать скопцом. Спасибо. - Я встал, выложил перед ней три стошекелевые купюры и направился к выходу.
- Остановитесь! - её властный голос сразу напомнил: она не исключала навязывание своей помощи. - Есть ещё один вариант.
- Какой? – я замер у самой двери, не оборачиваясь.
- Подобная астрологическая ситуация сопровождала жизнь нашего народа почти две тысячи лет.
- Вы имеете в виду галут?
- Конечно. Такая же верность этическим заповедям, тот же внутренний пламень творчества и столь же враждебный внешний мир. Вы понимаете, как им удалось выжить?
- Догадываюсь. У них была вера.
- В том-то и дело, - обрадовалась Дебора. – Вы всё понимаете с полуслова.
- Вы хотите сказать, мне надлежит одеть чёрный костюм хасида и выучить молитвы?
- Внешние атрибуты не обязательны, - успокоила она. – Бог должен быть в душе. А молиться я вас научу. Всего два слова: «Вразуми, Господи!». И тогда вы станете совершать несвойственные вам поступки, а ваши способности обернуться к вашей выгоде.
И вдруг я заподозрил, что, вопреки моему желанию, она уже зомбирует мои мозги.
- Благодарю, Дебора! – я торопливо открыл дверь и вышел из офиса.

Визит к предсказательнице произвёл на меня огромное впечатление. Мои проблемы обрели статус легально признанных фактов. А её слова не выходили из головы.
Я подъехал к центру города, оставил машину на платной стоянке и побрёл по улице Ибн-Гвироль. Значит, если в решающую минуту произнести «Вразуми, Господи!» и отважиться на необычный поступок, моя жизнь изменится? Эти мысленные фразы не вызывали внутреннего протеста. Зачем же откладывать? Я шел мимо ресторана «Дельфин», а желудок властно напоминал о себе. Мне уже давно пора поужинать. Вот я и совершу свой первый необычный поступок. Вразуми, Господи!
Я вошёл в ресторанный зал и остановился. Стрелки часов показывали семь. Это был предвыходной, пятничный вечер. Справа от входа, вдоль стены, перемежаясь колоннами, тянулся ряд двухместных столиков. Два ближайших были свободны. Я указал официанту на один из них, и он одобрительно кивнул головой. Это место можно было занять.
За соседним столиком, спиной ко мне, сидел мужчина, а напротив него – привлекательная девушка с капризным лицом. Подошёл официант. Я заказал салат, жареную рыбу «соломон», двести грамм сухого вина и бутылку колы. Мне предстояло провести здесь несколько часов.
Минут десять я ждал, разглядывая публику. Вечер только начинался. В торце удлиненного зала, на небольшой эстраде, молодая певица в сопровождении фортепиано исполняла грустную песню из репертуара Хавы Альберштейн. Потом появился официант с подносом, и у меня, наконец, появилась возможность утолить голод. Но каждый раз, когда я поднимал голову, в поле зрения попадала капризная красавица за соседним столиком. Её оригинальное лицо, бриллиантовые серьги, крупный жемчуг на шее и изящное вечернее платье с открытыми плечами создавали впечатляющий ансамбль. Она пила вино, закусывала шоколадной конфетой и придирчиво разглядывала публику. Этот ресторан, как средство развлечений, казалось, её не очень-то устраивал.
Прошло около часа, когда мужчина за соседним столиком достал мобильный телефон и некоторое время говорил по нему. Затем он обратился к своей девушке. Судя по её лицу, это был напряжённый разговор. Мужчина встал. Ему, очевидно, нужно было срочно уходить, а она покидать ресторан не хотела. Наконец, он вышел из-за столика и повернулся к выходу, заставив меня поперхнуться колой от удивления. Это был Шмуэль Гило, наш главный инженер. Я тут же схватил лежащий на столике красочный буклет меню и углубился в чтение, прикрыв им своё лицо.
Оставшись одна, девушка попыталась заглушить возникшие неприятности с помощью спиртного.
Она резким движением опустошила рюмку и, не закусывая, налила себе снова. К ней подошёл официант. Они о чём-то говорили, поглядывая в мою сторону. Потом официант направился ко мне.
- Извините, молодой человек, не согласитесь ли вы пересесть на освободившееся место по соседству? Тогда я смог бы предложить ваш столик той молодой паре.
Я оглянулся. У входа стояли двое. Предложение официанта особого восторга у меня не вызывало, но только по этой причине я не мог его отклонить.
- Можно, если дама не возражает.
- Она согласна, - заверил официант, - я с ней только что разговаривал.
Он быстро перенёс мою посуду на соседний столик.
- Добрый вечер! – я остановился напротив своей неожиданной соседки. – Извините за вторжение.
- Добрый вечер. Присаживайтесь. Меня зовут Шоши.
- Очень приятно, Ноам.
- А вы знаете, Ноам, - она мерила меня испытующим взглядом, - у меня фотографическая память.
От капризного выражения на её лице не осталось и следа, и только сейчас я понял, как она хороша.
- И что же такого интересного зафиксировала ваша выдающаяся память?
- Скажите, вы служили в Шивте, у египетской границы? – ответила Шоши вопросом на вопрос.
- Да. Я был там около полугода в составе воздушно-десантного подразделения.
- Значит, это не ошибка? Я тоже проходила военную службу в Шивте.
Мне следовало подобающим образом отреагировать на столь неожиданное открытие. Но опыта общения со светскими дамами у меня не было. И, кроме того, её удивительная красота, как взыскательный цензор, налагала свои ограничения на всё, что я мог бы сказать.
- Наверно, за это стоит выпить, - заключил я и ужаснулся. Это звучало так банально.
- Я с удовольствием угощу вас, - живо откликнулась Шоши. – Мой муж заказал коньяк, с которым мне одной не справиться, - она тут же наполнила две рюмки.
Муж? Ей было около двадцати восьми лет, а ему сорок семь. Ничего себе, пара!
- Но, может быть, он вскоре вернётся? – предположил я.
- Нет. У них на предприятии - серьёзная авария. Подобные проблемы так быстро не разрешаются.
Мы выпили.
- А мне почему-то не удаётся вас вспомнить, - я считал себя обязанным поддерживать беседу. –
Никогда не отличался памятью на лица. Другое дело – разговоры. Да, кажется, припоминаю. Имя Шоши всё время было на слуху. Ребята считали вас первой красавицей.
Она сдержанно улыбнулась и стала разворачивать шоколадную конфету, предоставляя мне возможность развлекать её.
- Всё-таки странно, что вы меня узнали через столько лет. Моя внешность значительно изменилась.
- Я запомнила то, что совсем не изменилось, - улыбнулась она, - тип лица, выразительность глаз.
В моих глазах красивая женщина обнаруживала выразительность?!
- Вы шутите, Шоши?
- Нет. Должна сказать, перед вами профессиональный психолог. В армии у меня ещё не было университетского диплома, но и тогда я многое могла узнать о человеке по его глазам. А ваш взгляд был очень содержательным. Я даже была немножко влюблена в вас. Вот теперь вы всё обо мне знаете.
- Не всё, - нашёлся я, пытаясь отсрочить свой черёд рассказывать о себе. – Где вы работаете?
- Нигде, - она сразу же помрачнела. – Мой муж столько зарабатывает, что вполне хватит на двоих. Но я переоценивала значение богатства. Оно не приносит счастья. А кем стали вы?
- Окончил Технион. Работаю в военной промышленности.
- В Тель-Авиве?! – вероятно, она поняла, что мы с её мужем можем работать в одном месте.
- Да.
- У вас и семья здесь?
- У меня нет семьи. Родители в киббуце под Тверией, а здесь я снимаю небольшую квартирку в
районе Центральной автобусной станции.
На её лицо набежала тень. Мне казалось, её продолжала беспокоить мысль о моём возможном знакомстве с её мужем. И она задала вопрос, от которого без последней дозы коньяка, вероятно, воздержалась бы.
- Если не секрет, какая у вас фамилия?
- Певзнер.
