Мы сидели, смотрели фильм. Я, Лёшка, и моя подруга Катя. Фильм кончился, Катя засобиралась. Лёшка тоже задергался: походил по комнате, повзводил глаза к потолку, наконец, наткнулся на почти пустой мусорный пакет. – О! Я мусор вынесу, – заявил он после ухода Кати. – Зачем, – удивилась я. – Мусора-то нет. – Мне надо! – он побросал несколько бумажек со стола, скомкал грязное полотенце, высморкался в салфетку и упаковал все это в пакет. – А ты говоришь, мусора нет! Ну надо человеку мусор вынести – пусть вынесет. Час нет. Два. Провалился что ли? Набираю номер, с мобильным сейчас всюду ходят, даже на помойку. – Да, Светик! – отвечает. – Ты где вообще? – спрашиваю – Как где? Как обещал. На помойке? – говорит, как ни в чем не бывало. – А что ты там делаешь? – уточняю я. – Как что? Мусор выбрасываю. Я прыгаю в кроссовки и бегу на ближайшую помойку. Из-под ног разлетаются желтые листья, они похожи на искры. «Из-под ног – искры, от сцепления обуви с землей», – думаю я. За бачками мужик писает. – Где ты? – перезваниваю Лёше. – На помойке, – отвечает. – И я на помойке, но тебя здесь нет. – А я на другой помойке! – заявляет Лёша. Я бегу на другую помойку. Самая красочная деталь – выкинутый унитаз, на бачке трещина, она так похожа на черную тонкую улыбку. – Ты где?! – Я в унитазе. – В унитазе?! – В унитазе. Заглядываю в унитаз, точно зная, что человек там не спрячется. – В унитазе, где?! – В унитазе-унитазе! – А как ты там оказался? – у меня кончается терпение, но чувства к Лёше сильнее. Он дорог мне, дорог даже на помойке, даже в унитазе. Но слёзы в горле. Чувствую себя обманутой. – А я сел на унитаз, – поясняет он. – Нажал на клавишу спуска. Слился, так сказать… – Издеваешься? – кричу я сквозь слёзы. – Шучу, – в интонациях – улыбка. – И где ты? – На помойке. – На какой помойке? Я тоже не помойке. – Ты меня не найдешь. Это особенная помойка. Я себя выбросил, – объясняет он. – Лёшенька милый, расскажи, где ты. – На помойке, – упорно отвечает он. Опять суженый на помойке сгинул. Сама чувствую себя выкинутой. Мечусь по всему району, но не нахожу. Холодно, я в одной футболке, сыпет мелкий дождь. Меня лихорадит. От холода? Нервное. И только рыжие искры листьев разлетаются из-под кроссовок. Снова перезваниваю: – Ты еще на помойке? – Да, – голос довольный. – Что делаешь? – я устала и не хочу никуда бежать. – Свету жду! – Меня? – Тебя, но другую. Я договорился. Она сейчас заедет на своём Мерседесе. – Куда? – вяло интересуюсь я. – На помойку. Заедет, заберёт меня, и мы поедем ужинать в ресторан. А потом на нашу квартиру. Делать нечего, только вернуться в пустую съемную комнату. Дрожать, и сыпать слезами. Закрываю глаза. Сейчас сяду на свою яхту и поплыву в тёплые страны, где ждут меня непомойные принцы. Где моя яхта не подходит к помойкам. Открываю глаза. Рядом Вадик лежит. Ва-а-адик. Правильно. Какой Лёша? Не было никогда никакого Лёши! Вадик мой. Любимый. Этот не убежит. Не выбросится на помойку. От моего поцелуя просыпается. – Светка, сон такой странный приснился. – Да, – говорю. – Странный. – А у нас мусор вынесен? – спрашивает он. Дрожь бежит по спине, перед глазами искы-листья. Но это был сон! – Спи, – говорю, – милый, я сама выброшу. Но мусор я выбросила вчера. Нет никакого мусора!
|