ВО ИМЯ




НЕДОЖИВШИХ






МОИ ПЕРВЫЕ РАССКАЗЫ
 
1.
…ЖУЛИКИ КОЛЫМСКИЕ…
Каждый раз, проезжая по мосту Патона на левый берег Днепра, на котором раскинулись жилые массивы Дарницы – Русановка и Березняки, мой взор всегда набегал на старые постройки, которые навечно вписались в пейзаж киевского приднепровья, и верно служат и будут служить городу. И светлая память тем строителям, которые всё это построили для киевлян в те Советские времена за символическую плату, почти задаром, надрывая своё здоровье, а порой и отдавая свою жизнь, на одном интузиазме. Это мост имени Патона, по которому я сейчас еду и железно-дорожный мост, который справа, раскинул свои фермы, как крылья, от левого берега Кухмистерской слободки до правого берега Выдубичей.
Про эти Выдубичи мне отец рассказывал такую быль и не понаслышке он это знал, а ему рассказывал его дед по матери, который брал подряды в Киево-Печерской Лавре и читал старинные летописи: во времена Киевской Руси, после того, как князь Владимир Великий крестил на берегу Борисфена киевлян, он приказал своей боевой дружине сбросить в реку двенадцать деревянных языческих Богов(идолов), которые стояли вдоль дороги на спуске от храма к реке(Днепровский спуск). А сторонникам старой религии, оттеснённым вооружёнными воинами, не сумев оказать сопротивления, оставалось бежать за ними, провожая их вдоль берега с возгласами:
- Вы Дубни! Вы Дубни!
К бегущим присоединялось всё больше и больше русичей и они бежали вслед за уплывающими Дубнями, и взывали к ним с молитвами. Бежали за ними до тех пор, пока они не скрылись в водах реки. Здесь они остановились и взирая в тёмную, холодную воду, застыли в ожидании и молитвах. Со всех окрестностей прибывало всё больше и больше народу и это место обустраивалось временными жилищами сторонников старой религии.
А само слово, Вы Дубни, отец разъяснял так:
- В те времена верующие люди, когда шли молиться в храм, поднимаясь по спуску, уже здесь начинали молиться своим Богам, которые их встречали по дороге, чтобы они им дали сил дойти до храма. Люди были ужасно уставшие, шли пешком, многие из далёка-далёка. И в народе этих Богов, сделанных из дуба называли –Дубни, а за то, что они изображали Богов, то к ним обращались на- Вы. И простые люди не зная разницы между двенадцатью Богами, к любому Богу обращались одинаково:
- Вы Дубни, спасибо за удачную охоту, за хороший урожай, за сына и такое прочее. При этом поднимали руки над головой и опускали их вниз, соединяя их ниже пояса и делая поклон. Другие, не имея сил, падали на землю на колени и тоже молились. Вот это название и дошло до наших дней. А Советские историки трактовали слово, Выдубичи, со словом –выдубни, то есть, вынырни, покажись из воды.

Собрав большое количество народа, вооружившись, чем могли, они пошли войной на дружины князя и началось братское кровопролитие. Вооружённая и обученная дружина побеждала во всех побоищах с толпами повстанцев, которых было намного больше. Мертвых сносили к реке и бросали в ледяную воду.
Этим событиям предшествовали ещё более страшные деяния. Пользуясь человечной добродушностью населения и безотказной гостеприимностью, земли русичей заполонили иностранные миссионеры. Пробираясь везде и всюду, они вокруг селений, в лесах, высаживали хмель и учили людей, как с этого зелья делать брагу. Это дело набрало таких ужасающих масштабов, что люди целыми деревнями покатом валялись хмельными, по нашему пьяными. Заехав со своей дружиной в одно селение и увидев такое зрелище, князь Владимир приказал всех хмельных грузить на телеги, (потом стали зваться – подводы), свозить к берегу и бросать в реку. На многих это действовало отрезвляюще, но и многие, беспомощно карапкаясь в воде, остались навеки лежать в реке.
Потери были настолько велики, что можно было по трупам перейти через Борисфен, который со временем в народе стали прозывать ДнеПро, то есть по ДНЕПРОйду.

…Вот проезжаю двух-этажную, старую милицейскую постройку, сейчас это городской клуб милиции и на меня нахлынули воспоминания детства. Хотелось бы рассказать про один случай, который произошёл на Кухмистерской слободке. В Киеве, на родине моего отца, мы сначала жили у бабушки, Татьяны Алексеевны(мамы отца). Было очень тесно в двух комнатах, потому что у бабушки было ещё три взрослые дочки и сын. Эти две комнаты в коммуналке бабушка получила по ордеру, который выдали отцу за освобождение Киева. А по соседству жила бабушка, Екатерина Павловна, в таких же двух комнатах. Она их получила за мужа, он тоже освобождал город от немцев, на себя и двоих сыновей. Через месяц муж погиб на фронте. Через какое то время взяли на фронт обоих сыновей и они тоже погибли. Она очень горевала и высказывала моей бабушке, что её сын вернулся с войны и часто приставала к моему отцу:
-Вот скажи, Саша, ну как так может быть , ну как так может быть? –а слёзы так и лились с её глаз.
–В первом бою обоих убил, что они воевать не умели? Если не умели, почему не научили? Вот ты, прошёл фронт, плен, Колыму и домой живой и невредимый вернулся.
–Да вы не плачьте, Екатерина Павловна, - успокаивал её отец,
-Умели они воевать. Под авианалёт попали, вот и погибли ваши соколики. А командиры прошляпили, не спрятали вовремя бойцов.

Бабушка Таня уговорила родителей покрестить меня в Андреевской церкви. Долго она переубеждала моего отца. Нахваливала батюшку Владимира, настоятеля церкви:
-Молодой, а такой умный, “далеко” пойдет, “высоко” поднимется.
Я часто потом ходил к Андреевской церкви. Рядом с ней , немного ниже по Андреевскому спуску, были размещены церковные постройки. В них жили батюшка и церковные служки.
Во дворе находился волшебный колодезь, в котором была лечебная вода, насыщенная серебром- святая вода. Эту святую воду я ходил покупать для бабушки. Монах доставал воду с колодца в серебряном ведёрке для нужд церкви и для прихожан. За литровую баночку воды бабушка давала мне 10 копеек для того, чтобы я отдал божьему человеку. Когда я приносил воду, получал от бабушки деньги на мороженое. Кто со мной ходил за компанию, с тем я делился мороженым. Желающие со мной прогуляться всегда были, хотя и идти было далеко, от Хоревой улицы, по Георгия Ливера, потом вверх, по Андреевскому спуску и назад. Когда мы переехали на слободку, мне нравилось приходить к бабушке в гости, она всегда была ко мне приветливая и ласковая, всё время старалась не отходить от меня, всегда хотела меня чем то угостить. А когда мы бывали с сестрой, то Надежде гостинец припадал побольше, потому что она была на четыре года старше. А она быстренько своё съест и начинает клянчить у меня и разными хитростями всё таки у меня выманывала. Её даже взрослые стыдили, чтоб она меня, маленького, не дурила. Когда бабушка меня целовала, я её очень сильно обнимал и целовал. Когда мы расставались, она всегда садилась на корточки возле меня и рассматривала меня, и любовалась мною, и опять меня целовала и всегда шёпотом, на ухо, спрашивала:
- Ты любишь маму?
-Угу.- отвечал я ей по секрету.
–А папу? –продолжала бабушка.
–Угу, люблю.- отвечал я и гладил её седые волосы, и прижимал я её к себе со всей силы, и жалел, жалел, потому что лицо у её было очень грустное, глаза были залиты слезами горечи и печали. Она очень много натерпелась за годы войны. Её муж, мой дед, с начала войны пошёл воевать, так и не вернулся. Старший сын, мой отец, эвакуировался с “Арсеналом” в Воткинск, но в Саратове сошёл с поезда и пошёл в военное училище, а потом на фронт. И письма в оккупированный Киев не доходили. И она одна осталась с четырьмя детьми на руках. Предмостную слободку, где они жили, немцы разбомбили и они остались без жилья. Во время оккупации, по немецкой агитации, шла вместе с детьми в колонне для отправки на обитованные земли, шли в Бабий яр. Да спасибо её брату Максиму, он был подпольщиком, успел её из этой колонны вывести, а то бы тоже к еврейскому геноциду причислили.

Когда мои родители решили не ехать в Магадан, а оставаться в Киеве, мы переехали на квартиру, в частный дом на Кухмистерской слободке. Вот эта слободка и находится на левом берегу Днепра, справа от моста Патона, а дальше росла березовая роща. Сейчас на этом месте расстраивается и до сих пор жилой массив- Березняки, названный в честь загубленной рощи. Эта слободка и сидит занозой в моей детской памяти. С Кухмистерской слободки на Подол, где проживала бабушка, ехать трамваем было долго, потому что трамваи ходили редко и медленно. Народу в вагон набивалось очень много, было душно и не хватало свежего воздуха. Люди постоянно спорили и ругались по всяким пустякам, бывало такое, что и дрались. На остановках трамвай стоял долго- люди “вылазили” и “залазили” с руганью и большим усилием. А какие у них были лица? –злые и перекошенные, красные и мокрые от напряжения и духоты. К тому же возле бабушкиного дома был Житний рынок, самый большой и самый дешёвый в городе. Вот мы с мамой и ездили за продуктами на этот рынок и заходили к бабушке в гости. Однажды, перед каким то праздником, мы сначала зашли к бабушке, посидели, отдохнули от трамвайной поездки, попили чаю, а потом пошли с бабушкой на рынок покупать продукты. И очень мне запомнилось, как бабушка покупала курицу. Выбирая живую курицу, она маме поясняла:
-Чтобы выбрать хорошую курицу, поймай её за клюв, если не поймала, значить хорошая курица, не больная. Дай ей пшенички на ладони, если клюёт, значит здоровая, её и покупай. Бабушка купила курицу и мы пошли за ней. Мы шли по базарным рядам под гору, по пути мама покупала с бабушкой остальные продукты. Возле рядов с селёдкой стоял неприятный запах с больших и малых бочек. Селёдки был большой выбор: тут и солёного и пряного посола, в ящиках лежала сухого посола, холодного и горячего копчения, а сколько тюльки, хамсы и салаки. Да такой отличной свежести, да такой вкусной, пальчики оближешь. Со всех сторон продавцы выкрикивали и расхваливали свой товар:
-Тихоокеанская с икрой, разный посол. Подходим, выбираем. –кричала толстенная краснощёкая продавщица в грязном фартуке с папиросой в руках.
–Треска, морской окунь, камбала, свеже-мороженная, только завезли.- перекрикивала другая продавщица, что напротив. Потихоньку мы дошли до самого верхнего края базара,, это место было обнесено старым деревянным забором. Зашли в ворота. Здесь продавали мел, алебастр, цемент, а правее стояла очередь и каждая женщина держала в руках, кто курку, кто петуха, кто гуся, кто что купил. Спереди дядька в халате проворно рубал на колоде головы птице. А рядом сидели женщины и быстренько ощипывали перья. Дождавшись своей очереди, бабушка готовую курицу обвернула в бумагу и мы пошли на выход. Когда мы вышли с базара, на входе продавцов со своими прилавками было еще больше, было очень тесно пройти и каждый выкрикивал и перекрикивал. Расхваливая свой товар:
-Мороженое, пломбир, крем-брюле.- кричала молодая продавщица в беленьком фартуке.
–Мороженое, сливочное, эскимо. –перекрикивала степенная, дородная продавщица в белоснежном халате.
–Вот мы и скупились, Мария, мороженое будешь? –обратилась к маме бабушка.
–Нет, спасибо.- ответила мама, показывая на горло. – А ты, внучёк, будешь мороженое? –нагнулась ко мне бабушка и поцеловала.
–Угу, буду. –обрадовался я.
–За то, что ты был послушный и терпеливый, куплю я тебе эскимо.
Бабушка купила мороженое, развернула “золото” и дала мне.
–Спасибо, Мария, за компанию, пойду домой, немного устала. Я начал есть мороженое, а мама пошла в рыбный магазин, что напротив нас, через дорогу, а мне сказала стоять здесь, есть мороженое и никуда не уходить. Я стоял посреди тротуара, ел мороженое и смотрел по сторонам: - передо мной , на площади, возвышалась заброшенная церковная постройка, когда то здесь был монастырь. По краю тротуара бордюр был побелен и придавал праздничный вид улице. Милиционер в белой форме расхаживал на другой стороне площади, присматривал за порядком. Возле стены монастыря стояла синяя будка по ремонту обуви. Возле будки сидел человек на маленьком возке, он был без ног, в гимнастёрке и хотя на улице было тепло, в телогрейке и зимней шапке, продавал детские игрушки. Вот подъехал автобус и с его стали выходить пассажиры, большинство женщины, в плюшевых куртках и на ногах бурки. Сразу возле продавщицы с мороженым образовалась очередь и кто купил, отходили в сторонку, разворачивали мороженое, а обвёртку бросали в урну и тут же его ели. Ели мороженое и подходили к этому маленькому дядьке и рассматривали игрушки. Кто то покупал. Мне тоже захотелось посмотреть на эти игрушки. Я уже и забыл , чего я здесь стою и что мне наказывала мама. В это самое время я увидел в витрине магазина маму, она помахала мне рукой. Я её увидел и тоже помахал рукой и вспомнил, почему я здесь стою. Теперь я твёрдо решил сбегать и посмотреть на маленького дяденьку и на его игрушки. Быстро перебежал дорогу и остановился в двух-трёх шагах от его. Смотреть долго на ноги стало стыдно и неудобно, ног не было выше колен и они были привязаны ремнями к деревянному возку на шарикоподшипниках. Возле его стоял ящик, укрытый тряпкой, на которой стояло много кукол разного цвета. Дяденька своей большой рукой наклонял куклы и отпускал их, и они сами поднимались и стояли, как солдаты.
–Ванька-Встанька, Ванька-Встанька. -время от времени говорил дядечка. Я всё больше всматривался в эти куклы и на конец- то рассмотрел, это были солдатики с винтовками разного цвета. Заметив меня, что я внимательно рассматриваю игрушки, дяденька оценил меня своим суровым взглядом и кивнил мне:
- Что,”Владивосток”, таких игрушек ещё не видел? – стал рассматривать мою морскую форму и в особенности капитанскую кепку с надписью “Владивосток”, он снова наклонил всех солдатиков и резко отпустил. Они, как по команде, все до одного, в один миг, поднялись.
–Не видел.- закрутил я головой.
–Не видел? Ну тогда держи, дарю.- и протягивает своей огромной рукой мне Ваньку-Встаньку. Я быстренько спрятал руки за спину, внимательней рассмотрел игрушку и развернувшись, побежал и стал на старое место. И стал издалека рассматривать игрушки, а дяденька всё ещё протягивал ко мне руку с Ванькой-Встанькой. Я всё больше напрягал глаза, что бы лучше разглядеть солдатика, что был в его руке. Да так насупился, что прохожие две женщины остановились возле меня и спросили:
-Ты что, потерялся? –спросила одна.
– Такой моряк и плачет. –наклонилась ко мне.
–А где твоя мама? –спросила вторая. Я от неожиданности и приставания, не знал, что делать, что сказать чужим тётям, и я так обиделся, что и на самом деле захныкал.
–Здесь его мама! –услышал я голос своей мамы и обрадовался, когда чужие женщины пошли дальше.
–Ты чего испугался чужих тёть? Они же думали, что ты потерялся, а нужно было им сказать, что ты здесь стоишь и ждёшь маму. Ну, пошли, зайдём к бабушке, я ей рыбки купила.
-Мам, купи мне Ваньку-Встаньку.
–Какого Ваньку-Встаньку?
-Вон, дяденька продаёт.- и показал в ту сторону, где сидел маленький дяденька на возке и продавал солдатиков.
–А ну, пошли! –поворачивает мама в сторону монастыря. Мы перешли дорогу.
–Доброго здоровья.- поздоровалась мама с дяденькой, что продавал солдатиков.
– Какой тебе купить, выбирай быстренько.- подтолкнула меня к игрушкам.
– Я ему хотел подарить, не берёт.- отозвался на разговор дяденька.
–Наверно ваш муж военный моряк, что у мальца такой наряд.- кивнул дяденька на меня.
–Бог миловал. Вернулись с Магадана .А это товарищ мужа в Владивостоке подарил.- посмотрела мама на меня. Я тем временем выбрал себе солдатика: китель синий, штаны белые, а винтовка чёрная.
–По сколько вы продаёте?- спросила мама.
–Я ему так давал, пусть берёт. –махнул рукой дяденька.
–Нет, Нет. Вы в нужде, а мы, слава Богу, остались здоровыми, ещё заработаем.
–По 30 копеек- еле слышно проговорил дяденька, проглотив слюну. Мама дала ему рубль и мы пошли.
-Удачи вам и здоровья- сказал вдогонку дяденька. Только мы отошли от монастыря, я спросил:
-Мам, а куда делись его ноги?
-На войне потерял, он фронтовик-инвалид. Видишь, не попрошайничает, а делает игрушки и этим зарабатывает себе на жизнь. И не пьянствует, как многие, имеет силу воли, с характером.
–Как потерял?- не мог сообразить я, и еле успевал за мамой, которая очень быстро шла.
–Наверное бежал в атаку, взорвался рядом снаряд и оторвало обе ноги.- объяснила мне мама.
–Так это его ранило, а я думал, потерял.- наконец- то я сообразил.

