«Б*ядь! Б*ядь! Б*ядь!» – я сидел на кухне и бился головой об стол. Я был пьян. В голове разрывалась не боль, а мысль: «РанИм! РанИм! Только творец ранИм. Но вместе с тем я пишу много. Я графоман! Графоман!» Ударяясь об стол, задевал нос – больное место. Даже хмель отступал. Хмель вытекал кровью. Мне столько раз говорили: тебе не стоит писать. «Пошли все на *уй!» – кричал я, не открывая рта. Я графоман. Но я писАл, писАл, писАл. Мэтры говорили мне: ты эмоциональная помойка. А я видел людей, которые пишут, но от их слов становилось никак. Глупое ощущение неустроенности, скуки, желания выпить и закурить. Ничего не понимаю! «Не понимаю» – это ключевое слово! Не понимаю ничего. Но главное слово – «ничего». Это убийственно для психики графомана. Или творца? Я сел перед телевизором. Пусть втекает в меня поток мути. Побитым псом сидел и прислушивался к скуке, бродившей внутри. Вдруг фраза. Что-то знакомое. До боли. Я потрогал расшибленный нос. Эту мысль когда-то, с десяток лет назад, высказывал я! – и сейчас мне возвращают ее в лицо с телеэкрана. «Привет, моя мысль», – улыбаюсь я и тут же вздрагиваю. Что? Что это значит?! Кругом графоманы? Падаю носом об пол. Мне вспоминается редактор непотопляемого журнала. Громоздкая женщина с плавучими принципами. Она говорит: – Уважаемый, - а тон на слове «уважаемый», будто сжевала какашку. – Уважаемый, все ваши произведения развиваются по одному сюжету. И нет в них ни души, ни мысли. Сгорбившись у компьютера, она редактирует свою статью о моем плохом творчестве. Статья огромна. Женщина выделяет курсором буквы своего текста. Заходит в «Правку», спускается по вкладке, нажимает «Вырезать». Буква исчезает. Я содрогаюсь. Сейчас она навырезает букв. Там в буфере обмена сложится «Графоман». Эпизод теряется. Иду и тюкаюсь клювом в стекло, боль успокаивается от его прохлады. Там зима. Опять зима. Голые деревья тянутся к небу, просят снега, как я прошу ответа… Мне звонил Главный Редактор этого непотопляемого журнала, он спрашивал: – А вот, Андрей, у тебя в рассказе есть слово «мастурбировать». – Наверное, есть, – отвечал я. – Оно тебе необходимо? – спрашивал он. – Простите, в каком контексте? – задумываюсь я. После этого сюжета я написал полсотни рассказов. – Да вот здесь, – и он зачитал. – Думаю, этого можно избежать. Это не меняет повествования, – отвечал я. – Мастурбировать, – пробовал на вкус слово главный редактор. – А что такого? – Ничего, – выдыхал я. – Ну и ладно. Оставляем. Ничего страшного, – говорил редактор. Я бросился к компьютеру. Как просто набрать в поисковике «Психологический портрет графомана» и прочитать все, о чем я не знаю. Не знаю о себе. Знаю многое. ПлАчу. «Ни владения языком, ни способности к описанию, ни…» Текст затуманивается. Всё обо мне. «Пересказ чужих мыслей». Снова я. «Изобретение «нового» жанра». А-а-а! Бедный нос! «Псевдоискренность, желание написать кровью». Размазываю вьюшку и иду умываться. Низ лица заляпан. Холодная вода отрезвляет. Вспоминаю, что говорит мне друг: - Андрей, зачем тебе эти мастера? Ты их можешь учить, а не они тебя! Тебе нечему у них учиться. Вытираю лицо вафельным полотенцем. Оно царапает кожу. Тут же вспоминается другой друг, который говорит: - Знаешь, по-моему, это – говно. Он совершенно искренен. Кто я? Кто я? За что луна на меня смотрит так презрительно своим мутным глазом. А-а-а… это заставка монитора… Снова открываю браузер. «Графоман сознается, что он сотворил дребедень…» Снова я. «Угождают…» И я угождаю. Пишу, о чем хотят читать. Хочется сжечь себя. Внутри и так всё горит. Неужели так плохо всем графоманам? Я думал, мы непробиваемый класс! Да, я пишу о знакомых. О дружбане Сереге. Но я думал, что пишу о них особенно. Ведь это важно! Да, я пытаюсь разозлить, напугать и даже шокировать. Творцов нет. Есть разноплановые графоманы. Я вытаскиваю из-под стола остатки тиража своего журнала. Они ровные, как кирпичи, и не будут гореть. Мну листы. Так лучше сгорят. Сгорят мои друзья. Мои графоманы. Те, над чьими произведениями я смеялся и плакал. Они не хотят продаваться, так пусть сгорят! Позиционирующие себя под правду жизни с плоскими шутками и картонными персонажами. Звонил сегодня в магазин. Опять ничего не продали. Я чиркаю, чиркаю зажигалкой и не могу их сжечь. Они мои любимые графоманы. Нет! Это всё я – графоман. Завтра новый день, когда луна не будет так презрительно на меня смотреть. Надо переспать с новым знанием. Наивысший графоман – тот, кто пишет про графоманов. А я буду спать. Спать, чтобы разбудить новое утро. Без сомнений. Но как было бы здорово сжечь себя на кипе текстов, даже чувствуя себя графоманом.
Написано с использованием статьи «Классификация графоманов» Т.Печерина http://tpechyorin.ucoz.ru/index/klassifikacija_grafomanov/0-4
|