ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Добавить сообщение

Валя, или чай с вином.

Автор:
В месте Бодхисатв, где уйдя в небытиё тринадцать деревень слилось с флорой и фауной, в дышащем на ладан Ескино с 1981 года в летний сезон обитает местный Дух лесов, разменивающая восьмой десяток, московский культуролог и попутно просто работник культуры Валя. Своё знакомство с ней веду примерно три года. Надо заметить, мадам сродни паддингтонскому художнику из рассказа Мальцева, хотя и в трезвом уме и зрелой памяти.
Секрет молодости мозга – смородина (ягоды вообще) сваренная (доведённая до кипения) в воде на сантиметр покрывающей сами плоды, и потом, явно забродившая, разбавляется водой и сахаром или просто добавляется в чай и потребляется вполне естественным путём.
Валин дом стоит на месте мельницы, у вырытого пруда лежит жернов, в сенях пара «колёс» вполне рабочего состояния и огромное множество разноразмерных на полу сарая (он же двор) и при входе. В прошлые года дом тонул во всевозможных цветах, ныне же лишь розовые и белые флоксы, какие-то отцветающие, неизвестные науке, оранжевые и жёлтые соцветия и, готовящиеся полакомить пчёл своим нектаром шишечки мимоз. Куст барбариса напротив столика и стены, увитой диким виноградом и неимоверным плющом, берёзы, куст сирени у старенького гамака, ольха, рябины и деревце черноплодки, обгрызенные дроздами кусты смородины, заросший мимозой крыжовник, самовыросшая малина (белая и красная), ива, яблони, облепиха – живой изгородью по кругу всего участка и самопального прудика, можжевельник на входе, три елки, выросшие на основании бывшего дома, где в раскопках Валины внуки находили медицинские пузырьки военных и досоветских лет и множество ржавых подков, одна из – прошлым летом была выдана мне «на счастье», ныне висит при входе со двора.
- Олечка, пять ступенек, - говорит Валя.
Пять ступенек во дворе – вход в сени, справа дверь на крыльцо, пол на пятнадцать сантиметров отошёл от основного дома и видна трава.
- Дверь мы загородили, хотели сделать лежанку, хорошо крыша пока не отходит, держится, - поясняет Валя, в который раз.
Резное окошко террасы один в один как когда-то у нас на даче (ныне почти разобрано), говорю об этом Валентине, в ответ получаю:
- Один мастер делал, по трафарету.
Сегодня она потеряла пилу. В это лето все три из оставшихся домов Ескино жилые – ибо приехали её внуки и бывший тесть.
- Володя взял, ил я не убрала. Все кусты обшарила. А так она здесь лежит, - Валя показывает на угловые полки справа с разнообразным барахлом, включая старинный деревянный фонарь. Слева от входа и рядом с дверью на кухню (или умывальню) стоит сломанный маленький холодильник.
- Сломался два года назад, - поясняет подруга.
Прямо напротив вход в избу.
- У прежних хозяев была разгорожена на комнаты, мы разобрали, - в очередной раз поясняет Валя.
Справа древний деревянный шкаф, вместо стёкол разрисованные листы фанеры.
- Это Стасик расписывал.
Стасик, муж, умерший несколько лет назад, и как я поняла по её многочисленным рассказам, тоже напрямую был связан с искусством.
Упомянув про шкаф, разговор заходит о двухсотлетней горке из нашего питерского гарнитура (но о ней отдельная тема), и далее вперемешку о каждой вещи избы (история вещей с особой тщательностью рассказывается в каждый мой к ней визит, даже если я приезжаю через день) и бывших хозяевах разговор (говорит в основном Валя) плавно перетекает на тему искусства, в том числе и литературы. По правой стороне рядом с висящим шкафом перпендикулярно друг другу два шкафчика несколько помоложе, по стене кровать – какие есть в каждом доме из оставшихся деревень района Бодхисатв. Над кроватью прибита самопальная полка с кучей рамочек, бутылёчков, картиночек и неимоверного барахлишка. Всё в самодельных ковриках, подушечках, лоскутное одеяло, занавески самосшитые и на кровати и на окнах, абажуры множества ламп под потолком, окно за кроватью с битыми стёклами.
- Всё воруют, каждый год что-то тащат, все местные. Сундук жалко. Я на нём здесь сидела, - жалуется Валентина, показывая на угол между окнами напротив кровати, - и на закат смотрела.
Всюду полевые цветы в банках и бутылках, три окна фасада дома, пара старинных рам из-под зеркал, где ныне ютятся «Юдифь» и еще какая-то репродукция картины, в одной из них сохранилось маленькое зеркальце, почирканное от времени и засиженное мухами, стены в рисунках внуков и её собственных неумелых акварельках.