Отец пошёл работать, а мама оставалась дома, вела хозяйство и за нами присматривала. А также она ездила по конторам, оформляла документы на получение земельного участка под строительство нашего дома. Когда получили земельный участок, сколько было радости. В выходной день все вместе ездили смотреть. У нас участок оказался возле горы, и отец нанимал бульдозер и срезал гору. Вокруг были одни пески и кое-где росла лоза. Уже заканчивалось лето и решили начинать стройку с весны, но произошёл непредвиденный случай, который заставил быстро уезжать с Кухмистерской слободки и строить времянку.

На Маковея родители решили отпраздновать получения участка под застройку и пригласили гостей. Отец с хозяином дома, где мы жили во времянке, с младшим братом пошли на рыбалку и наловили много рыбы. Мама с женщинами приготовила очень вкусный обед. Чтобы не толкаться в маленькой комнате, несколько столов поставили во дворе и вышел большой стол. Мужчины выпивали, закусывали и курили за столом, на свежем воздухе. Погода была тёплая: то солнышком светило, то тучки пролетали с лёгким ветерком, и хоть побаивались дождя, его так и не было. У всех было прекрасное, праздничное настроение. Все ели и в особенности хвалили жареную рыбу. Рыба была, действительно, очень вкусная, за уши не оттянешь. Двор не был обнесён забором, а только стояли столбы, соединённые жердями. Сразу за участком лежали брёвна и я часто на них игрался с машинками, когда земля была холодная или мокрая. Ко мне приходил поиграть Вася, он с родителями жил напротив нас, через площадь. Он был на два года старше меня, но со своими ровесниками он не дружил, они его обижали. Я ему давал играться своими машинками, потому что у него своих не было, родители ему не покупали. И ему со мной было хорошо, я был маленький, не жадный и не разбышака, как остальные. Вот он ко мне и приходил. И ещё, он всегда хотел есть. Мама даёт мне булку с маслом и у его спрашивает:
-Вася, ты дома ел?
-Тики шо.- обманывал дружёк.
–А ты булку с маслом будешь, как у Володи? –допытывалась мама.
–Буду.- не отказывался Вася.
Мама ему тоже сделает булку и мы вдвоём весело уминаем. Родители говорили, что он всегда голодный ходит, дома есть нечего. У них была корова, но всё молоко мать продавала людям, и ещё ходила на работу, -деньги нужны были на стройку. Моя мама у них тоже покупала молоко, потом стала покупать у другой хозяйки, потому, что тётя Галя, так звали Васину маму, стала молоко разбавлять с водой.
Вот он и любил приходить ко мне, и мне было веселее, было с кем поиграть. И он у меня не клянчил, как моя сестра. В тот день Вася тоже пришёл ко мне и стал меня поджидать , похаживая по брёвнам. Отец увидел его и говорит маме:
-Маруся, посади дружка, пусть поест жареной рыбки. Мама позвала Васю к столу, но он не захотел идти, постеснялся людей. Как только мама не просила сесть за стол, он не захотел. Тогда мама наложила в тарелку жареной рыбы, хлеба и отнесла ему, усадила на брёвна и уговорила его поесть, нахваливая рыбу. Он быстро поел и стал дальше ходить по брёвнам, поджидая меня. В это время увидела его мать и помахала ему рукой, и он побежал домой.
–Ну чого ти там бігаєш, га? – встретила Васю мать.
–Я пішов погуляти до Володі.- наклонив голову, ответил Вася.
–Ти ж бачиш, гості за столом сидять, Володя їсть. Може й ти їсти хочеш? На ось, парного молочка, в них такого не має. – и наливает в кружку молока.
–Не хо, я в них риби смаженої наївся.- отказывался Вася.
–На, випий молочка, а то люди скажуть, що я тебе зовсім не годую.

Гости у нас за столом о чём -то дружно беседовали, когда долетели до нас крики и вопли тёти Гали:

- Людонькі добрі, колимські баньдюгі мого синочка отруїли. Дивіться, люди добрі, мого синочка, Васю, ці жульмани магаданські отруїли.

Да так истерично и пронзительно она кричала, что все соседи стали сбегаться в её двор. Побежали и мои родители с гостями и я следом за ними. Когда я прибежал, Вася лежал на стугеньках крыльца, лицо-бледное, руки трясуться и еле слышно стонал.
–Ты ему что то давала есть?-спросил, запыхавшись отец.
–Нічого не схотів, ви ж його рибою накормили.- ответила тётя Галя. Отец потёр ладонями по Васиным ушам. Он пришёл в себя и открыл глаза.
–Вася, ты что ел дома?- спокойно спросил отец.
-Нічого, тільки молока попив.- еле слышно проговорил Вася. Его мать в растерянности стояла, не зная, что делать.
–Тики шо здоїла корову, хай п’є, хіба мені жалько.
Отец смотрел на её удивлёнными глазами.
–Разьве ты не знала, что он у нас жареную рыбу ел?- в сердцах выпалил отец.
–Казав, та хіба ж мені молока жалько.-испуганно доказывала тётя Галя.
-Да разьве можно после жареной рыбы парное молоко давать. У него же может быть заворот кишок.
Мы жили в самом начале слободки, и возле нас была большая площадка и если дождями размывало дорогу, то на этом месте разворачивались автобусы и машины, и люди дальше шли пешком. А если машиной привозили стройматериалы, разгружали здесь, а потом тачками перевозили к себе домой. А если материал оставался на ночь, то приводили и привязывали свою собаку, чтобы ночью сторожила от воров. Вот и сейчас на площадке стояла полуторка дяди Гриши. Отец посмотрел на её и говорит матери:
-Нужно его в больницу, промывание сделать. Иди, Маруся, к Грише, пусть парня в больницу отвезёт.
Мама побежала к дяде Грише. Тем временем Васе стало ещё хуже, он закрыл глаза и у его выступил пот, руки стали снова трястись. Тут прибежала мама и говорит:
-Гриша спит, жена не разбудила, сказала, что всю ночь работал, под утро приехал, выпил, поел и лёг спать. Никуда он не поедет.- с передышкой, волнуясь рассказала мама.
–Что же делать? Пропадёт парень и нас затаскают.- сказал тихонько отец матери.
Мама развела руками. Все, кто собрался, стояли, как немые. Только Васина мать потихоньку причитала и вытирала пот с Васиного лба.
–Ладно, семь бед, один ответ.- сказал отец, Берёт Васю на руки и несёт к машине, садит Васю, сам садится, заводит машину и уезжает. Через какое- то время прибегает дядя Гриша и к моей матери:
-Кто разрешил твоему мужу брать машину? –Мама ему всё разъяснила, он выслушал и под нос пробубнил:
- Я к участковому пойду.- и уходит.
Приводит участкового милиционера, разъясняет ему, размахивает руками. Участковый расспросил мою маму, Васину и что то записывал. Остальных людей попросил разойтись по домам. Мы остались поджидать отца. Прошло не больше двух часов и на дороге появилась полуторка, медленно приближаясь, она остановилась на старом месте. С кабины вышел весёлый отец. В руках он держал какую- то бумажку и направился к нам, но к ему, наперерез, подошёл участковый и сзади водитель, дядя Гриша. Участковый начал разговор, но отец ему что- то сказал и жестами успокоил, направился к нам и не доходя, протянул листок бумаги:
-Вот, Галина, положили его в инфекционное отделение, сразу промыли, будет жить твой Василий.- отдал листок и пошёл к милиционеру.
Васина мама, вся в слезах, немного успокоившись, пошла домой. Соседи стали расходиться, а отец ещё долго разговаривал с участковым и водителем.
–До чего то договорились.- шепнула про себя мама, когда ушёл дядя Гриша. А участковый ещё какие -то бумаги дописал, попрощался с отцом и тоже ушёл домой.
Поздно вечером, пришла к нам Васина мать, плакала, благодарила и извинялась перед отцом. Врачи ей сказали, если бы на пять-десять минут позже привезли мальчика, его бы уже не спасли. Благодарите водителя, что сына быстро привёз.
Через пару недель Вася вернулся домой, но ко мне он больше не приходил, мать не разрешала.
Потом приходил участковый, разговаривал с отцом, сказал, чтобы мы отсюда уезжали. Дошли слухи до начальства про угон машины. Как уедем, обещал протоколы порвать. На второй день мы уехали на Воскресенскую слободку и я больше Василия никогда не видел. На Воскресенке отец начал строить времянку, помогал ему младший брат, дядя Аркадий. Он каждый день, после школы, приезжал с Подола к нам. А жили мы временно в шалаше, сбитого с листов фанеры, до самых морозов. Вокруг нас были одни пески и лоза, и ни одной живой души. Как только поднимался ветер, на зубах хрустел песок. Он от ветра лежал волнами, как вода в речке и в конце сентября на гребнях замерзал и брался инеем. Я припоминаю, мы тогда очень помёрзли в этом шалаше, пока не перешли жить во времянку. Один раз дул такой сильный ветер с дождём, что родители внутри держали всю ночь шалаш, чтобы его не опрокинуло и не замочило нас. Отец, мама и дядя Аркадий целыми днями “штурмовали” времянку. В начале октября стало очень холодно и мы перешли жить во времянку. Печь топили постоянно, потому что стены были сырые. В комнате было душно и парко. А задняя стенка так всё время зимой и сырела, и чернела. Следующим летом пристроили кухню, потом сени и сарай. Так с каждым годом что- то пристраивалось к времянке.
Одновременно отец начал строить новый, кирпичный дом по архитектурному проекту. И всё своими руками, по вечерам после работы, в выходные и праздники. На эти пески было навезено много глины и чернозёма, были высажены разные фруктовые деревья и садился каждый год огород.