- О! – ещё больше удивилась Шоши. – Это же фамилия моей бабушки. Она родилась в Белостоке.
- И мои предки из Белостока.
- Ну, знаете, Ноам, это почти неправдоподобно. Наверно, нам просто необходимо ещё раз выпить, - она взяла графинчик с коньяком и хотела наполнить мою рюмку.
- Спасибо, Шоши. Мне достаточно. Я за рулём.
- А я выпью, - она налила себе грамм пятьдесят и быстро опорожнила рюмку.
На эстраде появилась танцевальная пара. Зазвучала мелодия фламенко. Мы молча смотрели на танцоров. Потом танец кончился, и Шоши взглянула на свои часики.
- Пожалуй, мне пора. Вы не могли бы позвать официанта?
Я встал и оглядел зал. Официант обслуживал клиентов в другом ряду столиков. Я сделал ему знак рукой, и он кивнул в ответ.
- Он сейчас подойдёт.
- А вы останетесь? – поинтересовалась она с напускным безразличием, глядя на эстраду.
Наверно, актёрская игра – неотъемлемая часть женственности. Но неужели я могу быть для неё чем-то большим, чем просто случайным собеседником?!
- Посижу ещё немного, - откликнулся я, подражая её безразличному тону.
Подошедший официант положил перед ней счёт. Она протянула ему несколько купюр, жестом предупредив, что сдачи не нужно.
- Мне тоже счёт, пожалуйста, - попросил я.
Шоши едва заметно улыбнулась и, пока я расплачивался, озабоченно копалась в своей сумочке. Но вот официант ушёл. Выждав минуту, она встала.
- Желаю вам, Ноам, приятно провести время!
- Спасибо! Всего наилучшего.
Она направилась к выходу. Я провожал её взглядом. Очевидно, кутюрье, создавший её вечернее платье, стремился придать загадочность наиболее волнующим переходам женского тела. Но чудесное зрелище прервалось совершенно неожиданным образом. Она вскрикнула и ухватилась обеими руками за колонну, не касаясь пола подвернувшейся ногой. Конечно, после стольких доз коньяка ходьба на высоких каблуках по скользкому паркету требовала определённой сноровки. Но, может быть, она нарочно? Через мгновение я был рядом.
- Шоши, вы повредили ногу? Я провожу вас.
- Спасибо, Ноам. Я, кажется, выпила лишнего, - она засмеялась, - так кружится голова.
Мы вышли из ресторана и остановились. Была половина десятого. Вечерняя улица пульсировала
оживлённым движением. Она подняла смеющиеся глаза.
- Я хотела бы остановить такси.
- А, может быть, Шоши, я подвезу вас? Моя машина на стоянке, метров сто отсюда.
- Это было бы замечательно, - её смеющееся лицо только подхлёстывало мой энтузиазм.
- Тогда подождите меня. Я остановлюсь на той стороне улицы.
Шагов через десять я оглянулся. Она, вызывающе красивая, стояла одна у дверей ресторана. А
изящное вечернее платье с открытыми плечами и шеей, её серьги и бусы провоцировали в полутьме совсем не те ассоциации, которые возникали в ярко освещённом ресторанном зале. Я ускорил шаг.
Когда мой автомобиль остановился напротив ресторана, она всё ещё оставалась на прежнем месте. Возле неё стоял высокий парень. Я включил аварийную мигалку и вышел из машины.
- Шоши! – громко позвал я и помахал рукой.
Она услышала и увидела, хотела ринуться ко мне, но парень перегородил ей дорогу. Я не без труда перебрался на другую сторону улицы, полной движущегося транспорта.
- Шоши, пойдём!
- Никуда она не пойдёт! – двухметровый верзила, настоящий Голиаф, стоял между нами.
- Ты что, спятил? – возмутился я. - Это моя девушка. Отойди сейчас же!
- Эта пьяная проститутка твоя девушка?! – ухмыльнулся Голиаф. – Не смеши меня. Она такая же твоя, как и моя. Но я пришёл к ней первым, – он был уверен в своём весовом превосходстве.
За его спиной Шоши сдвинулась влево и смотрела на нас горящими глазами. Её присутствие я ощущал, как решающий фактор происходящего. Вразуми, Господи! Эти слова вдруг так естественно вписались в привычный лексикон. Чему-то же я научился в десантных войсках! Перед моим мысленным взором промелькнул капитан Рони Сандлер. Он не только обучал нас, вчерашних школьников, премудростям рукопашного боя. Он был нашим воспитателем. «Десантник, да и просто человек, - говорил он перед схваткой с боевиками, - может считаться настоящим только в том случае, если способен действовать». Это был как раз тот самый случай.
Я изо всей силы ударил великана правой рукой в солнечное сплетение, а потом ещё ниже нагнул его опустившуюся голову и рубанул ребром ладони по шее. Капитан Рони предупреждал, что это очень опасный удар. На учениях мы выполняли его чисто символически. Я и не вкладывал в него всей силы. Верзила боком опустился на тротуар. На десять-пятнадцать секунд он был недееспособен.
- Шоши, пойдём!
Она подошла вплотную, прижалась ко мне грудью и подняла сияющие глаза.
- Ноам! Ты молодец! Можно тебя поцеловать?
Моя рука неосознанно легла на её талию, а наши губы встретились. Но через пару секунд я опомнился. Пожилой человек в трёх шагах от нас кричал в свой мобильник: «Полиция! Приезжайте сейчас же к ресторану «Дельфин» на Ибн-Гвироль! Тут такая драка!».
- Шоши, бежим, если ты не хочешь попасть в утреннюю полицейскую хронику!
Она медлила. Мне пришлось схватить её за руку и, как непослушного ребёнка, потащить через улицу под возмущённые сигналы машин и угрожающие крики водителей. Наконец, вот он, мой автомобиль. Голиаф уже стоял на ногах, лихорадочно озираясь в поисках обидчика. Мы вскочили в машину и поехали. Метров через сто нам повстречался полицейский джип, очевидно, спешащий к ресторану «Дельфин». На выезде из улицы я свернул налево и немного успокоился.
- Как ты себя чувствуешь, Шоши?
- Ох, Ноам, ты настоящий парень! Как ты справился с этим Голиафом?! Я просто в шоке.
- Куда мы едем, Шоши?
- Как куда? Домой!
- Я не знаю твоего адреса.
- Но свой адрес ты же знаешь?
- Что? – я прижался к правому краю дороги и затормозил.
- Ноам, пожалуйста, ты видишь, я совсем опьянела. Я не могу в таком состоянии вернуться домой. Мне нужно прийти в себя. Мы же вместе служили в армии. Помоги мне!
Она действительно была психологом. Армейское братство у израильтян - одна из самых святых коров. Правда, в боевых действиях она со мной не участвовала, но для девушки это и необязательно. Я
поехал дальше, отметив не без удивления, что её капризы почему-то меня совсем не раздражают.
Вскоре мы подошли к двери моей двухкомнатной квартирки, и я пропустил её вперед.
- Сейчас, Шоши, я сварю кофе.
- Нет, Ноам, подожди, - она перегородила мне путь в гостиную. – Мне всё это время очень хотелось тебя поцеловать. Теперь нам ничто не мешает.
И мы стали целоваться прямо у входной двери.
- Кружится голова, - засмеялась она, прервав поцелуи. – Как же меня угораздило так напиться? И нога побаливает. Ты можешь отнести меня на диван?
Ничего себе, просьба. Но я послушно подхватил её на руки и понёс в гостиную.
- Подожди, Ноам. Не собираешься же ты опустить меня на диван в этом платье? Знаешь, сколько оно стоит?
Я поставил её у дивана, а она, не освобождаясь из моих объятий, продолжала говорить.
- На последнем курсе университета я подрабатывала в модельном бизнесе и демонстрировала как
раз это платье. А потом Шмуэль прибежал к нам в гримёрку и говорит: «Сегодня, Шоши, ты просто
потрясла всех своей красотой. Я хочу купить тебе подарок по твоему выбору». Вот я и выбрала. Купи,
- говорю, - мне это самое платье. И он купил.
