Г Л А В А XXIV.

Бонапарт потратил день на рекогносцировку укреплений Яффы. Высокие крепостные стены окружали город внешней стороной полумесяца, внутреннюю сторону которого образовал морской залив. На пяти крепостных башнях, расположенных по периметру, были установлены старые бронзовые пушки. 40 новых полевых орудий, ранее доставленных морем, оставались внутри города: их предполагалось использовать весной в полевой армии Джеззар-паши. Особенности окружающего ландшафта позволяли в нескольких местах скрытно приблизиться к крепостным стенам на расстояние в половину пушечного выстрела, что существенно облегчило работу генералу Андреосси, в ночь с 4 на 5 марта заложившего траншею напротив одной из крепостных башен. Дважды в течение дня 5 марта гарнизон предпринимал вылазки, пытаясь добраться до тяжелых орудий, к установке которых приступили французские артиллеристы, и оба раза откатывался обратно в город, не выдержав штыковой контратаки. Среди пленных этого дня были опознаны несколько человек, отпущенных под честное слово из форта Эль-Ариша. От них узнали, что весь гарнизон форта, проделав три дневных перехода по дороге на Багдад, свернул с нее и теперь находится в Яффе. Бонапарт сделал из этого вывод, что на сдачу города рассчитывать не приходится. Вечером по дороге из Эль-Рамлы подошла дивизия Ренье: Бонапарт страховался на случай прибытия морем подкреплений от Джеззар-паши и собирал все резервы, чтобы взять Яффу к исходу следующего дня. Иерусалимский ага, не желая рисковать, вступил в тайные переговоры с Бонапартом, и в ближайшее время можно было не опасаться его 10-тысячного контингента. К утру 6 марта у инженеров и артиллеристов все было готово к открытию бомбардировки города, а пехота держала наготове штурмовые лестницы. Утром несколько французских пушек дали предупредительный залп, после чего Бертье послал к городским воротам офицера и трубача: они должны были передать коменданту крепости ультиматум Бонапарта. Парламентеров пропустили в ворота. Четверть часа спустя их обезглавленные тела были сброшены с крепостной стены, а головы, насаженные на пики, водружены над городскими воротами. По-видимому, инициаторами расправы стали люди из гарнизона Эль-Ариша, которым терять в городе было нечего и которых сдача города французам никак не могла устроить. Три французских батареи открыли огонь из двадцати орудий: восемь тяжелых орудий вели с близкого расстояния огонь по башне, которую надлежало разрушить, остальные забрасывали бомбы в город. После двухчасовой бомбардировки из 12-дюймовых орудий и гаубиц огонь турецкой батареи, установленной на башне, был подавлен, а часть каменной кладки обрушилась, образовав в крепостной стене брешь, достаточную для успешного штурма. 22-й полк легкой пехоты из дивизии Ланна заранее изготовился к атаке за естественными укрытиями в непосредственной близости от пролома. Турецкие нарезные ружья и дорогостоящие штуцеры, имевшиеся в распоряжении защитников города, были, в отличие от французских мушкетов, достаточно грозным стрелковым оружием. Когда Бонапарт поднялся на бруствер траншеи, чтобы в деталях объяснить полковнику Лежену маневр, который предстояло выполнить его полку, турецкая пуля сбила шляпу с головы командующего и пробила голову полковнику, который был выше ростом всего на три дюйма. Атаку полка возглавил лично генерал Ланн. После того как взвод саперов под прикрытием отряда гренадер заложил и взорвал мину, расчистив подступы к пролому, 22-й полк легкой пехоты ворвался внутрь крепости и, устремившись в обе стороны от пролома, вскоре завладел соседними башнями, следом за ним через пролом в город ворвались охваченные яростью солдаты других подразделений дивизии Ланна. К охватившей солдат жажде мести примешивалась жажда наживы: этот торговый город был населен не бедными людьми. Когда солдаты дивизии Бона узнали, что солдаты Ланна уже в городе и грабеж идет полным ходом, они бросились на стены со штурмовыми лестницами, и ничто уже не могло их остановить: стены были захвачены, пленных не брали, убивали всех, кто попадал под руку. Защитники отступили в город и продолжали отстреливаться, забаррикадировавшись в домах. Жители укрылись в мечетях и монастырях. В одном из монастырей, переодевшись монахом, нашел временное прибежище генерал Абдалла, давно уже потерявший контроль над своим разноплеменным войском (иначе он распорядился бы заранее установить полевые орудия, имевшиеся в городе, позади башни, против которой французы рыли траншею, чем сильно осложнил бы штурм пролома). К полуночи стрельба стала стихать: солдаты вплотную занялись грабежом. Бонапарт распорядился выставить часовых у дверей мечетей и ворот монастырей. Жители города, не ожидавшие столь скорого его падения, побросали в домах свое имущество. На следующий день внешний вид армии изменился: офицеры щеголяли друг перед другом кинжалами с украшенными самоцветами ножнами и