ПОБЕДА И СМЕРТЬ
Иудеи лежали молча на земле, еще горячей от раскаленности дня, небо висело низко-низко над холмами, и редкие звезды, уже по-утреннему, тускло мерцали почти над головами. Стремительно пролетали по направлению к пустыне облака, сорвавшись под утро с гор, и воины лежали молча, впитывая силы родной земли. Говорить не хотелось, все уже было сказано, все оговорено.
Их было десять во главе со старым сотником Леваноном, а нужно было сразиться с целым отрядом римлян, сколько в отряде человек, им было неизвестно, но сейчас это не имело никакого значения. Они знали, что пришел их черед постоять за свою землю, так же, как это делали их братья в Галилее и Самарии, при осаде и гибели Йерушалаима, во время всей иудейской войны. Их было всего десять, но они готовились не к смерти, они готовились к сражению с наглым, самоуверенным, безжалостным врагом, захватившим их землю, и они хотели до конца выполнить свой долг воина, и победить, во что бы то ни стало! Победить означало только одно – уничтожить отряд преследователей, остановить их.
И для этого Леванон, применив всю свою военную выучку, построил схему предстоящего боя, основываясь на внезапном ударе по врагу, он разбил группу на две по пять человек, и поставил первую пятерку, заняв в ней место, на холмах с обеих сторон дороги, вторая пятерка должна уйти вперед по дороге и пропустить римлян, следя за их движением из укрытий, также по обе стороны дороги.
Все иудеи, вооруженные луками со стрелами, были искусными стрелками. И Леванон решил, подпустив к себе римлян на расстояние полета стрелы, выстрелить так, чтобы пять врагов остались на дороге, тогда как второй пятерке нужно было выстрелить в последнюю шеренгу всадников, уничтожив еще пятерых. Леванон не рассчитывал на панику в римских рядах, слишком опытными воинами были те, но он знал, что первые минуты уйдут на восстановление порядка, ибо лошади, потеряв всадников, сломают строй и впереди и сзади, будут вставать на дыбы, ржать, пока их поймают, пока римляне восстановят свой боевой порядок, пройдет какое-то время, но его должно хватить на то, чтобы вложить в луки новые стрелы, и выстрелить еще раз! И это будет великая удача, ибо еще несколько римлян останется на дороге, и опять нарушится строй! А луков у римлян нет, только мечи, и они ринутся к иудеям на ближний бой, и дальше – все в руках Всевышнего!
Когда Леванон изложил план предстоящего боя и назвал тех, кто сейчас по холмам, чтобы не было следов на дороге, уйдет вперед, навстречу врагу, осталось только прочитать молитву «Шма, Исраэль» и попросить Б-га дать им удачу в бою, дать им победу, и все разошлись по своим местам, заняв позиции к бою.
Едва рассвело, как, прижав ухо к земле, молодой Игаль услышал ее дрожание, еле-еле уловимое, он подал сигнал Леванону, как было условлено.
Над горизонтом начало всходить солнце, освещая своими лучами холмы, горы и песчаную равнину с уходящей вдаль дорогой, по которой не суждено было уйти иудейским воинам, и мчащийся по дороге отряд римлян осветило встающее солнце. Еще немного, и отряд окажется на расстоянии полета стрелы, иудеи ждали с вложенными стрелами. В первой шеренге скакали три всадника, уже видно было, что в центре – более старый воин, всматривающийся в дорожную пыль, рядом – молодой, с напряженным, от ожидания боя, и радостным лицом победителя, белый плащ развевался за ним и в глаза иудеям бил отсвет от золота пряжки этого плаща, сотник, увидев все это, понял, что молодой римлянин приехал сюда на охоту, и кто ведет этот отряд, понял Леванон, и,
крикнув: «Старший – мой», - выпрямился и, почти не прицеливаясь, послал стрелу Сексту, а Игаль – молодому патрицию, еще три стрелы вылетели в то же мгновение, и римляне, скакавшие в следующих шеренгах, увидели вздыбившихся лошадей, и пять корчившихся тел в пыли дороги. Отряд вынужден был остановиться, и это послужило сигналом тем иудеям, что ждали его сзади.
И еще выстрелы, теперь в последнюю шеренгу, и опять – пять корчившихся на дороге, и лошади, освободившиеся от всадников, мечущиеся в пыли, и клубы этой пыли, и по отряду
понесшиеся слова: «Засада, засада!», и римляне спешившись, занимают оборону за крупами лошадей, скрываясь от стрел, но время уходит, вроде на все это всего надо им было каких-то несколько минут, их хватает иудеям, и они делают еще один выстрел, успевают, и только две стрелы попадают в лошадей, еще восемь римлян, пронзенные иудейскими стрелами, остаются на этой дороге. И римляне, вскочив на коней, мчатся в сторону тех, кто их атаковал, и еще раз пытаются выстрелить иудеи, и еще двое падают в дорожную пыль, но римляне, уже, вот они, и как бороться пешему с конником, лишь Леванон ухитрился нанести смертельный удар молодому римлянину, но другой, сзади, разрубил старого сотника мечом, и остальных иудеев зарубили римляне, все полегли на дороге, никто не ушел.
Но не была напрасной гибель иудеев, ибо они смогли уничтожить вдвое большее число врагов, здесь нашли свою смерть и хитроумный Секст, и юный патриций Антоний, считающий евреев – легкой добычей, и еще девятнадцать римлян, скакавших убивать иудеев и нашедших свою гибель далекодалеко от дома, в чужом краю. От посланного Клавдием вдогонку за караваном отряда осталось меньше половины и, спешившись после сражения, римляне попытались найти следы, по которым их вел за евреями Секст, но Секста убили, следы, если они и были, затоптали лошади, ни на холмах, покрытых выгоревшей травой, ни на дороге, следов не было, и десятник, оставшийся один в живых из начальствующих, велел поймать лошадей, затем собрали тела римлян, и, завернув каждое в его плащ, сложили все в общую глубокую яму, вырытую у дороги и ставшую могилой для всех, захоронили воинов в этой могиле, и, взяв под узцы каждый лошадь убитого товарища, поскакали по своим следам в обратную сторону, поклявшись отомстить жестоко мерзким иудеям.
А еврейские трупы остались непогребенными лежать на дороге, и жгло их солнце, и некому было предать земле тела тех, кто, не думая о себе, сражался за свою землю, за свой народ, за своего Б-га!