Вот таким “макаром” мои родители сами себе создавали светлое будущее на приусадебном участке в частном секторе города Киева. А в рабочее время работали на производстве, обогащая социалистическую собственность, строя добровольно-принудительно коммунистическое общество, от которого им за всю их тяжёлую, каторжную жизнь не обломилось ни гроша.

 
2.
ВЕРБНОЕ КРЕЩЕНИЕ
Под конец первой четверти похолодало и голую землю сковал первый, молодой мороз. Недалеко от нас, за Радужной улицей, озера замёрзли и уже можно было кататься на коньках. Учиться в школе становилось
всё тяжелее и тошно, постоянные повторения и переливания с пустого в порожнее совсем сделали учёбу не интересной и нудной. А душа стремилась в “полёт”, к чему то новому.
В этом году долгожданные осенние каникулы начались как то, совсем не каникулами, совсем не интересно и не заметно. А всё потому, что первый день выпал на воскресенье. Выходной день. Можно, конечно, поспать подольше, но все дома и выйти с утра погулять нет возможности. С утра, в воскресенье, выпив чая нужно идти и помогать отцу во дворе.
–Интересно, что мы сегодня ещё будем делать, кроме заготовки дров, и когда меня отпустят погулять?– ещё потягиваясь в кровати, размышлял я про себя. Сквозь закрытую дверь было слышно, как мать что- то готовила на кухне. Встаю, одеваюсь и иду тихонько на кухню. В коридоре кошка Мурка заглядывает через порог, но на кухню идти боится, смотрит на веник. Когда мама её принесла с работы, она была ещё очень маленьким и смешным котёнком и мы его назвали Мурзиком, а потом вырос и стала Муркой. Увидев меня, она отступила, расслабилась и спокойно замерла на месте. Её привораживал запах, который шёл с кастрюли, в которой что-то варилось на плите. На кухне никого не было. Я немного умылся над ведром одной рукой, умывальник ещё не перенесли с веранды, и к столу. Намазал хлеб маслом. На плите, с боку, чуть-чуть кипела вода в чайнике и я сделал себе чай и…Внезапно открывается дверь с веранды и в коридор почти вбегает полу раздетая мать.
– Ох и холодно на дворе, б-р-ррр. – смотрит на меня с улыбкой,
– Выскочила на минутку и замёрзла. – и на Мурку,
– Что, шкода, брысь отсюда. – и ко мне,
- Выспался, доброе утро. Уже жуёшь.
–Угу. – кивнул я с полным ртом.
– Умылся, зубы почистил? – вопросительно посмотрела мама на меня.
– Угу, умылся, а паста и щётка на умывальнике, а на веранде холодно.

– Говорила отцу, переставь умывальник, сказал: после завтрака с тобой.
– Так, помощник, давай допивай чай и иди что- нибудь отцу помоги до завтрака.- открыла крышку и стала мешать в кастрюле. Сразу по кухне разошёлся вкусный запах свежего борща. Я встал, помыл после себя чашку и пошёл в коридор одеваться на двор. Вышел на крыльцо, на дворе морозец. На термометре,-6. Сошёл по ступенькам и повернул во двор. В морозном воздухе стоял приятный запах дровяного дыма. На старое место отец уже поставил нашего помощника, металлического “козла”, на котором мы пилим дрова. Он скучал в одиночестве, ожидая нас.
Пройдя вдоль веранды, передо мной раскрывалась вся панорама нашего двора. Возле крольчатника что- то делал отец. Подталкиваемый Морозцём-Ивановичем, я словно подлетел к нему.
–Доброе утро, па! Что мне делать?
- Ты чего пришёл, я же говорил маме, чтобы ты до завтрака не приходил, чего мёрзнуть? Я и сам уже замёрз, легко оделся. Ну, да ладно. Отнеси на место. – и бросил рукавицу на пилку. Я сперва не понял и схватил пилку голой рукой и тут же её бросил. Холод от металла пронизал всё моё тело и дошло до самых пяток, при этом прижёг шкуру на пальцах. Меня аж затрусило. Поборов дрожь, я взял пилку рукавицей и понес в мастерскую. Когда я вернулся, отец смотрел на меня и улыбался.
- Что дрожишь, как Бобик, марш домой. –я от радости даже подпрыгнул и сорвался в припрыжку бежать. Сзади за мной, улюлюкивая, чимчиковал отец.
Дома на столе нас ждал не завтрак, а целый обед. Борщ вкуснейший на первое, а на второе – картофельное пюре зажаренное луком и салом, и как всегда – селёдка. А вместо чая – какао. После такого завтрака никакой Мороз-Иванович не страшен. Тяжеловато было одеваться и потом во дворе вначале работать. А потом дело пошло. Мы сперва напилили полена, потом отец их рубал, а я относил и складывал. Где то к часам двум мы всю запланированную работу выполнили, ну и понятное дело, проголодались. Пообедав, я попросился у отца погулять, но он не отпустил. Мы сыграли разок в шахматы, и на боковую, чтоб жирок завязывался. Я немного полежал, встал, и глядя на спящего отца, потихоньку пошёл на кухню. На кухне мама пряла, она всегда чем-нибудь занята.
– Мам, можно пойти погулять? – начал проситься у матери.
– Ты чего не спишь? – смотрит на меня, прищурив глаза.
– Я ночью выспался. – убеждал я.
–Иди спрашивай у отца.- твёрдым голосом ответила мама, продолжая скручивать пряжу в нитку и наматывая на веретено.
–Так он спит, не буду ж я его будить.- страдальческим голосом клянчил я и заметил, что мама подобрела.
–И куда же ты пойдёшь? – допытывалась мама.
–На озеро.- честно признался я.
- На озере лёд тонкий.- не отпускала мама. И я решил: пан или пропал.
-Я же не на коньках, а на санках. Сява с Цыганом пошли и Алюра тоже, когда я дрова пилил. Я же не долго, пока отец спит, я и приду. – я так жалобно просился, чуть не пустил слезу. Это дало результат и мама меня пожалела.
– Хорошо, иди, только не долго. И смотри, будь осторожным.
–Спасибо, мам.- выдавил я из себя и быстренько одеваться, пока мама не передумала или отец не проснулся.
Выбежав во двор, заскакиваю в сарай, беру санки с палками и быстренько бежать на улицу. Полу бегом, как гончий пёс, припрыгивая от радости, я в миг оказался на перекрёстке и завернув направо в переулок, в сторону озера. Здесь дорога была насыпана из разных отходов, а местами был просто песок. Под ногами он был замёрзший, твёрдый как асфальт. Это давало надежду, что лёд на озере будет толстый. Пробегая улицу Троещанскую, мимо дома Мелешко, от которого несло гнойными нечистотами от коров и свиней, я проносился через улицу –Главную. Здесь было очень широкое место для дороги, но ни улицы, ни дороги здесь не было. Стояли столбы, по которым были натянуты электрические провода, песок и лоза. Кое-где росли кустами тополя и высокие, старые, ещё довоенные, дикие груши. Пробежав замёрзший песок, слева стояла крайняя хата, послевоенной постройки. В этой хате жил Виктор Мищенко, по прозвищу- Рашпиль, за то, что у его всё лицо было в прыщах. Сразу после этого переулка, песчаная дорога стремительно уходит вниз до каменной, старой дороги по улице Радужной.
Только я спустился вниз, к дороге, как ко мне бежит заплаканный Санька, по прозвищу – Цыган со своими новенькими, магазинными санками в обнимку. Вышло так, что он со своим братом Славиком, по прозвищу- Сява, первыми пришли и катались на краю маленького озера. Здесь было не глубоко и лёд был всегда толстый. Но пришли здоровые пацаны на коньках и стали играть в хоккей. Его брата взяли в команду на ворота, а его –нет, ещё, мол, малый. И он на санках стал кататься возле них и им мешать. Тогда они его начали прогонять, а он не уходил, так его Сява, по- братски, немного поколотил.
Я его успокоил и мы пошли кататься на среднее озеро. Но там было много людей и они мешали друг другу. Не получив должного наслаждения и с испорченным настроением мы возвращались домой. По дороге мы встретили Сяву, которого тоже выгнали с команды, за то, что он плохо “ловил мышей”. Все, втроём, мы шли домой и договорились завтра, в понедельник, с утра, на озеро.
На следующий день, утром, меня разбудили. Отец уже позавтракал и собирался на работу. Выслушав наказы родителей, я умылся и оделся. Отец ушёл на работу. Позавтракав, я поднял младшего брата, Николая, умыл и стал одевать в детский сад. Из дому мы вышли вместе, я с братом на лево, в детский сад, а мама, на право- на работу.
Вернувшись домой, я переоделся в старое, взял санки и пошёл на озеро. На перекрёстке меня поджидали Сява и Цыган. Мы весёлые и радостные, с шутками дошли до озера и ещё больше обрадовались, когда увидели, что на озере никого не было и нам никто не будет мешать.
Садясь на санки и отталкиваясь палками, мы догоняли и убегали друг от друга. Лёд был гладкий и чистый, санки скользили легко. Словно летели по озеру. Накатавшись до усталости, мы решили поиграть в квача. Играя в квача, кто- то предложил и мы перешли играть на большое озеро.
Здесь было где разогнаться. Квачом был Цыган и Сява стал от его быстро отъезжать. Цыган помчал за ним в погоню. Я потихоньку катил следом, наблюдая за ними. Картина была потрясающая. Сява со всех сил толкал палками и нёсся на своих тяжёлых, самодельных, санках, как на коне, по льду в конец озера, обогнув невысокий камыш, который замёрз во льду. Цыган ещё быстрее за Сяву, работая руками увеличивал скорость. Расстояние между ними уменьшалась, он догонял Сяву. Тем более он срезал угол и нёсся за Сявой напрямик. Тут я остановился и замер, понял, Цыган решил проехать напрямик, рядом с камышом и закричал:
-Саня, там тонкий лёд! Там тонкий лёд!- и я поехал в их сторону. На мой крик повернулся Сява и в этот момент лёд под санками Цыгана проламывается и он с криком падает в воду. Сява вскакивает со своих саней и бежит спасать Цыгана, подбежав к нему, подаёт ему руку, но тоже проваливается в воду и уже они вдвоём, размахивая руками, барахтаются в воде. Я от них находился метров в ста. Со всех сил я стал отталкиваться ото льда палками и быстро подъехал к ним. Я сразу обратил внимание на состояние льда. Под ногами лёд потрескивал, значит- тонкий, и прогибается, - гнучка. Бросив свои санки я метров десять прополз по льду, залитому водой, а идти было опасно, пока я добрался до края. Лёд подо мной стал прогибаться, всё больше покрываясь водой. Пацаны продолжали выпрыгивать из воды и локтями выскакивать на лёд, но он за каждым разом ломался и они в очередной раз оказывались в ледяной воде. Я протянул руки к Сане, он захлёбывался водой и кричал в истерике, время от времени появляясь над водой, то снова пропадая в чёрной пучине. Вот вынырнул Цыган и поймал мои руки, но в этот момент и Сява схватился руками за мой левый рукав. Я их потянул на себя. Но произошло ужасное. Они меня вдвоём стали стягивать по льду за собой в воду. Лёд был скользкий и прогибался всё больше и больше. Я лежал уже полностью в воде. Зацепиться не было за что. Я упирался носками ботинок, но это не помогало. Я их не мог вытянуть, мои локти скользнули по льду и оказались в проломе. Вижу, что Сява стоит, а Саня барахтается в воде, я решил, что нужно сперва Саню спасать и кричу спокойно и громко, чтобы их перекричать, чтобы они успокоились и стали меня слушать:
-Сява, ты же стоишь на дне, не бойся, не утонишь.
–Я-яяя сто-ю-юю на сан-нн-ках. – дрожащим голосом, сквозь зубы выдавил Славик.
– От-пус-ти ме-ня, хватай Саню и толкай его на меня. Он уже то-нет. -Славик успокоился. Отпустил мой рукав и стал помогать вытягивать Цыгана. Но ничего не получалось. На сколько я отползал от края пролома, настолько лёд проламывался под Саней. А Славик не устоял на санках и оказался по шею в воде., но брата продолжал выталкивать на лёд.
Мокрая, тяжёлая одежда и скользкий лёд все наши старания делали напрасными. Положение было ужасное. Я не находил выход из этого положения. Как заколдованный круг. Чем сильнее я начинаю тянуть Саню, тем быстрее я оказываюсь у края льда. Я понял – ещё одна попытка и лёд не выдержит и провалится подо мной, и я тоже окажусь с ними в воде. Тогда всё – амба!
Нужно было за что-то зацепиться на этом мокром, скользком, всё больше прогибающем, льду. В этот момент я почувствовал под животом отцовскую, флотскую пряжку на ремне. Не выпуская Саню левой рукой, я правой рукой полез под живот, к пряжке, перекрутил её тыльной стороной вниз и придавил животом к льду. Пряжка зацепилась за лёд и я с силой отполз от края пролома и махнул головой Славику: - Сява, толкай! – и сам потянул Саню руками на себя, надавливая животом на пряжку. Теперь я не скользил по льду и Саню смогли вытащить на лёд, только ноги оставались в воде. Я переполз назад и хотел крикнуть, но только просипел, холод сжал мышцы всего тела, челюсти сводило, зубы цокотели.
– Саня, ноги поджимай вверх.- при помощи Славика, он поднял ноги и я протащил его по льду с перерывами метров пять-шесть, поднялся на ноги и поднял Саню. Он был очень тяжёлый и мокрый. Вода с него струилась на лёд и под ним образовалась мужа. Чтобы он не замерз, я заставил его прыгать и махать руками. Оставив его возле своих санок. Я посмотрел в сторону пролома, на Славика. Его вытаскивать с воды будет труднее, чем Саню, но спокойнее. Уже не было ни паники, ни страха. Появилась смелость и уверенность. Передохнув пару минут, перекрутив впереди ремень тыльной стороной, я ляг на лёд и пополз к замерзающему Славику. Протянув свои руки и схватив руки Славика, я осторожно потянул его на себя, он попытался подпрыгнуть, локтями выскочив на лёд и тут же лёд под ним провалился. Подо мной лёд прогнулся и я ещё больше оказался в воде. Славик и его мокрая одежда были очень тяжёлые и лёд не выдерживал такого веса. Мы пробовали ещё и ещё и всё напрасно, в последний раз Славик даже не смог подпрыгнуть и выскочить локтями на лёд, дно озера было илистое и ноги затягивало в месиво. Вместо толчка, он наоборот, ещё больше погружался в воду. Оставаться на плаву тоже не было сил, одежда намокла и тянула вниз, в тёмную , ледяную пучину. Вода становилась грязной, вонючей и противной. Появляясь над водой, он постоянно отплёвывался и старался не напиться этой гадкой воды. Я заметил, что Славика стала одолевать паника и страх.
– Сява, успокойся и отплыви назад, найди ногами санки, постой на них, отдохни.- Славик послушно отплыл от меня, нашёл ногами санки и стал на них.
– Не волнуйся, Сява, сейчас мы что то придумаем.- успокаивал я Славика. А за спиной всё громче и громче хныкал Цыган.
–Ой мамонька родненькая, мамонька родненькая. Ты же нам не разрешала ходить на озеро. Ой мамонька родненькая.
Лежать на льду в воде было холодно и я отполз от пролома и стал на ноги, но стало ещё холодней. Оглянувшись вокруг, сколько было видно: из-за голых деревьев, всё, как на ладони; дома вдоль берега, всё, как вымерло,- кто на работе, кто дома сидит, нигде ни одной живой души. Помочь не кому. Славик это тоже понимал, стоял в воде молча. Совсем притих от страха, да ещё и замёрз. Ноги от усталости пригибались и чтобы не упасть с санок полностью в воду, он руками то отгребал её от себя, то подгребал, удерживая равновесие.
Оценивая создавшееся положение, перебирая в памяти какой- нибудь выход, я вспоминал варианты помощи утопающим на воде. И в нашем случае необходима верёвка, длинная верёвка. И чтобы Славику хватило и чтобы нам стоять на сухом и толстом льду.
Я вспомнил про брезентовый тонкий поясок, что лежал у отца в мастерской, как бы он сейчас пригодился. Бежать далеко , да и кто побежит, я? Их одних бросать нельзя, начнёт Саня спасать Славика, потопят друг друга.- мгновенно пролетело у меня в голове.
Второй вариант- при помощи санок. Я подошёл к своим санкам и развязал верёвку. Она была короткой. И я вспомнил про Славкины и быстро побежал за ними. Притащил санки и попробовал отвязать верёвку от санок, но не тут то было. Верёвка была грубая и зашита медной проволокой, намертво. Острой частью лезвия своих санок я разбил проволоку и с Сашкиной помощью развязал одну сторону верёвки. К этому концу привязал верёвку со своих санок и получилась достаточная длинна.
Подобравшись на животе с санками к краю пролома, я кинул верёвку Славику, но она до его не долетела. Только с третьей попытки верёвка упала перед ним и он ухватился за её своими замерзшими , закоченевшими руками. Обменявшись советами со Славиком, я с Цыганом взялись с обеих сторон за санки и натянув верёвку, приготовились. На счёт три – поехали.!
Я с Саней потянули санки, верёвка натянулась и мы побежали вперёд. Славик со всей силы отталкивается ногами от санок, протягивает вперёд руки и прыгает за верёвкой, при этом, как может сильнее работает ногами. Его ноги появились на воде и он поплыл. Пробуксовывая ногами и стараясь не упасть, мы тянули Славика по воде, а Славик молотил ногами, как заводной. Как торпеда, он выскочил на лёд и мы потянули его по льду. Может от радости, а может от холода, Славик хотел подняться на ноги, но в этот момент я повернулся назад и закричал:
-Не поднимайся, ты тяжёлый, лёд не выдержит. Лежи, мы сейчас передохнём и протянем ещё пару метров. Протянув его немного по льду, Славик с последних сил поднялся со льда и стал на ноги. Вода ручейками стекала со штанин на лёд и под ним образовалась лужа, которая всё время увеличивалась. Он стоял, как брыла, с замёрзшим лицом и стеклянными глазами, сквозь синие открытые губы цокотели зубы.
- Всё самое страшное позади, давай, двигайся, а то замёрзнешь.- подбадривал я Славика.
Я изо всех сил развязывал затянутый узел на верёвке. К ему сразу подбежал Саня, который всё время хныкал и трусился от холода и вот они уже вдвоём, хором, ещё сильнее и сильнее заплакали, может от радости, а может от пережитого страха.
–Что мы теперь мамке скажем, где мы были, как намочились.- хныкал Санька. Я развязал узел и сунул верёвку в руку Славику.
–Хватит стоять, побежали быстрее домой, а то замёрзнем. – и мы в припрыжку , каждый по своему побежали домой. Тут Сашка останавливается и бежит назад. –Мои новые санки мамка ругать будет.- бежал к воде Цыган и вопил. Я насилу сумел его догнать по сухому льду.
–Какие там санки, хочешь ещё покупаться? Давай, ныряй. Вытаскивать больше не буду, я замёрз! Цыган успокоился, постоял, подумал и согласился, мы повернули и побежали домой.
Всю дорогу Саня ныл и бубнел, цепляясь к Славику.
– Сява, Сява, что мы мамке говорить будем? Ой будет нам от мамки. Ой будет. – дрожащим голосом хныкал Цыган, забегая наперёд Славика и останавливая его.
–А что было бы лучше, чтоб мы потонули? Вот если бы потонули, вот тогда было бы.- успокаивал его Славик. Всю дорогу я их только успокаивал и подталкивал. Я чувствовал холод от мокрой одежды только спереди и в руках, а они же промокли до последней нитки и им ещё холоднее. Главное, чтобы не заболели. Пробегая мимо дома Мелешко, от которого несло вонью, мы приблизились к перекрёстку, к дому Славика и Саньки. Напоследок я посоветовал:
- Домой придёте, переоденьтесь в сухую одежду и попейте горячего чая с малиновым вареньем, чтобы не заболели. А мокрое к печке, сушиться.- и мы разбежались по домам.
Я прибежал домой, снял всё мокрое и одел сухое. Всё таки я промок, как хлыщ, даже мои носки были мокрые, хоть выкручивай. Печь была ещё тёплая и моя одежда успела полностью высохнуть. Пришли вечером родители с работы и ничего не заметили.