рукоятями, солдаты обзавелись скорострельными нарезными ружьями и перепоясались шалями тонкой восточной работы – не из щегольства, а в силу необходимости: как это нередко случается на войне, о том, чтобы снабдить их зимним обмундированием, кроме них самих позаботиться было некому. Утром глашатаи зачитали указ Бонапарта об амнистии. Убедившись, что ярость солдат утихла, из мечетей, из караван-сарая, из развалин и подвалов стали выходить и сдаваться в плен оставшиеся в живых защитники: их выводили из города и строили в поле. Среди пленных были представители многих национальностей. Здесь были магрибинцы – потомки паломников из Марокко, Туниса, Алжира и Триполи, направлявшихся в Мекку и вступивших по пути в брак с женщинами из Абиссинии, Сенаара, Сирии, с гречанками, армянками или еврейками; здесь были курды, анатолийцы, албанцы, уроженцы Дамаска и Алеппо, африканцы – все эти отряды держались особняком, были одеты по-своему, говорили на разных языках, и французам не составило большого труда отобрать из 2500 пленных, оказавшихся к вечеру в наличии, 700 египтян, сославшихся на тех или иных известных и уважаемых в Каире лиц (этих пленных к вечеру отпустили, некоторых приняли на службу проводниками, слугами и погонщиками верблюдов, других отправили в Египет), а также около 900 человек из гарнизона Эль-Ариша ( этих людей, как нарушителей клятвы, вывели на берег моря и расстреляли). Если бы Бонапарт поступил иначе, на Востоке его бы просто не поняли и перестали уважать. Это, однако, не мешало и не мешает записным гуманистам и ревнителям политкорректности возмущаться «безобразным поступком» Бонапарта, а число расстрелянных на взморье пленных доводить до 3 и 4 тысяч. Немотивированная жестокость была совершенно чужда натуре Бонапарта. Еще 500 человек смогли убедить солдат в том, что они мирные жители, которых ночной погром вынудил искать защиты у солдат гарнизона, вследствие чего они оказались в числе пленных. Этих людей через несколько дней выслали за Иордан (в Яффе уже начиналась эпидемия). Остальных пленных отправили под конвоем в Египет вместе с трофеями под надзор представителей дивана для участия в запланированном Бонапартом параде победы. Генерал Абдалла, облаченный в одеяние монаха ордена Святой земли, вышел из монастыря, явился в штаб Бонапарта и пал перед ним ниц. Он также был отправлен в Каир. Весь артиллерийский парк из 40 пушек французского образца с зарядными ящиками попал в руки французов. В тот же день на рейд Яффы прибыл конвой из 16 судов, доставивший из Акры рис, муку, растительное масло, порох и патроны. Конвой был захвачен, на судах поменяли экипажи, и контр-адмирал Гантом принял командование этим небольшим флотом. Часть судов была немедленно послана в Дамиетту и Александрию с приказом Бонапарта контр-адмиралу Перре выйти в море и доставить в Яффу уже погруженные на суда тяжелые осадные парки. В противоположном направлении, в Хайфу, был отправлен морем курьер с депешей на имя Джеззар-паши. «Через несколько дней я двинусь на Сен-Жан-д`Акр, но к чему мне укорачивать на несколько лет жизнь старца, которого я не знаю?»- писал в ней Бонапарт. «Станьте моим другом, откажитесь от дружбы с англичанами, и я сделаю Вам столько же добра, сколько причинил и могу еще причинить зла». Отправляя эту депешу, Бонапарт не знал, что Турция уже подписала союз с Россией, а Россия – с Англией, что 3-тысячный французский гарнизон на острове Корфу, блокированный русско-турецкими войсками, 2 марта сложил оружие, что Россия, Англия и Неаполитанский король уже договорились о совместном контроле над Мальтой после ее освобождения от французов, что русские войска уже выступили к границам Голландии и Италии, что Суворов находится на полпути Из Санкт-Петербурга в Вену, и что 1 марта Дунайская армия Жубера, не дожидаясь, когда подойдут русские, первой перешла Рейн в районе Страсбурга и четырьмя колоннами двинулась на австрийцев. Под знаменами новой антифранцузской коалиции в Европе собиралось более чем 300-тысячное войско, и 12 000 cолдат Бонапарта, которыми он грозил с юга Оттоманской Порте, никак не могли склонить Джеззар-пашу к пересмотру его политики.
Пока Бонапарт ожидал прибытия осадных артиллерийских парков, жизнь в Яффе возвращалась в мирную колею. Улемы совершили обряд очищения мечетей, и в них возобновились богослужения. Богатые горожане, возвратившись в свои дома, откопали в садах припрятанное на черный день золото и отправились с ним на рынок, где французские солдаты организовали распродажу движимого имущества, которого они набрали больше, чем способны были унести с собой. Многие вещи вскоре вернулись к прежним своим хозяевам. Солдаты, ожидавшие скорого выступления к Сен-Жан-д`Акру, торопились и сбывали товар не торгуясь. Зато многие офицеры стали в эти дни состоятельными людьми: имея личных верблюдов, они были гораздо менее солдат стеснены весом и габаритами своих трофеев.