ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Добавить сообщение

Сны сбываются в полнолуние

Автор:
( записки бэбиситтера)

Жизнь иногда так похожа на ложь,
А ложь на правду…
Пролог

Ощущение перестройки пришло неожиданно…как будто поезд, много лет движущийся с постоянной скоростью, вдруг сошел с рельсов и устремился в неизвестном направлении.
Все ходят на работу по привычке, но что-то уже сломалось, зарплату не платят, но все продолжают ждать и надеяться, что все опять наладится, успокоится и будет, как прежде … Время идет, тревога нарастает…
Вопрос: «На что живешь?»- становится неприличным, потому что не платят всем, но никто не голодает, и я начинаю думать, что я одна такая, которая не знает что делать….
Надежды получить зарплату тают, в душе поселяется полная безысходность. Нужно что-то делать!
Почему я? С ужасом вспоминаю свой пустой холодильник и сгорбленную фигуру мужа в день получки, от одного взгляда на которую на глаза наворачиваются слезы, и задавать вопрос о деньгах просто бессердечно.
И почему я не могу, как все женщины проявить слабость, затихнуть, дать мужчине проявить себя в трудный для семьи момент и ждать, ждать помощи…
Откуда? Взять в долг! У кого? Надолго никто не даст, а как потом отдавать?
Хотя я реалистка и точно знаю, чудес не бывает, друзья и родственники и раньше всегда брали в долг у меня, а мне никогда не удавалось. Такое впечатление, что я всегда просила деньги в неудачный момент.
- Извини, мы вчера купили …., если бы ты сказала раньше…
- Конечно, конечно, я понимаю.
Или какая-нибудь еще причина, а я никогда не могла отказать, даже когда хотела, просто не могла придумать отговорку, чтобы не обидеть, тем более, что жили мы по средствам и всегда имели заначку на «черный» день, все это знали.
Значит, надеяться мне не на кого! «Черный» день надвигался неотвратимо.
Что за дурацкий характер! Все взвалить на свои крепкие плечи и радостно нести, ощущая свою всеобъемлющую необходимость, без меня не обойтись никогда и ни в чем и вообще, если не я, то кто…
Даже сейчас от одних воспоминаний в душе что-то закипает и хочется кричать:
- Врешь! Не возьмешь! Я не сдамся, я буду бороться!
С кем? С собой, с обстоятельствами, со всем сразу! Вся наша жизнь- борьба, борьба за выживание от рождения до смерти!
Первым делом я выяснила, что не всё и не у всех так плохо. Появилось много каких-то кооперативов, различных фирм и фирмочек, которые предлагали какую-то работу. Понятно, что инженеры никому не требовались.
Самым быстрым способом заработать деньги оказалась уличная торговля. Тогда торговали все и в любом месте, милиция смотрела на это сквозь пальцы, главными врагами неорганизованных торгашей были лихие бандиты, которых назвали новым словом «рэкетиры». Я слышала страшные рассказы, они грабили и убивали за деньги, но сама никогда не сталкивалась, к счастью. Это и логично, денег-то у меня не было!
Это было трудно, мучительно, переступить через себя …
Вспоминаю самый первый раз, когда я, взяв купленное по карточкам мыло, шампунь, водку, что-то еще, окунулась в водоворот Сенной …
Мне казалось, что все смотрят только на меня, было стыдно, я стояла среди таких же, как я, «приличных» теток и озиралась по сторонам. Вдруг знакомые пройдут, вдруг увидят! Я сразу должна спрятаться, отвернуться, сделать вид, что это не я. Постепенно напряжение пропало, и я стала относиться к Сенной, как ко второму месту работы, где я работала по выходным. Здесь я ни от кого не зависела, сколько наторговала, все мое! На неделю денег хватило- хорошо, сегодня есть, что есть, ура! Завтра будет другой день. Живу одним днем, никаких запасов, никаких планов! О зарплате к тому времени я уже не вспоминала.
Теперь я стала обычной спекулянткой и здесь на улице получала первые уроки бизнеса.

Когда-то, в студенческие годы, я впервые услышала, что если хочешь купить импортные шмотки, нужно пойти на галерею в Гостинке, и там есть люди, которые продают… Только тайно, быстро… и бежать!
- А как же примерка?
«Продвинутые» и «прикинутые» поднимали меня на смех.
- Одно слово – «провинциалка»!
Ради интереса я ходила на «галерку» посмотреть на этих спекулянтов, но подойти боялась, чувствовала – обманут! А может это и не те, на них не написано…

Слава Богу, это продолжалось недолго просто потому, что шкафы и антресоли быстро опустели и продавать стало больше нечего. Спасибо талонам, иначе и запасов бы никаких не было! Талоны выданы, хочешь, не хочешь, выкупай.
Однажды, просматривая газету, я увидела объявление и поняла, что это мой шанс, наконец-то кому-то потребовался мой мудрый возраст. Для работы за границей набирали женщин 40-50 лет, вообще-то мне было еще 39, но год не считается, не на пенсию же выхожу. Договорившись о встрече по телефону, я на крыльях помчалась по указанному адресу.


Глава 1. Начало

Был хмурый октябрьский день. Рейс « Санкт-Петербург – Нью-Йорк » приземлился в аэропорту Кеннеди. Представляю, как нелепо я выглядела среди пассажиров в ярком фиолетовом пальто на синтепоне с желтой подкладкой, которое я сама сшила для поездки.
Впечатление усиливал черный цветастый платок с кистями «а – ля – рус», болтавшийся на шее вместо шарфа.
- Татьяна Данилова?- на английский манер, исковеркав фамилию до неузнаваемости, произнес негр- пограничник, медленно рассматривая визу в моем паспорте.
-Yes, - ответила я, не узнавая своего голоса.
Он осмотрел меня с головы до ног и, гипнотизируя непрерывным вращением выпуклых белков своих черных глаз, произнес еще одну фразу, которую я тогда не поняла:
-Were are you from (Откуда вы приехали)?- Повисла пауза, нужно было реагировать, и я произнесла единственную фразу, которую смогла произнести:
-I don*t understand! (Я не понимаю) - Теперь он понял, что говорить со мной бесполезно, но произнес все предупреждения, которые должен, вернул паспорт с пожеланием хорошо проводить время (это я поняла).
-Тhank you,- ответила я, искренно обрадовавшись окончанию разговора, и отошла от стойки.
К сумке моей интереса никто не проявил и, оглядевшись по сторонам, я двинулась по коридору вслед за оставшимися пассажирами.
В конце этого коридора толпились встречающие с плакатами с фамилиями встречаемых. Согласно инструкции, данной в аэропорту в Питере, здесь где-то должна быть и моя фамилия.
Прочитав все плакаты и не найдя себя, я почувствовала легкую панику, надо сказать, я легко впадаю в отчаяние даже и в более простой ситуации. А тут!
- Главное не поддавайся своей слабости! Не дергайся!
Отойдя в сторону, я решила успокоиться и подумать.
Положение складывалось незавидное: в кармане пять долларов, ни адреса, ни телефона в Нью-Йорке нет.
Мысленно проклиная своё легкомыслие, я отправилась
по второму кругу читать плакаты.
В свое оправдание могу сказать, что со мной должна была лететь еще одна жертва перестройки, но она опоздала на рейс, и встретились мы только здесь в аэропорту Нью-Йорка.
«Татьяна Викторовна»- гласил один из плакатов.
- Может быть, Татьяна Николаевна?- спросила я у мужчины, державшего плакат.
-Может быть,- процедил он сквозь зубы.
-А как фамилия?- не унималась я.
-Может Данилова?
Ответа я не услышала, так как на мою фамилию неожиданно среагировала маленькая фигура, до сих пор стоявшая ко мне спиной. Где-то на уровне пояса у него болталась бумажка с моей фамилией.
-Наконец-то,- произнес Алекс, а это был именно он. - Хоть одна явилась!
Я так обрадовалась, что чуть не бросилась его обнимать, со стороны можно было подумать, что я действительно встретила родственника.
Через некоторое время появилась и Ирина, которая перепутала аэропорты и примчалась в последний момент, едва успев на посадку в самолет.
Нас погрузили в машину и куда-то повезли, уютно расположившись на заднем сидении, я расслабилась и стала вспоминать события последних месяцев…