Так потихоньку, день за днём эта история стала забываться. Школа, уроки, постоянные бега по магазинам и помощь отцу несли меня по своему руслу. Всё таки я умудрялся выкраивать время на разные развлечения.
Как то, перед Пасхой, на Вербное Воскресение, приходит мама с магазина, раздевается. Я с отцом после работы уже отдыхали, играли на кухне в шахматы. И ни с того, ни с сего хватает полотенце и на меня. И, как бы в шутку, стала меня крестить.
–Ах ты такой, сякой, ах ты такой, сякой! – я обиделся, не чувствуя за собой грехов, и даже отец стал меня защищать.
– Мария, ты чего на парня налетела. Объясни, в чём дело?
-В чём дело, в чём дело? – подтрунила мать отца и продолжала шутя лупцевать меня полотенцем. Я сгорбился и прикрыл голову руками на всякий случай. А мать продолжала.
– Да он такой, как и ты. Ты вспомни, как ты швырнул участкового опера в Магадане, когда он хотел меня обнять. Он, бедный, даже не сопротивлялся, поднялся, извинился и ушёл. Что ты тогда говорил? Самообладание потерял, рассудок отключился. Вот и он самообладание потерял, рассудок отключился. – продолжала легонько крестить меня полотенцем. Отец встал и забрал у матери полотенце.
– Нашла, что вспоминать, да ещё при пацане. Объясни, что случилось? – на спокойном лице отца было недоразумение. А у матери наоборот, вот-вот появится улыбка. Я тоже ничего не понимал.
– Так ты ничего не помнишь, всё забыл?- спрашивала меня мать. И уже совсем спокойно:
-Сейчас ты вспомнишь. – вынимает кулёк с сумки и даёт мне.
–Это тебе от тёти Оли, Славкиной и Сашкиной мамы.- я открыл кулёк, конфеты “батончики”, я их просто обожаю.
А мать рассказывает отцу:
- Стою в очереди за сахаром, впереди Ольга стоит, что в яме дом. Стоим перед витриной, а перед нами конфеты и она мне говорит:
–Сегодня праздник, куплю мальчишкам конфет, они у меня “батончики” любят, а твой, Володя?
-Мой Володя их ел бы целыми днями, и что они в них нашли? –удивилась я, чего это она интересуется моим сыном.
Подходит наша очередь, берёт она продукты и детворе конфет, отходит, а вот этот кулёк мне даёт. Я ей:
-Зачем, Оля?
-Володе передай, сегодня праздник.- и смотрит на меня мокрыми глазами.
–Что, у тебя своих нет? – говорю ей, а сама не могу понять, в чём дело.
–Могло бы и не быть, если бы не Володя. Прихожу осенью с работы в обед, а у меня две печки мокрой одеждой обвешаны. Я к мальчишкам, а они лежат в постели, трусятся от холода. Я за ремень, -вот они всё и рассказали… Катались на озере, провалились под лёд, чуть вдвоём не утонули. Спасибо, Володе, их вытянул. Я хотела давно к вам домой прийти, да ты знаешь моего. Он что то с твоим на ножах… Так, что обними его за меня. – и она чуть не заплакала.
–А ну иди сюда. – и мама подошла ко мне и крепко обняла и покачала.
- Ай-яй-яй-яй-яй. Разве так можно? Мог бы и сам провалиться. Тогда что? – не успокаивалась мама.
–А я про это не подумал. – виновато ответил я. Мама отпустила меня и к отцу:
-Слышал –не подумал! Весь в тебя!

