КАМЕНЬ




Они быстро нашли его. К нему вела тропинка, чуть заметная,
но местами уже протоптанная до земли в высокой траве. Он лежал
на небольшой поляне: массивный и крепкий, как и положено быть
граниту, отливая приглушенным, серо-голубоватым и потому, в
свете пасмурных, осенних сумерек был похож на диковинного
зверя, слившегося с таким же серым и сирым вечером на исходе
её – золотой… Потом они долго то сидели, то лежали на нём; то
становились в рост или присев, ладонями гладили слегка шерохо –
ватою поверхность, слегка шлёпали или водили пальцами, но
ничего не происходило. В конце концов, откинувшись навзничь,
он лёг головой ей на ноги и всматриваясь в этот, оглохший от
собственной тишины, лес, устало выдохнул:
- Надоело…
Она промолчала, тронула его лоб и взъерошила волосы…
- На-до-е-ло… - повторил он по слогам. – Давай: «Драх нах Остен»,
сворачиваемся, скоро совсем стемнеет, дураки – они и без чудес –
дураки… - и добавил, - значит кому-то «везёт» больше…
Она опять промолчала. Ей не хотелось уходить просто
потому, что она – верила и не только рассказам местных жителей…
Вера наполняла всё её существо, а надежда, с которой они
ехали в эту глушь, только подхлёстывала интуитивное чувство
вот-вот откроющейся тайны. – Что-то не так мы делаем, или
думаем; или не то хотим, или, или…
Она лихорадочно перебирала в сознании эти «или», понимая,
что времени остаётся мало и что спустя полчаса им придётся
пробиваться сквозь темноту и жуть ночного леса, отдав дань
«пустоте» и «бесцельности» несвершившегося…
Она замерла на вдохе, а с выдохом бросила в сгустившуюся
синеву одно единственное слово, как в колодец, в желании услышать
эхо!
- Раздевайся!.. – и она его услышала! По камню прошла чуть
заметная вибрация, которая, дойдя до сердца, отдалась лёгкой
болью и истомой во всём теле, а спустя мгновение холодная,
серая глыба гранита вылупилась из темноты в ореоле бледно-
сиреневого света и потеплела первопришедшим весенним днём…
Он рывком поднялся и сел на колени. – Раздевайся! –
повторила она и сняла ветровку. Она спешила и скидывала с себя
вещь за вещью, пока не осталась в одном лифчике и трусиках.
Всё это время камень то усиливал, то ослабевал вибрацию и свечение
и было невероятно тепло вокруг, и наступившая ночь наполнилась
этим чудом, и чудо – свершилось!
Он разделся ещё быстрее. Сидя на коленях друг перед другом
они всё отчётливее понимали, что это только начало, но что, что ещё
нужно?..
- Лифчик… - да, да… - лифчик!.. – Расстегнув – сняла,
затем, чуть помедлив, сняла трусики, села, поджав ноги в коленях
и только теперь поняла, что хочет от них камень, но что он даст?..
Сколько прошло времени, да и было ли оно? Со стороны
происходящее теряло всякий здравый смысл, ну разве что мистерия,
или колдовство, где только не хватало леденящего кровь воя, но
тишина стояла такая, что казалось – мир мёртв, и только эти две
фигуры на камне, подчиняясь всё нарастающей его вибрации,
двигались навстречу друг другу и, наконец, достигнув вершины
пирамиды сорвались в пустоту!
Последнее, что он видел – её глаза: бездонную вселенную,
свет, которой гнал раскатистое АААААА-ААА-АА-А!.. из
только что родившейся жизни…
Потом долгая тишина и свет от звёзд и далёких галактик…
- Ты рядом? – Спросила она и сама же ответила: - Рядом…
я не вижу, я чувствую… Хочешь, я стану звездой?.. Осязаемой,
видимой, голубой, как Вега?.. Хочешь? – Повторила она и он
увидел звезду: молодую, в своём голубом сиянии и очень
близкую и, не спрашивая её, стал у звезды планетой. Так они плыли
среди звёзд, перетекая из звёзд в галактики, из галактик – в туманности,
то становясь осязаемы, то снова растворяясь в пространстве мыслью,
слитые во едино чувством победы над вечностью.