Название фирмы, которая давала объявление, конечно, я уже не вспомню, но это и неважно. В красивом офисе мне дали заполнить анкету и обещали позвонить, когда придет приглашение.
Я согласилась на все предложенные мне условия:
фирма оплачивает дорогу в Нью-Йорк, обеспечивает трудоустройство,
я оплачиваю только приглашение в Питере (40 долларов) и четыре месяца в Америке работаю на фирму, остальное время на себя.
Считать я, конечно, еще не разучилась, отдать придется много, но есть возможность заработать что-то и для себя, и я не собиралась упускать такой шанс.
Шестьдесят долларов – все мое богатство на тот момент, и им я пожертвовала без колебаний. Откуда у меня доллары? Это отдельная история.
Когда появились первые кооперативы, появились и предприимчивые люди, которые при нашем проектном институте создавали свои предприятия, но работать то кто-то должен! Привлекали нас простых инженеров, всем хорошо - и нам, у нас дополнительный заработок, и им -всегда есть рабочая сила. Работала день на работе, а вечер и выходные – халтура. Появились деньги, но купить в магазине не чего, кругом пустые полки, блата нет, если что-то продают, очередь через весь магазин, достояться нереально. Тут подруга :
- Купи доллары! Мой шеф продает недорого…
- А зачем они?
- Может, пригодятся!
Честно говоря, я не знала, как они выглядят, и продать мне можно было хоть фантики, но что-то говорило мне
-« А почему бы и нет? Время смутное… Пусть будут!»
Это было очень недолгое время, когда были деньги, и я не знала, как их потратить, пропали они прахом вместе с ваучерами, и проблема исчезла сама собой.

Самое трудное – пройти посольство и получить визу. Здесь никто ничего не гарантировал. Но я уже знала: я поеду.
Настроение мое резко улучшилось, я стала готовиться к отъезду: пошла на недорогие курсы разговорного английского и непрерывно мечтала о покорении Америки.
На работе обстановка не улучшалась, начались сокращения сотрудников, зарплату регулярно задерживали, но меня это уже не волновало: я ждала…
Иногда моя вера подвергалась испытаниям. Вдруг позвонили из фирмы и попросили доплатить 10 долларов - повысились цены на приглашения, казалось, что меня просто обманули.
Тогда многие дрогнули и отказались от поездки, я молча принесла последние и продолжала терпеливо ждать.
Я старалась никому не говорить о своих планах, особенно домашним, вдруг ничего не получится, но те немногие, посвященные в тайну, считали все авантюрой и советовали мне забрать деньги пока не поздно.

Машина затормозила у подъезда кирпичной многоэтажки…
Это была просто квартира Алекса: 3 комнаты (две спальни и большая гостиная с кухней вместе). Тогда она показалась мне просторной. Навстречу нам вышла женщина.
- Привет новенькие! Инга ,- представилась она и пошла на кухню готовить ужин.
Оказывается, уже был вечер, но из-за разницы во времени или стресса
я совсем не ощущала голода.
За ужином мы познакомились и с женой Алекса, она была беременна и сразу после ужина ушла в свою спальню.
Это была одна из еврейских семей, переехавших в Нью-Йорк по статусу беженцев и создавших свой нехитрый бизнес: брат Алекса работал в России, набирал женщин, а Алекс в Америке устраивал их на работу и получал деньги с работодателей.
На ночлег мы разместились в одной из спален, но я никак не могла уснуть…

Прошло два месяца, наступил сентябрь 1992 года…
Долгожданный звонок раздался неожиданно: меня вызывали за приглашением. Прослушав невнимательно инструктаж, как вести себя на собеседовании в консульстве, я на крыльях летела к метро…
Вдруг меня окликнула запыхавшаяся от быстрой ходьбы женщина.
- Извините,- робко проговорила она. – Я видела вас в офисе, я тоже хочу поехать. Как вы думаете, у нас есть шанс?
Возникшая настороженность и недоверие быстро испарились, едва я взглянула в ее умные серые глаза, мы шли вместе по направлению к метро и болтали, обсуждая наши шансы на поездку, со стороны могло показаться, что встретились старые подруги.
Так я познакомилась с Лерой. Она очень легко располагала к себе незнакомых людей, это такой особый талант. У нее еще не было приглашения, так что в одно время мы поехать не могли, но обменялись телефонами и стали регулярно перезваниваться. Схожие проблемы и интересы сблизили нас…
Нужно было начинать готовить семью и главное готовиться к собеседованию.
Моросил мелкий дождь обычный для питерского октября, наступил день собеседования в консульстве, несмотря ни на что настроение было бодрое.
- Оденьтесь поприличнее, держитесь уверенно, отвечайте естественно, не задумываясь,- вспомнила я инструктаж в фирме.
В серой пелене мокрого тумана толпилось много людей, все суетились, заполняли какие-то бумаги, изредка обменивались впечатлениями, давали советы, все это напоминало сдачу экзамена во время сессии…

Утром первая вскочила Инга и стала прихорашиваться перед зеркалом.
Она выглядела, как настоящая американка: в обтягивающих лосинах и нарядной футболке.
-Почему она не работает?- мысль возникла сама собой.
Мы ждали случая поболтать, но после завтрака нас ждала совсем другая программа. Меня и Ирину опять посадили в машину и повезли по адресам на «смотрины», чаще нас представлял Алекс, но иногда и нам задавали какие-то вопросы.
Наши будущие хозяева естественно были «русские», так в Америке называют всех выходцев из бывшего СССР.
Вечером «смотрины» продолжились на дому. Ирину забрала приехавшая еврейская пара, больше я с ней не встречалась. Как правило, общение между женщинами в агентстве не поощрялось.
Оставшись наедине со мной, Инга наконец разговорилась…
Она приехала в Америку три месяца назад, устроилась в еврейскую семью, где только что появился грудной ребенок.
Опытная тридцатипятилетняя женщина, хорошая хозяйка прекрасно смотрелась на фоне молодой «неумехи» матери, к тому же неряшливой
и внешне мало привлекательной.
Молодой отец не оставил “babysitter” без внимания, увлекся, разразился скандал в семействе, и жена выставила Ингу на улицу. Впоследствии, я наслышалась много похожих историй, как правило, все они заканчивались с увольнением домработниц. Но я не знала, что эта первая банальная история будет иметь продолжение.
На следующий день мы были предоставлены сами себе, и это меня удивило. Оказывается все просто – суббота у евреев - шабат: все дела отменяются, работать – грех.
С утра я выбрала момент и набрала номер Анны Сергеевны, к счастью, она оказалась дома, я представилась и сказала, что ей муж прислал посылку, она долго думала, потом спросила
- Какой муж?
Тут уже я растерялась:
- Ваш!
- Девушка, я здесь уже три года и возвращаться не собираюсь! А с мужем я в разводе, и никаких посылок мне от него не надо!
Я замолчала, но потом, чувствуя, что она может положить трубку, чуть не плача, запричитала:
- Но, как же так! Я везла такую тяжесть, он мне и двадцать долларов обещал… Вы дадите…
- Что? Какие доллары? Что этот идиот мне прислал?
- Книги… две.
Возникла пауза.
- А вы откуда его знаете?
- Я его не знаю, я сюда работать приехала, дала объявление…
- Ладно, называйте адрес.