 
3.
…РЕВОЛЮЦИ0ННЫЙ ДОЛГ…
В 1990 году, в разгар перестройки, многие стали поговаривать о земле. Любой стороны хорошо, если у тебя есть хата с землёй в селе. Что бы в стране ни случилось, забастовки или голод, отведи Господи, а земля всегда в трудный час тебя прокормит, не даст умереть. Как никто, я это знал лучше других. Прожив всю свою сознательную жизнь в частном доме, я своей шкурой и желудком почувствовал. Советская власть, раскуркулив нас во время своей агонии, уготовила нам безрадостную жизнь, загнав нас в свою кабалу. На работе давали дачные участки, но, как мы сели и подсчитали, что нужно за всё платить, то эта дача будет золотой. И я решил искать себе хату в селе под дачу. По совету моего напарника, покойного Мирона Федоровича Кононюка, который уже приобрёл себе хату в селе своего свата, после вахты я поехал на своём Москвиче в его сторону. По пути, заезжая в другие сёла, после обеда приехал в его село Калюженцы, Черниговской области. Потом оказалось , - северная часть бывшей Полтавской губернии. Как он мне и говорил, не въезжая в село, я повернул на лево и рядом с большими деревьями поехал вдоль прибрежного луга по дорожной колее. Переехав речку по разбитому мостку, поехал по мокрому и скользкому лугу. Ещё не доехав до большого дерева, возле которого решил поставить машину, я увидел его синие “Жигули”. Тропинка сама меня привела прямо во двор. Хозяева трудились на огороде.
–Здорово, дачники, Бог в помощь. –окликнул я их. Оставив свою работу, Федорович вышел ко мне навстречу и пока он мне показывал своё имение, его жена, Татьяна Николаевна, уже приготовила на стол. Ну и, как водится у чернобыльцев, на столе стояла бутылка водки, к которой я поставил свою. Сели за стол и только выпили по одной, как стук в дверь и после приглашения хозяина, в комнату вошел высокий мужик.
–А я бачу, машина поїхала, значить до Мирона гості. - и протягивает ко мне здоровенную, грязную, репаную и мозолистую руку.
–Василь Романович. –картавым голосом сказал он. Федорович пригласил его к столу и мы продолжили обед. Чуть позже в комнату зашла их соседка, тётя Мария и завязался разговор, в основном расспросы. Хорошо пообедав, мы решили не откладывать на завтра и проехать посмотреть по селу хаты, что продаются. Вернулись с просмотров по темну, и снова за стол. Поужинали. Время было уже позднее и тётя Мария предложила переспать у её и даже мне постелила, но Романыч, будучи сильно пьяным, тащил меня за плечи к себе. Никакие отказы его не могли остановить и мне ничего не оставалось, как идти к нему на ночлег. Его жена тепло меня приняла и постелила в большой комнате, где стояла русская печь. Они спали в соседней комнате, в которую дверь была открыта или её вообще не было и возле печки не было перегородки. В темноте я не смог рассмотреть, но это и не важно. Беспокоило меня другое, будучи целый день за рулём, я сильно устал и хотел спать. А с их комнаты доносилась какая- то возня. Потом Романыч несколько раз бегал на улицу и так всю ночь. Немного перекимарив, я дожидался утра. Не удобно было раньше вставать от хозяев, а тем более их будить после такой ночи. Но хозяева не вставали. Заиграло радио в 6.00. Я тихонько оделся и вышел во двор и стал раздумывать: здесь оставаться не хотелось, а к Федоровичу идти ещё рано. И я решил пройтись по селу, вверх по дороге. Только я стал спускаться с крыльца, через калитку, которая вела к сараям я заметил работающую пожилую женщину. Она тоже обернулась ко мне и мы поздоровались кивком. Она подошла поближе к калитке.
– Ще сплять хозяйни? - спросила бабця.
–Угу. – кивнул я.
-Вони люблять поспати. – сказала бабця, вычищая чугунок палкой.
Я кивнул ей в знак согласия и пошел со двора. На улице было светло и свежо. Солнце заливало светом верхушки деревьев, кругом щебетали весёлые птицы. У соседа собака загавкала, здесь корова замычала.
Село просыпалось. Разглядывая по обе стороны улицы дома и хаты , я поднимался вверх по каменной дороге и вскоре дошёл до центра села. Площадь была заасфальтирована, на почётном месте возвышалось правление колхоза и правее детский садик. Напротив, через площадь, сельсовет и с правого боку подобрался , весь заросший кустарником и поваленными деревьями, глубокий яр. Тут же рядом автобусная остановка с бетонной будкой. Через дорогу, сквер, с трёх сторон окружённый дорогами, в середине которого находился колодезь. Был он свежевыкрашен и ухожен вокруг, глубокий, около 30 метров, с вкусной, ледяной водой. Рядом здесь когда-то стояла церковь, но её в гражданскую войну развалили. Немного ниже, через дорогу ,по соседству с яром разместилось здание сельского клуба и библиотека. Возле входа была заасфальтирована площадка для разных торжеств и в основном для танцев. От площадки шла аллея к памятнику воинам –освободителям в войне 1941-45годов.Осмотрев местные достопримечательности я двинул в обратный путь, продолжая повнимательней рассматривать вокруг. С левой стороны, за заборам была видна школа, с огромным двором и спортивной площадкой. Вечно зеленые, стройные и высокие ели скрадывали школьные, хоть и побеленные, но довольно старые стены школы, с большими оконными рамами и добротной металлической крышей. Видно, недавно, школа видела ремонт. За переулком, как бы на пьедестале, стоял аккуратный дом с белого кирпича, а напротив, через дорогу, заброшенная деревянная хата с большим огородом. Отсутствие забора давало возможность хорошо рассмотреть хату и старый садок возле её. За огородом виднелись соседские огороды и добротные дома с хозяйствами. Я потихоньку спускался вниз по булыжной дороге, когда навстречу мне, из-за поворота, стали подниматься три пожилые женщины. Поравнявшись со мной, мы взаимно поздоровались и я продолжал идти дальше, но одна из бабушек остановилась и спросила:
-Ну, що знайшли собі хату? -Я присмотрелся и узнал в ней тётю Марию, соседку Фёдоровича.
-Посмотрели вчера две-три хаты, одна не подходит, другую уже не продают, а больше, вроди бы и нету – невесело ответил я.
- Ось ми ідем у центр на автобус, то я вам покажу, тут стільки хат стоїть пустих. –с радостью продолжила разговор тётя Мария. Я согласился и пошёл за ними. Не прошли мы и десяти мертов, она показала на заброшенную хату.
–Тут ніхто не живе, але на літо сюди приїзжають якісь родичі з Мурманська. А ця,рядом, покинута,може продають. - И она быстро повернула на право.
- А ця, - и она показала на большой, добротный, деревянный , от времени почерневший дом с пустынным двором,
-панська хата, в ній ще наш пан Калюжний жив. А як сталась революція, утік за границю. А це його льох був. – и она махнула рукой в сторону деревянных ворот.
– Зараз все колгоспне, все валиться,все занепале. –печально вздохнула тётя Мария. Её спутницы пошли далеко вперёд и она заволновалась.
–Ходімте, а то на автобус не вспію. –И мы пошли быстрее, спотыкаясь, по каменной дороге.
–Оце, дивіться, скільки з села урожаю пруть у район,а на асфальт грошей нема. А нам, старим, вже важко ходити по цім булигам. Та мені ще можна не жалітись, я в колгоспі не робила, я була в лісництві. А хто робив в колгоспі, не доведи Господь, одне начальство, а бригадир, гірше фашиста, одна каторга та знущяння.
- Тётя Мария,вы вспомнили за фашиста, а во время войны в селе немцы были. –поинтересовался я из любопытства.
-Ні, у нас не було. Стояли німці в Прилуках, а в село раз в неділю приїзжали два німця на мотоциклі, збирали яйця,молоко. Їздять по селу: “Матка,яйко.Матка,млеко”.Назбирають повну коляску і їдуть собі.
Мы прошкандыбали крутой подъём, проулок и дорога поворачивала правее. С левой стороны заборов не было, старый сад и трансформатор под оградой.
–А люди зараз мруть, як мухи,кожний день похорони. І ось ця хата пуста і рядом теж повмирали, зараз командировочні живуть. Ось пішли побачимо всередині,що вона зробила.
Мы поднялись на верх участка. Слева стоял старый колодязь со столбами от навеса, а перед хатой открывался большой, ровный огород , засаженный клевером. Вокруг хаты росли старые вишни и яблони. Немного в стороне-абрикоса, закрывала своими ветками погреб-яму от дневного солнца. А перед самыми окнами из земли торчал огромный пенёк, останки большущего дерева. С боку и сзади хаты на земле бывшего огорода росли чахлые бурьяны и ёжики, как в степи. Быстенько посмотрев в окна, что творится внутри хаты, тётя Мария махнула рукой и поспешила со двора.
-Продає, хата гарна, а в хаті нічого не робила.-кивнула она мне.
–А город в неї ловкій. –ещё раз утвердительно кивнула тётя Мария.
–Побігла я на автобус, може й продасть вам, гарна хата.- и она поспешила на остановку.
Я ещё раз осмотрел хату. И действительно, хата была не плохая, и главное огород ровный. Вышел на дорогу и поспешил к Фёдоровичу, уже, наверное, встали. Идти вниз было легко и быстро, ноги сами несли. К тому же с каждой минутой усиливалась уверенность в решении покупки этой хаты.Уверенность и радость наповняли меня и поднимали моё настроение. Не зря говорять: кто рано встаёт, тому Бог даёт. Приподнятое настроение придало мне сил и я не шёл, а летел. Дверь в хату была закрыта и я решался постучать или ещё подождать, но передо мной дверь открылась и на пороге стоял Фёдорович.
–Заходи, где ты пропал? – с улыбкой посмотрел на меня хозяин.
– Тут Романыч прибегал голову поправить, тебя искал.
–Ходил прогуляться по селу. –в коридоре, оборудованном под кухню его жена готовила завтрак. Поздоровавшись, я прошёл в комнату. Стол был снова заставлен закусками и за столом сидел коренастый пожилой мужичёк, он встал и протянул руку:
- Олексій Максимович –грубым басом назвал себя мужик, и здоровенной рукой пожал мою руку.
–Садись, садись за стол,- зашла в комнату хозяйка, Татьяна Николаевна,поставила яичницу в сковороде и вышла.
–Так Романыч переживал, где ты заблудился?- начал разговор Фёдорыч, открывая бутылку “Столичной” и поднёс к поставленной мне стопке. Я от водки отказался, он предложил Максимычу, тот утвердительно кивнул головой. Он только хотел налить в стопку, а Максимыч:
-Куди ти л’эш? –и показывает на стопку.
-Понял.- и ставит вместо стопки гранённый стакан. Налив больше половины стакана, он посмотрел на Максимыча, тот одобрительно кивнул и стакан налит полный, до краёв. Себе налил в стопку. Выпили, закусили. Фёдорыч вопросительно на меня посмотрел.
–Рассказывай, где был?- его разъедало любопытство.
–Ходил вверх по дороге, нашёл неплохую хату с колодцем возле дороги.- начал я рассказывать.
–А-а-а, я знаю, це хата Марії Вовнянко, в ній ніхто не живе, вона її продає.- перебил меня Максимыч.
–Я так снаружи обошёл, неплохая хата, жить можно, для дачи сойдёт.-продолжил я.
–Да там гарна хата, дерев’яна, і город великий і рівний.- расхваливал хату Максимыч, как достопримечательность местного значения.
–И колодец во дворе, даже с водой.-подитожил я напоследок.
– Мені зараз на роботу,по дорозі, можна підійти, спитать цю Марію.-предложил Максимыч свои услуги.
-Так, давайте ещё по одной, как говорят, до пары, чтобы не побили татары.- и поднимает из-за стола бутылку с водкой. Он хотел налить мне, но я снова отказался и стал наливать себе, и глядя на Максимыча, спросил:
- Тебе на работу, или как?
-Можна, хто там мене на тій роботі побачить.- повеселел в голосе Максимыч. Было бы сказано и Фёдорыч наливает ему в стакан и опять по его утвердительному кивку – по Марусин поясок. Максимыч выпил, как стопку, слегка закусил и ко мне:
-Тоді поїхали.- он встал со стола, попрощался и я сним пошёл на улицу, к машине. За минут пять мы были уже возле дома Вовнянко.
-Що значить машина, а пішки скільки б я оце ковиляв в гору.-вышел с машины Максимыч. Мы зашли во двор, никого не было.
- Марія.- позвал Максимыч в открытую дверь летней кухни, а потом пройдя к дому открыв дверь веранды крыкнул внутрь.
-Марія.-никто не обзывался.
–Нема дома, мабуть на роботі. Вона в магазині працює прибиральницею. Пішли подивимось на хату.
Мы перешли дорогу, осмотрели хату со всех сторон, и Максимыч заглянул в окна.
–Хата гарна, дерев’яна, набагато краща, ніж у Мирона… Поїхали в лавку.
Подъехали к сельскому магазину. Мы по ступенькам поднялись и только я хотел открывать дверь, как она сама открылась и на пороге стояла пожилая женщина в чёрном халате и больших очках, через которые смотрели огромные и страшные глаза, одним словом старуха. Я отступил в сторону, давая ей пройти, как Максимыч голосно к ней:
- Доброго здоров’я, Марія! –а меня дёрнул за рукав.
-Здрастуйте. – еле слышно прошептала бабка.
– Ти батькову хату продаєш? – ещё громче сказал Максимыч.
-Продаю.-всё также, тихо, проговорила тётка.
– Ось він шукає собі хату для дачі.- всё также громко продолжал Максимыч.
–А хто він вам буде.- всё также тихо мямлила старушка.
– Родич. –соврал для дела, Максимыч.
–А сколько вы за её хотите? –спросил я от нетерпения.
–От , якщо за страховку дасте, той продам.- прогундосила бабка.
–И сколько же ваша страховка?- поинтересовался я.
–Тисячу рублів. –всё также тихо и монотонно проговорила старушка.
–Я согласен. Вы могли бы хату изнутри показать?
-Я зараз відпросюсь і поїдемо.-еле слышно проговорила бабка и ушла в магазин.
-Ну вот, Максимыч, сделка состоялась, спасибо, что помогли.- обрадовано я пожал его шершавую и крепкую руку.
– Тепер ти тут сам, а я пішов на роботу. – и я с ним расстался.
В который раз я сегодня осматривал эту хату, и всё украдкой , вот только сейчас, с хозяйкой, у меня появилась возможность спокойно и обстоятельно всё осмотреть. Первые два деревянных венца стен, до окон, были срубаны с дубовых брёвен, а выше лежали сосновые, квадратные брёвна. Хозяйка открыла двери, мы зашли внутрь. На моё удивление, хата внутри была сухая, даже сыростью не пахло, только стоял мышиный запах. Внутри просто требовался косметический ремонт. Я был доволен этой хатой за такие деньги. Мы договорились за оформление и я в хорошем настроении поехал вниз, к Фёдоровичу. Подходя к его даче, меня окликнула тётя Мария:
- Ну як, щось вибрали.
–Выбрал. Ту хату, что мы с вами смотрели. С Максимычем подъехал к хозяйке, договорились за оформление.
–Ну і слава Богу, не даремно їхали. А з Пташкою будьте обережні, дуже багато п’є.-доверительным тоном проговорила тётя Мария.
–С какой пташкой?-не понял я.
– З ким ви їздили до Вовнянко. Пташка –його призвіще. А батько його, Максим,дуже погана людина була, якось розкажу.- и у тёти Марии на глазах появились слёзы, она махнула рукой и пошла к дому.
Дачники на огороде трудились полным ходом. Я похвалился о своих успехах, они были рады такому пополнению в их селе. Они меня пригласили пообедать и я поехал в обратную дорогу. Отработав вахту, я приехал и оформил, правда с небольшими трудностями, договор купли-продажи. Это было уже в июне и садить огород, конечно, было уже поздно. Увидев меня на огороде, Вовнянко поспешила ко мне.
- Олександрович, тут така справа. Я посадила тут клєвєр, -и она махнула на участок в 15 соток,- то можна в цьому році я його буду косить.
-Конечно, тётя Мария,косите.Я в этом году уже ничего не буду садить.
В это лето я приежал после вахты и в основном приводил хату в Божеский вид. Осенью ездил по селу, дешевле, чем в Киеве, закупил картошки и лука на зиму. Подъезжаю к одному двору, стучу в калитку, открывает старушка:
- Добрый день, вы картошку, лук продаёте? –спрашиваю с неудобством, с внутренним осадком побирушки.
–Та ми ще тільки почали копати, а вам багато?
–А сколько есть, и два-три ведра возьму, смотря по чём у вас?- голос становится более уверенным.
–А ви звідки?- интересуется старушка, чтобы цену сложить.
–Я у вас хату купил,там на горе, а огород поздно было садить.- неохотно ответил я.
–А-а, чула, у Вовнянків.Гарна хата, суха. Так ви тут жити будете, чи під дачу купили.- и рукой позвала хлопца-подростка, который что-то делал возле зарая.
-Пока под. дачу, а там видно будет.- и развернул мешки.
- Петро, іди сюди. Набери два відра картоплі з тієї кучі.- и показала на дальний бурт картошки.
– Так тож для нас, на продаж ота.-возмутился хлопчик, проходя мимо нас, не глядя поздоровавшись.
–Так це чоловік з нашого села, в центрі хату купили.- пошла следом за ним бабушка.
И так у всех, в основном, я покупал овощи. А почему так, я понял потом.