- Так что же нам с ним делать? – не понял я.
- Боже мой, Ноам, ты совсем ребёнок. Его нужно снять. Помоги мне расстегнуть пуговицы сзади…

Примерно через час я, приподнявшись на локте, посмотрел на Шоши. Она, с закрытыми глазами, лежала рядом на диване. Я прикоснулся губами к её щеке.
- По-моему, красавица, тебе пора вставать.
- А который час?
- Уже начало двенадцатого. Вставай, а я всё-таки сварю кофе.
И в этот момент в её сумочке зазвонил мобильник. Я торопливо достал его и протянул Шоши.
- Со мной всё в порядке, - сказала она, - я как раз собралась уходить из ресторана. А ты, Шмуэль, только что приехал из компании? Как там дела? Хорошо. Официант? Он здесь. Передаю, - она протянула мне телефон и произнесла нарочито громко: - мой муж хочет с вами поговорить.
- Вы официант в ресторане «Дельфин»? – прозвучал знакомый голос главного инженера.
- Да, - я двумя пальцами зажал себе нос.
- У меня к вам просьба. Проводите, пожалуйста, мою жену до такси. Ночь всё-таки. Мало ли что может случиться с одинокой женщиной. Она в долгу не останется.
- Обязательно провожу, - пообещал я. – Можете не беспокоиться.
- Спасибо.
Пока я возился на кухне, она сходила в ванную и оделась. Мы наскоро выпили по чашке кофе, и я отвёз её домой, в фешенебельный район северного Тель-Авива.
- Спасибо, - она поцеловала меня в щеку на прощанье.
- Это тебе спасибо.
- За что? – засмеялась Шоши.
- За прикосновение к красоте.
- О, Ноам, ты ещё и поэт.
Я возвращался домой и думал о предсказательнице Деборе. Без неё ничего подобного произойти просто не могло. Я, впервые в жизни, ударил человека. И оказался в постели с чужой женой! Но означают ли бурные события этого вечера, что теперь моя жизнь круто изменится к лучшему?

В воскресенье утром я, как обычно, сидел за своим рабочим столом. Меня позвали к телефону.
- Ноама Певзнера, пожалуйста, - это был приятный голос секретарши Даны.
- Это я. Привет, Дана.
- Здравствуйте. Что-то я не узнала ваш голос. В десять часов у главного инженера совещание.
- По какому вопросу?
- По результатам испытаний авиационного электронного блока.
- Но какое он имеет отношение ко мне, Дана? Это же разработка Четвёртого отдела, а я в Третьем.
- Список участников готовил Эхуд Шапиро, - объяснила секретарша, - спросите у него.
У нового начальника Четвёртого отдела Эхуда Шапиро проблемы возникли уже при разработке
следующего изделия – электронного авиационного блока. Этот блок, детище прославленных израильских нанотехнологий, уже второй раз не выдерживал испытаний.
Постепенно все приглашённые собрались в приёмной главного инженера. Последним подошёл Эхуд, и я с завистью наблюдал за трансформацией лица Даны. Впечатляющая внешность Эхуда и его стремительное продвижение по службе не могли оставить равнодушным женское сердце. Он был женат, и, тем не менее, его появление вызывало на её лице безотчётную улыбку. В то время как я, влюблённый холостяк, сподобился лишь прохладной вежливости. У меня даже мелькнула болезненная мысль, что, захоти Эхуд сделать её своей любовницей, она не устояла бы. Рядом со мной существовали люди, к которым счастье само стучалось в дверь, хотя они для этого ничего не предпринимали.
Дана нажала кнопку на аппарате связи с кабинетом. Над кнопкой загорелся зелёный сигнал.
- Все участники совещания собрались, - проинформировала она шефа.
- Пусть заходят, - услышали мы его ответ.
- Коллеги, - начал совещание главный, - я полагаю, тема обсуждения всем известна. Авиационный блок управления в ходе последних проверок снова не обеспечил требуемых показателей. В результате, срываются сроки испытаний опытного образца самолёта, со всеми вытекающими отсюда последствиями в финансовом, кадровом и даже политическом отношениях. Я предлагаю присутствующим выступить с предложениями. Слово предоставляется руководителю испытателей Ицхаку Картуси.
- Авиационный блок, - сообщил Ицхак, - как автономный узел, при испытаниях показал удовлетворительные результаты. И, как компонент общей электронной схемы, он вначале работает удовлетворительно, но потом начинаются искажения выходного сигнала.
В моём мозгу сразу же сформировалась гипотеза. Дефект возникает вследствие использования термочувствительных элементов в схеме блока. Через некоторое время после старта, под влиянием разогрева блока, их характеристики меняются, что и вызывает искажение выходного сигнала.
Следующим выступал начальник четвёртого отдела Эхуд Шапиро.
- Для нас, работников Четвёртого отдела, выявленный дефект является неожиданным, - заявил он. - Мы провели предварительные испытания и были уверены в работоспособности блока. Я составил план исследований, направленных на устранение дефекта. Вот, - он протянул шефу листок.
- Засуньте этот план себе в задницу, - оборвал его главный инженер. – Мне нужен не план, а работоспособный блок. Вы поняли?
- Понял, - смущённо промямлил Эхуд.
Главный инженер заглянул в список и предоставил слово руководителю сборочного участка Михаэлю Шхори. Потом выступили ещё несколько человек. Наконец, было названо моё имя.
- Наш Третий отдел не связан с разработкой авиационного блока, - начал я. - Возможно, меня пригласили на это совещание по ошибке.
- Нет, не по ошибке, - почти выкрикнул Эхуд. – Ошибкой был ваш перевод в третий отдел. Я прошу прямо сейчас решить вопрос о возвращении Ноама Певзнера на прежнее место. Работники нашего отдела в один голос твердят, что он обладает огромным опытом в устранении подобных дефектов.
- Обладал, - уточнил я, - когда досконально знал объект исследований. Сейчас же он мне совершенно незнаком. А, кроме того, я очень плотно занят в Третьем отделе. Там, неизбежно, возникнут проблемы, если мне придётся прервать работу.
- Мне кажется, вы просто капризничаете, - загрохотал главный. – Оставьте детское упрямство для своей бабушки. Если нужно для дела, я сейчас же верну вас в Четвёртый отдел.
Он на самом деле мог привести в действие свою угрозу, не считаясь с моими желаниями. И тогда мне пришлось бы уволиться. Но потерять такую работу?! Попасть в концерн военной промышленности, на самый передний край современных технологий, мечтал каждый выпускник инженерного вуза. Я должен был придумать что-то убедительное, непохожее на тупое упрямство. Вразуми, Господи!
- У меня просьба, - сказал я, ёжась под непривычным давлением сосредоточенных на мне взглядов,
- давайте рассмотрим этот вопрос сразу после совещания. Мне кажется, решение можно найти.
Я стойко выдержал долгий, раздражённый взгляд шефа. И он вдруг смягчился, принял моё предложение и быстро завершил обсуждение. Участники совещания потянулись из кабинета. Мы с Эхудом остались на своих местах.
- Так что вы хотите предложить? – непривычно вежливо обратился ко мне главный инженер.
Всё это время я лихорадочно оценивал его положение. Оно было не таковым, чтобы грубо
навязывать подчинённым свою волю. Это-то он прекрасно умел делать. Но, в условиях, когда его
покровители из Аводы утратили власть, ему позарез нужен был работоспособный авиационный блок.
- Мне искренне хочется помочь, - начал я. – Поэтому пусть мне передадут документацию по авиационному блоку. Я сделаю всё, чтобы найти причину дефекта, не срывая работ в Третьем отделе. И, пожалуйста, дайте указание руководителям групп сборки и испытаний оказывать мне содействие.
- Так не пойдёт, - горячо возразил Эхуд. – Ноам должен полностью перейти в наш отдел, а не разворачивать какую-то параллельную, партизанскую деятельность.