Алекс отвез нас с Ингой на Манхеттен посмотреть сердце и гордость Нью-Йорка, высадил из машины и рассказал, как вернуться обратно на метро.
Было холодно и очень ветрено. Озираясь по сторонам, мы медленно брели по какой-то авеню. Прохожих на улице было немного, никто не обращал на нас никакого внимания. Не знаю как Инга, но я чувствовала себя как бездомная собака среди ледяных небоскребов.
Чтобы погреться, мы зашли в один из многочисленных магазинов. Посетителей в нем не было, и продавец сразу направился к нам
-Могу я вам помочь?
-Нет, мы просто посмотрим.
Наверное, магазин был слишком дорогой, а мы выглядели нелепо или подозрительно, потому что он, как тень, следовал за нами…
Согреться не удалось.
Этот город рождает чувство собственной неполноценности и подавляет.
-Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой …- зазвучали у меня в голове слова известной песни.
Это было моим первым шоковым впечатлением от Нью-Йорка, впоследствии я поняла, Нью-Йорк все время разный, и каждый ощущает его по-своему, одно бесспорно: ничего похожего я не видела ни до, ни после.
- Ты можешь что-нибудь спросить по-английски?- спросила Инга.
Тут выяснилось, что она практически не говорит и не понимает английского. Мы вышли на Бродвей.
- Давай спросим, где центральный парк, это где-то рядом,- Алекс рассказывал.
Я сложила про себя нетрудную фразу на английском и решительно двинулась в сторону проходящей мимо женщины.
-Excuse me, were is the central park?(Извините, где центральный парк?)
Женщина остановилась и с удивлением посмотрела на меня, она явно не понимала вопроса. Я повторила фразу еще раз. Тогда она решила задать уточняющий вопрос, и тут была моя очередь удивляться. Мы говорили на разных языках!
-А еще говорила, что можешь, американка хренова…
Инга стояла рядом и ворчала.
Слова застревали у меня на языке . Отчаявшись добиться понимания, я чуть не плача, выдавила два слова:
-central park?
И о чудо! Она поняла и махнула рукой в нужном направлении.
Через 5 минут мы уже гуляли по парку.
Именно этот незначительный эпизод зародил во мне комплекс незнания языка и еще больше усложнил процесс адаптации в Америке.
Парк ничем не отличался от наших небольших парков в центре Питера. Медленно прогуливаясь, мы вышли к большому пруду, по краю которого петляла узкая пешеходная дорожка. По ней, не смотря на пронизывающий ветер, бегал одинокий человек в спортивном костюме, рядом с ним бежала маленькая собачка. Я оглянулась, пытаясь обнаружить табличку типа «Вход с собаками запрещен», но ничего похожего не заметила. Кругом была зеленая трава, усыпанная осенними желтыми и красными листьями, порывы ветра вносили беспорядок в эту картину, разбрасывая листья по дорожкам и редким скамейкам. Они были свободны, но сидеть не хотелось, холодно, как в Питере.
Со всех сторон парк окружали небоскребы, и он казался дном огромной глубокой чаши. У ограды среди нагромождения драных коробок сидел грязный бомж. Никто его не трогал, некоторые люди, проходя, бросали ему монеты. Он, ни на кого не обращая внимания, строил себе укрытие от холодного ветра в виде коробки, покрытой рваной тряпкой. Мы вернулись на Бродвей и направились в сторону dawn town (нижнего города).
Кругом летали носимые ветром бумажные стаканчики, обрывки газет, бумаг и прочий мусор, я все представляла по-другому в своих «розовых» мечтах, мне явно не повезло с первым впечатлением о Нью-Йорке, поздняя осень здесь явно не лучшее время для знакомства, вспомнился родной и далекий Питер.
- Ностальгия… Грусть. Не рановато ли?
Начинало темнеть. Мы разыскали надпись SABWAY и спустились по узкой лестнице. В нос ударил резкий запах мочи - это спертый запах Нью-Йоркского метро.
На облезлой платформе было немного людей, в основном, китайцы или похожие на них, негры и мулаты. Действуя по инструкции, мы нашли нужную платформу и сели в поезд с буквой «F».
Станции, конечно, объявляли неразборчиво, но свою остановку мы проехали не по этой причине, просто поезд оказался экспрессом.
Я уже валилась с ног, когда мы оказались на месте. Нас пригласили к ужину, я вспомнила, что целый день не ела. Чувство голода пропало первым…

Я стала тоже суетиться и что-то заполняла, потом стала ждать своей очереди к консулу. Удача нисходила не ко всем, а лишь к избранным… Время шло медленно, и моя уверенность в успехе начала таять. Это имело и положительную сторону: я успокоилась, предоставив все судьбе. Будь, что будет! Заглянув внутрь комнаты, увидела большой стол, за которым сидели «консулы», их было четверо. Каждый раз, когда открывалась дверь, я заглядывала и пыталась выбрать одного, это была такая игра. Угадать было трудно, потому что соискатели виз заходили по-очереди и садились напротив того, кто был свободен в данный момент. Я выбрала самого крайнего, мне показалось, что он пропускал больше всех и мало кому отказывал.
И мне опять повезло: попала я именно к нему, самому спокойному и лояльному консулу. Он задал несколько несложных вопросов о семье и целях моей поездки ( ответ, конечно, был уже готов). Я смотрела ему прямо в глаза, и мне показалось, он все понял, зачем я навещаю свою школьную подругу и ради чего оставляю свою семью, но решил не останавливать меня, он то знал, что мои мечты ничего общего не имеют с реальностью…
В тот же день долгожданная виза сияла в моем новом паспорте.
И тут, когда все препятствия были позади, я вдруг осознала, что надо оставить все и всех и уехать… так далеко, я впервые испугалась.
К счастью, это была минутная слабость, да и отступать было поздно.
Решив использовать представившуюся счастливую возможность, я решила заработать по полной и дала бесплатное объявление в популярную тогда газету «Шанс»: «Выполню ваше поручение в Америке».
Я наивно думала, что будет много желающих отправить небольшие посылки, письма, но звонили какие-то непонятные личности с нелепыми вопросами, надежды на легкий заработок опять не оправдались. Тогда начался период всеобщего недоверия и страха, который затянулся надолго и будет ли ему конец…
Но один звонок все же был по делу, позвонил мужчина и попросил передать посылку своей жене, находящейся в Нью-Йорке.
Я дала ему свой адрес, он приехал и привез две тяжеленных книги, похожих на энциклопедии, денег не дал, сказав, что мне выдаст их жена, когда я передам ей книги, обещал целых 20 долларов.
Вот это удача!
В семье мой отъезд был воспринят без паник и истерик, потому что и выбора-то не было, никто не мог представить, как жить дальше, семейные отношения переживали глубокий кризис. За дочь я не волновалась, под опекой бабушки она не пропадет, единственно за кого болела душа и кто, почувствовав разлуку, сразу слег - это моя бедная собака, она стала отказываться от еды и вести себя как больная.
Своей новостью я сразу поделилась с Лерой, целый час рассказывая и инструктируя, как прошло…вместе поехать никак не получалось: муж отпускал ее только после Нового Года, т.е. через два месяца.
С работы уволили быстро, к радости сотрудников, над которыми уже нависло сокращение. Тогда сокращение происходило по разнарядке, например:
- Из сектора связи уволить двух человек!
Никто увольняться не хочет, безработных инженеров вокруг море…
Куда девался коллективизм и гуманизм? Когда уволили всех уборщиц, техников, взялись за женщин с маленькими детьми, считали, кто сколько сидел на больничном, каждый выгораживал себя, противно вспоминать.
А тут я сама, очень кстати!
Сборы были короткими…
Через две недели я стояла в аэропорту и получала билеты и последние инструкции от представителя фирмы, в том числе мне вручили письма для отправки в Нью-Йорке, даже какую-то вазу для Алекса. Настроение было испорчено прощанием с семьей, болезнью собаки и тем, что придется лететь одной…
- Чемодан на ленту, документы сюда, декларацию заполнили?
Я отрешенно протянула паспорт и билет.
- Валюта есть?
- Есть… пять долларов! Заполнять?
Человек в синей форме посмотрел на меня, как на сумасшедшую, и, выдержав паузу, молча вернул мне документы.