Весной, чтобы спахать огород, нужно выписать трактор в колхозе и как дачнику вспашут в последнюю очередь. Только среди дачников в селе я был сорок четвёртым. Хорошо, что уже были у людей свои трактора и можно было вспахать огород в любое время, только брали они за работу, как с дачника, подороже. На посадку я купил картошки, но этого было совсем мало. Огород был большой. Только я начал подготавливать огород под вспашку, приходит Вовнянко:
-Олександрович, оце тут я клєвєр посадила, а він же двохрічний. То можна я ще в цьому році його корові косити буду. -таким же, ели слышным, но настойчивым, голосом просила бывшая хозяйка.
Я планировал этот участок в первую очередь засадить овощами, потому что он перед домом, но пришлось ей уступить. Ведь земли у меня много и семян всё равно не хватит.
–Хорошо, тётя Мария, косите ещё в этом году. -невесело ответил я. И тут же вспомнил, спросил:
-А у вас, тётя Мария, можно будет покупать молоко?
-Ой, Олександрович, така погана корова, зовсім молока не дає. Я її буду продавать.- еле слышно промямлила соседка.
–Так зачем вам клевер?- не успокаивался я.
– Я хочу купити козу. –сказала соседка и на этом разговор окончился. С картошкой мне, конечно, помогли. Фёдорович привёз пару мешков и соседи, Хоменки тоже выручили. Так я с помощью соседей и посадил огород. Где-то не взошло, где-то заросло бурьяном, но к осени урожай был не плохой. Когда я копал картошку, подходила соседка, тётя Галя, и спросила:
-Ну, як врожай?- глядя на мелкую картошку.
–Спасибо, какой есть. –махнул я рукой.
–Да-а, у вас такий урожай, як у нас неврожай.-так оценила она мою картошку.
Хотя перед домом самый большой и лучший участок гулял под чужим клевером. Целое лето на этом клевере, на солнцепёке, паслась-топталась коза и своим бэканьем не давала покоя. Как то встретил я эту Вовнянко и спросил, можно ли у её купить козьего молока.
-Олександрович, така погана коза, зовсім не дає молока. - под нос промычала нерадивая хозяйка.

На следующую весну я решил подготовиться основательно. Выписал в колхозе коровяка, и решил хорошо удобрить землю. Отдал выписку соседу,Михаилу, и договорился, как будут вывозить гной на поле, пусть и мне завезут. Приезжаю я после вахты в село, только заехал во двор машиной, как идёт ко мне сосед, Миша Хоменко, и рассказывает:
- Привіз я гній і звалюю, де ти показав,і тут біжить ця Вовнянчиха, де в неї тільки сили взялися і голос, і кричить мені-…ти чого тут звалюєш гній, це моя земля. Тут мій клєвєр росте…А я їй кажу-…мені Володя доручив гній розвезти і показав де звалить, а чия земля, розбирайтесь самі…Я правильно їй сказав, Володя?- взволнованно, аж до пота рассказывал сосед.
–Правильно, Миша, правильно.- и я ему в знак благодарности пожал руку.
На второй день, когда я разбрасывал навоз по огороду, подходит Вовнянко.
–Олександрович, я думала вам ця земля не треба і ви мені її віддали. Я вже й трактор виписала в колгоспі, щоб мені тут виорав. – еле слышно прогнусавила бывшая хозяйка.
-Нет, тётя Мария, я и раньше хотел здесь садить огород, но ваш клевер не давал. Теперь я завёз гной и буду здесь садить огород.
–Олександрович, чого це ви на мене, тьотя Марія да тьотя Марія, я всього на декілька років старша від вас, яка я вам -тьотя. – оживилась соседка.
–Извините,пожалуйста, буду звать Ивановной. Это суть дела не меняет. Хату я у вас купил и эта земля тоже отошла ко мне. Я завёз гной и буду здесь садить огород.-повторил я , повысив голос.
– Олександрович, я ж виписала трактор, щоб він мені тут зорав. Тепер мені треба іти і відказуватись від трактора. – упорно талдычила своё соседка.
–Это ваше дело. – я взял вилы и пошёл разбрасывать навоз.

В этом году лето было хорошее и урожай осенью был богатырский. К тому же хорошо удобренная и обработанная земля отплатила щедро. Чтобы перевезти домой отобранный урожай, мне пришлось покупать прицеп. Теперь пришло время отдавать долги. Соседу, Михаилу, с которыми я больше всего сдружился, я отдал больше ста мелкой и средней тыквы , оставив себе пару десятков самой крупной. Фёдоровичу решил выделить картошки, и погрузив в дождливый день в Москвич четыре мешка, повёз ему. С трудом доехав по скользкой и размякшей от дождя грунтовой дороге, я по мокрой тропинке подошёл к его участку. Вокруг было тихо и его пудель, Чинг, меня не огавкал. Всё было ясно- их не было дома. Постояв пару минут, оглядев его небольшой огород, я поверну назад, как из-за соседнего забора услышал голос и потом тётю Марию, их соседку:
-А я бачу ви йдете, дай, думаю, вийду, скажу. Нема их дома, поїхали в Прилуки, поки дощ іде. Робити в городі не можна, грязько. – подойдя поближе мы поздоровались.
–А ви до них в гості?- звонким и приятным, хоть и старческим, голосом поинтересовалась тётя Мария.
–Чтобы в гости, то нет. Так, на пол-часа. – не успел я ответить, как снова пошёл дождь.
–Ось ходьомте в хату, а то промокнете. – и жестом руки пригласила за собой.
–Да мне как то неудобно, я в машине посижу, я машиной приехал. –отказывался я.
–Ходьомте, ходьомте. Я ж у вас була в хаті, а ви щє нє.- болем настойчиво и в тоже время вежливо и приветливо приглашала тётя Мария. Мне стало неудобно и ничего не оставалось делать,как следовать за ней. Я зашёл во двор через калитку и сразу увидел чистоту и порядок. Всё везде было ухоженное и утварь была на своих местах по назначению, а не валялась где попало. Возле выкрашенного и опрятного колодца, на длинной лавке стояли с водой эмалированные вёдра, закрытые крышками. Рядом стояло ведро с белого пластика и на крышке вверх дном стояла фарфоровая чашка.
–Цю криницю ще батько копав після гражданської , а потім цю хату будував, а ми спочатку жили там- и она показала на сарай, из которого доносилось куриное кудахтанье. Мне приходилось её прислушиваться, безперестанно гавкала и рвалась на меня собака.
–Кучум, замовкни, іди в будку. –и она нагнулась, делая вид, что берёт палку. Собака замолчал и спрятался в будку.
– Ось я вам води дам, попробуйте. Мирону люди викопали криницю, а пити бере в мене. Дуже вкусна вода. Коли батько викопав, щоб глина не мутила воду, на дно насипав якогось чорного каміння. –и она набрала с белого ведра чашку воды и подала мне. Я взял чашку, хотя пить я совсем не хотел, поднёс ко рту, запаха, абсолютно, никакого не было, но вкус был очень приятный, непередаваемый. Я похвалил воду и поблагодарил.В это время собака опять выскочил с будки и стала гавкать. Ей это надоело и видно ей стало тяжело говорить, она разговаривая с собакой, повела меня в дом. Крыльцо было высокое, ступенек семь, на веранде порядок и чистота. Я за ней зашёл в просторный коридор, из которого выходило три двери. Прямо дверь вела на кухню, в которой слева находилась русская большая печь, а лежанка была в другой комнате через стенку. Посредине, возле окна, стоял стол. Справа, возле стены находилась вторая печь, которая обогревала вторую комнату. Мы вышли с кухни и тётя Мария повела меня в комнату, повернув на лево.
–Це в мене сама велика кімната, її батьки називали, людська. Коли батьки були живі, я спала тут. –
с гордостью рассказывала хозяйка. И было чему гордиться. Комната,как мы привыкли измерять в квадратных метрах, была не менее двадцати, с высокими потолками. Комната была чистая и опрятная, в ней было всё самое необходимое, ничего лишнего. В углу, на стороне окна, за шторками виднелись иконы. Обогревательная стенка от печки была обложена керамической плиткой со старинным узором. Форточки в окнах были открыты и в комнате был свежий и приятный воздух.
–Взимку я її не топлю,нема кому в ній жити, а літом, бува, племінник приїде…Ходьомте. - я мелкими шажками последовал за тётей Марией. Мы вошли в другую комнату, она была немного по-менше первой.
–Тут жили мої батьки, а зараз я.- сказала тётя Мария и пригласила сесть на табуретку. Комната была обставлена по скромному, по –сельски, но всё было чисто и аккуратно, как и там , здесь тоже всё было покрашено, побелено и помазано.Глиняный пол был, как новый. Как и в той комнате, здесь тоже в углу под шторками стояли иконы. Рядом висела большая рамка под стеклом с фотографиями. Лежанка русской печи была со вкусом застелена покрывалом. Немного в стороне, вдоль стены стояла заправленная металлическая кровать с множеством подушек. Мои смотрины прервал шквал ветра с дождём, который затарабанил по металлической крыше.
–А ви машину де оставили і добре закрили, дощем не зал’є? –забеспокоилась хозяйка.
– Под большим ясенем, возле Пташкиной хаты. –успокоил её я.
–Ви в другий раз там не кидайте машину, у Пташки хлопці погані, всі в діда. Ось слухайте, поки дощ іде, то я вам розкажу про себе.
…Це ж після революції, як почалася гражданська війна, мої брати пішли воювать з більшовиками, а батько все продав в Прилуках і з мамою і мною втекли сюди. Мені тоді тільки сімнадцять було. Потім гражданська закінчилась, мої брати так і не повернулись з війни. Може повбивало, а може за границю втекли. Мій батько працював у Прилуцкому лісництві і зломав ногу. Його принесли додому і він лежав на печі з витягнутою ногою, а ногу прив’язали он до того крючка. –
и тётя Мария показала рукой на потолок, где еле виднелся побеленный крючок.
– Мама,сама вже хвора була, весь час ходила біля батька, а я господарювала. І ось одного разу приходить до нас батько Пташки,дядько Максим. Він у нас в селі був більшовик, пістоль здоровенний в деревяній кобурі носив. Установлював Радянську владу, був начальством в сільради. Щось він довго розмовляв з батьками, щось на них кричав, лаявся, а потім вийшов з хати і підійшов до мене, я в цей час в літній кухні була, обід варила, та й каже:
-Втекли твої батьки з Прилук від народного суду, думали тут сховаються від Радянської Влади. Буржуї. Запишу в список і поїдете в Сибір.- гнівився він на мене.
-Да куди ж нам їхати, матір слаба, батько хворий та ще й нога зломана. –благала його я.
–Хочеш батьків спасти, то роби що скажу. Я ввечері прийду, щоб була тут. Зрозуміла. –і пішов собі по селу. Ввечері батьки лягли спати, а я прийшла в літню кухню та й роблю роботу, чекаючи дядька Максима. Коли ж це заходить, не знаю в якому часі. Став посеред кухні і дивиться на стіл:
-Так, я бачу ти не хочеш поважать Совєтську власть.-гнівно промовив він. Я перелякалась,не знаю, що сказати, що робити, и поглядую, то на його, то на його дерев’яну кобуру. Він, мабуть ,побачив мій страх і за кобуру береться.
–Хто не поважає Советську власть, знаєш, що ми з ними робимо, пускаємо в расход. – и виймає з своєї кобури величезного пістоля.
-От зараз виведу за сарай і шльопну,як контру. А батьків на список і в Сибір. –з ще більшим гнівом проричав дядько Максим, наставляючи на мене пістоль, а потім відвів його в бік столу. Від такого переляку мене стало трусити і я стала розуміти,що він хоче. Це ж він себе заставляє поважати, це ж він і є- Советська власть. Я тремтячим голоском стала його заспокоювати:
-Я, дядько Максим, поважаю Радянську владу, і батьки мої поважають Радянську владу. Сідайте до столу. – коли він знімав свою кобуру і сідав за стіл, я швиденько за лавкою знайшла пляшку горілки, яку мати берегла на всяк випадок, і поставила на середину стола. Дядько Максим, сидячи на стільці, зразу повеселів.
–От, тепер я бачу, що ти поважаєш Советску власть. – і поки я виставляла на стіл огірки, капусту, хліб і в глечику залиту жиром ковбасу, дядько Максим налив стакан горілки, випив і власно мене повчав:
- Советська власть, Марія, це власть робочих і селян і тепер буржуїв не буде. Кожний буде робити сам на себе, а не на панів. Зрозуміла. А ми будемо за цим слідкувати, а хто нам буде проти, то цю контру ми в расход. Зрозуміла. - задоволено потираючи руками, дядько Максим налив це стакан горілки, і став їсти. Я стояла і дивилась, як швидко зникала з мисок їжа і гадала, невже йому цього не хватить. Побачивши мої здивовані очі, він став пережовувати, що було в роті.
–А ну, сідай зі мною, давай вип’ємо за Советску власть. – і наливає мені в стакан горілки. Я хотіла відмовитися, але він силою дав мені стакан в руку і підніс до рота. Мої зуби зчепили стакан, але горілка сама потекла в горло, обпаливши все в середині.
–Ось так, тепер закусюй. - відпустив він мою руку. Я взяла гірок і стало потроху легше. Він ще щось казав, я його чула, але нічого не розуміла. Горілка всередині розливалась по всьому тілу і в мене вже пройшов страх, і за себе і за батьків. Тіло стало якесь ватне, зовсім не слухняне. Я почала губити рівновагу і весь час боролась щоб не впасти і щоб дядько Максим нічого не запідозрив. Мені стало муторно. Перед очима нависав туман, то кудись зникав. Дядько Максим, то з’являвся переді мною, то зникав. Ось він бере пляшку і знову наливає собі в стакан горілки, випиває і знову їсть, їсть, їсть. Я отямилась, коли біля мене стояв дядько Максим і починав до мене приставати. Зібравши всі сили я відштовхнулась від нього і хотіла вибігти на вулицю, але його велетенська рука схопила мене ззаду за шию і притягла до себе.
- Добре,Марію, що твої батьки і ти поважають Совєтську власть. Але ж ти молода і здорова. А ти знаєш скільки таких як ти, молодих і здорових, віддали життя за революцію? Тепер твоя черга віддати революційний долг мені. У-у-у. Ти готова віддати свій революційний долг. –
і не дочекавшись від мене відповіді, він нахилив мене до лавки, підняв спідницю і як собака, з таким болем надругався над моєю дівочою честю. Зробивши своє собаче діло, він застебнув ремня, одяг на себе кобуру з пістолем і виходячи сказав:
-Повезло тобі,Марія, що ми сусіди, а то б поїхала з батьками до Сибіру мерзнути.- і приклавши палець до рота, пішов геть. Я кинулась до дверей, закрила на клямку і впала від безсилля. –