Его поведение казалось мне понятным. Если я найду причины дефекта, работая под его началом,
этот результат будет выдан, как «наш», а не мой лично.
- Подождите, - раздражённо оборвал его главный и обратился ко мне: - И это всё?
- Нет, не всё… - я выдержал довольно длинную паузу, усиливая общее напряжение. – Четвёртый отдел всегда успешно завершал свои разработки потому, что его возглавлял Яаков Аллони.
- Что вы хотите этим сказать? – нетерпеливо уставился на меня шеф.
- Если положение настолько критическое, вызовите Яакова на работу. В качестве консультанта,
временного или постоянного. Я уверен, он согласится.
- Ну, зачем же беспокоить человека, ушедшего на покой? - криво усмехнулся Эхуд.
- Затем, - озлобленно гаркнул главный, - что это вы довели дело до критического состояния. Помалкивайте и слушайте!
С полминуты в кабинете царила напряжённая тишина.
- Так, когда вы передадите Ноаму документацию? - прервал паузу решительный голос шефа.
- Постараемся к концу завтрашнего дня, - пообещал Эхуд.
- Нет. Документация должна быть у него через два часа, - отчеканил главный.
Затем он попросил секретаршу связать его с руководителями групп испытаний и сборки.
- И ещё, Дана, - спохватился шеф, - постарайтесь соединить меня с Яаковом Аллони.
- С тем, который ушёл на пенсию?
- Да, - и добавил: - Всё. Совещание окончено.
Эхуд, с мрачным лицом, молча проследовал через приёмную. А я подошёл к Дане. Меня прельщала любая возможность пообщаться с ней. Но, в данном случае, был ещё и важный повод.
- Дана, вы всё слышали?
- Да, - она погасила зелёный огонёк связи с кабинетом и улыбнулась. – Поздравляю вас!
- С чем, Дана?!
- Шеф никому не позволял так с собой разговаривать. Когда вы попросили рассмотреть вопрос после совещания, я думала, он испепелит вас. А он согласился. И потом принял все ваши предложения!
Неужели это следствия визита к Деборе? Но даже, если так, на Дану они не распространялись. Перед ней я по-прежнему чувствовал себя спаниелем, готовым подобострастно вилять хвостом.
- Наверно, Дана, вы преувеличиваете. Но скажите, у вас есть домашний телефон Яакова?
- Нет. Мне придётся обратиться в отдел кадров.
- Этот телефон есть у меня на рабочем месте. Я сообщу вам его через полчаса.
- Спасибо, Ноам.
Теперь у меня была уверенность, что главный инженер не свяжется с Яаковом прежде, чем с ним поговорю я. А нужный номер телефона был в моём мобильнике. Им я и воспользовался.
- Здравствуйте, Яаков. Вас беспокоит Ноам Певзнер, ваш бывший подчинённый. Как здоровье?
- Привет, Ноам. Спасибо. Здоровье пока ничего.
- Яаков, в ближайшее время с вами свяжется Шмуэль, наш главный инженер.
- Зачем я ему нужен?
- Он предложит вам вернуться на работу в качестве консультанта. Вы как на это смотрите?
- На часть ставки я бы согласился. Но с какой стати он обо мне вспомнил?
- У вашего преемника возникли проблемы с разработкой авиационного блока управления.
- Этого можно было ожидать. Я был против его назначения, рекомендовал главному вас.
- Теперь он ко мне и обратился. А я посоветовал ему вернуть вас на работу.
- Спасибо, Ноам. Но вы знаете, как исправить положение с авиационным блоком?
- Предположительно, да. Завтра после обеда я надеюсь знать более определённо.
- Вы можете сообщить мне ещё что-нибудь?
- Да, Яаков. У вас с главным, в любом случае, всплывёт кадровый вопрос. Он назначил Эхуда
вашим преемником потому, что считал его автором концепции нового прицела. Но автором был я.
Эхуд узнал о ней от меня, но изложил её главному инженеру, как свою. Я хочу, чтоб вы это знали.
- Хорошо, Ноам. Благодарю за информацию. Посмотрим.
Возможно, моё разоблачение показалось Яакову сомнительным. Я сделал его слишком поздно. Но как ему объяснить, почему раньше оно казалось мне неприемлемым? Потому, что тогда я ещё не побывал у Деборы? Зато сейчас… Сейчас оно представлялось мне просто необходимым.
Я передал Дане номер телефона Яакова, сунул мобильник в футляр, висевший на поясе, и отправился к руководителю группы испытаний Ицхаку Картуси.
- Привет, Ицхак. Я хотел бы познакомиться с условиями испытаний авиационного блока.
- Пожалуйста, Ноам. Шеф просил меня оказывать вам максимальное содействие. На этом стенде мы проверяли блок, как автономный узел. Здесь он открыт со всех сторон. А для испытаний в составе всей электронной схемы вон на том стенде он монтируется в закрытом отсеке так же, как в самолёте.
Ещё он показал мне протоколы испытаний, и я заметил, что искажения выходного сигнала возникали в момент достижения максимальной температуры в закрытом отсеке. Хотя она была всего градусов на пять выше, чем в открытом автономном блоке, ни у кого не вызывая опасений.
- А скажите, Ицхак, вы можете проверять характеристики отдельных элементов блока?
- Можем. Но зачем? Они же используются на израильских спутниках и многократно проверены.
Визит к испытателям только укрепил мою веру в исходную гипотезу. Какой-то элемент блока существенно менял свои показатели при повышении температуры на пять градусов. Тот факт, что он работал на спутниках, ещё ни о чём не говорил. Там условия теплоотвода могли быть совсем другими.
На рабочем месте меня ждал Меир из Четвёртого отдела. Он принёс документацию на авиационный блок. Я быстро просмотрел её.
- Здесь нет характеристик некоторых элементов общей схемы блока.
- Ну и что? - возразил Меир. - Их общие параметры мы взяли из каталога. А для чего характеристики, если есть уверенность в надёжности элементов? Они же применяются в космической отрасли.
Я записал обозначения трёх, наиболее важных элементов с неизвестными характеристиками, и пошёл на участок сборки к Михаэлю Шхори. Он меня приветливо встретил.
- Мне нужны эти элементы, - я протянул ему записку с обозначениями.
- И это всё?
- Нет. Необходимо подобрать ещё и аналоги этих элементов. И, кроме того, мне понадобится
один авиационный блок, чтобы внести в него изменения.
- Элементы есть у меня на складе, - обнадёжил Михаэль. – Их аналоги мы подберём по каталогу. Но как я могу дать вам авиационный блок? Во-первых, все они были переданы Эхуду. А во вторых, я не имею права выдать вам блок для изменений. Нужно разрешение высшего начальства.
Элементы, полученные со склада Михаэля, я отнёс на участок испытаний и попросил определить их температурные характеристики. К концу рабочего дня они лежали на моём столе. Теперь сомнений не было. Один из элементов заметно менял выходной сигнал при повышении температуры на пять градусов. Оставалось только заменить его в авиационном блоке подходящим аналогом. Но где взять сам авиационный блок. Обратиться к Эхуду? Не успею я закончить проверку, как он доложит главному, что «мы» устранили дефект. Вразуми, Господи! И вдруг забрезжил лучик надежды. С утра следующего дня я отправился на сборочный участок.
- Михаэль, - начал я после взаимных приветствий, - вчера вы не дали мне авиационный блок, потому, что, во-первых, его у вас нет, а во-вторых, потому, что не имеете права. Но зачем вам понадобилось говорить «во-вторых», если вполне достаточно того, что «во-первых»?
Он удивлённо смотрел на меня и молчал. А я продолжал атаку.
- Вы слышали от главного инженера, к каким последствиям ведёт задержка разработки авиационного блока? Если вы мне поможете, ваше имя одним из первых попадёт в премиальный список.
- Ну да, - сказал он смущённо после некоторой паузы, - вы поймали меня на слове. Есть у меня один экземпляр. Я всегда делаю неучтённый резервный образец. Это меня не раз выручало.