С утра мы с Ингой болтали и занимались английским. Она писала по-русски, а я переводила несложные тексты.
У Инги определенно были способности.
Анна Сергеевна оказалась худой немолодой женщиной с явно нездоровым цветом лица. С порога она начала ворчать, проклиная своего бестолкового мужа
- Он не знает, как трудно мне достаются эти доллары, всем обещает, и книги мне эти не нужны…
Я молча протянула ей посылку, про себя уже простившись с денежками.
- А у тебя тут есть кто знакомый или нет?
- Нет никого.
- Тяжело тебе придется! Неужели там так плохо, много вас таких понаехало! Работы не найти стало!
- Плохо там, очень!
- Русские никогда не помогут, маются каждый в одиночку, поэтому им везде плохо.
Она повернулась к двери, потом остановилась и протянула мне 20 долларов,
- Ты телефон мой не выбрасывай, звони, когда тоска одолеет…

Вечером пришел Алекс.
-Собирайся на работу,- он коротко кивнул в мою сторону. Через полчаса я уже мчалась по хайвею навстречу совершенно новой жизни.

Глава 2. Babysitter (Няня)

-В семье трехмесячный ребенок, семья большая, но люди порядочные. Смотри, чтобы все нормально было. Оплата, как договаривались. Четыре месяца мне, остальные себе и свободна,- быстро инструктировал меня Алекс.
Я поняла, что вариант не подарок, но возражать бесполезно. Около небольшого домика машина затормозила. На этой маленькой улице было много похожих домов, разделенных проездами для машин.
В этом доме жила еврейская семья Рамазановых - выходцев из Средней Азии. Навстречу нам вышла пожилая женщина.
-Зови меня Мила,- представилась она, осматривая меня со всех сторон. Пошептавшись с Милой, Алекс уехал.
Настроение испортилось,
« Расслабься, улыбнись» - легко сказать…
« Евреи, евреи, кругом одни евреи»,- кажется, это песня про меня.
Глядя на Милу, я подумала, что попала не к евреям, а к русским: славянские черты лица, никаких глаз «навыкате» или носа «крючком», просто симпатичная немолодая женщина.
Позже я поняла, что еврей- это не внешность, а образ жизни. Да и откуда мне было знать? В России евреи, русские жили по одним правилам, я так искренне думала…
Моим местом жительства с этого момента стал подвал, по-английски basement. Звучит ужасно. На самом деле очень уютное местечко. Своя ванная комната с туалетом ( в Америке все санузлы – совмещенные), телевизор, огромная кровать, есть где спрятаться от хозяев в нерабочее время.
Кроме Милы в доме жили: ее муж Боря и сын Гарик с женой Кирой и тремя детьми: Мэгги 7лет, Майком 12 лет и 3-х месячным малышом – Рэдом, моим подопечным. Кроме ухода за малышом в мои обязанности входила уборка дома, стирка и вся работа по дому, кроме приготовления пищи.
Вообще вся эта семья жила, как хорошо отлаженный механизм, у каждого были свои обязанности, и все их выполняли.
Моим главным надсмотрщиком и работодателем была, конечно, Мила. Главной же ее обязанностью было: собрать утром старших в школу и приготовить ужин к приходу Гарика и Киры.
Дед возил детей в школу на своем «Вольво» и ездил в магазин за продуктами. Иногда, во время пиковых нагрузок, в День Святого Валентина, в Рождество он помогал сыновьям в магазине. Все мужчины семьи занимались ювелирным бизнесом, они имели свой магазин на 45-й улице. Женщины участвовали в бизнесе по желанию.
Однажды я отправилась с дедом на shopping ( за покупками), не могу описать потрясение, вызванное обыкновенным супермаркетом после голых питерских магазинов. Боря понял мое состояние и дал мне тележку:
- Можешь взять, что тебе понравиться.
Я ходила между рядами витрин, ломящихся от всевозможных яств, таращила восхищенные глаза и никак не могла ничего выбрать. В результате, я выбрала очень красивый небольшой торт, к сожалению, его пришлось есть целую неделю и оказался он ужасно невкусным.
Это было первым моим открытием Америки: не все красивое - вкусно.
После рождения третьего ребенка для Киры предусмотрительно открыли ювелирный магазин недалеко от дома и офиса детского врача.
Это очень пригодилось, когда Рэдди заболел, я привозила его на коляске к ее магазину, и мы вместе с Кирой шли к врачу, потом я забирала его домой.
Часа в два дед привозил старших из школы, и они занимались уроками или просто валяли дурака.
По-русски они понимали потому, что родители и старшие дома говорили только по-русски. Мне было легко общаться с ними, хотя это и не входило в мои обязанности. Иногда я смотрела их учебники, интересно, чему учат детей в американской школе, каково же было мое удивление, когда вместо учебников, к которым я привыкла, я увидела нечто среднее между книгой и тетрадью, а домашнее задание состояло в том, чтобы вставить в печатный текст недостающие буквы или фразы.
- Даже не затрудняются переписать слова лишний раз!
Мила увидела, что я смотрю учебник, и высказала свое педагогическое мнение:
- Какая тут грамотность!
Постепенно общение со старшими детьми Рамазановых стало мне еще и полезно, именно они учили меня разговорному английскому, это происходило просто. Я слышала часто употребляемое сочетание слов или одно слово и воспроизводила его не понимая, а просто копируя, как попугай, и просила Майкла написать на бумаге, что я сказала, он писал, а читать мне всегда было легче, чем говорить.

Младший, Рэдди, был идеальным ребенком, он никогда не плакал без причины, хорошо ел, спал, играть с ним было просто удовольствием и самым лучшим отдыхом. Я полюбила его с первого взгляда, когда Мила привела меня в детскую, и дальше он не разочаровал меня.
Когда он просыпался после дневного сна, я уже валилась с ног после уборки. После кормления я клала его на ковер или огромную кровать в окружении игрушек, сама растягивалась рядом, и мы «разговаривали». Он был моим «нерожденным сыном», я целовала его голые ножки и ладошки, а он улыбался мне так непосредственно, что внутри все сразу теплело, усталость и раздражение куда-то уходило, я успокаивалась…
Именно таким когда-то я представляла и своего ребенка, когда носила и не знала, кто родится, и очень хотела мальчика.
Все вышло по-другому, моя дочь в его возрасте - это бесконечные бессонные ночи, детский крик, машины скорой помощи, которые мы вызывали через день, а то и чаще…

Кажется, начиналась программа «ВРЕМЯ», значит, было около 21.00
Внутри что-то лопнуло и началось… Скорая приехала довольно быстро, как сейчас помню, было воскресенье, праздник День Военно-Морского Флота. Все веселятся и радуются, вот- вот начнется праздничный салют.
Скорая несется по мосту, я корчусь и ору от нестерпимой боли, схватки через каждые 5 минут. Врач куда-то звонит по радиосвязи, все роддома закрыты на «проветривание».
- Не повезло тебе, мамочка. Терпи, тебе еще долго мучиться.
Это врач меня успокаивает.
Еще несколько бесконечных минут, рот уже не закрывается, лицо исказила болевая гримаса, муж смотрит на меня с перекошенным от ужаса лицом, но мне уже все равно. Боль стучит в висках, тело лихорадит озноб…
- Э, мамочка, ты это брось! Только температуры не хватало! Приедем в приемный покой, градусник не держи, будет температура, не примут, будешь рожать на улице! Поняла, эй, ты меня слышишь?
Голос звучал издалека, но я слышала!
Наконец приехали.
- Где тут рожают?
Сестра в приемном покое ненавидела всех рожениц, они ее достали.
- Сядь здесь и прекрати орать!
Я, скорчившись, широко расставив ноги, волчком крутилась на стуле.
- Фамилия?
После долгого допроса и заполнения медицинской карты последовали совсем садистские издевательства, но свидетелей уже не было, а сопротивляться я не могла, чувствуя ребенка, очень просившегося на белый свет.
- Раздевайся, вставай под душ!
- Вода холодная.
- Не барыня, потерпишь! Нет горячей! Отключили!
На всю жизнь запомнила я этот ледяной душ у раскрытого настежь окна и лихорадочную дрожь голого тела, насквозь пронизанного дикой болью, как и бритье тупой ржавой бритвой под непрерывное причитание свой мучительницы:
- Явилась! Дома побриться не могла!
- Я не знааала! - стонала я от обиды.
- Я в первый раз.
- А это что такое! Маникюр?! Ты и этого не знала?!
Про маникюр я знала и смыла лак еще за неделю.
- Где?
Старый лак остался на ногтях больших пальцев ног, он был еле виден.
- Смывай, чтоб не было!
- Чем?
- Ацетона нет! На ножницы и скобли!
Стиснув зубы от боли, корчась, пытаюсь достать до кончиков ног, живот мешает…
Наконец ей надоело, она грубо швырнула мне халат
- Иди в палату!
Широко расставив ноги и придерживая живот руками, я стала тыкаться во все двери, не зная куда идти.
- Проводи эту убогую, а то ведь не дойдет!
Откуда-то возникла пожилая санитарка
- Пойдем, девочка, на второй нам этаж-то.
- Помогите! Рожаю я!
- Здесь все рожают, милая…
Я уже громко выла, когда она втолкнула меня в палату
- Ложись!
- Не могу лежать, помогите, врача позовите.
- Тебе еще долго, ты же только поступила.
Я корчилась на кровати и громко кричала, только это и спасло. На крик
пришла врач, сунула руку в промежность и скомандовала
- В родилку, немедленно!

