... липкий пот жирной глянцевой маской лоснится, по кожаным мехам, по ворсинистому минному полю пор поролона руки ВВЕРХ! ВНИЗ! Смирно туши коров лежат бездыханно, мухами сонными облеплены - не объехать на танке, - сельский вид исчадился... по вышпаклеванному фотонами асфальту прокладывают фарватеры невидимые теплые токи горячего шоколада в шамкающие глотки канализаций, в межщелья межзубий мерзостной паклей пропихивая варево солнцестояния, задымленные черные торфяники отрыжками пекла смердят - кхле-хухле-хухле кху-кху, болотные гадюки цвета угольно-рыхлой покрышки по норам сидят, две бойкие монохромные точки на экране ведут светскую беседу:
- Как Вам Шумпетер, мадемуазель, Азюсю?
- Прэлэстно, прэлэстно, несколько старомоден, но вполне...
- Вполне интересен... и безыскусен в уроках, не буян от природы...
- Ну, почему же, Хурака, воин среди голубей, храбрый пернатый воюн.
- Петушок, Азюсю, закаленный в боях с индюками и схватками с волками...
- Да, лев, а не птица, шепелявый премилый старейший певчий скворец, да что там - три очка форы даст соловью!
- Басист, словно хряк хрена вкусивший в полуденный зной.
- Хряк? Нет, только не хряк, красный бык, мирно ромашки дыханьем ноздрей овевая, лежит тучно точно бифштекс на тарелочке с кровью, парным пикантным мясным привлекая...
- Ресторан, музыканты, ленивые официанты и он, наш гусар, выправкой строг, маршем ритм сердца, смоляными усами, бровями по дамским ручкам скользнет...
- Холодным прибором, ножом, по нежному, по голубому узору, вышитой скатерти дамской рукою...
- Самец беспардонный, мачето без ножен, - руби и секи, - скотобойня...
- Конюшни Авгия, Хурака, тонкий хлыстик и жгучий кнут...
- Навозные кучи и кашево черных жуков... мерзкие лапки, корябают споро иероглифы метко...
- Ну, что ты, он мексиканец, кактусов цвет собирает, готовит чаи, угощает, наш милый Шумпэ...
- Чайный чайничек носиком кротким взирает за облака и свистит, - СИИИИИИИИИИИИИИИИ...
- Сию минуту славные гости, сию секунду, сияет бочком, начищенным содой, благоухает, какой аромат, - здесь прерий мустанги пятнистыми стаями дух дикой свободы вкушают...
- Асюсю, он правда так мил... Так галантен и выдержан...
- Да, словно славный горшок гончара, терпеливого мессой ночной, ваятеля душ, очертаний посуды для вин, для цветов, для курений...
- Для кур - ко-ко-ко, для дур - дыр-дыр-дыр...
- Дырокол для писчей бумаги, аккуратный и строгий, листочек к листочку ласково бережно плотно и - ХЛОП!
- Хлоп-хлоп в ладоши, ребенок лукавый, конфетку за щечку, за щечку конфетку и убежал...

* * *
Я так одиноко стоит холмиком в начале пути, от которого тронется экспресс Ваших цветных грез...

* * *
Она была когда-то рядом с ним, ему не забыть этого никогда, он готов выменять билеты из всех карманов, во все концы света на один - к ней.

* * *
Но, похоже, она не ждет его, никогда не ждала и всегда носила у сердца, в кармашке для теплых, талых надеждами снов.

* * *
Ему, вероятно, посчастливилось умереть раньше и быть обреченным на спасение и невероятно легко говорить неправду и еще легче правду. Легче правду во спасение, легче легкого наивероятнейше, теперь точно.

* * *
Тух-тудух, тух-тудух - экспресс отбывает.

* * *
Звонок... один звонок может все исправить, дать пищу уму и сердцу, дать глоток жизни... ослепить, хотя бы на время, прозрением такой простой истины - Я ЛЮБЛЮ ЕЁ.

* * *
Они... они... они всегда где-то поблизости, беспечно лгут, летают и поют, каверзничают кра-кра-крамолки, комсомолки, космомолки и лежебоки паштетом печеночным на хлебушке, гладенькие, слащавые, приторные, мыльнюшки, мыслюшки, маслашки, мулатки... Ууу - гнать Вас в шею.

* * *
Позволительно-принудительно.

* * *
Товагищи, и селедка человек...

* * *
* * * * * *
* * *
Свинью подложили.
Франкмасоны.
Макароны.
На погоны.
С сыром, с маслом.
Словом-делом.
Подштанники.
В полоску.
С красными звездами октября.
Скучаю я по девчоночке одной.
Внизу календаря.
Циферкой перевернутой набок.
Уберите от меня ШЕРШЕНИХУ!!!
ШЕРШЕНИХА! Горе у меня!

* * *
Все, спать пошел, - распихивайте по котомкам сны цветные.