- Прекрасно, Михаэль. Сейчас я покажу вам на принципиальной схеме блока, какой элемент нужно исключить и что вместо него поставить.
Через час я уже был на участке испытаний, и мы вместе с Ицхаком не сводили напряжённых взглядов с приборов стенда. Вот температура воздуха в закрытом отсеке, где располагался исправленный блок, достигла максимума и стабилизировалась, но искажений выходного сигнала не было. Мы
продолжали наблюдение ещё полчаса. Авиационный блок работал безукоризненно.

Яаков позвонил на мой мобильник в начале обеденного перерыва. Я находился в столовой.
- Здравствуйте, Ноам. Я уже в заводоуправлении. Нашли ли вы причину дефекта?
- Да. Нашёл, устранил и провёл испытания. Но главный инженер ещё об этом не знает.
- Значит, я могу прямо идти к главному?
- Наверно, Яаков. Всё самое существенное я вам сообщил.
После этого звонка обед меня уже не интересовал. Теперь всё зависело от Яакова. Не случайно же я втянул его в это дело. Я неуверенно побрёл к кабинету главного инженера. Вразуми, Господи!
В приёмной никого не было. Дана ушла на обед, а Яаков, видимо, уже в кабинете. Мой взгляд остановился на аппарате связи с кабинетом. Я нажал кнопку, и над ней вспыхнул зелёный огонёк.
- Я назначил вам встречу в обеденный перерыв, - зазвучал голос главного инженера, – чтобы спокойно поговорить. Как вы относитесь к предложению поработать у нас консультантом?
- На часть ставки я согласен. Скажем, три дня в неделю по четыре часа.
- Спасибо, Яаков. Но тогда попрошу вас начать работу прямо сегодня.
- Есть какие-то срочные дела?
В это время в приёмную вошла Дана. Она остановилась у двери, а потом, возмущённая, решительно направилась к столу, чтобы выключить аппарат связи с кабинетом. Но я накрыл ладонью кнопку включения и посмотрел на неё с молчаливой мольбой. Она обдала меня осуждающим взглядом.
- Нужно завершить разработку авиационного блока, - ответил главный. – Уже в который раз он не выдерживает испытаний. Ваш преемник, Эхуд Шапиро, пока не справляется с делом.
- Я ведь, Шмуэль, предупреждал. У вас теперь всё время будут подобные проблемы. Начальником отдела следовало назначить Ноама Певзнера. А Эхуд – инженер весьма посредственный.
- Но у меня в то время было о нём другое представление, - возразил главный. - Он пришёл ко мне в кабинет, изложил свою концепцию артиллерийского прицела и попросил не разглашать его авторство. Он опасался, что вы будете тормозить разработку, поскольку концепция придумана не вами. И я, в интересах дела, сам озвучил её. А результат вам известен. Концепция оказалась на редкость удачной.
- Шмуэль, вы глубоко ошибаетесь, - теперь Яаков, очевидно, считал себя вправе говорить всё. – Концепцию прицела разработал Ноам и познакомил с ней Эхуда. А тот сделал то, что сделал.
- Почему же Ноам не протестовал? – искренне удивился главный.
- Потому, что ему пришлось бы оспаривать ваше авторство. На это он не решился. И я тоже.
- Но я никогда не претендовал на авторство! - возмутился главный.
- Не претендовали?! – усомнился Яаков. – Концепция же была представлена от вашего имени.
Я взглянул на Дану. Аппарат связи с кабинетом её уже не интересовал. Она, поражённая услышанным, поглядывала на меня растерянно и виновато.
- Ну, хорошо, - сказал примирительно главный инженер, - всё это прошлое. А что делать сейчас?
- Подключите Ноама к разработке авиационного блока, - посоветовал Яаков.
- Я это сделал ещё вчера. Вы считаете, он может разрешить проблему?
- А если уже разрешил, – допустил Яаков, - вы назначите его начальником Четвёртого отдела?
- Хм. Для этого нужно убрать с должности Эхуда. Но тут же явится представитель профсоюза. За что, мол, наказываете человека? Всего за одну случайную ошибку? Дать человеку должность намного легче, чем потом лишить её. Так вы говорите, Ноам уже мог разрешить проблему? Дана! Вы на месте?
- На месте, - откликнулась она.
- Вызовите ко мне срочно Ноама Певзнера.
- Хорошо, – она, наконец, выключила аппарат связи и обратилась ко мне: - Вы слышали?
- Слышал. Сейчас схожу за авиационным блоком и вернусь.
- За каким блоком? - не поняла Дана, - шеф об этом ничего не говорил.
- Я принесу блок, уже исправленный, безукоризненно работающий.
- Вы действительно такой талантливый, как говорил Яаков?! – улыбнулась она.
- Спасибо, Дана. Ваши слова для меня очень много значат.
Через десять минут я уже входил в кабинет главного, держа в руках исправленный блок.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, Ноам, - Шмуэль внимательно меня разглядывал, а Яаков тщетно сдерживал
усмешку. – Какие новости по авиационному блоку?
- Перед самым обеденным перерывом я всё закончил. Просто не успел ещё доложить вам.
- Что значит, всё закончил? – насторожился главный.
- Значит, выявил дефект, устранил его и проверил результат. Теперь блок вполне работоспособен.
- Это вы так иронизируете? По-вашему, за один-два дня подобное выполнить невозможно?
- Нет. Не иронизирую. Вот исправленный блок, - я положил его на стол, - вы можете проверить.
- Я и проверю, - он решительно встал. – Пойдёмте на участок испытаний. Дана, меня не будет…
- Около часа, - подсказал я.
Когда Шмуэль убедился в работоспособности блока, его лицо, вопреки ожиданию, помрачнело.
- Ноам, подготовьте список участников вашей работы для премирования, - распорядился он, не глядя на меня. - А вы, Яаков, проанализируйте систему организации разработок в Четвёртом отделе. Они не должны впредь допускать подобные ляпсусы.

Я возвращался домой во власти сумрачных мыслей. К предсказательнице Деборе претензий не было. Теперь я использовал свои способности, не забывая о личной выгоде. И Яаков сделал максимум возможного, чтобы помочь мне. А всё кончилось лишь небольшой денежной премией. Наверно, нужна ещё хоть малая толика везения. Дебора этим не ведает. Впрочем, может быть, всё намного проще. Для успешной карьеры нужна рослая фигура, на которой ладно сидит костюм. Как у Эхуда. Да и главный инженер из таких же. А моё положение может даже ухудшиться. Вдруг шеф переведёт меня под начало Эхуда, чтобы предотвратить провалы в работе Четвёртого отдела. И тогда мне не светит ничего, кроме роли безликого творческого донора этих ладных носителей костюмов.
Вдруг я увидел изящную женскую фигуру напротив моего дома. Жёлтая замшевая юбка и серебристо-серая кофточка привлекали внимание приятным сочетанием красок. В нашем плебейском микрорайоне подобную демонстрацию вкуса встретить невозможно. Боже мой, да это же...
- Здравствуй, Шоши! Как ты здесь оказалась?
- Привет, Ноам! Может, я по тебе соскучилась. Ты не хочешь пригласить меня на чашечку кофе?
- Буду очень рад. Пойдём. Но всё-таки?
- Я где-то потеряла одну бриллиантовую серёжку. Скорее всего, у тебя?
- Мы сейчас её поищем.
Я отпер дверь своей квартиры, впустил её и вошёл сам. Затем вставил ключ в замок и повернулся,
чтобы пройти в гостиную. Но она перегораживала мне дорогу.
- Ноам, я тебе хоть немножко нравлюсь?
- Ты красавица, Шоши. А твоя одежда, наверно, прямо от кутюрье?
- Почти, - ответила она уклончиво. – Скажи, ты помнишь наш пятничный вечер? Я всё время ломала голову, может ли он повториться.
- Извини, Шоши, я не улавливаю нить твоих мыслей. О чём ты?
- Я говорю о повторяемости событий. Вот мы вошли в квартиру, как и в пятницу. А что потом?