Рэд громко гремел погремушкой, а я вдруг окаменела от нахлынувших воспоминаний… Через несколько секунд я уже делала ему гимнастику, он активно подтягивался, держа меня за пальцы и улыбался. Незаметно вошел Гарик и остановился на пороге, любуясь сыном. За его спиной где-то и Кира.
- А где папа, Рэдди? Где папа?
Гарик, довольный и гордый своим произведением, покрутил сына в руках и передал мне. Время ужинать, вся семья собирается в гостиной, у меня еще час отдыха.

… И вот я на столе, узком и длинном, очень похожем на письменный. Я извиваюсь и ору от дикой боли, вцепившись мертвой хваткой в края, боюсь потерять контроль и упасть. В родилке открыты окна и никого из рожениц, медсестры-акушерки демонстративно пьют чай в другом конце комнаты, стараясь не обращать на меня внимания…
Наконец одна из них не выдерживает:
- Надо посмотреть, а то свалится еще! И орет непрерывно.
Это прозвучало сигналом, они нехотя подошли к моему столу
- Ну, что орешь?! Тужься!
У меня ничего не получалось, никто не научил… Боль все время нарастает, одна мысль пульсирует в висках -умереть, скорей, лишь бы покончить, наконец, с мучениями. Нет сил терпеть, и я ору с закрытым ртом. Этот звериный звук, как рев медведицы, сотрясает стены.
Я уже не обращала внимания на ругань акушерок, которые лупили меня по ногам, скользящим и падающим со стола.
- Мамаша, задушишь ребенка!... Нужно резать.
Кто-то пошел за ножницами, и тут я собрала все последние силы, и стало вдруг легко, я услышала крик и увидела красный кусочек моей плоти.
- У вас девочка, мамаша! Поздравляем!
Я взглянула на стену перед собой и увидела часы, которые показывали половину двенадцатого.
До середины ночи, мое совершенно голое холодное тело с отрешенным взглядом валялось на каталке в коридоре, проходившая мимо санитарка пожалела меня и накрыла простыней. Спасибо ей! Потом меня шили, но все это было уже не важно, теперь я вытерплю все, главное, что ушла та боль, самая страшная и нестерпимая. Теперь я уже не понимаю, как я могла молить о смерти. Я так люблю жизнь! Я боролась за жизнь с самого рождения. Я хочу жить! Я буду цепляться за жизнь всегда, пока во мне будет хоть одна живая клеточка.
Только под утро я оказалась в палате …
Бедная моя девочка, сколько ты пережила, еще не родившись! А сколько потом!
В моих глазах остановились слезы, не могла я родить такого ребенка, живу я не там, где таких рожают…

По договору мы с Кирой спали в детской по очереди, конечно, для меня это было тяжело, потому что все равно к ребенку приходилось вставать по нескольку раз, а с утра работать. Ни минуты передышки!
Мила строго следила, чтобы, когда Рэдди спит, я делала уборку или стирала, гладила и т.п., в общем, не ленилась, отрабатывала свои денежки.
Труднее всего оказалось смириться с положением прислуги. Если ты не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. В Америке для этого нанимают врача-психоаналитика, а тут я и псих и аналитик в одном лице, пришлось смирить гордыню и возлюбить своих работодателей.
- Главное не раскисай и не жалей себя, тебя сюда никто не звал,- воспитывала я себя в трудные моменты, когда от безысходности хотелось уже впасть в истерику и протяжно выть как собака.
Невыносимо разболелась спина, было тяжело поднимать ребенка… . Мила выдала мне какую-то старую шерстяную кофту завязать спину, и боль отступила.
Оказывается, все еврейские мужчины подвергаются обрезанию, для меня это было откровением, я оказалась полным профаном в половом вопросе, поскольку долго выясняла, что собственно нужно обрезать. Это все я выяснила, наблюдая за своим подопечным.
Рэду было 5 месяцев, когда родители беспощадно подвергли его этой кровожадной процедуре в синагоге недалеко от дома. Все радовались, кроме Рэдди, несколько дней он капризничал и плохо спал, но к счастью, все прошло без осложнений, и он опять стал спокойным ребенком.
Когда Рэд засыпал днем, мы с Милой садились доедать вчерашний ужин, и она часто рассказывала мне о своей нелегкой жизни. Трудолюбивая женщина с твердым характером, она справедливо считала русских лентяями, а я просто отрабатывала свой хлеб.

Глава 3. Мила.

В Советском Союзе они жили в Ташкенте, имели хороший дом с большим садом и бахчой. Боря работал директором большого предприятия, короче был номенклатурным работником.
Семья ни в чем не нуждалась. Борина Волга с водителем часто использовалась Милой для поездок в магазины, естественно с «черного крыльца».
С первой волной иммиграции они через распределитель в Швейцарии попали в Израиль. Свобода стоила дорого. Вывозить тогда практически ничего не давали, и они разом лишились всего, что имели.
Рамазановы удачно попали в Тель-Авив и начали свой бизнес: открыли пиццерию. Основная нагрузка легла на плечи Милы, она изучила и организовала дело, сама вставала в 4 утра, месила тесто. Трое ее детей еще учились в школе, а в свободное время помогали родителям.
Упорный труд был вознагражден, бизнес процветал, семья купила дом в хорошем районе и ни в чем не нуждалась.
Все бы хорошо, если бы не постоянное состояние войны в котором находился Израиль. Надежды на то, что когда-нибудь наступит стабильность, с годами растаяли. Когда наступило время отдавать в армию старшего сына Гарика, Мила предпочла расстаться с сыном, но знать, что он жив и здоров.
Так Гарик первый отправился в США. Постепенно все дети перебрались в Нью-Йорк:
Дочь вышла замуж , жила отдельно и работала в бизнесе мужа. Младший сын Мэт поступил учиться в университет в Бостоне.
В Нью-Йорке Гарик познакомился с Кирой, иммигранткой с Украины, их отношения сразу стали серьезными. Гарик поехал в Израиль спросить разрешения у родителей на женитьбу, и Мила поняла: придется все бросить во второй раз и переехать в Нью-Йорк к детям.
Кто знаком с жизнью евреев, тот знает, что браки у них совершаются по договоренности между родителями, поэтому свадьба была отложена до приезда родителей.
Когда Мила познакомилась с Кирой и ее семьей, она, конечно, была не в восторге от выбора сына. Во-первых, семья была из новых переселенцев и явно не богата, во-вторых, вызывало сомнение еврейское происхождение, так как нечетко соблюдались еврейские порядки.
Мила сама не принадлежала к ортодоксальным евреям, но некоторые правила в семье четко соблюдались.
По субботам – шабат, и все мужчины, надев кипу, отправлялись в синагогу. Четко отделялась мясная и молочная пища, и посуда мылась в отдельных мойках.
Соблюдались и все еврейские праздники, которых оказалось довольно много, в эти дни категорически запрещалось работать, даже мне.
Как умная женщина, Мила решила не мешать сыну и приняла его выбор, а невестку ненавязчиво воспитала, и получилась вполне счастливая семья. Не случайно Мила с Борей стали жить именно со старшим сыном.
Кира никогда не перечила свекрови, но и свекровь никогда не вмешивалась в отношения молодых. Гарик любил Киру, и она рожала прекрасных детей, и Мила никогда не жалела, что не разрушила этот союз.
Родители Киры не смогли прижиться в Нью-Йорке и уехали жить в Мексику и практически не оказывали никакого влияния на дочь и ее семью. В Мексике они хотели организовать туристический бизнес, купив небольшой отель на побережье. Меня это тогда удивляло:
- Как это? Захотели, поехали в Канаду, захотели в Мексику! Как будто из города в город переезжают!
Миле тяжело давался язык. За долгие годы жизни в Нью-Йорке она смогла освоить на английском только самые необходимые разговорные фразы, хотя все понимала. Зато кроме русского она знала иврит и идиш.
Мила не участвовала в семейном бизнесе непосредственно, но обеспечивала крепкий тыл. Теперь понятно, под контролем какого человека, я оказалась.
Она знала все, что касалось ее семьи, детей, внуков, прислуга тоже была объектом повышенного внимания, ее интересовала и моя семья.
- Расскажи мне о своей дочери! Сколько ей уже?
- Тринадцать.