- Нет красок. Все высохли.
Стол между окон, справа от него зеркало столетней давности отражает меня в белой футболке с «тонкого мира», слева самодельная кровать – полутораметровая доска на четырёх пеньках и кирпичах, также с самосшитыми спальными принадлежностями, на стене ковёр из плетёных квадратиков. Вязаные крючком подушки на каждом стуле и лавке. Все двери обитые, словно здесь и зиму-осень жить собирались. Везде что-то лежит, несколько выцветших репродукций и фотографических картинок: Дэ Га, русские художники, кто-то из друзей-современников Валентины, на окне у «точанки» карты на столе – вязанье, шитьё, нитки, стопка журналов «Сельская Новь», тетрадка.
- Я в неё стихи выписываю, и из вашего альманаха тоже. Хотя… всё не напишешь, - поясняет Валя.
Слева дверь на кухню-столовую, и у входа в избу маленький комодик, а за ним печечка с трубой, идущей в столовую и соединяющаяся с главной «русской» печкой.
- Мы ею не пользовались.
Проходим в столовую, комнатка раза в три меньше избы: окно фасада, малюсенькая форточка, прорезанная в стене рядом с печкой, исписанной голубой краской, тут и собачьи морды, и цветы.
- Стасик рисовал.
Полочки, шкафчик, лавка во всю стену и стол, снова самосшитые подушечки, скатерть, полотенца, занавески, баночки, коробочки, склянки, рисунки внуков, репродукции картин…
- Я Плюшкин, - улыбаясь, говорит Валя.
- А меня Скопидомок родня называет…
За печкой дверь на кухню, где три прялки, куча дырявых и потрескавшихся глиняных горшков и кринок и лестница на чердак.
Возвращаемся в столовую, Валя ставит чайник на электроплитку и достаёт свои сухари и «лимончики», чашки все с трещинками, чай «Ристон» в пакетиках, кофе, уходит ненадолго на кухню и, вернувшись с двухсотграммовой баночкой смородины. Смородина варилась сама по себе, кладёт мне две чайные ложки в чай:
- Положи песку.
Ягоды явно забродили.
- Я их каждый год в большом количестве запасаю на зиму и сейчас ем.
Странный привкус этой бурды и чай – аки чай с вином.
Валя говорит что-то из серии «это сделал Стасик» (я даже немного жалею, что не застала столь замечательного Стасика во здравии и жизни), рассказывает, где путешествовала (она несколько раз в год ездит куда-либо), что-то из истории дома, об искусстве, мышах, поселившихся у неё.
- В этом году занялась самолечением…
А стены и двери дома исписаны всевозможными лозунгами. Жалею, что не сфотографировала для истории дом изнутри – настоящий музей временных переходов.
- Это всё Стасик писал: «Уходя, закрой дверь», «Денег, икон и ценных вещей в доме нет», ну разве это кого остановит?! Всё равно приходят каждый год, - жалуется подруга, - и тащат всё, что лежит. Ржавую хлебницу и ту утащили!..
У меня достаточно много друзей и знакомых, и так уж получилось, что большинство из них старше по возрасту – то ли мне интереснее общаться именно с такими людьми, то ли им со мной, а Валя как раз из последних. Порой удивляюсь её ежегодному летнему самозаточению, сродни аскетизму. С тестем она не общается, да и внуки довольно редкие гости её немного странного домишки. Днём купается в прудике, от туда же и воду на чай берёт, из колодца использует только на стирку и в роли «холодильника».
- Воду беру с утра, когда она отстоится, а только потом плаваю в нём.
Немного странный своеобразный сезонник-отшельник, явный рак, ибо по некоторым физиологическим особенностям напоминает (и даже внешне, по лбу) Светлану Скворцову-Субботину и других ракообразных личностей.
По своему особенные и оригинальные люди живут в этой местности.
Выходим из дома, пройдя плодово-ягодные заросли, сажусь в гамак.
- Я здесь качалась, а дрозды, даже не стесняясь меня, клевали ягоды, - возмущается Валентина, - а это мой цикорий, - меняя тон на более нежный, произносит подруга, - сегодня двадцать цветков было, уже завяли. Остался только кустик.
Приеду, спустя две недели, и снова экскурс по дому и огороду плюс новые подробности из жизни Духа лесов.
30-31 июля 2010.
01:03

Отзыв:

 B  I  U  ><  ->  ol  ul  li  url  img 
инструкция по пользованию тегами
Вы не зашли в систему или время Вашей авторизации истекло.
Необходимо ввести ваши логин и пароль.
Пользователь: Пароль:
 

Проза: романы, повести, рассказы