Мне скоро пять лет, и я мало бываю на улице. «На свежем воздухе» я гуляю не дальше двора. Зато мы с бабушкой много читаем. Все наши знакомые удивляются моей «начитанности», и бабушке очень нравится, когда меня хвалят. А я люблю «применять» в разговорах новые слова, которые узнаю из книжек. Особенно те слова, которые мне кажутся красивыми.
Как-то бабушка растапливает печь, а дрова никак гореть «не хотят». Она на них даже рассердилась. Я, чтобы поддержать ее, говорю: «Да, что-то у нас дрова нынче какие-то очень обворожительные». Бабушка долго хохотала надо мной и приговаривала: «Лопоточек ты мой, лопоточек!». Она очень боится, чтобы я не нахватался «дурных» слов. А где мне их хватать? Только на улице – считает бабушка. Вот почему одного меня дальше нашего двора и не выпускают. Двор, правда, не наш, а Кузьминичны, нашей хозяйки.
Сразу за плетнем - крутой берег Адагумки. Мне к берегу тоже не разрешают подходить, но иногда я пролезаю за плетень, подхожу к обрыву и бросаю камешки в речку, или просто смотрю, как рыбки на солнышке плещутся. Во дворе мне играть не с кем - кроме кур и уток здесь еще только Шарик, но с ним играть – хлопот не оберешься, потом бабушка заставит целый день чиститься. Ой, чуть не забыл: у нас еще одна «живая душа» во дворе есть - коза Фроська. Но к ней лучше близко не подходить – пусть пасется себе «на приколе» со своими рогами «подальше от грядок». Ты к ней не подходишь – и она тебя не трогает. Вот с этой Фроськой как-то и вышла целая история…
Вообще-то, Фроська не виновата. Все началось с Кузьминичны. Она, когда «по хозяйству ходит», все время разговаривает – то с Шариком, то с курами… Но больше всех – с Фроськой, любит она ее. А Фроська больше всего любит то, что растет на грядках. Когда Кузьминична ее «застукает» на грядке, Фроська бросается к ней «с повинной головой» и тычется бородатой мордой прямо в хозяйский фартук. Та достает из своей «переносной кормушки» карамельку, аккуратно так ее разворачивает и сует Фроське. Фроська «хрумкает» себе за обе щеки, а Кузьминична поглаживает ее, да так душевно приговаривает: Ах ты, бисова душа, шо ж ты робышь? Усю пытрушку, дывысь, згадыла!...Бисова твоя душа…»
И такой у них красивый разговор получается… Бабушка говорит, что это у Кузьминичны такой «кубанский говор», и, что он «неправильный». Но мне «кубанские» слова очень нравятся. Они красивые, и мне все время хочется их «применять»…
Как-то гуляю я во дворе – смотрю: Кузьминична толчет что-то в корыте. Подхожу и очень вежливо так, совсем как бабушка: «Доброго здоровья, Кузьминична!» Кузьминична аж растаяла от таких «правильных» слов, полезла в фартук и угостила меня сразу двумя карамельками. Я карамельку разворачиваю и вместо «спасибо» вдруг спрашиваю у нее: А, шо, Кузьминична, бисова твоя душа, шо ты робышь?»… Куьминична так и застыла с толкушкой в руке. Видели бы вы ее «мину»! «Шо? Шо ты казав? Ось я тоби за’раз! Ух ты - варнак! – Она как будто бы взаправду замахнулась на меня своей толкушкой. – Ну, погодь, варнак! Ось я Антоновни…» Я чуть было карамелькой не подавился – ничего не пойму! Хотел сначала даже заплакать, побежал к бабушке, у нас с ней уговор - все друг другу рассказывать. Но, пока бежал, передумал: не буду ее расстраивать, может еще «пронесет».
Вечером, когда я уже «закрыл глаза и спал», а бабушка за печкой «двигала кастрюлями», «вдруг» заходит Кузьминична. Обычно она с шутками-прибаутками, а тут – зашла и молчит. Бабушка ей: «Вечер добрый, Кузьминична!». А Кузьминична – «ни здравствуй, ни прощай»: И дэ ж цэ, Антонивна, твий варнак? - (Сплю я!) – Мабуть дрыхнэть вже?» Слышу, как бабушка переменилась в голосе: «Что случилось, Кузьминична? Гришуха что-нибудь нашкодил? Он мне сегодня ничего такого не сообщал…» «А як жи ш – сабчит вин тоби! (Не Кузьминична - Баба-Яга настоящая!). Ты кажи мени , Антонивна, шо я тоби такэ дурнэ зро’была? Дэ я тоби шо нэ так?» «Да что стряслось-то? - слышу, как бабушка чуть мимо табуретки не села – Сделал он что не так? Или сказал что плохое?» «А то доброе! Як же ш вы уси - таки грамотни, а чому дите вучитэ? Ось я вас, Антонивна, з войны дёржу. Усэ ж у нас було: и исты було нэмае…, усэ було, а умисти ж таки усэ сдюжалы...» Бабушка пытается успокоить хозяйку: «Ты садись, садись, Кузьминична, да расскажи все толком!»( Пропали мои дворовые прогулки!) «Николы мени рассижуваца… - у Кузьминичны аж голос срывается – Я йому кунфэтку ж… Фроськину… А вин? Ты, каже, Кузьминишна, бисова твоя душа!!! Ось! Як тоби такэ? Хто ж яго таму навчив?!» Хояйка обиженно шмыгнула: «Такый хлопчик був добрий... Шо ж з им такого зро’былось?»… ?...
За печкой – тишина. (Ничего хорошего не жди!) Как будто вздыхают? Я ухо из-под одеяла выставил: бабушка тихо-тихо смеется – так только она может, когда ей просто « ужас, как весело». Наконец, она сквозь «смех и слезы» выдавливает: «Да ты ж его, дорогая, и «навчила»! Вспомни, как ты свою Фроську конфетами премируешь, да добрым словом нахваливаешь? Тут уже слышу, как Кузьминична руками всплеснула: «Ой! Дывысь! Яка ж я, дывысь, дура! Цэ ж вин з мэнэ???...» И они принялись вместе громко хохотать – прямо, как молодые… Потом, вроде, чашками-ложками застучали: ура! Чай будут пить! Мир! Мир!... Да… Вот тебе и «правильные» слова!
А какие красивые: «Бисова душа, шо ты робышь?

Г.Г. Пономарчук, 19.12.2010г.