…. Из роддома мы с дочерью отправились прямиком в детскую больницу. Стафиллокок, гнойная инфекция, по-простому.
А как иначе? Если в нашем роддоме – тюрьме салфетки не выпросишь, не говоря уж о бинтах и вате, туалет один на весь этаж и тот без горячей воды.
У меня до сих пор перед глазами длинный коридор и очередь рожениц в окровавленных рубахах, медленно продвигается вдоль стены, чтобы не упасть.
Со многими из этой очереди я встретилась снова в детской больнице. Дальше вспоминать не хочется… Мучения-лечения этих несчастных малышей, шприцы с огромными ржавыми кривыми иглами, которыми кололи крошечные попки и синенькие венки на головах, грубость персонала, мои слезы и мольбы, пропажа молока, наконец, выход «на свободу» под расписку. Под свою ответственность!
И так все долгие двенадцать лет, все под свою ответственность!

Если вдруг раздавался телефонный звонок, как правило, от Алекса, Мила сразу настороженно спрашивала:
« Кто звонил и что хотел?» Выходной у меня был один в две недели – воскресенье, потому что один выходной Гарик с Кирой хотели быть свободны. За это я получала по 30 долларов наличными, и это меня устраивало, я хотела скорее послать деньги своим, и это был единственный способ.
Уже к Новому Году мне удалось отправить через агентство 400долларов.
Когда же у меня случался выходной, осенью и зимой я редко выходила на улицу, как правило, я лежала перед телевизором, блаженствуя от безделья, и вязала, и мое поведение всех устраивало.
Иногда Гарик брал меня с собой, когда ездил с детьми кататься на роликах. Для меня это было развлечением прокатиться на его «мерседесе» под громкое пенье популярной тогда певицы Уитни Хьюстон.
Недалеко от дома был супермаркет «Key Mart», где не было навязчивых продавцов и, когда мне надоедало лежать дома, я ходила туда и часами рассматривала всякие футболки и лосины, предмет моих мечтаний.
Один раз я осмелилась купить дочке к Новому году красивую футболку. Когда я подошла к кассе, оказалось, что я встала не в ту кассу, там отпускали только по кредитным картам.
Кассир вступила со мной в разговоры, но у меня уже сформировался комплекс, я боялась ей отвечать, хотя понимала, что она говорит. Наконец, она сделала паузу в своей непрерывной речи и спросила, откуда я.
-I am from Russia. (Я из России.)- выдавила я из себя, почти со слезами.
-Слава Богу,- отозвалась она, обращаясь к скопившейся очереди, -говорит здесь кто-нибудь по-русски?
Как назло, таких не оказалось, и мне все- таки пришлось вступить в разговор самой. К моему большому удивлению, мы поняли друг друга, и я просто отправилась в кассу в другой части торгового зала.
Говори, и тебя обязательно поймут! Так просто!
В дальнейшем, живя у Гарика, я старалась поправить свои знания языка, используя любую возможность. Регулярно смотря телевизор, я старалась понять, о чем идет речь, и спрашивала, правильно ли я поняла смысл у старших детей и у Милы. Выяснилось удивительное: я понимала смысл сказанного, но с точностью до наоборот, например, в сообщениях про какое-нибудь преступление я принимала жертву за убийцу, а убийцу за жертву.
Часто встречающиеся выражения я выучивала наизусть, тупо копируя их американское произношение.
На все праздники я обычно получала небольшие подарки, а на Новый Год Гарик подарил мне маленькие часики. Это было неожиданно и так приятно. Удивительно, но до сорока лет мне никто не дарил часов! И еще мне бесплатно разрешили позвонить домой.
Разговор был короткий, но я поняла: дома ничего не изменилось. Переданные мной деньги и письмо – получили, а это значит, я не зря трудилась.
Новый 1993 год я встречала одна, Рэдди уже крепко спал. Семейство Рамазановых в полном составе отбыло встречать Новый Год в ресторан, это была традиция, потом Мила еще долго обсуждала по телефону, кто с кем, кто в чем, кто как, в общем, все как всегда.
Однажды, я заболела по-настоящему, этот американский грипп старшие принесли из школы. Поднялась высокая температура, я не смогла встать с кровати, хозяевам пришлось «выписать мне больничный», Гарик принес мне какие-то таблетки, и через день я смогла уже работать. Лекарства в Америке очень эффективные, принял - и на работу, долгое лежание здесь не принято.
Так я просуществовала до февраля.
В феврале приехала Лера, и моя жизнь стала разнообразней, мы стали перезваниваться и встречаться в выходные дни. Мила очень встревожилась, когда узнала о приезде подруги.
- От этих подруг одни неприятности.
И оказалась права!

До меня у них работала Надя, она и сейчас могла бы работать, если бы…
Она приехала на заработки из Новгорода и была немного моложе меня. Кира тогда была на последнем месяце и вот-вот должна была родить. Надя быстро подружилась с Милой и всей семьей, работала она хорошо, и все были довольны.
Через месяц Кира родила Реда, и дел в семье прибавилось, кроме того, бессонные ночи, да еще встал вопрос о выходном, на который покушался Гарик.
Тут откуда-то и появились подруги, с которыми Надя болтала по телефону, и с которыми проводила выходные. Одна из них, Валя, даже познакомилась с Милой, которая сразу обеспокоилась таким обилием неподконтрольных ей связей.
Надя стала искать работу, и кто-то предложил ей работу на швейной фабрике. Надежда ушла от Рамазановых, но периодически звонила Миле и рассказывала ей о своей фабричной жизни, которая оказалась не так легка, как думалось.
На фабрике работали в основном китайцы, и система работы была настроена на потогонный труд, это конвейер, все по часам, отдых по расписанию. Зарплата на первый взгляд больше, но за все надо было заплатить, за жилье, за еду, за проезд на работу, поэтому выигрыш в деньгах был невелик.
Надя опять кинулась искать лучшей жизни, однажды, когда она проходила по 42 улице, ее окликнул какой-то парень из магазина и предложил войти, они разговорились.
Первый вопрос как всегда:
- Откуда ты приехала?
Узнав, что русская, проявил особый интерес, пригласил ее в служебку, налил кофе, она доверчиво рассказала, что ищет работу, пообещал помочь.
Хозяева этого магазина, латиносы (выходцы из Латинской Америки) использовали магазин, как притон, всем попадающим сюда женщинам – нелегалам обещали помощь за секс-оплату, многие соглашались, естественно их просто обманывали.
Надюша тоже попалась, тут же ее подсадили и на наркотики…
Она уволилась с фабрики, жить где-то было нужно, и опять пошла работать в семью. Снова начала поиски работы, встретилась с подругой Валей, которой повезло, она пристроилась работать на кухню в ресторан.
В ресторане освободилось место посудомойки, Валя вспомнила о Наде, и порекомендовала ее хозяевам, та очень быстро уволилась и устроилась в ресторан мыть посуду, удивив подругу своей оперативностью. Обычно из семьи уходят долго ведь для того, чтобы найти новую няньку, нужно время.
Через неделю на кухню ресторана ворвались полицейские, надели на Надежду наручники и увели.
-Как она могла так поступить, еще и меня подставила!-
Возмущению Валентины не было предела, ее вызывали в полицию на допрос в качестве свидетеля, на работе смотрели косо…
Могли и уволить. Оказалось, что Надя просто ушла, пока хозяева были на работе, сбежала, оставив ребенка, да еще и прихватила кое-что из хозяйских вещей. Те, естественно, обратились в полицию.
Теперь, если она все вернет, ей грозит принудительная депортация, если нет, то тюрьма. Больше никто Миле не звонил.
Этот рассказ запал в мою впечатлительную душу, и я еще раз убедилась, как тяжело с соотечественниками.