- Потом мы целовались, - пробормотал я с недоумением.
- Конечно! – в этом слове было что-то восторженное.
Она положила руки на мои плечи, закрыла глаза и прижалась губами к моей щеке. Подобное поведение, наверно, подчинялось какой-то логике? Логике капризной красавицы, которой вдруг захотелось вернуть прошедшее мгновение? И она не стала томить себя бесполезными мечтаниями, а сразу принялась за дело. Мне не удалось довести свои рассуждения до конца. Её губы, лицо и волшебная
аура тела победоносно овладевали моим сознанием. Я страстно отвечал на поцелуи.
- А потом? – она, не отстраняясь, смотрела на меня снизу вверх.
- Я понёс тебя в гостиную…
- Да! Вот видишь, повторение возможно!
Повторение?! Поколебавшись несколько секунд, я подхватил её на руки и понёс в гостиную. У дивана остановился. Мои действия, словно под гипнозом, полностью соответствовали пятничному трафарету. И сознание не сопротивлялось.
- Мне кажется, - заколебался я, - твою модельную одежду ни в коем случае нельзя мять?
- Разумеется. Ни в коем случае.
Я поставил её на пол и нащупал застёжку юбки…
- Ну, как, Шоши, - полюбопытствовал я через некоторое время, лёжа вместе с ней на диване, - повторение тебя не разочаровало?
- Совсем наоборот.
- А как же бриллиантовая серёжка?
- Она лежит за ножкой дивана. Посмотри, пожалуйста.
Я встал, натянул на себя минимум одежды и присел на корточки у ножки дивана.
- Ничего не нахожу.
- Ты не там ищешь, - она поднялась и подошла ко мне. - Посмотри за задней ножкой.
Я последовал её совету и, к своему удивлению, сразу же нащупал пропажу.
- Нашёл! Но если ты так хорошо знаешь, где она лежит, значит, ты… - я замер, не окончив фразы.
Передо мной стояла она. Обнажённая. Фантастически ослепительная и вполне реальная.
- Что же ты стоишь, Ноам? Прикрепи её, пожалуйста, к моему уху.
Она не могла не сознавать производимого впечатления. Неуверенными движениями я выполнил её просьбу. А вслед за этим… покрыл поцелуями её шею, плечи, грудь. Неуправляемый водоворот любви снова кружил нас в своём стремительном движении.
Но вот волна страсти схлынула, и наступила тишина. Она первой прервала паузу.
- Ноам, как у тебя дела на работе?
- Почему ты спрашиваешь? – удивился я.
- На улице я наблюдала за тобой, прежде чем ты меня заметил. Ты был очень мрачный.
- Я и забыл, Шоши, что ты профессиональный психолог. От тебя ничего не скроешь. Ты права.
- В чем я права? У тебя неприятности?
- В общем, да. Меня обошли повышением по службе. Обычные производственные дрязги.
- Твоего главного инженера зовут Шмуэль Гило?
- Да. А откуда ты знаешь?
- Ты же сам сказал, что от меня ничего не скроешь, - и неожиданно добавила: - Мне пора.
Она отказалась от ужина, только выпила чашку кофе. И отвергла предложение отвезти её домой.

Утром я окунулся в атмосферу работы. Дефект авиационного блока был устранён. Мне никуда не нужно было торопиться. Я включил компьютер и открыл файл своей текущей разработки. В начале одиннадцатого позвонила Дана и пригласила зайти к главному инженеру. Ну да, я забыл. Он же просил подготовить премиальный список. Мне пришлось спешно составить его.
В приёмной Дана одарила меня своим вниманием. Последние события заметно изменили её отношение ко мне. И Шмуэль сдержанно улыбнулся при моём появлении, чего за ним раньше не наблюдалось. Он указал мне на стул и продолжил свой разговор по телефону. Потом положил трубку и смотрел на меня с непривычным дружелюбием.
- Ноам, так вы, оказывается, родственник моей жены?
- Не очень близкий, - выпалил я от неожиданности.
- Не скажите, - возразил он, – она вас считает полноценным родственником. Вы же вместе росли?
- Да, - пробормотал я.
- Почему же вы мне об этом не говорили?
- Вы могли бы подумать, что я рассчитываю на какое-то особое отношение.
- Нет, вы посмотрите, какой скромник? – иронически умилился он. – Да вы и без того заслуживаете особого отношения, как талантливый инженер. Я принял решение назначить вас начальником Четвёртого отдела. Для этого есть все основания вне какой-либо связи с родственными отношениями.
- А как же Эхуд Шапиро?
- Он возглавит отдел патентов. Начальник этого подразделения вскоре уходит на пенсию.
Я вышел от главного, обуреваемый противоречивыми чувствами. Значит, вчера вечером Шоши поговорила с мужем обо мне. Он, видимо, ни в чём не может ей отказать. Мысль о том, что карьерой я обязан любовнице, особого восторга не вызывала. Увы, такова жизнь. Может быть, это и есть удача,
до сих пор упрямо обходившая меня стороной.
В приёмной, на аппарате связи с кабинетом, горел зелёный огонёк. Значит, Дана всё слышала. С
моим появлением она выключила аппарат и встала.
- Поздравляю с новым назначением, Ноам. Очень рада за вас.
Возможно, это время было благоприятным, чтобы добиться успеха ещё в одной сфере. В своём возрасте я всё чаще подумывал о женитьбе. Умная и сдержанная Дана, как нельзя лучше, соответствовала требованиям к будущей супруге. Правда, в последнее время на горизонте моей личной жизни появилась Шоши. Но, во-первых, она была замужем. А, во-вторых, её взбалмошный характер и неоднозначный жизненный опыт явно диссонировали с моими представлениями о надёжном семейном счастье. Нет, Шоши, при всей её красоте, воспринималась, как нечто второстепенное. Она больше годилась на роль пикантной наперсницы преходящих развлечений молодости.
- Спасибо, Дана. А что у вас новенького?
- Ничего. Обычная, повседневная работа. Разве что, вот, - она взяла со стола красочный рекламный листок, - в Израиль приезжает Мадонна. Хотелось бы сходить.
- Замечательная певица, - подхватил я тему. – Но билета у вас ещё нет?
- Нет.
- А сколько билетов вам нужно?
- Всего один.
- Знаете что, Дана? Поручите это дело мне.
- Была бы вам очень благодарна, - просияла она.

Шоши пришла только на следующий вечер. Её появление вызвало в моей душе радостный отголосок, совсем не соответствующий тому значению, которое придавало ей моё сознание. На ней был новый, изящный наряд, и у меня мелькнула нескромная мысль, что мять его ни в коем случае нельзя.
- Добрый вечер, Шоши! Рад тебя видеть.
- Привет. Как ты думаешь, зачем я пришла?
- Может быть, искать потерянные драгоценности?
- Ты ошибаешься, Ноам. Я не могу забыть чудесный вкус твоего кофе. Как ты его готовишь?
Мы вошли в квартиру. Я сварил кофе и разогрел свои любимые сдобные пирожки с творогом, лежавшие в холодильнике. Мы сели за стол.
- По-моему, Шоши, я кое-чем тебе обязан.
- О чём ты, Ноам? – это было такое невинное удивление. Как же они обожают игру!
- Ты причастна к моему служебному росту. Мне это точно известно.
Она пила кофе, и её лицо оставалось непривычно серьёзным.
- Я знаю, Ноам, тебе тяжело сознавать, что своей карьерой ты кому-то обязан. Но твоё новое назначение вполне заслужено тобою самим. Я, может быть, лишь чуть-чуть ускорила события.
- Как это произошло? – меня разбирало любопытство.
- Очень просто. Я, как бы, между прочим, сообщила мужу, что у него работает Ноам, сын моей двоюродной тёти, с которым мы вместе росли. А он удивился и сказал, что ты талантливый инженер. И какая, - спрашиваю, - должность у этого гения? Оказывается, всего лишь руководитель группы.