-от воспоминаний пережившего не только душой, но и телом,тётя Мария разволновалась и заплакала. Я её стал успокаивать. Вытерев слёзы платком и немного успокоившись она посмотрела в окно и решила продолжить свой рассказ.

- З тих пір він і повадився до мене, кожного тижня приходив. І все одне й теж- ти, що, не поважаєш Совєтську власть , якщо на стіл не ставлю горілку, а потім требував віддати революційний долг. Я як не сопротивлялась, але ж він був здоровенний і сильний, ухватить за шию чи за косу і все. Ще й погрожував мені, щоб я з хлопцями не зналась. І так декілька років, як в пеклі.. А потім вони в сільраді полаялись між собою і він пропав. Так із-за нього я й заміж не змогла вийти, одна-одненька осталася.

–Она хотела ещё продовжить рассказ, но в это время с улицы донесся шум машины,она встала и посмотрела в окно.
–Вже й Мирон з жінкою приїхав. – поправила она занавеску на окне.

Мы вышли во двор и пошли к Фёдоровичу. После дождя, с листьев деревьев скапывали на нас холодные капли . Наклонившие на тропинку кустарники оставляли на брюках мокрые следы. Сразу за калиткой, проходила неезженная, заросшая травой дорожная колея, по которой, с ближайшего лесочка, с верху, пробивалась родниковая вода. Фёдорович, загнав своего Жигуля вверх по тропинке, распаковывал покупки.
–Як з’їздили, як дорога?- побеспокоилась тётя Мария.
–Дорога свободная, долго ходили по магазинам. А это вам. Всё, что заказывали. – и Фёдорович поднял с багажника и поставил возле тёти Марии пакет с продуктами.

–А мы с трассы повернули, асфальт мокрый, лужи по обочинам, дождь прошёл, а там на было. Как у тебя дела, картошку докапал? – обратился он ко мне.
–Докапываю по-тихоньку. Сам видишь, дождь не даёт. Слушай, Фёдорович, я тебе должок привёз, как у тебя с картошкой? –поинтересовался я.
–С картохой-хорошо, а вот без картохи-плохо. Столько раз травил этих жуков и всё равно поели. Плохая в этом году у меня картошка.- печально пожаловался Фёдорович
- Тогда бери тачку, чтоб машину не дёргать, я тебе своей привёз на развод.- сказал спокойно я, довольный, что не пришлось его уговаривать. Картошку мы быстро перевезли к ему в сарай и я попрощавшись собрался домой.
–Ты сильно спешишь? –поинтересовался Фёдорович.
– Дождь перестал, работы много. –однозначно ответил я.
–Работа не волк,… Давай посидим, я водочки свежей с Прилук привёз, поговорим.- уговаривал на выпивку меня.
–Дело хорошее, но, давай в другой раз. – ещё раз попрощался и пошёл к своей машине.

Урожай в этом году был рекордный. Москвич и прицеп нагружались до отказа, и не один раз, и ещё осталась картошка в погребе на весну. И с каждым годом урожаи увеличивались и росло моё хозяйство. Но в 1996 году мне пришлось уйти с этой работы, перестали платить деньги. Перебрав несколько работ, я поехал работать от УкрГаза в Белоруссию. Пришлось мне эту дачу бросить до лучших времён. Так она и стоит пустой по сегодняшний день, а землёй пользуется сосед, Михаил. Хай ему помогает Бог.
 
4.
Я ЖЕ ТЕБЯ ПОРОДИЛ
Глубокая, холодная осень…На дворе морось переходит в мелкий дождь, то наоборот, и так третий день подряд. По серому небу пролетают тёмно-чёрные тучи. Прорвало…
Холодный, западный ветер шелестит между тополей, нагибая их в разные стороны и осыпая землю свежей, ещё зеленоватой листвой. Заросшие кустарники вдоль тротуаров, под порывами ветра, сбрасывают свою листву и подчиняясь порывам ветра, наклоняются до земли, следом за деревьями. Всё кругом засыпано толстым слоем жёлто-зеленого, а местами и почернелого листья. Мокрая и холодная от осеннего дождя, она плотно прикрыла и травянистые газоны с клумбой, и асфальтовую дорогу с площадкой, спрятав под собой бордюры. В стороне от главных корпусов авиационного института, среди множества деревьев спряталась радио-электронная лаборатория воинской части, корпус №3.
Мрачную и безжизненную мелодию осеннего ветра внезапно нарушила отрывающая со скрежетом в петлях, дверь. Вышедший офицер чертыхнувшись, про себя проговорил:
-Даже смазать некому, экономисты.
Брезгливо сплюнув, майор Хименков вышел с дверей. Сосредоточённым взглядом посмотрел вокруг, сошел по засыпанным мокрой листвой, ступенькам. В левой руке он нёс за крепкую ручку спец-ящик. Подойдя к своему шестилетнему Форду, он пультом щёлкнул центральный замок, открыл багажник и поставил внутрь кейс. Надёжно закрыв крышку. Сел в машину и завёл мотор, поставив на подогрев. От осветительного фонаря на его погонах поблёскивали звёзды. Переведя дыхание, он взглядом обвёл полумрак осеннего позднего вечера, колышущие деревья и их бегающие тени, оголённые , бесформенные кусты между ними. Бордюры, когда-то светившиеся своей белизной, не возможно было рассмотреть под листвой. С боковой стороны двухэтажного здания еле просматривалась беседка для курения с лавочками и урной посредине. Глаза повлажнели и майор тяжело вздохнул. Форд легко двинул по листве в сторону ворот КПП.
Выехав за территорию части, Скорп набрал скорость и направился по асфальтовому бетону лесной дорогой в сторону города. Не снижая скорости майор выехал на осветлённый проспект, мимо замелькали частные и государственные постройки. Миновав железно- дорожный мост, машину несколько раз дёрнуло и она стала терять скорость. От неожиданности майор забеспокоился. За четыре года Форд никогда его не подводил, а тут что-то непонятное. Ещё несколько толчков и мотор чихнув, заглох. Машина накатом ехала по проспекту, постепенно теряя скорость и остановилась в двух сотнях метров от авто базара. Впереди виднелся подземный переход. Хименков вышел с машины, поднял капот и посмотрел в двигательный отсек. В темноте, напрягая глаза и всматриваясь, он мог рассмотреть только разные части мотора, провода, трубки и он включил подсветку. Да только она не очень помогла. Напрягая зрение, он внимательно пересмотрел по всем агрегатам. Нигде ничего не оторвалось, нигде ничего не течёт, всё на месте. Больше за всё, подумал Хименков, возможно это бензин, или закончился, или не поступает с бака в мотор. А как проверить, в багажнике, кроме запаски и колесного ключа ничего нет, - европейский вариант. Всё ему делали солдаты в части.
По мобильному он набрал капитана Кандиковкина, но к телефону никто не подходил.
-Видно следом за мной уехал или пошёл к телефонисткам. – решил . Что же делать, раздумывал майор:
-Оставить здесь машину, не вопрос, а как быть с прибором? Прибор нужно брать с собой.
Хименков посмотрел на часы-22,25. Сын наверное уже дома, может он выручит. Он снова вынимает свой мобильный, находит номер сына, пошли гудки. Голос сына с трубки:
-Привет, па, как дела?
-Привет, Андрей, ты сейчас свободный? Нужна твоя помощь. – с облегчением проговорил майор.
- Я сейчас не в городе, па, да и очень занят, давай в другой раз.- очень быстро отказал Андрей.
–Хорошо, давай в другой раз.- ничего не оставалось ответить майору.
– М-м-да,- подумал вслух майор,
-Как машину покупать, папа дай денег, как с беды вытащить, папа помоги, а как отцу помочь, всегда занят, всегда нет времени. Вот тебе и сын, мамина школа.
–Так, нужно вызывать такси, но на трассу водитель не поедет. Перейду через переход, на ту сторону и проулком выйду на Автозаводскую и от туда вызову такси.- планировал про себя Хименков.
Открыв дверцу машины, майор забрал дипломат с документами. С багажника вытянул кейс с прибором и осмотрев машину, закрыл пультом центральный замок, включив сигнализацию. Присвистнув на ходу, двинул в сторону подземного перехода. Перепрыгивая через ограждения, майор очутился на тротуаре и ему показалось, что в переходе мелькнула тень. Он остановился, посмотрел на ту сторону проспекта и высокое ограждение по средине, прислушался и огляделся, и решив, что ему показалось, пошёл по ступенькам вниз.
Бесшумно спустившись ступеньками вниз, Хименков, снова прислушался и осмотрелся. В переходе было тихо, ни души. Как он и догадывался, под проспектом был просторный, как площадь, с колоннами, подземный переход. Пройдя половину пути, вдруг перед ним выросли два крепких парня в масках и угрожая битами заставили майора резко остановиться. В тёмно-синей спортивной одежде парень справа без разговора, обманным движением ударил майора в бок, но Хименков поднял кейс и бита с сокрушительной силой ударила по прибору, майор потеряв равновесие, отскочил в сторону. Фуражка полетела, перекатываясь, по полу. И сразу, слева молниеносный удар в плечо застал майора врасплох и полностью выбив его из равновесия, повалил на пол. Падая на колени, из последних сил удерживая в руках кейс и дипломат, по инерции кейс вырывается из рук и попадает в ноги другого нападающего и сбивает его с ног. Падая, налётчик сталкивается с первым и они вдвоём падают на пол. Двух-трёх секунд хватило майору и он уже на ногах, направляя пистолет на обоих хулиганов.
–Я при исполнении и имею право стрелять на поражения. – и перезарядил своего “Макарова”.
Металлический звук затвора отрезвляюще подействовал на налётчиков. Они с виноватыми лицами стали подниматься на ноги. Приподняв руки, без слов стали отходить от Хименкова в сторону. Когда хулиганы отошли на метров десять, майор совсем успокоился. Хотел поднять фуражку с пола, как в этот момент на него сзади налетело тело. Переваливаясь через его, потянуло майора за собой. У нападающего в маске в руке был нож, которым он хотел ударить Хименкова. Но не рассчитал, что майор пригнётся. При падении майор машинально захватив руку с ножом и вывернув её, нож прямо вошёл в горло налётчику. От такой неожиданности майор остолбенел. Два хулигана, увидев такое, не подбирая своих бит бросились убегать. Сквозь вырез в маске на майора смотрели мёртвые глаза и они ему, до боли, показались знакомыми. Он осторожно стянул с мёртвого маску и ещё раз онемел. Перед ним лежал его сын…
-Андрей, как ты здесь оказался?–сквозь зубы процедил майор. Вглядываясь в лицо сына, за несколько минут перед ним пролетела вся его жизнь, все его капризы. Поднявшись на ноги, одев, поднятую фуражку, взяв в руки свои вещи, майор пьяной походкой продолжил свой путь.
 