Глава 4. Встречи и судьбы.

Лера оказалась в Нью-Йорке в составе очередной группы женщин и попала к Алексу на тех же условиях.
Работать она начала на Брайтоне, «русском» районе Нью-Йорка. Здесь эмигранты живут по многу лет, не зная английского языка, повсюду вывески на русском, русские магазины и рестораны. Такое можно увидеть только в Нью-Йорке, каждое эмигрантское население компактно занимает территорию и живет, как у себя дома, китайцы – в Чайнатауне, как в Китае, где-то большое скопление индусов, и они ходят по улицам в чалмах и сари, как в Индии.
Все, кто хотел раствориться в американском обществе и приспособиться к Новой Родине, стремились уехать с Брайтона, чтобы почувствовать себя американцами в Америке.
Лера жила в двухкомнатной квартире и присматривала за девочкой 6 -ти лет. Казалось бы, хорошая работа: возраст ребенка нетрудный, покормила, погуляла, убрала, если бы не одно но...,
Мать этой девочки была проституткой, на Украине она была Женей, а теперь Джейн. Это открылось, конечно, не сразу, сначала она успешно скрывала род своих занятий, просто часто не ночевала дома…
Джейн приехала вместе с мужем из Одессы и, конечно, мечтала о райской богатой жизни, но свою жизнь на Новой Родине, как многие соотечественники, населяющие Брайтон, традиционно начали с обмана и мошенничества.
Увидев богатых и наивных американцев, они придумали способ заработать на «лохах», который заключался в том, что они встречали в аэропорту или на вокзале приехавших в Нью-Йорк американцев и предлагали подвести до дому, укладывали чемоданы в багажник, а когда оказывались на месте, просто подменяли одни чемоданы другими. Естественно жертвы выбирались с типовыми чемоданами, бизнес шел очень хорошо, благосостояние росло.
Джейн родила ребенка.
Никто не поймал, никто не наказал, все рухнуло само собой, муж ушел к другой, дочь была отдана бабушке, потом появились еще мужья, дети и просто мужчины….
Когда Лера поселилась в ее квартире, она была опять одна, и это была ее третья дочь, вторую забрал очередной муж.
Девочка, конечно, была не нужна бродячей маме, и самая главная задача няньки была не разбудить маму утром и как можно реже попадаться с ребенком ей на глаза.
Лерке тоже досталось… , мама не подарок, девочка истеричка, что вполне понятно, это трудно, требуется особое терпение, чуткость, доброта и внимательный подход к ребенку, к счастью, у нее все получилось.
В конце февраля запахло весной, хотелось погулять с ребенком на улице, посидеть на солнышке.
У меня во Флашинге с этим была настоящая проблема: рядом не было даже детской площадки с элементарной скамейкой. Ближайший «парк» находился в 30 минутах ходьбы, я сажала Рэдди в коляску, и мы потихоньку добирались до парка, где я могла спокойно посидеть, посмотреть на людей и погреться на солнышке. Хотя парком назвать это место было трудно, скорее, это была спортивная площадка, окруженная несколькими аллеями молодых деревцев и зелеными газонами.
Но и этого развлечения я скоро была лишена. Однажды Мила не обнаружила меня с коляской на обычном маршруте вокруг дома и устроила мне допрос с пристрастием.
Когда я сказала, что была в «парке» с ней стало плохо, я тут же прослушала лекцию о том, как опасно жить в Нью-Йорке, что Рэдди могут похитить прямо из коляски и т.д. и т.п.
Спорить было бесполезно, теперь маршрут моего гуляния тоже был под контролем.
У Лерки все было наоборот: ее никто не контролировал, гуляла она по Брайтон-Бич, любовалась океаном и загорала на пляже под первыми лучами солнца.
Я прожила у Гарика долгих пять месяцев и не знала, как добраться до метро. В первый раз это оказалось не просто, дойти пешком - нереально, в автобусе я напряженно считала до семи, хотя я знала название остановки, где выходить, но на слух его не воспринимала. В метро было проще, когда покупаешь жетон, можно попросить карту бесплатно. Эту фразу я выучила и несколько раз произнесла вслух:
- Give me a map, please!
Главное, чтобы она была, а то в ответ получишь незнакомую фразу, вместо карты. Тогда проезд в автобусе и в метро стоил одинаково: один доллар 25 центов, значит, в один конец 2,50 и в другой, всего 5 долларов. Это было невыносимо дорого! Каждый раз меня «душила жаба», но что делать?!
Автобус подошел по расписанию, пассажиры, как всегда входил друг за другом, задерживаясь на мгновение на ступеньке, чтобы опустить мелочь в автомат и оторвать билет. Я оторвала билет и села у окна.
Водитель, большой черный негр, встал и осмотрел салон, на остановке никого больше не было, двери закрылись, и он поехал.
На своей остановке я вышла, к моей мокрой ладони, прилип квотер (25 центов)… Это был эксперимент.
Я рассказала Гарику о своей проделке, он презрительно посмотрел на меня:
- Никогда так больше не делай!
- А как он узнает, сколько монет, кто опустил, они же сразу проваливаются в автомат?
Я так и не узнала ответа на этот вопрос. Но больше судьбу не испытывала. Нищета всегда порождает соблазн украсть, я до сих пор замаливаю этот грех, и мне стыдно за эту выходку, да и богаче я не стала!
Однажды в детстве я испытала подобный стыд…

Мы с подружкой пришли поиграть домой к одной девочке из соседнего подъезда. Отец ее плавал на торговом судне в Японию, и мы вдруг увидели такие игрушки, каких не было тогда у моих знакомых, яркие красивые. Особенно мне понравилась маленькая резиновая куколка совершенно голая, ручки и ножки у нее шевелились, как настоящие, на нее можно было сшить любое платьице. Я хотела попросить ее поиграть домой, но подруга, как искуситель, прошептала
- Она не даст тебе ее, возьми, у нее много, она не заметит…
Моя мама заметила… Я увлеченно шила ей платье, когда она вошла.
- Откуда это у тебя?
- Взяла поиграть.
- Что значит взяла? Тебе дали? Кто?
Ты взяла без разрешения? Значит, украла?!
Я заплакала, мне так хотелось такую куклу!
- Это не значит, брать чужое. Немедленно отнеси назад, пока они не стали искать и не вызвали милицию.
Она надела на меня пальто и вывела за дверь
- Иди…
Так в слезах и соплях я предстала перед хозяевами. Они, конечно, обнаружили пропажу, но увидев мое искреннее покаяние, пожалели меня и даже стали успокаивать… Камень свалился с моей детской души, мне стало легко и свободно. Этот урок запомнился надолго, больше я никогда не желала чужого…