Шоши положила в рот кусочек творожного пирожка и стала запивать его кофе. Я, молча, ждал.
- Тут Шмуэль объяснил мне, - продолжила она, - что в должности повышают не самых способных, а тех, кому покровительствует влиятельный человек. А я, - спрашиваю, - для тебя человек влиятельный? Он смеётся. Ты, - говорит, - самый влиятельный. Так в чём же дело?
- Вот видишь, Шоши, я должен благодарить тебя, - последние слова дались мне не без труда.
- Нет, Ноам, лучше никогда больше не упоминай об этом.
- Почему?
- Ты по праву получил то, что заслуживал. Задержка с повышением была несправедливостью. А моё участие лишь подчёркивает это. Ты можешь меня возненавидеть.
Её красота как бы отступила на второй план. А на первом остались проникновенные, серые глаза, освещённые работой мысли.
- Шоши, я восхищался твоей внешностью. А у тебя ещё и душевная тонкость! И ум!
- Да-да. Капризная красотка, которая вешается на шею первому встречному. Рич бич (по-английски
- богатая сучка; А. Б.). Такой ты меня видел?
За столом воцарилась неустойчивая минутная тишина.
- Когда Шмуэль сказал, что ты талантлив, - прервала она паузу, - я огорчилась. Его слова подтверждали моё подозрение. У тебя редкое несоответствие между внешностью и душой. Таким людям
трудно жить на свете. Но я и обрадовалась.
- Чему же?
- Тому, что мы с тобой поразительно похожи.
- Шоши, ты говоришь непостижимые вещи. Сходство между яркой красотой и серой безликостью?
- О! Да ты полон болезненных комплексов. Но пойми, человек, как и любая сущность, имеет форму и содержание. У нас обоих они кричаще не соответствуют друг другу. В этом наше сход-ство.
- Шоши, можно тебя поцеловать? – я инстинктивно искал какую-то разрядку всрыхнувших эмоций.
- Что?! – не поняла она. – Нет. Иначе не удастся объяснить главное. Я совсем нелегкомысленная. И влюбляться-то мне пришлось всего два раза, первый раз ещё в классе хет (восьмой класс; А. Б.). Но люди видели во мне легкомысленную красотку. Со временем, я стала даже подыгрывать им.
- Шоши, извини за нескромность, ты не сказала, когда влюблялась второй раз.
- Вот сейчас, - она взглянула на моё удивлённое лицо и встала. – Нам встречаться ни к чему. Я только хотела объясниться. Мне пора.
- А как же кофе? – я неосознанно пытался задержать её.
- Он прекрасный. Если я и появлюсь здесь ещё когда-нибудь, то только из-за кофе.
- Шоши, я отвезу тебя.
- Не нужно, мой милый. Всего хорошего.
Она ушла, оставив меня наедине со своими мыслями. Я старался не углубляться в их анализ. Только ухватился за её слова о бессмысленности наших дальнейших встреч. Разумеется. Никаких перспектив у них не было. Эту страницу моей жизни нужно было считать перевёрнутой.

В пятничный вечер мы с Даной ходили на Мадонну. Потом гуляли по городу. Меня безотчётно тянуло на Ибн-Гвироль. Когда Тель-Авив называют «городом без перерыва», в первую очередь, имеют в виду эту улицу. Её красивые здания, цепь неоновых огней, бесчисленные рестораны создают ощущение непрерывного праздника.
- Дана, вы бывали здесь в каком-нибудь ресторане?
- Я несколько раз была в ресторане, но не здесь. Это очень дорогая улица. Мои родители - скромные служащие, а сама я начала зарабатывать совсем недавно.
- Значит, вам будет интересно. Давайте заглянем сюда в следующую пятницу. Я приглашаю.
- По какому поводу? – кажется, приглашение ей понравилось, но сразу принять его она не решалась.
- Отметим моё новое назначение.
- Да, - смутилась она, – такой повод трудно игнорировать.
- Очень рад, Дана. Спасибо.
Я отвёз её домой. Наши отношения только начинались, и мне не хватило решимости поцеловать её.
На следующей неделе меня всецело занимали мои новые обязанности начальника Четвёртого отдела. Чаще приходилось бывать у главного инженера. И каждый раз в его приёмной я встречался с приветливой Даной. Мы оба постепенно привыкали к новому статусу наших отношений. Но по дороге домой мой взгляд невольно задерживался на пустующем месте, где когда-то меня ждала Шоши. И я говорил себе, что это правильно, что это единственный приемлемый вариант развития событий.
Наступила следующая пятница. Мы с Даной отправились в ресторан. Всё прошло, как нельзя лучше. Потом я отвёз её домой и, прощаясь, поцеловал в щеку. Ещё несколько таких вечеров, и можно будет сделать ей предложение.

В понедельник я возвращался с работы. Мой взгляд уже не задерживался на месте вероятного появления Шоши. Со времени нашей последней встречи прошло около полумесяца. И вдруг… Это была она. На том самом месте. Моё сердце забилось с удвоенной частотой. Почему?!
- Добрый вечер, Шоши!
- Привет. Ты мне не рад?
- Ну, что ты? Я сейчас угощу тебя своим кофе. Такого больше нигде нет.
Я открыл дверь своей квартиры, пропустил её вперёд, вставил ключ в замок. Потом повернулся и…
мы бросились друг к другу в объятия. Я покрывал поцелуями её лицо, по которому катились слёзы. Через минуту мы уже были на диване. Но ураган чувств, отсчитав положенное время, возвратил нам
спокойствие и способность мыслить.
- Я продержалась целых две недели, - говорила она тихо, положив подбородок на мою грудь, - а потом вдруг поняла, что готова на всё.
- На что ты готова?
- Если хочешь, я останусь у тебя навсегда.
- Ты в состоянии променять своё шикарное жильё в северном Тель-Авиве на эту убогую дыру?!
- Без колебаний.
- А как насчёт беззаботной, праздной жизни с обилием дорогих нарядов и драгоценностей?
- Я никогда к ним не стремилась. Лишь снисходительно принимала их.
- И ты готова пойти работать?
- Конечно. Тут по соседству есть пиццерия. Пойду туда буфетчицей.
- Шоши, эта пиццерия – место сосредоточения нелегальных иностранных рабочих и бездомных.
- Ну и что? Я буду подавать им кофе, и думать о нашей любви.
- Но зачем же тебе, психологу с университетским дипломом, пиццерия? Так романтичней?
- Ноам, ты смеёшься надо мной? А я, между прочим, поняла, в чём смысл жизни.
- И в чём же он?
- В том, чтобы любить простого, надёжного парня, которому можно бесконечно верить. Настоящего, который, в случае чего, не испугается никакого Голиафа. Как ты.
- А если завтра тебе встретится какой-нибудь другой надёжный и смелый парень?
- Ноам, почему ты такой жестокий? Ты не хочешь понять, я совсем не такая, какой кажусь внешне. Я люблю тебя и буду любить всю жизнь. Знаешь, о чём я мечтаю?
- О чём?
- Мне хотелось бы родить тебе шестерых детей.
Я молчал. Эта удивительная женская красота, страстная любовь и почти неправдоподобное счастье вдруг падали мне прямо под ноги. К таким подаркам я не привык. Моя жизненная программа предусматривала собирание личного благополучия по крупицам, с полным напряжением сил и воли. Именно так, с кропотливым усердием приходилось мне строить свою карьеру! И столь же ответственно я относился к созданию семьи! Но всё это ничего не стоило?! Такая вот романтическая дамочка могла в одно мгновение отправить к чертям собачьим все плоды моих многотрудных усилий?!
- Ноам, почему ты молчишь?!
- А что ты хочешь от меня услышать?
Установилась пауза. Но я ощущал себя человеком, держащим в руке гранату с выдернутой чекой.
- Скажи, Ноам, у тебя ведь, наверно, есть девушка?
- Есть.
- Боже мой! И ты, как человек основательный, собираешься на ней жениться?
- Ну, в общем, да.
