На это тело он смотрел миллионы раз, и всегда оно восхищало его, как глоток изысканного французского вина, или, как редкостная бабочка с острова Цейлон, или, как прекрасное воспоминание из глубин его детства. Когда он, будучи трехлетним малышом, впервые увидел обнаженную женщину, свою няню, и впервые застыл, пораженный красотой женского тела. Его любимое тело всегда было молодо: бело-розовой кожей с теплым привкусом сливок оно спорило с холодной красотой мраморных статуй; стройные, со слегка угадывающимися мускулами, ноги, казалось, летали над землей; руки, нежные и гибкие, как крылья сладкоголосой птицы Сирин, дарили ему свои объятия. Упругие полушария, с темными сосками волновались при каждом шаге и рвались наружи как застоявшиеся лошади, а черные вьющиеся заросли внизу живота он называл «непроходимые райские кущи»
Но как-то раз он уехал надолго в дальние края и оставил прекрасное тело без внимания. Возвратившись, он первым делом снял покровы со своей музы. И что он увидел?! Перламутровое сияние мраморной кожи угасло, а она сама покрылась тонкими паутинками морщинок и темной патиной старческих родинок и пятен. Мускулы провисли и болтались как пустые курдючные мешки. Прекрасные некогда груди потеряли четкость очертаний и оплыли как две свечи, а непроходимые райские кущи, казалось, пропустили через себя целую армию безжалостных завоевателей.
Но он не мог так просто расстаться с любимым телом. Он облек тело в черную упряжь из секс-шопа, на старческие подагрические ноги надел черные туфли на высоких каблуках, распустил седые кудри по спине, и водрузил тело на беговую дорожку. Картину он назвал «Атомная Леда. Бегом от старости». Это была единственная картина гениального художника, которую он так и не показал миру.