Когда мы, наконец, встретились с Лерой на Манхеттене в очередной мой выходной, она выглядела чудно, как будто только что вернулась из отпуска, кожа золотилась свежим загаром, отдохнувшие глаза весело блестели, чего нельзя было сказать обо мне.
Я была после бессонной ночи, сидела с Рэдом. Вообще он неплохо спал, но сейчас он болел…. К счастью, это случалось не часто.
-Боже мой! Как ты ужасно выглядишь! Тебе пора менять работу, а то ты не дотянешь до возвращения домой,- сказала она, глядя, как я клюю носом, засыпая на ходу.
Легко ей было говорить, я жила под жестким контролем и в полной изоляции, а ей на Брайтоне практически не требовалось знание языка, гуляя с ребенком, она постоянно находила новых знакомых среди бебиситтеров и эмигрантов, правда все они были с ее слов сплошными неудачниками и всем недовольные проклинали свою новую жизнь.
- А ты поверила! Их бы в голодный Питер, посмотрим, что они запели бы тогда! Живут здесь на пособие и все мало, что за люди?
Как ни странно, эти люди не вызывали жалости в моей доброй душе, они как мошка присосались к большому слону, не принося ему большого вреда, поэтому злились, обижались, кусали его сильнее…
А есть простой выход, не нравится найди другую жертву, лети, но ведь не летят, знают, что могут и прихлопнуть.
Глядя на Леру, я стала подумывать о новой работе.
- А как же Рэдди, он так привязан ко мне!
- Но он же «чужой» ребенок!
Последнее время, когда в доме появлялись гости, Гарик даже придумал такое представление, хотел похвастаться, как ему повезло с бебиситтером. Звал меня, брал Реда на руки и все женщины: мать, бабушка и я звали его, протягивая руки… Он всегда выбирал меня!
Какая я все-таки противная! Злюсь на свою привязчивость, уговариваю себя, знаю, что поступаю дурно, и уступаю соблазну свободы…
Все острее чувствовалась накопившаяся за зиму усталость, душу грызла весенняя депрессия и долгое вынужденное одиночество.
Мы слонялись по Манхэттену, небоскребы весело сияли зеркальными глыбами в лучах весеннего солнца, в витринах магазинов отражались наши бесформенные силуэты.
Теперь, когда у меня появилась компания, хотелось поехать куда-нибудь на экскурсию, что-нибудь увидеть и узнать о стране чудес, в которой я так мечтала оказаться. Мечта сбылась, а где чудеса? Но пока это было нереально, ведь даже выходной у меня был раз в две недели.
Решение далось непросто, пора изменить ситуацию, «подумать о себе». Зачем? Как всегда захотела совместить несовместимое: приятное и полезное! Пора выходить из подвала на весеннее яркое солнце!
Для начала я попросила у Гарика выходной каждую неделю, он насторожился, просьба моя ему, конечно, не понравилось…
- Придется мне искать новую работу…

Однажды Лера позвонила мне и радостно сообщила, что познакомилась с бэбиситтером, мужчиной. Это было интересно, и я почувствовала интригу…
Его звали Антон. Я окрестила его Антонием, он жил у своей дочери в Сигейте и присматривал за ее детьми.
Сигейт – это часть Брайтона, отделенная шлагбаумом от остальной территории. Говорят, так «белое» население когда-то отделилось от «черного», проживающего по-соседству, и это помогло, черные лица здесь практически не встречались. Зато на подходе был целый район социальных многоэтажек, заселенных темнокожими американцами, теплыми вечерами они высыпали на улицу, пели и танцевали свои танцы, и проходя мимо, казалось, что ты в Африке.
Лера стала часто встречаться с Антонием, они часами гуляли с детьми и общались, рассказывая друг другу о своей жизни.
Когда мы встретились в мой выходной, только и было разговоров, что об Антонии. Назревал роман…

Спустя несколько дней Гарик пришел ко мне в подвал поговорить. Серьезно глядя мне в глаза, он говорил о своих трудностях, о работе, еще о чем - то …
Работал он много, после ужина уходил наверх, садился за маленький столик в спальне и под ярким светом настольной лампы что-то подолгу рассматривал, кажется, камни.
Я мимо проходила в детскую спальню, а свет все горел…
Все понимала и даже сочувствовала, но чем больше он распинался, тем очевиднее было: выходного мне не видать.
Работу пока никто не предлагал, и я уже смирилась с ситуацией, но тут позвонила Лида. Она работала у младшего брата Гарика - Мэта. Тогда мы с ней мало общались, в основном по телефону.
Ей приходилось намного легче, чем мне, во-первых, потому что у нее не было Милы, и она могла быть одна в доме, пока ребенок в школе. Во-вторых, все семейные сборы происходили в доме Гарика и, естественно, вся уборка и мытье посуды ложилась на меня… Она меня понимала, тоже являясь членом этой большой семьи.
Болтая ни о чем, я пожаловалась на усталость и рассказала, что хочу сменить работу.
-Я дам твой телефон одной женщине. Она ищет бэби-ситтера,- неожиданно предложила Лида. - Она тоже из наших евреев, с языком проблем не будет.
На следующий день позвонила Рита. Почти не задавая вопросов, она предложила мне работать у нее.
Работа в доме Рамазановых была мне хорошей рекомендацией.
Я взяла две недели, чтобы Гарик мог найти другого бэби-ситтера. Расставание прошло мирно. Кира купила зачем-то мне новые ботинки на прощание, и только Мила ворчала, что я не оценила хорошего ко мне отношения:
-Смотри, еще наплачешься! Вспомнишь меня.
И опять она была права, я вспоминала эту семью еще не раз.
Рита приехала за мной часов в 12 в воскресение, вещи были собраны и стояли у выхода. Когда Гарик увидел Риту, он, сухо поздоровавшись с ней, отозвал меня в сторону:
- Лучше бы ты пошла работать к кому-нибудь другому…
Это прозвучало загадочно, но отступать было уже поздно. Рита посмотрела на меня оценивающим взглядом
-Ты – Татьяна? Садись в машину.
Лучезарно улыбнувшись Гарику на прощание, Рита увезла меня прочь. В этот момент я вдруг почувствовала насколько стал родным мне этот дом, как я привыкла к нему несмотря ни на что…
Впереди ждала неизвестность.
«-Что это я так размякла? Это-работа, эмоциям здесь не место,- уговаривала я себя,- все будет хорошо».
Настроение улучшилось, я приготовилась к сюрпризам, и не зря.


Глава 5. Рита.

Мое новое место работы предстало предо мной через полчаса в виде небольшого одноэтажного домика с большой деревянной террасой и неухоженным квадратным двориком. И дом, и район был явно победнее, чем у Гарика.
Переступив порог своего дома, Рита сразу устроила мне испытание: уборку санузла.
Я, бросив вещи, принялась драить кафель, ванну, унитаз… Все было изрядно запущено. Каждые 15 минут она прибегала и покрикивала на меня:
-Что ты возишься? Быстрее давай!
Я не понимала, к чему такая спешка, но в разговоры не вступала.
Через 2 часа работы в таком темпе я совсем выбилась из сил. Руки тряслись, на глаза наворачивались слезы…
Стиснув зубы, я продолжала работать, и через 3 часа, наконец закончила уборку. Оценив результаты моего труда, она смягчилась
-Не волнуйся, так работать ты будешь не всегда, но ты должна уметь работать не только хорошо, но и быстро. Многих раздражает, когда уборк

Отзыв:

 B  I  U  ><  ->  ol  ul  li  url  img 
инструкция по пользованию тегами
Вы не зашли в систему или время Вашей авторизации истекло.
Необходимо ввести ваши логин и пароль.
Пользователь: Пароль:
 

Проза: романы, повести, рассказы