Она заплакала. Не демонстративно, не навзрыд, а тихо, уткнувшись лицом в подушку.
- Прости меня, Шоши, - забормотал я. – Пожалуйста, не плачь. Пойдём пить кофе. Там и поговорим.
- О чём?! – она подняла на меня заплаканные глаза.
Потом она сходила в ванную, быстро оделась и подошла к двери.
- Мы с тобой, Ноам, больше не увидимся.
- Почему, Шоши? – задать подобный вопрос можно было только в состоянии полной растерянности.
- Ты не умеешь летать.

На работе меня захлёстывали дела. Авиационный блок благополучно проходил очередную стадию испытаний. Сегодня главный инженер собирал нас для предварительного ознакомления с темами предстоящих разработок. Я пришёл в приёмную попозже, чтобы не шокировать Дану своим подавленным видом. Но это не удалось.
- Ноам! – позвала она, когда мы выходили из кабинета главного.
- Привет, Дана. Я так опаздывал на совещание, что даже не подошёл к тебе. Извини.
- Ноам, ты болен?
- Есть немножко. Похоже на простуду. А что, это заметно?
- Да. В обеденный перерыв я принесу тебе таблетки. Простуду лучше подавить в самом начале.
- Спасибо, Дана.
События вчерашнего вечера сумрачной тенью висели надо мной. Когда я шёл домой, диалог с Шоши продолжал звучать в моих ушах. «Ты не умеешь летать». Может быть, она права?! Я погряз в низменных, земных заботах. Чтобы это понять, нужно взлететь и взглянуть на свою жизнь с высоты.
Мне плохо спалось. Шошины фразы то и дело всплывали в воспалённом мозгу. «Ноам, почему ты такой жестокий? Ты не хочешь понять, я совсем не такая, какой кажусь». «Знаешь, о чём я мечтаю? Мне хотелось бы родить тебе шестерых детей». К утру я всё понял. Я люблю её, капризную, нелогичную, неадекватную. Эта любовь была выше и важнее всего остального. Она заслоняла собою всё.
Ни о чём другом думать уже было невозможно. Если сегодня после работы я увижу её на прежнем месте, подойду и скажу: «Добрый вечер, Шоши! Ты знаешь, я научился летать!». Потом возьму её на руки и понесу домой через улицу. Но ничего подобного не произошло. Промелькнул день, и передо мной снова возникла перспектива мучительной ночи.
Я уснул и увидел Шоши, ослепительно красивую, в жемчуге и бриллиантах. Она смотрела на меня с молчаливой грустной улыбкой и постепенно удалялась. Я протянул к ней руки: «Шоши! Я люблю тебя! Не уходи!» Но она продолжала удаляться, и я проснулся. Было около четырёх часов ночи. Почти сразу же зазвонил телефон.
- Ноам, это вы? - послышался знакомый голос главного инженера.
- Да. Что случилось, Шмуэль?
- Вечером Шоши попала под машину. Она сейчас в реанимации.
- Что с ней?
- Врач говорил, её травмы несовместимы с жизнью.
- Что вы сказали, Шмуэль?! Как это понимать?!
Несколько секунд телефон молчал. Слышались какие-то отдалённые голоса.
- Ноам, - снова раздался голос Шмуэля, - она пришла в себя и хочет видеть вас.
- Я сейчас же приеду. Но по какому адресу?
- Больница Тель-Ха-Шомер, отделение реанимации.
В мгновение ока я оделся, выбежал на улицу и сел в свою машину. В коридоре больницы стояли
несколько человек, включая Шмуэля и медсестру. Я поздоровался.
- Это он, - Шмуэль указывал медсестре на меня.
Она тотчас скрылась в реанимации, но вскоре приоткрыла дверь и жестом пригласила меня войти.
- Больная в сознании. У вас не более минуты.
Шоши лежала с закрытыми глазами, опутанная трубками и проводами систем жизнеобеспечения. Я
осторожно дотронулся до её руки. Она открыла глаза и едва заметно улыбнулась уголками губ.
- Прости меня, Шоши! Я люблю тебя! Мы больше никогда не расстанемся. Ты научишь меня летать
и родишь мне шестерых малышей.
- Я счастлива, - еле слышно прошептала она.
Её рука лежала в моих ладонях, когда вдруг у меня возникло ощущение, что её больше нет.
- Шоши! Я люблю тебя! Не уходи! – это было невольное повторение из недавнего сна.
В это же мгновение появились два медика и занялись восстановлением работы её сердца. Я отошёл к двери, и со мной произошло то, что трудно было даже предположить. Я заплакал навзрыд. Это был нервный срыв. Меня куда-то повели, уложили на кушетку, сделали укол.
Шоши скончалась часа через полтора после моего визита. Впоследствии я присутствовал на суде над водителем, который её сбил. Это был сорокапятилетний отец многодетного семейства, не имевший ни одного замечания от дорожной полиции. Два свидетеля происшествия утверждали, что Шоши появилась пред автомобилем настолько внезапно, что водитель ничего уже не мог сделать. То же самое показала видеозапись происшествия, сделанная камерой наружного наблюдения банка, напротив которого произошла трагедия. Шоши шагнула с тротуара прямо под автомобиль, даже не глядя в его сторону. Так мог вести себя человек в состоянии сильного стресса. Я, наверно, единственный, догадывался о его причинах. Водителю дали год условно.
Любовь и смерть Шоши потрясли меня. На висках появилась седина. Я утратил прежний энтузиазм, надел кипу. Хотя, ревностный блюститель ритуалов иудаизма из меня не вышел. Моё обращение к
религии носило скорее мировоззренческий характер. У нашей жизни, наполненной заботами о материальном благополучии, должен был быть какой-то более высокий смысл. Я это чувствовал.
Прошло семь лет. Для душевных ран нет ничего, целительнее времени. Жизнь постепенно вошла в русло. Возглавляемый мною отдел преуспевал. После систематических провалов в работе нескольких смежных отделов, руководство нашего концерна пригласило из Соединённых Штатов экспертов по кадрово-организационным вопросам. Поработав около двух недель, они представили рекомендации, включавшие предложение назначить меня главным инженером вместо Шмуэля Гило.
Примерно через год после гибели Шоши Шмуэль снова вступил в брак. Оказавшись перед перспективой увольнения, он активизировал прежние связи и вскоре занял важный пост в партийной иерархии Аводы. Впоследствии даже прошёл в кнессет. Для него, хорошего организатора, но никудышного инженера, новое поле деятельности было предпочтительным. А меня назначили главным инженером.
К тому времени я уже был женат на Дане. У нас сложились уважительные и тёплые отношения, родилось двое детей. Но мне хотелось бы, чтоб их было шестеро. Эту цифру когда-то обозначила Шоши. Три мальчика и три девочки. Мальчики вырастут и будут защищать страну от бесчисленных врагов. А девочки выйдут замуж и приумножат наш народ. И жизнь моя будет прожита не напрасно.
Иногда у меня возникает странное ощущение, что все эти важные события - служебный рост, рождение детей, происходят как бы без моего участия. Что, после мощного исходного импульса, жизнь просто продолжает катиться по инерции. Как будто я, энергичный, эмоциональный и амбициозный, остался где-то в прошлом, в плену Шошиной любви. Даже неожиданное назначение на должность главного инженера не вызвало у меня особых эмоций.
А Шоши навсегда осталась в моей жизни, как незатухающее эхо. Воспоминания о ней приводят
меня к мысли, что человеческое счастье существует. Но в тот единственный момент, когда оно постучит в дверь, нужно быть готовым к встрече с ним. А у меня такой готовности не было. И я начинаю понимать, что, помимо карьеры, дома и всего, что нас окружает, есть ещё что-то, неизмеримо более высокое, значимое и прекрасное. Я закрываю глаза, и перед моим внутренним взором возникает ослепительно красивая девушка, в жемчуге и бриллиантах. Она смотрит на меня с грустной улыбкой и начинает удаляться. И губы невольно шепчут: «Шоши! Я люблю тебя! Не уходи!»