5.
НЕ ОБИЖАЙ ФРОНТОВИКОВ
На первомайские праздники мы всей семьёй ездили в гости к Скрипниченкам. Они переехали в Киев с Севастополя и временно квартировали во времянке в частном секторе на Старой Дарнице. Дядя Ваня Скрипниченко был морским офицером. С приходом к власти Брежнева на флоте произошли перемены. Дядю Ваню снова отправляли в дальний поход. Он не захотел, нашёл причину и комиссовался. Вот почему он приехал в Киев со своей женой, сестрой моего отца, и двумя детьми, Иришкой и Вовчиком. Добираться к ним можно было только трамваем. Это было очень далеко и долго.
Только под вечер мы возвращались от них домой. От остановки трамвая Петра Запорожца, что на слободке Куликовое Поле, пешком пройдя поперёк Воскресенку по самой улице Петра Запорожца, мы шли безымянным переулком. Не доходя до нашей, Старосельской, мы догнали семью Блощинских.
Вечерело, и в сумерках всё начинало сливаться в серую мглу, и вот-вот должны были включиться уличные фонари. Дядя Вася ругался с тётей Олей, своей женой, а рядом их дети ,Славик и Сашка, просили их помириться. Дядя Вася, высокий и крепкий моложавый мужичище, выпивший, с кулаками приставал к своей жене. Проходя мимо них, они притихли. Мы взаимно поздоровались и пошли дальше. И не успели мы далеко отойти, как дядя Вася стал матом ругаться на тётю Олю. Отец остановился, повернулся в их сторону:
-Мы это знаем, Вася, а зачем, чтобы наши дети это слушали. Дядя Вася оставляет в покое свою жену и с матом и кулаками бросается на отца. Они сцепились, мы все подняли крик и каждая семья стала оттаскивать своего отца. Блощинский материл отца, а отец ему в ответ:
-Не для того мы воевали, чтобы фронтовиков материть и за душу брать… - с руганью, но всё же разошлись по домам.
Мы пришли домой , разделись и стали потихоньку приходить в себя от случившегося. Мама поставила чайник, я помогал готовить на столе к чаю. И тут мама опомнилась:
-А где отец? Наверное курит. Володя пойди позови отца чай пить.
Я вышел во двор, было уже совсем темно. От фонаря во двор падал свет. Возле калитки, опираясь спиной на ворота сидел на корточках отец и вытирал платком кровь. Я заволновался:
- Папа, что случилось, тебе плохо?
-Здоровый, гад. Видно, боксом занимался. На, вытри, мне не видно.- и дал мне носовой платок. Я стёр остатки крови на лице. Отец закурил и задумался.
–А чего ты пришёл?- опомнился отец.
- Пошли домой, чай остывает.- выпалил я.
–И правда, пошли. Только матери – молчок!
Ми попили чай, и как ни в чём не бывало, уляглись спать.

После 9 Мая, Дня Победы, на другой день, утром, отец подошёл ко мне:
-Потихоньку оденься и пошли со мной, чтобы мама не заметила.
Когда я вышел во двор, отец взял меня за локоть и повёл за собой. Мы вышли на улицу и пошли в сторону перекрёстка. По ту сторону улицы , в яме, находился дом Блохи(так Сяву на улице дражнили). Мы подошли к калитке и отец внушительно сказал:
-Если мне нужна будет помощь, я крикну- Володя, и ты станешь звать на помощь, поднимешь шум, только близко не подбегай , чтобы он тебя не поймал.
С этими словами отец поправил ломик за поясом, открыл калитку и пошёл вниз по ступенькам. Я отошёл за кустарник, который пробивался через штакетник забора и посматривая по сторонам, стал наблюдать. Отец постучал в дверь и через время кто-то подошёл на веранду:
-Кто там? – я узнал голос Цыгана.
–Хозяина можна.- ответил отец.
– Сейчас позову – донеслось с середины и затопотел босыми ногами. Через пару минут вышел дядя Вася и посмотрел с удивлением на отца.
–Я на Первое Мая был не прав, Вася, не моё это дело, как тебе жену воспитывать.- начал отец.
–Да я уже всё и забыл, дядя Саша, пьяный был.- хриплым голосом , виновато, ответил дядя Вася.
–Ты забыл, да я не забыл. Давай без обиды, выпьем мировую.- и вынимает бутылку с кармана.
–Давай стакан.
У дяди Васи глаза загорелись, видно с похмелья, он быстренько обернулся и уже стоял со стаканом в руке. Отец налил полный стакан водки. Ничего не говоря, дядя Вася стал пить, всё выше поднимая руку и наклоняя назад голову. Как только он допил, отец ударил его ногой по голени и здоровенный детина со стоном упал на дорожку. Выхваченный ломик несколько раз походил по бокам дяди Васи. Приподняв его за шиворот от земли, отец вопросительно сказал:
- Мы на фронте кровь за вас проливали не для того, чтобы ты об нас руки тесал. Понял, или ещё добавить?
-Понял, понял, хватит.- еле слышно промычал боксёр.
–Ну, смотри, хамло.- пнул его ногой отец.
– Не обижай фронтовиков.- и пошёл к калитке.
А я, шокированный виденным, вышел с “засады” и вместе с отцом пошёл домой…
 
6.
…ПУСТЬ ОНИ НАС И КОРМЯТ…

Командировки в моей жизни занимали одно из главных мест. Чтобы прокормить свою семью, я вынужден был работать на выезде. В Киеве много денег хоть и можно было заработать, да только все они оставались в магазинах и собрать денег никак не получалось. Да ещё и моя бывшая жена себя очень берегла и нежила, ставила себя выше за всех. Работать не хотела и не могла. Никогда в жизни не потела и не спешила, такому принципу и детей приучила. Я хочу сказать, что в семье я был единственный работник и кормилец, и если не я, то больше некому! Вот и приходилось брать инициативу в свои руки. Не ожидая поддержки от бывшей, выжимать из себя всё, что только можно выжать. Пот и кровь с меня текли не образно, а в прямом смысле этого слова. С армейского периода я занимался донорством, а потом на станции переливания крови сдавал кровь на плазму. Как только мой бюджет перестал пополняться, я с простой стройки перешёл работать на правительственную. Работая здесь, я свои личные сбережения вложил в своё частное строительство. Пристроил к отцовскому дому свою половину. Как только семейные потребности возросли, я вынужден был идти работать на высотные дома, где платили ещё больше. Но и этого было не достаточно. Мне пришлось два сезона работать в Якутске. Это дало мне возможность купить старый “Москвич” и завести своё хозяйство. Жизнь, в роди бы, наладилась. Можна только радоваться, но где там. Откуда не возьмись, -реконструкция города и наш дом и вся наша Воскресенская слободка попадают под бульдозер. У кого то по этому поводу радости полные штаны, -наконец то, дождались, у других горе и жалость за многолетнюю, каторжную работу,
-да неужели у них рука подымится?
Поднялась. Кто выселялся добровольно и с радостью, а кого то вывозили с милицией и со слезами на глазах. Были и трагедии, палили свои дома.
В государственных домах жить стало хуже, ни сада-огорода, ни хозяйства. Всё нужно покупать в магазине и потребность в деньгах возросла ещё больше. Дети растут, растут и потребности. В свободное от работы время нашёл занятие,- ставить подоконники по квартирам. Материально стало лучше, а свободного времени –ноль.

В 1986 году 26 апреля авария на Чернобыльской атомной внесла свои изменения. Свою семью я отправил 11 мая в Ташкент, к тётке бывшей. В связи с прибытием эвакуированных, стройка в Киеве работала без выходных, заработки подскочили вверх, , но не на долго.
В 1987 году по переводу я пошёл работать на ликвидацию аварии ЧАЭС, в Чернобыльское монтажное управление. Работа намного ответственней и сложнее, интереснее и соответственно, хорошо оплачиваемая. Работали вахтами и бывали командировки. В 1990 году меня несколько раз посылали в Орёл. Поездом я приезжал ночью в Брянск, а потом садился на дизель до Орла. Проезжая какую то местность, проводница проходила по вагону и предупреждала об опасности. В скорости в окна полетели камни. Пострадавших не было, кроме разбитых окон. Город Орёл, разместившийся на берегу Оки, старинный, красивый город. Очень много улиц с дореволюционными постройками. Достаточно городского транспорта: автобусов, троллейбусов и трамваев. Нас разместили в студенческом общежитии, в центре города. Рядом с нами, в таком же 9-ти этажном здании, жили вьетнамцы. Они работали на асбестовом комбинате. Как они там работали, я не знаю, но только оформили документы на проживание, сразу убегали с этого комбината на базар, торговать джинсами. На площадке, перед своим общежитием, они сколачивали добротные, с доски в шпунт, контейнеры и набивали их дефицитным электротоваром, в основном насосами.
ТЭЦ, куда мы приехали работать, находилась на окраине города, и мы ездили на работу на троллейбусе. От жилья до центральной улицы, где проходил троллейбус, нам нужно было проходить через убогий, заброшенный частный сектор. Перекошенные и наполовину сгнившие от времени чёрные деревянные заборы открывали неприглядный вид приусадебных подворий. Вековые деревянные дома стояли не понятно под какими крышами, все в заплатах: там кусок толи свисал, тут кусок оцинковки выглядывал, там кусок рубероида нависал на фанеру. Над крышами возвышались полуразрушенные дымари. Во дворах старинные хозяйственные постройки выглядели какими -то прихалабками и бендюжками. Участки захламлены разной домашней утварью. Нищета –полная. Хоть на дворе бушевала полным ходом весна, на грядках после зимы ещё и конь не валялся.
Коллеги по работе, в основном опытные сварщики и монтажники трубопроводов, осуждали этих горе-жителей и промывали кости на все лады:
- Вот так живут кацапы!- злорадствовал Дудлей.
- Если бы не хохлы, с голоду давно бы подохли.- поддакивал ему Чуперко. –
-Шо не кажи, а на Украине люди работящие! – делал вывод Середа.
–Посмотрите, они же алкаши! – подливал масла в огонь Животовский. И такие разговоры слышались каждый раз, как только мы проходили вечером вдоль этой улицы. А жильцы сидели на лавочке в пьяном, непристойном виде и вели свой разговор, поглядывая на нас, командировочных.

Как то вечером, после работы, всех пригласили в прорабку, - у начальника вахты день рождения. Организовали маленький сабантуй. Как принято, поздравили именинника и как всегда , выпили по пару стопок. Но некоторые любители больших доз и тут нашли чем догнаться. Все вместе поехали в общежитие. Проходя этот частный сектор и увидев на лавочке этих пьяниц, Дудлей не выдержал или водка язык развязала и придала смелости, крикнул этим ханурикам:
- Мужики, уже весна проходит, пора лучок, редиску садить на закуску, а у вас огороды не копаные. Что зимой есть будете?
-Воны нас сюды прывезлы, хай воны нас и кормлять.- покуривая дешёвую сигарету без фильтра, нашёл ответ один из “синяков”, прижмуривая глаз от едкого дыма.
– О-о-о, земели, вы шо, с Украины?- поинтересовался Середа.
–Наших батькив сюды прывезлы, а мы тут мучаемось.- сказал второй и взял недокуренную сигарету у первого.
–Что, Середа, земляков нашёл?- кто то посмеялся с его.
–Та ну их, в баню, таких землякив. – и все дружно рассмеялись. Работа успешно шла своим чередом. Вахты менялись отдыхом и так незаметно прошло лето, следом осень и, как у нас всегда, неожиданно наступили морозы. И как выяснилось, соседнее управление не справлялась с работой, одним словом вырвали себе почётную и денежную работу, а выполнить не смогли. И нас кинули им на помощь, вернее говоря, эту работу отдали нам со всеми проблемами. А работа не простая: переврезки центральной теплотрассы и пока эта работа не будет сделана, тепло на город не пустят. Решили:-за выходной день перевезти сварочное оборудование на новые рабочие места и подключить его. Вот нам, сварщикам, дали выходной авансом, мол , отработаете ударной работой.
В воскресенье мы первым делом выспались, позавтракали в столовой и решили походить по городу, посмотреть на местные достопримечательности. Проходя мимо вьетнамского общежития, на площадке стояло ещё больше контейнеров. По пути прошли частный сектор со старыми развалюхами и заросшими бурьянами и вышли на центральную улицу города. Кто то предложил и все пошли вдоль этой улицы, под названием –имени Ф.Дзержинского. Дошли до центра. До самых красивых и массивных административных зданий, среди которых выделялся горком партии. На площади был разбит сквер и стоял памятник вождю мирового пролетариата- Ленину. Свернув немного за угол дома мы увидели на доске надпись – Городской краеведческий музей. Зашли, людей – никого, кроме нас . шестерых командировочных. В первом большом зале было много расставлено разных экспонатов, но наше внимание привлёк транспарант. Прикреплённый над дверьми, где на красном полотне белыми буквами замерло:
-В 20-30 годы 95% населения Орловской губернии было репрессировано.

Фото на стенде отображало действительность- вереницы людей с котомками, с детьми на руках, конвоированные солдатами с винтовками на перевес, гонимые в неизвестное- на истребление. Музей оставил тяжёлый осадок на душе, было над чем задуматься. Зато магазин “Инструменты” нам поднял настроение. Товара было много и по старым, доперестроечным ценам. Мы зашли сразу после обеда. Покупателей было много, в основном вьетнамцы, и они нас умело оттеснили от прилавка. Но благодаря продавцам, мы сумели купить кое- что из дефицита. Я себе купил гаражный замок и водяной насос в колодезь, для родственника. Он давно меня просил. Покупки нам подняли настроение и мы решили это дело отметить, да и время обеда подошло. Следующую неделю мы проработали напряжённо. Работа кипела целыми сутками, начальства понаехало. –и нашего и городского. Утром заморозки доходили до минус 5 градусов. Атмосферу помогали взвинтить звонки то с больницы, то с роддома, то с детского садика. Все ругались и требовали тепла. Кто был в прорабке свободный, культурно и вежливо разъяснял обстановку происходящего и чтобы людей успокоить, обещали на завтра тепло. Работу мы выполнили во время и хорошо, за что получили хорошую зарплату, премию и довольные разъехались по домам.



06.10.2010 год.
Свидетельство о регистрации
авторских прав№35273